CC BY
99
П. Шлыков,
политолог
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ В ТУРЦИИ: ПОИСКИ НОВОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
За последние 15-20 лет движение политического ислама в Турции отошло от привычного «антизападничества» и включилось в трудный процесс переосмысления Запада и его ценностей. Вопрос о том, как совместить наступающий «исламский ренессанс» с вестернизацией, сегодня получил неожиданное развитие. Лидер движения политического ислама в Турции - Партия справедливости и развития (ПСР) стала иначе трактовать устоявшиеся категории и постулаты исламизма. Вместо проектов построения исламского государства - углубление демократии и расширение гражданских свобод, вместо продвижения проекта «большой восьмерки развивающихся мусульманских стран» (М8) - вступление в Европейский союз и либерализация законодательства и Конституции. Налицо идеологическая трансформация политического ислама в Турции, заставляющая по-новому взглянуть на всю предыдущую историю формирования исламистской политической идентичности в стране, имеющей репутацию «самого вестернизированного государства» мусульманского мира.
Происламски настроенная часть общества считает, что не Запад сам по себе, а именно вестернизация и «вестернизаторы» вытеснили ее из публичной сферы, а в ходе радикальной секуляризации исламская политическая платформа, оформившаяся в конце XIX - начале XX в., оказалась делегитимизированной. Так, 10 апреля 1928 г. Великое национальное собрание Турции исключило из Конституции положение об исламе как государственной религии, ввело гражданскую присягу президента и депутатов, исключило фразу о том, что парламент будет осуществлять положения шариата. А девять лет спустя - 5 февраля 1937 г. в статью 2 Основного закона были включены шесть принципов государственного строительства, принятые на съезде правившей Народно-республиканской партии (НРП) в 1931 г. (республиканизм, национализм, народность, этатизм, секуляризм и революционность). Политика отделения религии от государства и одновременно ее подчинение последнему вызывала у традиционно настроенного большинства общества недовольство. Неприятие радикальной секуляризации и вестернизации республиканской Турции, воспринимавшейся как
смена «цивилизационного пути», основанного на верности исламу, сыграло роль в формировании исламистской политической идентичности.
Для кемалистов проект секуляризации общества и конечный его успех стал вопросом политического выживания в контексте противостояния вестернизированного центра и традиционалистской периферии. С переходом к многопартийной системе несогласие по поводу природы и понимания лаицизма / секуляризма постепенно становилось полем противоборства внутри политической элиты. Так, А. Мендерес, возглавивший правительство в 1950 г., разделил реформы Ататюрка на «воспринятые и невоспринятые народом», под последними подразумевались преобразования, связанные с лаицизмом. В этой борьбе за власть кемалисты как к высшему арбитру стали обращаться к армии, возложившей на себя роль защитника принципов Кемаля Ататюрка. В процессе трансформации турецкой политической системы после военного переворота 1960 г., выразившейся в принятии «либеральной» Конституции 1961 г., возникают условия для оформления политического ислама, подготовленные ранее включением в обязательную программу начальных классов урюков религии (1951) и возрождением школ имамов-хатибов (1948). С конца 1950-х годов стали появляться партии, связывавшие свою политику с «мусульманскими ценностями». Так, праворадикальная Партия националистического движения (ПНД) провозгласила исламизм в качестве одной из основ своей деятельности. Первой последовательно происламской партией стала Партия национального порядка (ПНП) Н. Эрбакана (осн. в 1970 г.). Год спустя ПНП была закрыта по решению Конституционного суда. Но бывшие члены ПНП основали новое политическое объединение - Партию национального спасения (ПНС). Получив 11,8% на парламентских выборах 1973 г. и 8,6% — в 1977 г., ПНС входила в состав всех коалиционных кабинетов в период 1973—1980 гг., став важным элементом турецкой политической жизни. Эти партии создавались в рамках основанного Н. Эрбаканом движения Милли Гёрюш (Национальный Взгляд), для которого характерно негативное отношение к Западу. Для этого движения основной вопрос заключался в том, насколько вестер-низация угрожает исламской цивилизации. Основатели Милли Гё-рюш были убеждены, что вестернизация для республиканских лидеров первой волны означала отказ от традиционных исламских ценностей. Поэтому для построения «национального порядка» тре-
бовалось не только полностью ликвидировать западное влияние — вернее, доминирование, но необходимо было также исключить и все последствия кемалистской вестернизации.
Итак, по Н. Эрбакану, Запад — корень всех проблем, поэтому «национальное я» должно было формироваться через отрицание Запада. В концепте «национального взгляда» утверждалось, что Турция никогда не принадлежала Западу — ни исторически, ни культурно, ни географически. Ее прошлое, культурные ценности и политические институты были частью исламского мира. Проис-ламская ориентация движения, его призыв к началу исламской экономической интеграции и созданию оборонительного союза — все это было вызвано провозглашаемой необходимостью сопротивления, «ответа» Западу. Но вместо полного отрицания реформ и модернизации идеологи Милли Гёрюш провели различие между западной культурой и технологией, выступив за технологическое обновление Турции. В 1970-е годы руководство движения внесло в его программу положение о важности не только духовного / морального развития Турции, но и индустриализации страны. Акцент на «модернизацию и развитие» как предусловие «освобождения» от гегемонии Запада так и остался главной чертой политической платформы Милли Гёрюш.
Уже в 1970-х годах стало очевидно, что партия, ориентирующаяся на исламизм, не может победить на выборах, если у нее нет программы, дающей ответы на насущные проблемы электората. В начале 90-х годов руководство Партии Благоденствия (ПБ), пришедшей на смену ПНС, пришло к выводу, что успех их дела напрямую зависит от трансформации партии в массовое политическое движение с ясной программой, где акценты делаются на решение социальных проблем, а не на религиозные темы. Партия стала искать поддержку у представителей социальных групп, пострадавших от политики либерализации экономики в 1980-е годы. Лозунги социальной справедливости резко контрастировали с безразличием к беднейшим слоям общества со стороны правоцентристских партий — Партии верного пути (ПВП) и Партии Отечества (ПО), погрязших в коррупции и связях с мафиозными группами. Осуществляемые ПБ программы социальной помощи быстро дали плоды: уже в марте 1994 г. на местных выборах партия получила 19%, а ее представители становятся во главе муниципалитетов 28 (из 70) провинций, включая Стамбул и Анкару. Однако главным ударом для кемалистских сил стали парламентские
выборы 1995 г.; из 550 мест в меджлисе ПБ получила 158, далее следовали: Партия верного пути (ПВП) (135 мандатов), Партия Отечества (132), Демократическая левая партия (ДЛП) (76 мест) и Народно-республиканская партия (49 мест).
Партии Благоденствия не сразу удалось реализовать свой успех на выборах, поскольку конфликт между армией - «защитницей» принципов Ататюрка - и ПБ принял острую форму. Возникшая было «светская» коалиция М. Йылмаз - Т. Чиллер просуществовала недолго: межпартийное соперничество и личная неприязнь между лидерами двух прокемалистских партий не были преодолены, и коалиция в июне 1996 г. распалась. Тогда же Н. Эрбакан (исламистская ПБ) и Т. Чиллер (правоцентристская ПВП) образовали двухпартийное правительство, договорившись о поочередном председательстве в нем. Таким образом, впервые в истории республиканской Турции лидер происламской партии занял пост премьера. Коалиционное правительство получило вотум доверия в июле 1996 г. Но в его деятельности сразу появились разногласия между прозападно ориентированной в политике и экономике Т. Чиллер и отдававшим предпочтение происламскому курсу во внешней и внутренней политике Н. Эрбаканом. Лидер ПБ по-своему отнесся к разработанной правительством умеренной программе, в которой нашли отражение позиции ПБ и ПВП, а также влиятельных оппозиционных партий, отказавшихся от участия в правительстве с ПБ. В программе заявлялось о сохранении курса на вступление Турции в ЕС, верности союзническим военно-политическим соглашениям, оставался тезис о светском характере страны. Но на практике Н. Эрбакан сразу же направил свои усилия на «сохранение исламских ценностей», что соотносилось с идеологией Милли Гёрюш. Во внешней политике он отдавал приоритеты мусульманскому миру. Н. Эрбакан ограничил возможности Т. Чиллер в выполнении ее функций вице-премьера и главы МИД. Позиции ПБ по многим внутриполитическим и внешнеполитическим вопросам (в частности, протесты ПБ против увольнения из армии офицеров-исламистов, против запрета появления студенток в мусульманских платках в учебных заведениях, а также гражданских служащих в учреждениях и т.д.) вызвали недовольство в обществе и настороженность в армии. Партию Н. Эрбакана обвиняли даже в связях с исламистскими боевиками. Несмотря на рост своей популярности, к 1990-м годам у ПБ не было еще четкого и подробно разработанного плана действий. 28 февраля 1997 г. Совет на-
циональной безопасности (СНБ) обнародовал «Документ о политике национальной безопасности», указывающий на «реакционные силы» ислама как первостепенную угрозу турецкому государству, а также принял решения для «укрепления светского характера Турецкого государства».
В рамках кампании против исламистов правительство Н. Эрбакана вынуждено было сложить с себя полномочия. Спустя полгода (в январе 1998 г.) Конституционный суд запретил и саму партию экс-премьера. Сам же Н. Эрбакан был на пять лет отлучен от активной политической жизни.
В конце 1997 г. (еще до закрытия ПБ) сподвижники Н. Эрбакана создали Партию Добродетели (ПД), ставшую четвертой по счету партией движения Милли Гёрюш. Во многих отношениях ПД отличалась от всех предшествующих исламистских политических объединений. Это очень наглядно проявилось в кардинально изменившемся отношении к Западу. Несмотря на свои исламские корни, ПД выглядела больше проевропейской и проамериканской, поскольку взяла на вооружение либеральные ценности — демократию, права человека, законность. Р. Кутан, возглавивший ПД и ставший идеологом Милли Гёрюш, объяснял, что движение больше не будет использовать старые концепции «национального взгляда» и «справедливого порядка». Теперь исламистов больше интересовали перспективы развития демократии в Турции, где, как утверждал Р. Кутан, существует ее определенный «дефицит». Делая акцент на важности демократических выборов, лидер ПД подчеркивал неприемлемость «достижения власти недемократическими методами» и необходимость «реформирования СНБ в соответствии с принципами западной демократии». Иными словами, исламистская партия, добиваясь вступления Турции в Евросоюз, встала на позиции либеральной демократии и парламентаризма. Одновременно Р. Кутан провозгласил, что «секуляризм не может быть оправданием ограничения свободы в выборе веры».
Отношение к ЕС у партии Р. Кутана также противоречило устоявшимся представлениям о политических ценностях исламистских движений. Лидеры ПД в парламенте стали оказывать на правительство давление, чтобы поскорее был дан старт процессу вступления Турции в ЕС. Р. Кутан не уставал подчеркивать, что главным пунктом в перечне политических требований ЕС значилось установление демократии, соответствующей «европейским стандартам». ПД торопилась заручиться поддержкой руководящих
кругов ЕС, которая, по ее мнению, могла бы сделать партию более защищенной от внутренних политических катаклизмов, что стало особенно актуально с возбуждением прокуратурой в апреле 1999 г. дела о закрытии Партии Добродетели.
Важное отличие нового политического дискурса Милли Гё-рюш (демократия, права человека, господство закона) заключалось в отказе от радикальных настроений и агрессивной риторики начала 1990-х годов, когда это было отличительной чертой партии, сформировавшейся как строго оппозиционная. Но ПД теряла популярность среди населения: на выборах 1999 г. Партия Добродетели набрала лишь 15,5%. Несмотря на 111 мандатов, ПД не была привлечена к формированию правительства, а сразу же после выборов Конституционный суд начал дело о закрытии ПД по обвинению в антилаицистской деятельности. В мае 2000 г. прошел партийный съезд, который выявил наличие серьезной внутрипартийной оппозиции. Раскол в движении Милли Гёрюш был отражением борьбы за власть внутри партии. Произошло разделение партии на традиционалистов (сторонников Н. Эрбакана) и реформистов (сторонников Т. Эрдогана). Пропаганда идеалов демократии и прав человека не смогла стать для масс столь же объединяющей и мобилизующей, как лозунги «национального взгляда» и «справедливого порядка». Вместе с тем и время «антизападничества» ушло в прошлое. Таким образом, идеологическая неопределенность внутри движения политического ислама ускорила раскол движения Милли Гёрюш. Традиционалисты основали свою Партию Счастья (ПС) под руководством Р. Кутана и с Н. Эрбаканом в качестве духовного лидера, а реформисты принялись за создание своей собственной партии.
Однако ПС на всеобщих выборах в ноябре 2002 г. получила только 2,5% голосов, не сумев преодолеть 10%-ный барьер для прохождения в меджлис. Партия Справедливости и развития (ПСР), лидером которой стал экс-мэр Стамбула Т. Эрдоган, на всеобщих выборах в ноябре 2002 г. одержала блестящую победу, набрав рекордные 34,4% голосов. Ближайший оппонент ПСР - кема-листская Народно-республиканская партия (НРП) Д. Байкала получила 19% мандатов. Итоги выборов обратили на себя особое внимание тем, что победившие партии не были в предыдущем парламенте, а все, находившиеся у власти перед выборами, проиграли их, что объяснялось обострением экономического кризиса, ростом числа безработных, падением курса лиры, увеличением внешнего
долга до 15 млрд. долл., разгулом коррупции, борьбой между партиями в коалиционном правительстве Б. Эджевита, объединявшем левоцентристов (Демократическая левая партия), правоцентристов (Партия отечества) и ультра-националистов (Партия националистического движения).
За два с половиной года (с 28 мая 1999 г. по 18 ноября 2002 г.) кабинет Б. Эджевита не смог обеспечить проведение единой политической линии, а экономические трудности, порожденные финансовым кризисом 2001 г., снизили популярность партий правящей коалиции, решившихся на проведение досрочных выборов. В сложившихся условиях значительная часть электората голосовала «протестно» — избиратели поддержали те силы, которые не несли ответственности за трудности, переживаемые народом. Вместе с тем экономическая стабилизация последних лет позволила ПСР на июльских выборах 2007 г, подтвердить, что она является партией с наибольшей электоральной поддержкой: ПСР показала результат на 12% больше, чем пять лет назад, завоевав в общей сложности 46,5%, что обеспечило ей 341 мандат в меджлисе и право вновь формировать однопартийное правительство.
В своем программном документе ПСР отреклась от прежних лидеров движения Милли Гёрюш и его основных идеологических установок, провозглашая своим главным политическим приоритетом «демократический консерватизм». Учитывая, с одной стороны, исламистские корни лидеров новой партии, а с другой — ее установку на консерватизм, ПСР можно рассматривать как «неоисламистское» движение, сохраняющее исламские принципы в социальной сфере, но избавляющееся от них в области политики. Речь идет о необходимости сохранить социально-экономическую основу ислама как базис «консерватизма» по-эрдогановски, отстраняясь при этом от исламизма в партийной программе и своих предвыборных декларациях. Членство в Евросоюзе рассматривается как закономерный итог модернизации страны. Первое правительство ПСР (2002—2007) провело ряд важных реформ, затронувших такие проблемы, как курдский вопрос, права человека и отношения между гражданской и военной элитами, и готово было пойти на политически рискованный компромисс в решении проблемы Кипра.
Происламские политики 1990-х годов, большинство которых составили костяк Партии справедливости и развития, отказались от «антизападничества», традиционно являвшегося стержнем политической идентичности исламистов. Этот шаг объясняется тем, что
западные ценности демократии, прав человека и господства закона оказались более подходящими для формирования широкой коалиции в противостоянии кемалистской гражданской и военной элите. Перед лицом постоянной угрозы со стороны армии исламисты скоро осознали, что выжить им удастся только в демократически ориентированной стране, где уважаются гражданские и политические права и свободы, стране - члене европейских международных политических и экономических организаций. Отказ от антизападничества и упор на ценности демократии и прав человека служит оправданием самому существованию «умеренной» исламской политики в Турции. Под нажимом кемалистской элиты, представленной значительной частью университетской профессуры и крупного национального капитала, высшим офицерством и гражданской бюрократией разных уровней, исламисты искали союза с Западом и либеральными силами внутри страны, дистанцировавшимися от наследия авторитарного режима. Проевропейская позиция исламистов тоже объяснялась сугубо прагматическими интересами: было очевидно, что чем сильнее Анкара будет дистанцироваться от Запада и ЕС, тем навязчивее будет опека над молодой турецкой демократией со стороны армии, продолжавшей рассматривать исламистов как рудимент прошлого. Так, ЕС невольно стал союзником исламистов в их стремлении ограничить влияние армии на политику в Турции и создать такую политическую систему, где бы исламисты находились в центре властных структур и при этом обладали полной легитимностью.
Трансформация движения политического ислама стала для кемалистов проверкой на последовательность их отношения к Западу и доведения проекта вестернизации до логического конца -создания реально демократического государства. Кемалисты стали обвинять Запад в помощи курдам и даже фактическом содействии усилению политического ислама в стране и т.п. Со своей стороны исламисты принялись без устали демонстрировать верность демократии и плюрализму как основе и гарантии их политического и общественного выживания. Поскольку кемалисты фактически отказываются от идеалов вестернизации, часть западного истеблишмента решила постепенно свернуть проекты делового сотрудничества с представителями кемалистской элиты, которых они когда-то считали прозападно настроенными. В результате такого взаимного недоверия был нарушен исторически сложившийся баланс сил. Успех, которого ПСР добилась на выборах 2007 г., и все возрастаю-
щая популярность партии Т. Эрдогана помимо идеологической имеют под собой экономические и политические причины. За те пять лет, что ПСР находится у руля, Турция достигла ежегодного роста экономики в 7,5%, рекордных объемов иностранных инвестиций, стремительно возросших с 1,2 млрд. долл. до 20 млрд., и снижения уровня инфляции. Сеть социальной помощи, программа которой была развернута благодаря ПСР, сыграла колоссальную роль в смягчении негативных последствий перехода к экспортно-ориентированной рыночной экономике. Курс турецкой валюты оказался на удивление стабильным. Всеобщие выборы показали, что людей больше заботит их повседневная жизнь, чем гипотетическая исламская угроза в лице ПСР. Что касается политических факторов успеха ПСР, то наиболее важный среди них - это личность самого Т. Эрдогана. Едва ли не главную роль в предвыборной платформе ПСР играла идея «притеснения» (мазлюм) «черных турок» (т.е. тех, кто маргинализировался властной системой) «белыми», с которыми отождествлялся кемалистский истеблишмент. Этот тезис о разделении общества на черных и белых был прекрасно воспринят простыми турками и, кроме того, мобилизовал на поддержку ПСР исламистские организации. Предвыборная платформа ПСР ко всему прочему была одной из наиболее прокурдских по своему настрою, и люди посчитали, что у ПСР есть программа «декемализации» общества, возрождения полинационального государства с децентрализацией власти в соответствии с новой Конституцией, работа над проектом которой началась в мае 2007 г. Само появление на политической сцене ПСР - умеренной исламистской партии, отколовшейся от Милли Гёрюш и отказавшейся от антизападной риторики, принявшей политические ценности демократии и прав человека и выступающей за скорейшую интеграцию с ЕС, - в определенном смысле показывает вектор эволюции политического ислама в Турции.
«Вестник Московского университета. Серия "Востоковедение "», М., 2008 г., № 4, с. 56-72.
