CC BY
12
2002.04.036-037. ТУРЦИЯ 90-Х ГОДОВ XX В.: ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ
2002.04.036. CANDAR C. Redefining Turkey's political center// J. of democracy. - Wash., 1999. - Vol.10, N 4. - P. 129 - 141
2002.04.037. ONIS Z. Neoliberal globalization and the democracy paradox: the turkish general elections of 1999// J. of international affairs. -N.Y., 2000. - Vol. 54, N 1. - P. 283-306.
Турецкий политолог, историк и журналист Дженгиз Чандар -преподаватель Университета Бильги (Стамбул) и автор постоянной рубрики в ежедневной газете «Сабах» - анализирует результаты всеобщих выборов 18 апреля 1999 г. За 550 мест в Великом национальном собрании и несколько тысяч должностей мэров крупных городов и глав городских и сельских советов боролись 850 тыс. кандидатов от 21 политической партии. В целом по стране участие в выборах приняли 87% из 37,6 млн. зарегистрированных избирателей (036, с.129).
Обращает на себя внимание успех двух партий: Демократической левой партии (ДЛП) Б.Эджевита - 22% (против 14,6% в 1995 г.) и экстремистской Партии националистического действия (ПНД), собравшей 18% голосов (против 8% в 1995 г.). Ухудшились позиции Партии добродетели (ПД), преемницы Партии благоденствия (ПБ) - 15% против 21,7% в 1995 г. То же самое можно сказать и о двух правоцентристских партиях - Партии отечества (ПО) и Партии верного пути (ПВП). В 1995 г. ПО имела 19,6%, а ПВП 19,2% голосов. В 1999 г. ПО получила 13,2%, ПВП - 12% голосов. При сопоставлении этих показателей с данными выборов 1991г., когда обе партии имели соответственно 24 и 27% голосов, становится очевидной тенденция к размыванию политического центра (036, с.133).
Таким образом, в течение 90-х годов XX в. симпатии значительной части избирателей трижды претерпели существенные изменения. Как отмечает Б.Льюис, ссылаясь в свою очередь на С.Хантингтона, государство может считаться демократическим, если в результате свободных выборов два раза подряд происходит мирная смена кабинетов. Между тем, многие исследователи, и среди них Ф.Закария и Л.Даймонд, полагают, что о победе либеральной демократии говорить еще рано. Они характеризуют Турцию как страну «невежественной» (или «военной», или «незавершенной», или «электоральной») демократии (036, с. 130). Имеются в виду военные перевороты 1960, 1971 и 1980-го годов и завуалированный так называемый «постмодернистский путч» 1997-го года, а также сама
организация государственной власти, при которой армия имеет возможность контролировать внутреннюю политику и оказывать на нее
прямое влияние. Речь идет о Совете национальной безопасности (СНБ),
*
полномочия которого закреплены конституцией , а также о специальной неподотчетной гражданским властям структуре, так называемой Западной исследовательской группе, занимающейся сбором информации и организацией кампаний дискредитации лиц и общественных организаций, представляющих, по мнению военного руководства, угрозу для общества (036, с.132).
Успех крайних националистов на выборах 1999 г. автор объясняет тем, что ПНД смогла привлечь большую часть электората
исламистской Партии благоденствия, что, по его мнению, говорит о чрезвычайно тонкой грани, отделяющей турецкий национализм от исламизма. Опорой ПНД является консервативное население Центральной Анатолии (треть всех проголосовавших за данную партию), а также молодежь: за ПНД отдали голоса около 3 млн. граждан в возрасте от 18 до 25 лет. Безработица (более 20%), высокая инфляция, отсутствие эффективного государственного руководства способствуют превращению недовольной молодежи в крайне агрессивную силу и расширяют базу турецкого национализма, усиливая тем самым позиции ПНД. В целом, непостоянство турецких избирателей, часто меняющих свои предпочтения, автор расценивает как следствие не оправдавшихся надежд, как реакцию на невыполнение политиками предвыборных обещаний.
В Эгейском и Мраморноморском районах, а также в европейской части страны преимущество в апреле 1999 г. оказалось на стороне ДЛП. По мнению автора, победу ДЛП в наиболее развитом в экономическом отношении районе (30% голосов) можно считать одной из величайших политических загадок Турции, так как ДЛП не является партией в строгом смысле и не обладает четко разработанной программой. Это скорее движение, ориентированное на популярного лидера. Секрет успеха ДЛП автор видит в высокой степени доверия лично Б.Эджевиту, единственному политику высокого ранга, чья
* СНБ собирается один раз в месяц под председательством президента страны. Членами СНБ являются: начальник Генерального штаба, командующие видами вооруженных сил и жандармерии, премьер-министр, министры иностранных дел, внутренних дел, безопасности. Должность генерального секретаря СНБ всегда занимает высокопоставленный военный, находящийся в непосредственном подчинении начальника Генштаба.
репутация не запятнана коррупционными скандалами. Однако преклонный возраст лидера и отсутствие равноценного преемника заставляют усомниться в политическом будущем ДЛП (036, с.134).
В юго-восточных районах, где доминирует курдское население, больше всего голосов(28%), как и ожидалось, получила партия ХАДЕП (Демократическая народная партия), представляющая интересы турецких курдов. Однако в целом по стране за ХАДЕП проголосовало только 4,8%, что лишило ее возможности быть представленной в парламенте. Популярность ДЛП и ПНД на Юго-Востоке оказалась довольно низкой - около 5 % у каждой.
Парадоксально выглядят результаты голосования в Стамбуле, где на парламентских выборах лидировала ДЛП (30%), а на муниципальных - ПД (036, с.135).
Падение популярности некогда влиятельных центристских партий, по мнению Дж.Чандара, не только отражает феномен, характерный для демократий «третьей волны», - причастность к коррупции на государственном уровне. Постепенное размывание «центра» в политическом спектре современной Турции имеет под собой более глубокие причины и связано с серьезной трансформацией общества: демографическими процессами, приведшими к коренному изменению соотношения между численностью городского и сельского населения, воздействием НТР и глобализации, а также влиянием традиций, восходящих к дореспубликанскому периоду.
Некоторые демократизирующиеся государства служат примером того, как демократия способствует усилению нативистских, антизападных политических движений. С.Хантингтон назвал это явление «парадоксом демократии». Он же, характеризуя так называемый постмодернистский путч 1997 г. в Турции, отметил, что некоторым мусульманским государствам приходится делать выбор между «антидемократическим секуляризмом и антизападной демократией» (036, с.139).
Автор полагает, что в турецком случае «антизападная демократия» есть меньшее из двух зол, так как она вряд ли просуществует долго. Она постепенно сойдет на нет в ходе глобализации, которая, посредством всемирной сети связи и спутникового телевидения способствует взаимовыгодному мирному сближению разных культур. К тому же «антизападная демократия» не может глубоко укорениться в турецкой политической культуре, ибо турки веками тянулись к европейской цивилизации. В свою очередь, «антидемократический секуляризм» представляет собой серьезное препятствие на пути к демократии. Так
называемая светская элита - военные, основные центристские партии и поддерживающие их СМИ, высшая бюрократия, лица свободных профессий, профессура ВУЗов и верхушка бизнеса - готова выступить единым фронтом против «мусульманской элиты», выдвинувшейся на политическую сцену в результате трансформации общества.
В заключение Дж.Чандар отмечает, что судьба демократии в Турции во много зависит от позиции зарубежных союзников и прежде всего США, и нуждается в особом внимании, заботе и влиянии с их стороны (036, с.140).
Профессор Университета Коч (Стамбул) Зия Ониш анализирует изменения в Турции за последние 20 лет под влиянием глобализации. Страна оказалась вовлеченной в этот процесс в начале 80-х годов, когда произошел коллапс импортзамещающей модели развития. Власти, следуя рекомендациям международных финансовых институтов и опираясь на их поддержку, взяли курс на создание конкурентоспособной экономики, ориентированной на мировой рынок.
На протяжении 80-х годов экономический рост составлял в среднем 4 - 5% в год. Этот сравнительно высокий показатель был достигнут усилиями значительной группы предпринимателей, сумевших извлечь выгоду из глобализации. Помимо тех, кто выиграл от либерализации финансовой сферы и экспорта, о себе заявили так называемые анатолийские тигры, представители новых центров промышленного производства, сосредоточенных в Денизли, Чоруме, Урфе, Газиантепе и Конье. Центральная Анатолия, таким образом, бросила вызов традиционно доминировавшим до сих пор Стамбульскому и Мраморноморскому районам. Появление новых центров было результатом успешного развития малого и среднего бизнеса, использовавшего передовые технологии и ориентированного на производство экспортных товаров (037, с. 289).
Отличительными чертами турецкого неолиберального эксперимента были: макроэкономическая нестабильность, порожденная глубоким кризисом финансовой системы, и хронически высокая инфляция. Неблагополучие в финансовой области проявилось еще в 70-х годах главным образом в результате колоссальной задолженности госсектора. Финансовый дисбаланс был важной причиной кризиса 1994 г., а последовавшие за этим стабилизационные меры оказались недостаточными.
Характерной чертой турецкой экономики 90-х годов был рост внутренних заимствований, к которым государство прибегало для
покрытия бюджетного дефицита, выплачивая при этом сверхвысокие проценты. В результате каждое из правительств сталкивалось с дилеммой: поддаться давлению популистов, настаивавших на осуществлении социальных программ, или свернуть активную социальную политику, несовместимую с поддержанием высоких темпов роста и успешной интеграцией в глобальную экономику. Фактически в 90-х годах развитие происходило по модели «стой-иди», характеризующейся попеременным стимулированием и сдерживанием экономического роста, и основывалось на притоке краткосрочного спекулятивного капитала. Отсутствие стабильности на
макроэкономическом уровне мешало долгосрочным внутренним и внешним инвестициям. Бремя процентов по внутреннему государственному долгу, накапливавшемуся в течение 90-х годов, оставляло все меньше возможностей для финансирования социальной сферы. Парадоксально, что львиная доля государственных ресурсов направлялась на покрытие обязательств по внутреннему долгу, в то время как средства на перспективное развитие и социальные нужды урезались (037, с.290).
Довольно высокие показатели годового прироста никак не отражались на благосостоянии населения в целом. Либерализация привела к увеличению диспропорции между отдельными регионами. Относительно низкий душевой доход - 5516 долл. в год - есть отражение значительного разрыва между сравнительно благополучными западными и южными районами и отсталыми юго-восточными и восточными территориями. Демографические показатели фиксируют диспропорцию и в распределении населения внутри страны. Так, 40% самодеятельного населения сосредоточено в сельских районах, в то время как доля сельскохозяйственного производства в общем объеме производства в последние десятилетия резко снизилась. При этом, в отличие от европейских государств, в Турции преобладает молодежь (037, с. 291).
Характерным явлением внутриполитической жизни последнего десятилетия XX в. автор называет дробление партийной системы и переход к созданию коалиций.
В течение 80-х годов сфера политики находилась под прямым, а позднее косвенным, но неизменно жестким контролем военных, провозгласивших себя защитниками кемалистской идеи сильного государства. Так, на количество и характер политических партий, допущенных к участию во всеобщих выборах в ноябре 1983 г. и в муниципальных выборах в марте 1984 г., были наложены строгие
ограничения. В 1983 и в 1987 гг. победу на парламентских выборах одержала доминировавшая в этот период на политической сцене правоцентристская Партия отечества (ПО) Т. Озала. После того как в 1987 г. был отменен запрет на деятельность Партии справедливости (ПС) и Народно-республиканской партии (НРП) внутри турецкой политической системы началась качественная перестройка. Никаких ограничений и препятствий для конкурентной борьбы между партиями больше не существовало. К концу 80-х годов популярность ПО
стала падать, и на всеобщих выборах 1991 г. она потерпела поражение. Политическая жизнь страны утратила стабильность: как правый, так и левый фланги начали дробиться. С конца 80-х годов ни одна из политических партий не могла в одиночку набрать более 25% голосов на выборах в центральные или местные органы власти.
В настоящее время в Турции можно выделить три главные категории политических партий:
- правоцентристские (в том числе ПО и ПВП);
- левоцентристские (в том числе НРП и ДЛП Б.Эджевита);
- крайние партии антисистемной ориентации (в том числе ПД, ПНД, а также стоящая на позициях этнического национализма и представляющая интересы курдского меньшинства юго-восточных районов страны ХАДЕП) (037, с.293).
Отличительной особенностью 90-х годов является устойчивая тенденция к сближению программных установок партий по проблемам приватизации, децентрализации, демократизации, отношения к религии, сохранения национальных традиций, национализма, секуляризма, и внешней политики. В настоящее время практически все партии одобряют приватизацию и выступают за рыночную экономику. ПД, преемница исламистской ПБ, даже внесла в программу соответствующие коррективы, существенно изменив не только экономический раздел, но и разделы, касающиеся прав и свобод граждан и ориентиров внешней политики.
Все партии высказываются в пользу децентрализации и наделения большими полномочиями местных органов управления. Большинство выступает за демократизацию и расширение прав личности. В то же время программные документы всех партии, за исключением НРП, отличаются консерватизмом и содержат некую общую составляющую - смесь ислама и национализма в разных пропорциях. Различие между правоцентристскими и левоцентристскими партиями проявляется в их отношении к секуляризму. Те, кто занимает позицию левее центра, чаще ссылаются на важность соблюдения этого
принципа и придают ему большее значение. Почти полное единодушие обнаруживается по вопросам внешней политики (037, с. 298).
З.Ониш отмечает важную тенденцию, характерную для 90-х годов: одни и те же партии по-разному воспринимаются избирателями, в зависимости от того, куда они выбирают их представителей, - в центральные или в местные органы власти. Особенно показательны в этом смысле данные за 1999 г., когда парламентские и муниципальные выборы проводились одновременно. Результаты, достигнутые каждой партией в одном и том же избирательном округе, могли существенным образом различаться между собой. Например, исламистская ПД в 1999 г. на парламентских выборах получила значительно меньше голосов избирателей, чем в 1995 г. При этом она сохранила за собой ведущие позиции на местах (в частности, в Стамбуле и Анкаре). Это говорит о том, что избиратели, независимо от общих программных установок и идеологической платформы, все больше разграничивают политику на локальном и общенациональном уровнях (037, с.299).
Анализ тактики партий в предвыборный период показывает, что успеха на выборах 1999 г. добились те партии, которые отказались от опоры на однородную социальную базу, сумели заручиться поддержкой "обездоленных" и были готовы участвовать в коалициях. Во многом победе способствовало умение сплотить в рядах своих сторонников одновременно и фаворитов, и аутсайдеров глобализации. В этом смысле наиболее показателен пример ПБ. В середине 90-х годов партия выступила от имени не только тех, кто выиграл от глобализации (мелкие и средние предприниматели и новая элита Центральной Анатолии), но также и тех, кто от глобализации явно проиграл (маргинальные слои населения крупных городских центров). ПБ удалось успешно объединить эти группы в общенациональном масштабе потому, что основными интегрирующими элементами ее программы были ислам и национализм. Тот же феномен продемонстрировала на выборах 1999 г. и ПНД. Ее популистская риторика, откровенно националистическая позиция, а также обращение (правда, в меньшей степени, чем у ПБ) к религиозным чувствам мусульман были рассчитаны на привлечение в свои ряды тех, кто не сумел добиться благополучия. Кроме того, ПНД удалось обратить себе на пользу неудачу ПД, не восстановившей в полной мере моральный авторитет и организационные возможности своей предшественницы ПБ. Результаты выборов показывают, что ПНД смогла улучшить свои позиции именно в тех районах, где прежде доминировала ПБ. Наконец, опыт обеих партий (ПБ и ПНД) демонстрирует, что ключевым
моментом при создании по-настоящему широкой коалиции, включающей представителей различных слоев населения, является активная организационная деятельность, создание сети
подразделений и механизма воспроизводства кадров на локальном уровне (037, с. 300).
Неудачи ПО и НРП, напротив, говорят о том, что классово ориентированная политика ныне не ведет к успеху. ПО во времена Т. Озала опиралась на широкую и разнородную в классовом отношении базу. Однако после его ухода и усиления в партийном руководстве консервативного крыла, социальный состав сторонников ПО стал меняться. На протяжении 90-х годов ПО постепенно превращалась в защитника интересов той части городской буржуазии, которая сумела извлечь выгоду из глобализации. Пример ПО показывает, что партия фаворитов глобализации обладает ограниченной популярностью, которой явно недостаточно для победы на выборах.
То же относится и к НРП, выступавшей от имени аутсайдеров глобализации. На протяжении 90-х годов она не добилась серьезных успехов на выборах. К тому же современная НРП все еще воспринимается как наследница партии, созданной Кемалем, и в сознании населения ассоциируется с такими понятиями, как этатизм и секуляризм. Это ограничивает возможности для маневра и в конечном итоге ухудшает ее шансы.
Одной из главных составляющих успеха, по мнению З.Ониша, является выбор верной тактики по отношению к непривилегированным категориям населения. И ПБ (в 1994 г. и в 1995 г.), и ПНД (в 1999 г.) воспользовались слабостью партий, стоящих на социал-демократической платформе, и показали себя защитниками интересов "обделенных". В то же время ПБ и ПНД умело дистанцировались от центристских партий. Ислам (особенно для ПБ) и национализм (особенно для ПНД) стали инструментами, с помощью которых эти партии смогли перекинуть мостики между представителями различных социальных слоев. В атмосфере Турции 90-х годов, характеризовавшейся ростом коррупции, фаворитизма, выступлениями этнических меньшинств и, наконец, проникновением рыночных отношений буквально во все области жизни, моральные догматы ислама и поиски национальной идентичности оказались чрезвычайно привлекательными для тех, кто по разным причинам считал себя обделенным. Крайне правые сумели обеспечить себе значительную поддержку, поскольку большинство населения отождествляло правоцентристские партии с коррупцией и злоупотреблениями.
Причиной того, что партии, добивавшиеся в 90-х годах XX в. успеха на выборах, по-прежнему имели в своем распоряжении относительно небольшую долю от общего числа голосов, автор считает слабость их экономической базы или ограниченную возможность доступа к государственным ресурсам. Вынужденное формирование коалиционных правительств отрицательно сказалось на экономике страны, ибо ограничивало способность центральной власти эффективно проводить реформы в таких ключевых областях, как приватизация, налогообложение, социальное обеспечение. Понятие "коалиционное правительство", по крайней мере до последнего времени, являлось синонимом слабого правительства, не обладавшего достаточными полномочиями и необходимой волей. Осторожность и нерешительность в вопросах реформирования дорого обошлись стране, так как вследствие макроэкономической нестабильности и хронически высокой инфляции Турция не смогла достичь того уровня развития, на который была способна (037, с. 303).
З.Ониш, однако, обращает внимание на несоответствие предвыборных обещаний партий, находящихся в оппозиции, и тем, на что они способны, придя к власти. Так, многие популисты или консерваторы, оказавшись в составе кабинета министров, становятся либеральными реформаторами. Пример - роль ПБ в составе коалиционного правительства 1996 - 1997 годов. Успешно проведя предвыборную кампанию под лозунгами сохранения ведущей роли государства и справедливой социальной политики и заняв место главного партнера в коалиции, ПБ сменила взгляды на прямо противоположные. А пришедшая ей на смену ПД даже внесла соответствующие коррективы в программу, выступив сторонницей приватизации и сокращения государственного участия в экономике (037, с. 304).
В то же время непоследовательность в политике и лозунгах партий приводит к разочарованию и апатии избирателей. Непостоянство и раздробленность, характерные для политической системы сегодняшней Турции, способствуют тому, что во время выборов граждане в большей мере руководствуются симпатиями к конкретным лидерам, чем знанием программных документов организаций, которые те возглавляют.
Хотя дробление левоцентристских и правоцентристских партий и усилило нестабильность, так как позволило экстремистам резко увеличить вес и влияние, в политической системе Турции, по мнению автора, присутствуют серьезные сдерживающие факторы. Гарантами
стабильности (а может быть, даже сверхстабильности) продолжают оставаться традиционно сильное государство и кемалистская идеология. Инициированный военными роспуск в 1998 г. исламистской ПБ ясно обозначил допустимые пределы, преступить которые не позволят специальные институты государства (037, с.304).
Ряд важных изменений на рубеже XX и XXI вв. позволяет с большим оптимизмом рассуждать о возможности углубления процесса демократизации. Во-первых, опыт последней коалиции, созданной после выборов 1999 г., показывает, что страна учится жить при коалиционных правительствах. В отличие от ситуации второй половины 70-х или начала 90-х годов формирование коалиционного кабинета перестает быть показателем нестабильности. Сами политики начали демонстрировать большую терпимость и искать точки
соприкосновения. Во-вторых, об углублении демократии
свидетельствует процесс децентрализации и активизации политической деятельности на локальном уровне. И наконец, после того как Турция на саммите в Хельсинки в декабре 1999 г. формально была объявлена кандидатом в члены ЕС, появился новый источник влияния, способствующий развитию демократии в стране (037, с. 305) .
Н.Б.Шувалова
