CC BY
17
2005.04.025. УЗГЕЛЬ И. МЕЖДУ ПРЕТОРИАНСТВОМ И ДЕМОКРАТИЕЙ: РОЛЬ ВОЕННЫХ ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ ТУРЦИИ. UZGEL I. Between praetorianism and democracy: The role of the military in Turkish foreign policy // Turkish yearbook of international relations. - Ankara, 2003. - Vol. 34. - P. 177-211.
И.Узгель, адъюнкт-профессор факультета политологии Анкарского университета, редактор «Турецкого ежегодника международных отношений», полагает, что турецкая армия обладает двойной автономией: во-первых, по отношению ко всему обществу, а во-вторых, по отношению к гражданским политикам и бюрократическим структурам внутри самой государственной машины. Подобная автономия отличается от той, которую С.Хантингтон называл «объективным» контролем военных. Армия в Турции автономна настолько, что способна игнорировать решения правительства.
Турецкие военные параллельно играют две роли: борцов за модернизацию и преторианцев. Преторианские черты начинают доминировать, когда возникает опасность ослабления модернизаторской составляющей. В этом смысле турецкие вооруженные силы никогда не были «профессиональной армией» в трактовке С.Хантингтона. Такой порядок имел идеологическое обоснование. Военные считали, что им определена священная миссия поднять страну до уровня цивилизованного мира. Реализуя свое предназначение, армия из-за кулис осуществляет контроль над гражданскими правительствами и внедряет своих представителей в ключевые бюрократические институты. Так, пост президента Турецкой Республики до начала 80-х годов XX в. был «зарезервирован» за генералами (Джеляль Байар в 50-е годы составил единственное исключение). До конца 90-х годов директором Национальной службы разведки (MIT) неизменно назначался представитель генералитета, а значительная часть сотрудников MIT рекрутировалась из среды армейских офицеров. С начала 80-х годов XX в. генералы стали входить в Высший совет по образованию (YOK), в Фонд Ата-тюрка по истории, культуре и языку, в Высший совет по телевидению и радиовещанию (RTUK). До 1999 г. военные юристы в обязательном порядке участвовали в работе учрежденных в 1980 г судов безопасности.
Военные оказались в центре процесса модернизации с конца XIX в., когда младотурки создали этот прецедент. Само появление Турецкой Республики стало возможным во многом благодаря офицерскому корпусу и его выдающимся представителям - Мустафе Кемалю и Исмету Иненю. Однако вплоть до 50-х годов XX в. турецкая армия оставалась в тени и не играла
важной роли в политике. В течение первых 20 лет существования государства неоспоримым лидером нации оставался Ататюрк. После его смерти президент И.Иненю контролировал военных через начальника генерального штаба Ф.Чакмака. Это время принято называть периодом военно-гражданской коалиции.
В результате военных переворотов 60-х и 80-х годов XX в. в турецкой политической системе произошли изменения, которые привели к усилению позиций военных в области принятия внутри- и внешнеполитических решений. Армия стала осознавать себя важной частью политической системы, гарантом режима. Когда же в 1961 г. был образован Совет национальной безопасности (СНБ), активное вмешательство военных в политику получило законное обоснование. Являясь частью государственной машины, военные постепенно стали отождествлять себя с государством в целом и присвоили себе право оценивать каждое общественное событие с точки зрения соответствия или несоответствия идеям Ататюрка. Помимо прописанной в ст. 35 Устава турецких вооруженных сил обязанности «защищать и охранять» (когитак уе ко11атак) турецкую землю и Турецкую Республику, военные, оправдывая свое вмешательство в политику, часто ссылаются на некий «долг, продиктованный обстоятельствами» ^и-rumdan уа711е акагтак) (с. 182-183). Подобная расплывчатая формулировка была, например, использована в ходе кампании против правительства исламистской Партии благоденствия в 1996 - 1997 гг.
До конца 90-х годов XX в. правомерность вмешательства военных в политику не только не вызывала сомнений, но и одобрялось турецким обществом. Почтительное отношение к воинской службе вообще и к офицерской карьере в частности - часть турецкой политической культуры. Военным в государстве традиционно отводится роль «избранных», таким образом поддержка со стороны общества значительно усиливает автономную позицию армии внутри политической системы. Кроме того, турецкие вооруженные силы интегрированы в экономику страны посредством так называемого Общества армейской взаимопомощи (ОМи уа^т-1аБта кигити - ОУЛК). Эта компания была создана после военного переворота 1961 г. Каждый член ОУЛК перечисляет в общий фонд 10% своего жалованья. Средства инвестируются в развитие таких отраслей экономики, как автомобилестроение, пищевая промышленность, банковское дело, страхование, транспорт. Под управлением профессиональных гражданских менеджеров ОУЛК к концу XX в. превратилось в огромную холдинговую компанию с годовым оборотом в 5 млрд. долл. (с. 184).
Усилению влияния армии в политической жизни Турции в 90-е годы способствовали три важных обстоятельства. Первое — это борьба с курдским сепаратизмом. Конфликт возник еще в 1984 г., но обострился к концу века вследствие спровоцированного войной в Персидском заливе вакуума власти на севере Ирака. Второе — это рост политического ислама и как следствие приход к власти исламистской Партии благоденствия. Третье — ситуация политической нестабиль-ности, сложившаяся в результате неспособности гражданских властей справиться с политическим и экономическим кризисом, а также в результате небывалого распространения коррупции в руководстве страны.
С точки зрения военных, Турция постоянно пребывает под воздействием внешней угрозы. Они объясняют это исторически сложившимся стремлением великих держав дестабилизировать обстановку в Турции. Для этой цели в начале XX в. использовалось армянское население. Угроза армянского терроризма просуществовала до 70-х годов, а затем на смену ему пришло поддерживаемое извне сепаратистское движение курдов. По мнению военных, список врагов политической стабильности и территориальной целостности Турции велик и не ограничивается ее извечными соперниками из враждебно настроенных соседей — Грецией, Сирией и Ираном. В него входят даже члены НАТО, а именно Франция, Великобритания, Гол -ландия, Германия и Италия. Политика их правительств направлена на ослабление Турции для достижения односторонних преимуществ в решении проблем Кипра и спорных территорий Эгейского моря. Наконец, некоторые государства создают угрозу для Турции, вступая во временные коалиции. Таков, например, греко-российский альянс православных государств, к которому примкнула Армения, или «несвященный союз» Греции и Сирии (с. 188). Турецкие военные в противоположность идеологам НАТО считают, что с окончанием холодной войны внешняя опасность для Турции не только не исчезла, но многократно усилилась. Страна, бывшая когда-то «южным флангом» блока, превратилась во «фронтовое» государство нового времени (с. 189).
До недавних пор диапазон влияния турецких военных на принятие политических решений оставался чрезвычайно широким. Они могли выступать и в качестве консультантов, и в роли инициаторов. Наиболее эффективным механизмом вмешательства армии в политику является Совет национальной безопасности. Согласно Конституции 1961 г., он мог лишь «доводить свои решения до сведения» правительства. С каждым новым военным переворотом количество генералов внутри СНБ возрастало, ив
1971 г совет получил право «выносить рекомендации». В соответствии со ст. 118, п. 3, Конституции 1982 г. решения СНБ стали для кабинета министров «приоритетными». Наконец, по Закону № 2945, принятому в ноябре 1983 г., на СНБ возлагалась «ответственность за выработку политики в области национальной безопасности и обороны». СНБ определял повестку дня правительства практически по всем вопросам: «от приватизации до содержания телевизионных программ, от образования до создания имиджа Турции за рубежом» (с. 191). Симптоматично, что должность генерального секретаря СНБ традиционно занимал генерал. До конца 2003 г. генеральный секретариат СНБ был фактически консультативным органом при главе правительства, а иногда даже чем-то в роде «теневого премьера».
Однако условия вступления в ЕС, предусматривающие шаги по демократизации внутренней жизни государства, диктуют необходимость существенного сокращения полномочий СНБ и преобразования его в консультативный орган. В 2000 г. были внесены изменения, вследствие которых количество гражданских лиц в составе совета не только возросло, но и превысило количество генералов. Генеральным секретарем СНБ теперь может быть гражданское лицо. Глава совета лишился права взаимодействовать с другими правительственными структурами от лица премьер-министра. Заседания СНБ происходят уже не ежемесячно, а один раз в два месяца.
В свое время СНБ участвовал в разработке двух важных документов, содержащих изложение позиции Турции по проблемам национальной безопасности и по формированию внешнеполитического курса. Первый документ — Концепция национальной военной стратегии (Milli askeri stratejik konsept - MASK) - создавался под непосредственным руководством начальника Генерального штаба. Помимо сугубо военной проблематики в нем также отражены приоритеты в области обеспечения безопасности страны. MASK лег в основу второго важного политического документа, озаглавленного «Национальная политика в области безопасности» (Milli guvenlik siyaset belgesi - MGSB). Помимо Генерального секретариата СНБ в создании MGSB принимали участие Министерство иностранных дел и Национальная служба разведки. Начиная с 1963 г. MGSB ежегодно пересматривается и раз в пять лет в связи с произошедшими изменениями обновляется. Каждый закон, постановление, а также международный договор проходят проверку на соответствие положениям MGSB. Документ часто называют «красной брошюрой», или «тайной конституцией», и критикуют за антидемократический характер главным
образом потому, что он появился в результате совместных усилий бюрократии и руководства вооруженных сил. Под давлением военных в ноябре 1997 г. в Мв8Б были внесены очередные дополнения. В качестве главных внутренних врагов нации были обозначены курдский сепаратизм и политический ислам1.
С 60-х годов XX в. турецкие военные играют заметную роль и в разработке, и в осуществлении внешнеполитических решений. Как правило, они участвуют в переговорах, в заключении межгосударственных соглашений в области технического сотрудничества и образования. Они отвечают за проведение военных операций в приграничных районах и организацию учений для иностранного военного персонала на территории Турции. Сравнительно новым для турецких вооруженных сил стало участие в миротворческих миссиях. Впервые это произошло в 1993 г. в Сомали. Затем турецкие военно-морские силы и авиация были задействованы в операциях на Балканах, в Боснии и в Косове. В 90-х годах турецкие военные выполняли миротворческие функции в Палестине, а в 2002 г. в Афганистане.
В развитии двусторонних отношений с некоторыми государствами роль военных является доминирующей. Так, в отношениях между Турцией и США центральная роль принадлежит сотрудничеству в военной сфере. Начиная с 1984 г. международной программой военной подготовки и образования было охвачено 2900 турецких военнослужащих, включая рядовой состав, офицеров ВМФ и летчиков (с. 197). С 1947 г. США также являются крупнейшим поставщиком оружия в Турцию (около 90% всех вооружений).
Однако в 90-е годы, несмотря на долгие и тесные связи, турецкие военные стали выразителями критического подхода к оценке политики Соединенных Штатов в отношении Турции. В наибольшей степени это касается курдской проблемы и роста политического ислама. Военные подозревают США в стремлении создать на севере Ирака независимое Курдское государство. Официальное выражение американской администрацией озабоченности в связи с роспуском Партии благоденствия, поддержка умеренного исламистского движения Фетхуллаха Гюлена, посещение консулом США в Стамбуле мэра города, обвиненного в пропаганде
1 «Впервые содержание этого конфиденциального и секретного документа стало известно прессе. Предполагается, что утечка была допущена намеренно, чтобы «надавить» на исламистов и продемонстрировать решимость военных вести борьбу с политическим исламом» (с.193).
фундаменталистских идей1 - все это, по убеждению турецких военных, свидетельства сочувственного отношения в США к исламистам.
Начиная с 60-х годов основной областью вмешательства армии в формирование внешнеполитической стратегии государства остаются турецко -греческие отношения и проблема Кипра. В основе подхода военных лежит стереотипное представление об экспансионистских устремлениях Греции, связанных с пресловутой «Мегали»2 доктриной. В отношении спорных территорий в Эгейском море руководство турецких вооруженных сил провозглашает политику «casus belli». Это значит, что в случае расширения Грецией морской границы с 6 до 12 миль Турция расценит эту акцию как повод к началу военных действий.
Позиция военных по проблеме Кипра основана на их понимании стратегического значения Кипра для обеспечения безопасности Турции. В начале 2003 г. начальник Генерального штаба Х.Озкок, имея в виду Гре -цию, заявил, что «в случае, когда некая враждебная держава имеет на острове опорный пункт, в особенности если она использует авиацию, весь восточный район Турции оказывается в сфере ее досягаемости... Даже членство в ЕС в данной ситуации не обеспечивает никаких гарантий...» (с. 203). Пока Турция содержит на Кипре 30-тысячную группировку, военные будут оказывать влияние на позицию страны по данной проблеме. До сих пор, несмотря на инициативы правительств (Т. Озала в 80-е годы, Т. Чиллер в 1993-1994 гг. и Т. Эрдогана в 2002-2003 гг.), они блокировали любые попытки изменить статус-кво.
Наиболее яркий пример растущей роли военных во внешней политике и дипломатии представляют интенсивно развивавшиеся в течение 90-х годов отношения между Турцией и Израилем. Кульминацией процесса сближения можно считать подписание в феврале 1996 г. соглашения о сотрудничестве в военной области, а также официальные визиты в Израиль начальника Генерального штаба И.Х. Карадаи в феврале 1997 г. и заместителя начальника Генштаба Ч. Вира в мае 1997 г. Под давлением руководства вооруженных сил занимавший строго антиизраильскую позицию Н. Эрбакан вынужден был подписать с Израилем двустороннее соглашение
1 Речь идет о ставшем в 2003 г. премьер-министром Турции Тайипе Эрдогане, лидере Партии справедливости и развития. - Прим. реф.
2 Получившая широкое распространение после обретения Грецией независимости идея возвращения территорий, принадлежавших когда-то Византии, и создания «Великой (Мегали) Греции». - Прим. реф.
лось вывести начальника Генштаба из подчинения премьер-министра и подчинить его министру безопасности, а также упразднить Совет национальной безопасности. Имея собственный взгляд на перспективы развития Турции после окончания холодной войны, крупный бизнес выступил за переориентацию внешнеполитического курса, за новую стратегию турецкой дипломатии, которая способствовала бы развитию экономики и торговли.
Оставшись без поддержки со стороны крупного бизнеса, военные в то же время не могут рассчитывать и на союз с новой анатолийской буржуазией. Известно, что эти представители «зеленого капитала» являются опорой политического ислама в Турции. Союзниками военных остаются немногочисленные представители светской элиты, бюрократии, некоторые бывшие социалисты, социал-демократы и даже правые националисты.
Серьезную угрозу влиянию военных представляет процедура вступления Турции в ЕС. Выполнение требований, предъявляемых к кандидатам в члены этой организации, не может не повлиять на статус и роль руководства вооруженных сил в политической системе государства. В ЕС считают, что деятельность СНБ противоречит принципам демократии, осуждают военное решение курдской проблемы и факты нарушения гражданских прав в Турции.
Сочетание перечисленных факторов, пишет в заключение И.Узгель, может привести к тому, что военные будут вынуждены «вернуться к выполнению своих естественных функций, к защите страны от внешней угрозы, обеспечению безопасности, к консультативной роли в формировании внешней и оборонной политики» (с. 211).
Н.Б. Шувалова
2005.04.026. БОГААРДС М. ПОДСЧЕТЫ ЧИСЛЕННОСТИ ПАРТИЙ И ИДЕНТИФИКАЦИЯ СИСТЕМ С ДОМИНИРУЮЩЕЙ ПАРТИЕЙ В АФРИКЕ.
BOGAARDS М. Counting parties and identifeing dominant party systems in Africa // European j. of polit. research. - Amsterdam, 2004. - Vol. 43, N 2. - P. 173—197.
Автор (Международный университет в Бремене, Германия) считает, что делать выводы о характере партийной системы только на основании действующих в настоящее время чисто количественных подсчетов о численности партий означает совершить серьезную ошибку и не видеть в Африке многие системы с доминирующей партией» (с. 174). По его мнению,
