CC BY
65
фауну прибрежных территорий. Уничтожение практически единственной работающей отрасли экономики мгновенно привело к массовому обнищанию населения, опустошению прибрежных городов и росту долговой кабалы среди пострадавших. Крупные компании, которые также вели промысел в водах Сомали, отказались участвовать в восстановлении страны или оказывать какую-либо другую помощь местному рыбному хозяйству, ссылаясь на двукратное падение цены на рыбу в 2005 г. (с. 18).
Все эти факторы явились основополагающими для взрыва пиратской активности в 2005 г. Оставшимся после такого крупного стихийного бедствия местным жителям ничего не оставалось как вливаться в состав пиратских банд и начинать промышлять морским разбоем. Относительная первоначальная легкость захвата крупных коммерческих судов и танкеров объясняется отсутствием на них стрелкового оружия, а также то, что атаки на таком удалении от берега явились полной неожиданностью для их экипажей. За 2005-2006 гг. в районе Сомали было совершено более 50 пиратских нападений (включая неудачные), сохраняя тенденции к их дальнейшему непрерывному росту.
На побережье сформировался так называемый «пиратский берег», куда бандиты доставляли захваченные суда и пленников.
В заключение автор отмечает, что несмотря на общепринятое и устоявшееся в научных кругах мнение в отношении появления сомалийского пиратства как следствие глубокого социально-экономического кризиса внутри страны, а также теневых игр крупных корпораций, не стоит игнорировать факт крупной природной катастрофы, ставшей главным катализатором появления «пиратского берега» в Сомали.
Д. В. Палаткин
ВЛАСТЬ
2016.03.014. ИНСЕЛЬ А. НОВАЯ ТУРЦИЯ ЭРДОГАНА. ОТ МЕЧТЫ О ДЕМОКРАТИИ К ОТКЛОНЕНИЮ В АВТОРИТАРИЗМ.
INSEL A. La nouvelle Turquie d'Erdogan. Du rêve démocratique à la dérive autoritaire. - P.: Editions La Découvert, 2015. - 205 p.
Ключевые слова: Турция; Партия справедливости и развития; ПСР; политический ислам.
Инсель А. (Университет Галатасарай, Стамбул, Турция; Университет Париж РапШёоп-8огЬоппе) пишет, что «в широком смысле "исламистским" можно назвать любое политическое движение, ставящее ислам в центр своей политической практики» (с. 57). Однако исторически исламизм появляется, прежде всего, как движение, в основе которого лежит идея сопротивления модернизации по западному образцу. Отсюда рождается дискурс, близкий к антиколониальному.
В Турции, которая не была колонией, исламизм выражается в сопротивлении «внутренней колонизации», осуществляемой элитами, ориентированными на Запад. Исламизм был главной идейной составляющей борьбы за независимость после того, как в результате Первой мировой войны распалась Османская империя. С тех пор исламистские течения сохраняют сильную националистическую коннотацию, всячески пропагандируя мусульманский универсализм.
Начиная с 1924 г. главной мишенью для турецкого исламизма стало все, что имело отношение к воинственному лаицизму основателей Турецкой Республики, учитывая, что целью большинства реформ, осуществленных в процессе построения турецкого национального государства, было максимально возможное ослабление влияния мусульманской религии. Решениями новой власти между 1924 и 1928 гг. были закрыты все религиозные братства, ложи, обители, школы; вместо мусульманского права, основанного на суннитской ханафитской традиции, вводился гражданский кодекс по швейцарскому образцу; мусульманский календарь был заменен григорианским, и выходным днем было объявлено воскресенье; латинский алфавит заменил арабский. Наконец был ликвидирован халифат. При этом любые попытки сопротивления жестоко подавлялись.
В условиях режима единственной Народно-республиканской партии (НРП) из публичного пространства исчезли все исламистские течения, и долгое время усилия их последователей были сосредоточены на том, чтобы сохранить на минимальном уровне социальные связи и возможные контакты. При этом принцип лаицизма, закрепленный в Конституции 1937 г., совершенно не соответствовал де-
мографической ситуации в молодой Турецкой Республике, где мусульманами были 99% жителей. Главная цель республиканского режима заключалась не только в том, чтобы отделить религию от государства, но, главным образом, в том, чтобы государство могло жестко контролировать, регулировать, переустраивать религиозную практику большинства населения. Если в глазах мусульман лаицизм был воплощением авторитарной власти республиканской элиты, то последняя видела в нем основу своего политического и культурного доминирования.
Со временем в глубинах мусульманского сообщества стала вызревать идея о сопротивлении. Для придания своим требованиям законного характера исламисты пытались использовать демократические институты. Показательно, что предпринятая Мустафой Ке-малем в 1930 г. попытка изменить однопартийный характер системы путем создания Свободной Республиканской партии - СРП (Serbest Cumhurriet Firkasi, SCF), привела к нежелательным для власти результатам. На первых же местных выборах новая партия добилась очевидного успеха, причем среди разнородного по составу электората СРП, объединившего всех недовольных смещением однопартийного режима в сторону диктатуры, преобладали представители исламистских кругов. Успех СРП обеспокоил кемали-стов, и через три месяца после создания партия «самораспустилась».
После Второй мировой войны, когда политическая система Турции стала многопартийной, начали появляться и быстро исчезать партии, открыто провозглашавшие себя исламистскими (Партия защиты ислама, 1946 г.; Демократическая исламская партия, 1952-1953 гг.). В январе 1946 г. в результате раскола НРП была образована Демократическая партия - ДП (Demokrat Parti). В 1948 г. из ДП выделилась небольшая группа ее ультра-консервативных членов. Ими была основана Партия нации (Millet), распущенная в 1954 г. в связи с обвинением в деятельности, направленной против принципа лаицизма. После этого предпринимались новые попытки создать исламистскую партию, однако вплоть до 1970 г. ни одна из таких попыток не увенчалась успехом.
В 1950 г. в результате победы на всеобщих выборах к власти в Турции пришла ДП. Идеология этой откровенно правой партии покоилась на трех столпах: национализм, консерватизм и исла-
мизм. ДП немало сделала для развития в Турции культурных ассоциаций и для поддержки различных исламистских течений, цели которых были сосредоточены вокруг проблем воспитания религиозности у молодежи и противодействия культурному влиянию «безбожного» западного образования. В 1951 г. в рамках этой политики было основано «Общество распространения знаний» (Шш Уауша Сеш1уей), которое в том же году при поддержке правительства открыло в Стамбуле первую публичную школу имамов и ха-тибов. «Общество» долгое время оставалось главным орудием культурного консерватизма, тесно взаимодействуя с организациями антикоммунистического и крайне националистического толка. Известно, что некоторые из этих организаций были созданы при поддержке секретных служб США в рамках операции «Гладио».
В 1950-х годах отдельные исламистские течения стали приобретать все более радикальный облик. Их идеологи уже не ограничивались обвинением властей в воинствующем лаицизме, но объявляли модернизационные усилия правящей элиты уступкой «проекту сионизма и международного коммунизма, направленному на закабаление турецко-мусульманского общества и на уничтожение его духовных основ» (с. 63). Яркой фигурой, олицетворявшей этот дискурс, был поэт Кысакюрек, основавший одну из исламистских ассоциаций, а также журнал «Великий Восток» («Виуик Во§и»). Этот человек оказал огромное влияние на формирование мировоззрения таких исламистских политиков, как основатели Партии справделивости и развития (ПСР) Р.Т. Эрдоган1 и А. Гюль.
В 1969 г. в контексте избирательной кампании была обнародована доктрина «Милли Гёрюш» - «Национальное видение» («МИН Оог觻), ставшая манифестом политического ислама. Ее автором был один из независимых кандидатов, бывший университетский профессор Неджметтин Эрбакан. В общих чертах эту доктри-
1 «Ты иностранец в собственной стране, пария в своем отечестве». Эти строки представляют собой отрывок из поэмы, написанной в 1949 г. Неджипом Фазилем Кысакюреком (1904-1983) - идолом нескольких поколений турецких исламских националистов, сумевшим великолепно выразить их чувства: ностальгию по великому прошлому и гнев, против тех, кто с высоты своего положения насаждает законы «чуждой цивилизации». Р.Т. Эрдоган, который в молодости лично встречался с поэтом и который является большим поклонником Кысакюре-ка, часто цитирует эти строки для возбуждения своей аудиторию (с. 56).
ну можно охарактеризовать как «проповедь, представлявшую собой смешение идей исламизма, национальной независимости, ос-манизма и модернизации» (с. 65). Она стала идеологической основой одноименного движения, цель которого заключалась в вовлечении в политическую и экономическую жизнь той части населения, которая сохранила приверженность мусульманской религии, и которую основатели Турецкой Республики оттеснили на периферию государственной системы.
На призывы манифеста «Милли Гёрюш» немедленно откликнулись многочисленные мелкие предприниматели Анатолии и практикующие мусульмане-сунниты из малоимущих слоев населения. Но главное, идеи «Национального видения» привлекли внимание представителей «новых элит». К этой категории следует отнести выходцев из провинциальных религиозных семей, получивших высшее образование (часто техническое) и добившихся профессиональных успехов. Многие из этих людей окончили не только местные университеты, но и продолжили обучение на Западе1. Подобный социальный портрет деятеля политического ислама характерен как для Турции, так и для многих государств Ближнего Востока.
В 1969 г. Н. Эрбакан, который при поддержке влиятельного ордена Накшбанди принял участие в избирательной кампании в качестве независимого кндидата, занял кресло депутата от Коньи, всегда считавшейся центром анатолийского консерватизма. В 1970 г. Н. Эрбакан основал Партию национального порядка - ПНП (Milli Nizam Partisi), и это означало, что впервые в истории Турецкой Республики политический ислам получил официальное представительство в парламенте. ПНП предлагала антилиберальную экономическую программу, в которой делался акцент на развитие технических отраслей, на государственную поддержку тяжелой
1 Сам автор манифеста «Милли Гёрюш» Неджметтин Эрбакан в 1948 г. окончил Стамбульский технический университет по специальности инженер-механик. В 1951 г. был направлен на учебу в Германию в Рейнско-Вестфальский технический университет Ахена, где подготовил и защитил докторскую диссертацию в области теории дизельных двигателей. Затем в качестве инженера-исследователя работал на военном предприятии фирмы Deutz. Вернувшись в Стамбул преподавал в Техническом университете сначала в должности доцента, а с 1965 г. - профессора. - Прим. реф.
промышленности. В сфере международных отношений ПНП решительно выступала против ассоциации с ЕЭС.
После военного переворота 1971 г. ПНП была распущена, но уже в 1972 г. Н. Эрбакан с соратниками создали Партию национального спасения - ПНС (МИН 8е1аше1 Рагй81). На выборах 1973 г. ПНС получила 11% голосов избирателей и смогла занять в парламенте 48 мест (из 450). В коалиционном правительстве, сформированном новым лидером левоцентристской НРП Бюлентом Эджеви-том, Н. Эрбакан занял пост вице-премьера. Во второй половине 1970-х годов ПНС входила в состав коалиционных правительств вместе с правыми и крайне правыми партиями.
В результате произошедшего в 1980 г. государственного переворота все политические партии, включая ПНС, были распущены, и Н. Эрбакану, как и многим политикам 1970-х, было запрещено участвовать в общественно-политической деятельности. К намеченным на 1983 г. первым после переворота парламенским выборам с одобрения военных было допущено всего три вновь образованных партии. Одной из них была Партия Отечества (ПО) Тургута Озала, в создании которой принимали участие некоторые бывшие функционеры ПНС. Благодаря своему умеренному консерватизму, ПО сумела получить поддержку значительной части традиционного электората правых партий, в том числе и избирателей ПНС.
В 1987 г. после снятия запретов на участие в политической деятельности, многие известные функционеры 1970-х годов сумели возродить свои партии, сменив их названия. Н. Эрбакан вместе со своими соратниками создал Партию благоденствия - ПБ (Я^аЬ Рагй81), которая на местных выборах 1989 г. получила около 10% голосов.
Качественные изменения внутри исламистского движения произошли на фоне обновления политического климата Турции 1980-х годов. Лидеры ПБ поставили перед собой цель мобилизовать все слои населения, неудовлетворенные результатами политики Тургута Озала. «Турецкий политический ислам, вдохновленный опытом исламской революции 1979 г. в Иране, в особенности практикой вовлечения молодежи, изменил характер и направленность своей пропаганды и поставил перед собой цель создания массовой партии. Сохраняя традиционную электоральную базу, основу которой составляла мелкая торговая и промышленная буржуазия про-
винциальных городов, деятели политического ислама, в качестве приоритетной тактики, избрали тактику закрепления на окраинах мегаполисов, в особенности Стамбула и Анкары, где большие группы населения пребывали в состоянии культурного шока, связанного с недавним исходом из сельской местности и стремлением быстро интегрироваться в общество потребления» (с. 72).
Новые задачи потребовали от ПБ изменения лозунга, и партия объявила о начале борьбы за «Справедливый порядок» («АШ1 Эи/еп»). Этот лозунг был достаточно расплывчатым, чтобы привлечь на сторону ПБ людей разных взглядов. В результате партия пополнилась молодыми кадрами, чего не было прежде, так как в 1970-х годах идеи политического ислама не были популярны у турецкой молодежи. Дискурс лидеров «Милли Гёрюш», исламистов зрелого возраста, патерналистского склада, к тому же склонных к авторитаризму, воспринимался тогда молодыми как малопонятный и архаичный. Десятилетие, предшествовавшее перевороту 1980 г., было периодом увлечения радикальными разновидностями национализма и марксизма. Предложенная ПБ идея «справедливого порядка» заполнила пустоту, возникшую вокруг активных молодых людей вследствие кризиса марксизма, потери после распада СССР доверия к социалистическому проекту, и отсутствия альтернативных политических течений, созвучных вызовам времени. К тому же в концепции «Справедливого порядка» были сильны элементы органицизма и ностальгии по далекому прошлому времен государства Сельджукидов и Османской империи.
На муниципальных выборах 1994 г. партия Эрбакана получила 19% голосов. Ее представителям удалось возглавить несколько крупных городов, и самое важное, - Стамбул и Анкару. Именно тогда Р.Т. Эрдоган, набрав 25% голосов, стал мэром Стамбула. Результаты состоявшихся в следующем году выборов в законодательные органы власти подтвердили, что исламистская партия заняла прочные позиции в турецкой политике. ПБ одержала победу в 30 департаментах из 79, в том числе в Стамбуле и в Анкаре.
В 1996 г. Н. Эрбакан возглавил коалиционное правительство, однако итог двухлетней деятельности кабинета и его главы оказался весьма незначительным и скорее негативным. Чтобы сохранить в своих руках власть, руководство ПБ постоянно шло на уступки республиканскому истеблишменту. Одновременно, пытаясь сгла-
дить негативное впечатление у собственных избирателей, Н. Эрба-кан выдвигал громкие инициативы символического характера (как, например, идея мусульманского саммита, альтернативного 07), и это вызывало еще большее раздражение в лагере лаицистов.
В результате «постмодернистского переворота» лидер ПБ был вынужден подать в отставку. Активная часть молодых партийных кадров восприняла это событие как поражение проекта политического ислама. «Седовласых» обвинили в том, что те угодили в приготовленную ловушку, и довели ситуацию до столкновения с лаицистами. «Исторические деятели ПБ оказались заложниками собственных амбиций, так как хотели пребывать в центре политической системы, основательно ее не изменив. Они постоянно критиковали методы кемалистов, но сами воспроизводили их методы на практике» (с. 75-76).
В 1998 г. вместо запрещенной по решению Конституционного суда ПБ появилась Партия Добродетели - ПД (Ба/йе! Раг^). Это была уже четвертая по счету попытка турецкого политического ислама сохранить место в системе. Однако результаты местных и парламентских выборов 1999 г. показали, что исламисты начали терять свою традиционную электоральную базу. Это подтолкнуло молодое поколение партийных функционеров к активным действиям. На съезде ПД в 2000 г. они выдвинули А. Гюля, ближайшего соратника Р.Т. Эрдогана в качестве альтернативного кандидата на пост председателя партии. И хотя соперник А. Гюля победил с незначительным перевесом, сама по себе попытка поставить под сомнение непререкаемость авторитета отцов-основателей вкупе с высоким результатом А. Гюля показали, что в среде исламистов назрел раскол.
Сторонники реформ сгруппировались вокруг молодых активных функционеров, лидером которых был Р.Э. Эрдоган. «Обновленцы» упрекали руководство ПД и самого Эрбакана в нежелании воспользоваться в своих интересах внутриполитической обстановкой, а именно кризисным состоянием и бессилием центристских политических партий. Молодые функционеры призывали к изменению форм и методов работы, критиковали устаревший дискурс руководителей ПД и бессодержательность их традиционных лозунгов.
Когда в декабре 1999 г. на саммите ЕС в Хельсинки Турция получила статус кандидата, и в стране развернулись дебаты по по-
воду европейской интеграции, «обновленцы» потребовали, чтобы партия сосредоточила внимание на проблеме демократических реформ и присвоила себе тематику, связанную с соблюдением гуманитарных прав. Они предлагали тверже «отстаивать исламскую культурную идентичность путем включения своих требований в широкий демократический контекст» (с. 78). В тактическом плане предлагалось ставить от имени партии задачи, соответствующие ожиданиям людей, но при этом обязательно решаемые, чтобы таким образом укреплять связь с обществом.
Объективные условия для разделения «обновленцев» и «традиционалистов» сложились в июне 2001 г., когда решением Конституционного суда деятельность ПД была запрещена. Молодые исламские политики отказались присоединиться к очередной партии, созданной Эрбаканом и его верными союзниками - Партии счастья - СП (Saadet Рагй81). В августе того же года они образовали собственную Партию справедливости и развития - ПСР (Ada1et уе Ка1ктта РагЙ81)\
Эрдоган старался избавиться от характерного для традиционных исламистских партий имиджа и дистанцироваться от прошлых сомнительных заявлений2. Эрдоган и его соратники старались избежать отождествления ПСР с политическим исламом. Свою партию они предпочитали именовать «демократической», «консервативной». Звучал и термин «новый центр». В публичных заявлениях создатели ПСР констатировали, что придерживаются
1 «Желая порвать с традицией предыдущих исламистских партий, неизменно включавших в свою символику изображение мусульманского полумесяца, сторонники обновления выбрали в качестве эмблемы светящуюся электрическую лампочку. Девизом партии стали слова: "Открытая свету, закрытая тьме". Девиз перекликался с выбранной эмблемой и аббревиатурой названия партии - AK Parti, где первые две буквы "ak" можно воспринимать как отдельное слово, которое в турецком языке означает "светлый, чистый, незапятнанный", и это можно расценивать как намек на то, что все прочие партии более или менее "запачканы"» (с. 78-79).
В 1990-х годах политический дискурс Эрдогана был глубоко пронизан риторикой политического ислама. После избрания мэром он ответил журналисту, удивленному запретом на продажу алкоголя в районах, относящихся к муниципалитету, что теперь он - «имам Стамбула». Другому журналисту он сказал, что «демократия является средством, а не абсолютной целью». Он же сравнивал демократию с «трамваем, который можно покинуть на нужной остановке» (с. 170).
либеральных взглядов по экономическим вопросам и были чрезвычайно осторожны в вопросах социальных, избегая какой-либо конфронтации с властями по поводу принципа лаицизма.
ПСР поддержала вступление Турции в ЕС, как открывающуюся возможность проведения радикальных экономических реформ, гарантию совершенствования правовой системы и прогресса в сфере образования и здравоохранения. В качестве реверанса в сторону наиболее консервативной части потенциальных избирателей подчеркивалось, что интеграция с европейским миром не означает потери идентичности. «Да», которое ПСР сказала Европе, являлось отражением избранной долгосрочного стратегии, но одновременно явилось и тактическим маневром. Не случайно в официальных заявлениях ПСР делалось особое ударение на готовность уважать решения Европейского суда по правам человека и сохранять верность международным институтам. Опыт «постмодернистского переворота» 1997 г. показал неспособность исламистских партий самостоятельно, без поддержки извне, противостоять давлению военных и других хранителей лаицистской традиции. В отличие от старших коллег, молодые кадры лучше осознавали, какие выгоды исламские политики могли бы извлечь из пребывания под защитой «европейского зонтика».
ПСР удалось преодолеть ломку, которую турецкий исламизм переживал в 1990-х годах, трансформировать политический ислам в ислам популистский, расширить его социальную базу не только за счет сторонников правых партий, но и за счет центристов, заинтересовать деловые круги, в особенности собственников малых и средних предприятий из провинции. ПСР сумела доказать право на существование. Программа, с которой в ноябре 2002 г. она пошла на выборы, мало отличалась от программы какой-либо западной консервативной или либеральной партии. С помощью нового политического словаря ПСР умело выражала, то дух индивидуализма, то дух общины.
Результаты парламентских выборов оказались неожиданными даже для руководства ПСР. Поскольку большинству партий не удалось преодолеть 10%-ный барьер, ПСР располагала двумя третями депутатских мест. Это дало ей право сформировать однопартийное правительство. «Победа ПСР стала этапом трансформации турецкого общества, вехой в упорной борьбе исламистского дви-
жения с модернистским авторитарным государством и элитами, ориентированными на Запад. Третьего ноября 2002 г. Турция вступила в новую эру» (с. 85).
Прошедшие через два года выборы в местные органы власти показали, что ПСР начала доминировать в турецком политическом пространстве. К руководству более половины из имеющихся в Турции 3200 муниципалитетов, в том числе 12 из 16 крупнейших, пришли мэры из ее списка (с. 96). Партия приложила все силы к тому, чтобы ускорить процесс приведения в соответствие национальной правовой системы требованиям европейского законодательства. Несмотря на давление со стороны военной верхушки и светской бюрократии, усмотревших в этом прямую угрозу для своих исключительных прав, с 2002 по 2004 г. ПСР в пакетном режиме удалось провести через парламент реформы, предусматривавшие внесение необходимых изменений в основной закон. В своей книге «Турция. Революция на Босфоре», вышедшей в 2009 г. Марк Семо охарактеризовал ситуацию первых лет правления ПСР, как «настоящую безмолвную революцию», в результате которой демократизация выразилась в «усилении общественной значимости религии, вследствие двойного давления, исходившего и от самого общества, и от новых правящих элит». Парадоксальным образом «демократизация, проводившаяся под знаком вступления в ЕС, оказалась консервативной» (с. 100).
Пытаясь нагнать время, упущенное в предыдущие десятилетия, правительство ПСР делало все возможное, чтобы ускорить экономическое развитие страны. Роль стимулирующего фактора снова сыграла перспектива вхождения в ЕС. Объем иностранных инвестиций к 2007 г. составил 20 млрд долл. Большая часть вложений приходилась на инвесторов из стран - членов ЕС, привлеченных ускорением процесса приватизации1. К безусловным достижениям правительства ПСР можно отнести снижение уровня инфляции и существенное сокращение уровня бедности2. Правительство также
1 Из 40 млрд долл., полученных от приватизации с 1986 по 2010 г., три четверти приходилось на период с 2002 по 2010 г. (с. 107).
В течение 1990-х годов показатель инфляции колебался между 50 и 100% в год. Начиная с 2002 г. он стал стремительно падать, что позволило правительству в 2005 г. убрать с турецкой лиры шесть нулей. С 2002 по 2008 г. количество лиц с доходом в 4,3 долл. в день снизилось в составе населения с 30 до 7% (с. 107-108).
сократило военные расходы, которые в прежних бюджетах стояли на первых местах, и увеличило финансирование сферы образова-ния1. Вместе с тем немалые средства стали выделяться и на нужды Управления по делам религии. «Таким образом, благодаря социальной политике, ПСР обеспечила себе широкую поддержку населения, включая средние социальные слои; благодаря росту количества мечетей и числа имамов, - поддержку со стороны практикующих мусульман; вследствие массированных инвестиций в сектора экономики, связанные со строительством и инфраструктурой, -поддержку консервативной части предпринимателей» (с. 109). Партии удалось решить главную стратегическую задачу на пути к установлению гегемонии - заручиться доверием общества.
В 2007 г. в Турции должны были состояться выборы президента. ПСР, располагавшая большинством в парламенте, имела все основания надеяться на то, что новым главой государства будет выдвинутый ею кандидат2. В свою очередь, для лагеря лаицистов это означало потерю стратегически важного бастиона, позволявшего контролировать исполнительную и законодательную власть3. Несмотря на кампанию, развернутую кемалистами, пытавшимися, по выражению действующего президента А.Н. Сезера, предотвратить «превращение Республики лаицистской в Республику умеренного исламизма», президентом стал кандидат, выдвинутый ПСР. Этому событию предшествовала отчаянная борьба оппонентов ПСР, добившихся отмены результатов первого тура выборов, роспуск парламента и, наконец, досрочные всеобщие выборы, которые завершились очередной убедительной победой ПСР - 46,5% от общего числа голосов. 28 августа 2007 г. новым президентом Ту-
1 С 2003 по 2013 г. число университетов в Турции выросло с 70 до 178, из
которых 108 - государственные (с. 109).
2
Конституция предусматривает возможность избрания президента в первом или во втором туре, если кандидат набирает 2/3 голосов, или в третьем туре -при наличии простого большинства (с. 114).
3 Президент обладает правом налагать вето на решения правительства, назначать членов Конституционного суда, членов Высшего совета образования и президентов университетов, частично - членов Кассационного суда и Государственного совета, а также директоров общественного телевидения и радио. Он также может влиять на назначения на высшие административные посты. Президент также является верховным главнокомандующим (с. 112).
рецкой Республики стал ближайший соратник Р.Т. Эрдогана Аб-дулла Гюль.
Противостояние «неокемалистов»1 и ПСР обострилось в начале 2008 г., когда генеральный прокурор внес хадатайство о роспуске ПСР и пятилетнем запрете на политическую деятельность для 71 руководящего функционера партии, включая премьер-министра и президента. Против ПСР было выдвинуто обвинение в деятельности, противоречившей положениям конституции, в частности принципу лаицизма. Ходатайство было отклонено, так как при голосовании в Конституционном суде не удалось добиться квалифицированного большинства.
Не дожидаясь исхода дела, ПСР сама начала борьбу с «не-окемалистами» под предлогом обнаружения в Турции тайной организации, занимающейся антигосударственной деятельностью и готовящей новый «постмодернистский переворот». Эта подпольная структура стала известна под именем «Эргенекон». В результате трех все нараставших волн арестов, под стражей по обвинению в дестабилизации власти и криминальной деятельности оказалось большое количество армейских офицеров, включая несколько известных отставных и действующих генералов, а также журналистов, преподавателей университетов, активистов националистических организаций, известных интеллектуалов. В октябре 2008 г. открылся процесс по делу «Эргенекон», сразу превратившийся в место сведения политических счетов, где обвиняемых судили не за реальные преступления, а за «дурные намерения» (с. 124). Результаты процесса не оставили сомнений в том, что в Турции наступили новые времена.
Переломным в смысле начала движения по пути к «Новой Турции» можно считать 2007 г., так как именно с этого времени стали отчетливее проявляться авторитаристские устремления ПСР и ее лидера Р. Т. Эрдогана. Последний не скрывал своих амбиций и планов. Так, например, на одном из предвыборных митингов периода избирательной кампании в местные органы власти он прямо
1 Понятие «неокемалисты» появилось в 1960-е годы как определение альянса «защитников национальной идеи», главным образом армии, интеллигенции и молодежи, выступавших против «возвращения к власти реакционеров». В 2000-е годы этот термин в более широком смысле снова стал употребляться для описания похожего альянса (с. 113).
заявил, что к 2023 г. (100-летний юбилей Турецкой Республики. -Реф.), «если на то будет воля Господа, мы надеемся радикально перестроить Турцию». С 2002 г., говорил он, мы с соратниками вступили в период ученичества, к 2007 г. - стали командой профессионалов, способной на решительную борьбу. «С 12 июня 2012 г. (очередные выборы в парламент. - Реф.) начнется период нашего господства» (с. 144).
Для укрепления доминирующих позиций партии и одновременно собственной власти Эрдоган предпринял меры по установлению контроля над СМИ. Параллелльно с процессом подавления оппозиционной прессы, происходило переформатирование собственности турецких медиа за счет выкупа важнейших активов бизнес-структурами, близкими премьер-министру1. «Ключевая роль в стратегии установления и воспроизводства гегемонии ПСР отводилась дружественным медиа» (с. 138).
Весной 2010 г. правительство при поддержке со стороны ЕС подготовило и представило большой пакет поправок в конституцию. Наиболее существенные касались условий назначения и деятельности членов Высшего совета судей и Конституционного суда. По сути, предложенная партией Эрдогана конституционная реформа представляла собой попытку лишить судебную власть самостоятельности. Несмотря на то, что ПСР опиралась на парламентское большинство, для принятия поправок в основной закон ей все же пришлось прибегнуть к процедуре референдума. В процессе подготовки к событию, которому партия придавала огромное значение, ПСР развернула масштабную кампанию по мобилизации своих самых преданных сторонников на борьбу со «старым режи-
1 Крупной мишенью ПСР стал миллиардер Айдын Доган, которому, в частности, принадлежала газета «Хюррийет», заподозренная в поддержке инициативы по запрещению ПСР. Против А. Догана было выдвинуто обвинение в мошенничестве при уплате налогов. Весной 2011 г. Доган был вынужден выставить на продажу СМИ, принадлежавшие его холдингу (с. 136). Начиная с 2010 г., правительственный контроль над прессой и в еще большей степени над телевидением стал очевидным. Когда перед местными выборами 2014 г. были обнародованы прослушки телефонных разговоров, общественнось узнала о том, что несколько владельцев крупных строительных компаний из окружения Эрдогана объединили средства для покупки ряда СМИ. В результате турецкий политический словарь обогатился термином «медиа общего котла» для описания СМИ, безоговорочно поддерживающих политику ПСР и персонально Р.Т. Эрдогана. (с. 137).
мом». Лейтмотивом кампании по подготовке к референдуму стала тема ограничения личных свобод в рамках существующей судебной системы. С серией публичных выступлений Эрдогана принял личное участие в проведении кампании. В его выступлениях, обращенных, главным образом, к практикующим мусульманам, постоянно фигурировал образ народа, как «жертвы старого режима», охраняемого кастой «привилегированных». Эрдоган неизменно прибегал к излюбленному риторическому приему - отождествлению себя с единоверцами1. Когда 58% участников референдума проголосовали за поправки в конституции, стало очевидно, что ПСР и на этот раз удалось одержать победу.
Борьба за изменение конституции проходила на фоне очередного этапа «охоты на ведьм». Под разными предлогами были произведены аресты в среде «неокемалистов»: высокопоставленных военных, известных журналистов и интеллектуалов. Параллельно обнаружилось, что и в самом исламистском лагере идет междоусобная война. На это указывало явное стремление ПСР дистанцироваться от прежних союзников в лице Движения Гюлена.
Восхождение ПСР по пути установления авторитарного режима происходило на фоне впечатляющих успехов турецкой экономики второй половины десятилетия. Страну практически не затронул кризис 2008 г., и в 2011 г. прирост экономики составил 8%. Руководители ПСР с гордостью подчеркивали, что Турция по показателям экономического роста попала в тройку первых в мире и опередила страны ЕС. Все это давало право Эрдогану и его партии обвинять своих критиков в том, что сами они, находясь у власти, не верили в потенциал собственного народа, а теперь пытаются «бросить тень на всю ту работу, которую для блага нации ПРС проводила в течение девяти лет» (с. 144-145).
1 Агитируя голосовать за внесение поправок в конституцию, Эрдоган в одном из выступлений в сентябре 2010 г. говорил: «Мы, мы все очень хорошо знаем, что значит быть изгоем из-за того, что носишь платок, из-за того, что соблюдаешь традиции, из-за того, что ты верующий. Мы очень хорошо знаем, что значит уни-жженным остаться перед дверями университета... Нам хорошо известно, что такое стон, тоска, слезы горечи матери, которая навещает сына в тюрьме и не может сказать ему ни слова по-курдски». Примечательно, что запрет общаться с заключенными на курдском языке был аннулирован специальным циркуляром Министерства юстиции еще в ноябре 2009 г. (с. 140).
В 2013 г. идиллическую картину несколько омрачило отсутствие результатов, которых правительство Эрдогана ожидало от войны в Сирии. Падение режима Асада, обещанное министром иностранных дел А. Давутоглу еще в декабре 2012 г., так и не состоялось, Турция же попала под подозрение, как сообщник и тыловая база джихадистов. В Европе стали прохладнее относиться к правительству ПСР и лично к его главе. Мировая пресса открыто называла турецкого премьера автократом и настойчиво обсуждала тему «путинизации Турции». Аналитики предсказывали ПСР поражение на ближайших выборах, что, с их точки зрения, могло бы стать благом как для самой Турции, так и для ее ближайших соседей. Целый ряд обстоятельств должен был осложнить путь Эрдогана к вершине политической карьеры: протестные выступления в парке Гези, полный провал турецкой политики в Сирии, подозрения в поддержке радикальных исламистов, и, наконец, коррупционный скандал, в который оказались вовлеченными несколько министров и члены его семьи. Между тем Эрдоган, не имея права оставаться главой кабинета министров еще на один срок, готовился выдвинуть свою кандидатуру на пост президента Турецкой Республики. При этом впервые в истории страны глава государства должен был избираться не парламентом, а на всеобщих выборах.
Результаты голосования, состоявшегося осенью 2014 г., подтвердили факт гегемонии ПСР и ее доминирующее положение в турецкой политической системе. Р.Т. Эрдоган стал президентом уже по результатам первого тура, набрав 51,7% голосов. Для сравнения, два других кандидата получили 38,4 и 9,7% голосов (с. 162). Вероятность такого исхода можно было бы предсказать на основе опросов, проведенных после муниципальных выборов марта 2014 г. Их данные показали, что значительная часть избирателей, в том числе и те, кто голосовал за ПСР, поверили обвинениям в коррумпированности высокопоставленных членов партии власти, но, несмотря на это, отдали голоса за ПСР, так как всерьез опасались политической и экономической нестабильности в стране, в случае провала этой партии на выборах. Что касается огромной массы избирателей из числа практикующих суннитов, то они не были готовы отказаться от своего лидера из-за «такой малости», как коррупционный скандал. В этой среде Эрдогана высоко ценили за верность мусульманским традициям, качества выдающегося орато-
ра, энергию политического деятеля и способность не склонять головы перед Западом.
Чтобы понять природу авторитаризма ПСР, следует обратить внимание на то, что в Турции запрос на авторитарную власть исходит от самого общества. Это общество, в котором чрезвычайно сильно стремление к однородности, с трудом соглашается с существованием различий. Кемалистская модернизация лишь усилила стремление к однородности, поскольку основатели Республики боролись за создание единой нации, у которой был бы один язык, одна история, одна культура и, что важно, - один глава.
Самая распространенная в турецком обществе идентичность (даже более распространенная, чем религиозная, языковая или этническая) - это «идентичность жертвенная» (с. 180). Ее присутствие невозможно объяснить колониальным прошлым или унизительными последствиями военного поражения. Специфика Турции состоит в том, что в тот или иной период времени одна часть общества ощущает себя жертвой другой своей части: кемалистских властей, националистически настроенного туркоговорящего большинства, суннитского большинства, элитарных «белых турок». Такое общество не доверяет само себе и ищет убежища и успокоения в авторитете сильного главы.
Основатели Турецкой Республики внушили обществу комплекс страха. Авторитарные правители умеют использовать этот комплекс в качестве инструмента, запускающего рефлекс сплочения. Коллективное «мы» должно постоянно жить с ощущением опасности. Она может исходить от Запада, от курдов, от требований признания геноцида армян, от презирающих религиозных мусульман лаицистов, от исламистов, желающих распространить собственные нормы жизни на общество в целом, от алевитов, которые хотят молиться в собственных культовых зданиях и т.д. Живя в ощущении бесчисленных страхов (иногда реальных, иногда вымышленных), само общество создает условия для установления авторитарной власти.
Сформировавшаяся вокруг ПСР консервативная мусульманская коалиция, одержала историческую победу над режимом, который опирался на военно-бюрократическую касту, гаранта соблюдения принципа лаицизма. Новый авторитарный режим стал воплощением реванша социальных слоев, которые продолжают
считать себя жертвами секулярной олигархической модернистской элиты. Именно поэтому ПСР придает такое исключительное значение плебисцитарной демократии. Последняя необходима для того, чтобы иметь возможность ссылаться на «легитимность национальной воли». В реальности «воля» оказывается «окрашенной в суннитские и турецкие цвета, консервативной в плане морали, либеральной в плане экономической политики, не чуждой ксенофобии под маркой национализма и демократической лишь тогда, когда это нужно для охраны прав самой ПСР и ее лидера Эрдогана» (с. 181).
ПСР называет себя консервативной партией, в противоположность традиционным партиям турецкого политического ислама. Однако как раз ПСР сделала политический ислам основой идеологии турецких правых и заняла большую часть политического пространства. При этом у партии множество лиц: консервативно-либеральное лицо для средних городских слоев; либерально-демократическое - для западного мира; националистически-исламистское, когда она апеллирует к своим избирателям-исламистам. Как партия масс, рассчитывающая на поддержку как минимум половины избирателей страны, она продолжает пользоваться всеми тремя личинами. Но если в первой половине пребывания у власти она демонстрировала либеральное лицо в экономике, консервативное - в культурном плане и почти демократическое - в плане политическом, то во второй половине правления это лицо все больше становилось авторитарным и исламистским.
По мере консолидации власти в руках ПСР, уверенность партии в том, что она представляет «настоящий народ», послужила основанием для наступления на права личности во имя моральных принципов доминирующей религии. ПСР не шла по пути законодательных запретов. Ее стратегия заключалась в том, чтобы «закрепить политический ислам в демократической игре, постепенно трансформируя религиозные ценности, разделяемые большой частью общества, в ценности консервативные и запуская их в политический оборот как воплощение консервативного проекта. Борьба против потребления алкоголя, право без ограничений носить мусульманский платок, большое место, отведенное преподаванию религии в комплексе общеобразовательных программ, усиление цензуры по соображениям морали - вот самые очевидные проявле-
ния этой стратегии» (с. 172). Одновременно ПСР проводила собственную кадровую политику, последовательно внедряя носителей консервативных ценностей на руководящие должности среднего уровня (в качестве префектов, директоров школ, комиссаров полиции, президентов университетов), а также в СМИ. Этот комплекс стратегических мер «породил в части общества, которая не разделяла ценностей консервативной коалиции, чувство беспомощности перед дорожным катком, который надвигается медленно и неотвратимо» (с. 182). Опираясь на религиозно-консервативное большинство, ПСР приступила к осуществлению проекта ползучей ассимиляции «нормальных», чтобы в итоге исламизм стал нормой жизни, в чем как раз и состоит суть «процесса демократизации во вкусе ПСР» (с. 188). В Турции, где мусульмане составляют большинство населения, такая «демократизация» может естественным образом завершиться исламизацией общества и государства.
Курс партии Эрдогана на «демократизацию» стал основным источником социальной напряженности в Турции. Идея сплочения «подлинной нации» (читай - практикующих суннитов) с государством свидетельствует не только о специфическом характере демократии, отстаиваемой лидером ПСР во имя будущего Турции, но и порождает в другой части общества ощущение отверженности. По сути, воспроизводится ситуация, характерная для кемалистской Турции, когда две абсолютно разные по своим взглядам и образу жизни половины социума с неприязнью взирали друг на друга. Разница состоит лишь в том, что при сохранении «культурного разрыва», позиции сторон с приходом к власти исламистов сменились на противоположные.
«Новая Турция», которую хочет выстроить ПСР, очевидно более консервативна и не менее авторитарна, чем Турция недалекого прошлого. Взгляд этой страны все более обращен в сторону мусульманского мира, и она теперь больше озабочена проблемами Ближнего Востока, чем проблемами Европы, от которой она постепенно отдаляется. И роль отца-основателя этой «Новой Турции» стремится играть Р. Т. Эрдоган.
Н.Б. Шувалова
