CC BY
71
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2014.01.007-009. ТУРЕЦКО-ИЗРАИЛЬСКИЕ ОТНОШЕНИЯ: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ. (Сводный реферат).
2014.01.007. OVALI §. Revising the turkish identity: debate in turkish-israeli relations // J. of South Asian and Middle Eastern studies. - Villanova, 2012. - Vol. 35, N 4. - P. 28-53.
2014.01.008. BALCI A., KARDA§ T. The changing dynamics of Turkey's relations with Israel: An analysis of «securitization» // Insight Turkey. - Ankara, 2012. - Vol. 14, N 2. - P. 99-120.
2014.01.009. GOREN N. An unfulfilled opportunity for reconciliation: Israel and Turkey during the arab spring // Ibid. - P. 121-135.
Ш. Овалы (Университет «9-го сентября»1, Измир, Турция) (007) показывает на примере истории турецко-израильских двусторонних отношений, каким образом изменения, происходящие в коллективном восприятии национальной идентичности, влияют на формирование внешней политики государства. Под термином «национальная идентичность» подразумевается «сконструированная концепция, имеющая тесную связь с историей и традициями, как, впрочем, и с политическими ценностями, и из которой вытекает понятие мы по отношению к понятию другие» (007, с. 28).
В истории турецко-израильских отношений отчетливо выделяются три периода. Первый начался с момента установления официальных отношений между двумя государствами и завершился с окончанием холодной войны. Второй период охватывает 1990-е годы. Третий был обозначен приходом к власти в Турции в 2002 г. Партии справедливости и развития (ПСР) и продолжался до 2011 г.
В первые годы создания Турецкой Республики колоссальное внимание уделялось конструированию принципиально новой идентичности, некоего «турецкого самосознания». Суть данного процесса не может быть до конца осознана вне исторического контекста и, прежде всего, такого важного события, каким являлся распад Османской империи. Творцы новой турецкой идентичности, представлявшие кемалистскую элиту, не могли абстрагироваться от только что пережитой интервенции западных держав и от той роли, которую сыграли поддержавшие эту интервенцию бывшие поддан-
1 Dokuz eylul universitesi (DEU).
ные империи, в частности арабы. Враждебность в отношении мусульманских государств Ближнего Востока долгое время препятствовала развитию близких отношений между Турцией и ее соседями. Враждебность при этом была взаимной, так как в коллективном сознании населения арабских территорий, входивших прежде в состав Османской империи, присутствовал стереотип традиционно негативного восприятия турок. Отчужденность между Турцией и арабским миром усугубляла модернизация, проводившаяся кема-листами по западному образцу.
Начало турецко-израильским межгосударственным отношениям было положено в 1949 г. самим фактом признания Турцией Государства Израиль. Многие исследователи сходятся на том, что друг к другу эти страны подтолкнула сближавшая их «идентичность изгоев». Оба государства развивались на демократической основе, не принадлежали к арабскому миру и при выборе внешнеполитического курса ориентировались на Запад. Дополнительно сближению способствовало общее для них неприятие советского влияния, которое в то время проникло в некоторые арабские страны и стало там укрепляться. Арабский национализм воспринимался и в Турции, и в Израиле как разновидность коммунизма. Руководство обоих государств придерживалось мнения, что присутствие в регионе объединения из двух неарабских государств прозападной ориентации может, в том числе, воспрепятствовать распространению на Ближнем Востоке коммунистической идеологии.
В 1970-х и 1980-х годах некоторые обстоятельства, складывавшиеся как внутри Турции, так и вокруг нее, оказали негативное влияние на эволюцию двустороннего турецко-израильского сотрудничества. Турция дважды (в связи с вторжением на Кипр и после военного переворота 1980 г.) оказывалась в изоляции по инициативе западных союзников. Такое положение заставило Анкару искать поддержки на Ближнем Востоке. Попытки улучшить отношения с арабским миром предпринимались и в связи с энергетическим кризисом середины 1970-х годов, оказавшим разрушительное влияние на турецкую экономику. Уже в 1967 г. турецкое правительство выступило с осуждением Израиля по поводу результатов «шестидневной войны». В 1973 г. Турция официально признала Организацию освобождения Палестины (ООП), а в 1979 г. в Анкаре было открыто представительство ООП. После того как в июле
1980 г. израильский парламент объявил Иерусалим столицей, Турция закрыла свое консульство в этом городе и понизила уровень дипломатического представительства. Позднее Турцией были предприняты шаги, продемонстрировавшие ее стремление дистанцироваться от Израиля. Наиболее очевидными мерами в данном направлении стали: поддержка первой интифады, признание Палестины в качестве независимого государства, участие президента Турции Кенана Эврена в 1984 г. в работе Организации исламская конференция (ОИК) в качестве первого турецкого представителя столь высокого уровня. «С началом 1970-х годов, вследствие многих событий внешнего и внутреннего характера, сотрудничество между двумя государствами потеряло первоначальный импульс, однако ни один из сделанных шагов, хотя это и были шаги назад, не привел к отказу Турции от прозападной ориентации и не стал настолько существенным, чтобы перечеркнуть перспективу развития отношений с Израилем» (007, с. 37-38).
В 1990-х годах появились новые стимулы к развитию турецко-израильских связей. Данное десятилетие характеризуется наивысшей степенью сближения. Для Турции поворот в развитии отношений в очередной раз был предопределен событиями, происходившими одновременно в самой стране и вокруг нее. Именно в 1990-х годах размах курдского терроризма достиг своего пика. Это не только максимально осложнило ситуацию в стране, но и вывело этнический конфликт на уровень внешнеполитической проблемы. Поддержка, получаемая боевиками Рабочей партии Курдистана (РПК) со стороны Сирии и Ирака, заставила Турцию вновь ощутить свою «отчужденность» и всерьез озаботиться обеспечением национальной безопасности. Результаты первой войны в Персидском заливе, которые de facto привели к разделу Ирака, в свою очередь, усугубили ее тревогу по поводу возможного нарушения территориальной целостности.
В связи с тем, что для Турции вопросы безопасности опять стали приоритетными и отодвинули на второй план экономические и политические проблемы, роль военных в процессе принятия политических решений снова возросла. «Осознание исходящей от соседей враждебности ускорило турецко-израильское сближение, и не было секретом, что главным инициатором этого процесса была военная элита» (007, с. 39-40). Период с 1992 по 1996 г. отмечен
интенсивными контактами представителей руководства двух стран1. В 1996 г. между Турцией и Израилем было подписано два важных соглашения, касающихся сотрудничества в военной области и в подготовке военных специалистов, а также сотрудничества в сфере вооружений.
В 1995 г. у власти в Турции оказалось коалиционное правительство во главе с Н. Эрбаканом, одним из ведущих представителей политического ислама, известным также как непримиримый критик Израиля и сторонник «разнонаправленной внешней политики». Несмотря на то что за два года пребывания у власти Н. Эр-бакан открыто демонстрировал стремление к единению с исламскими государствами, предпринятые им шаги не привели к разрушению турецко-израильского союза. По иронии судьбы, именно Н. Эрбакан вынужден был, уступая давлению военных, подписать соглашения о военном сотрудничестве, а также принять в 1997 г. министра иностранных дел Израиля Д. Леви. Представители гражданской власти и военной элиты по-разному осознавали национальную идентичность во внешнеполитическом контексте, и это наиболее отчетливо проявилось на примере отношений Турции с Израилем. В то время как исламисты стремились укрепить связи Турции с мусульманскими странами, светская элита, в основном военная и дипломатическая, ратовала за турецко-израильское сближение, создавая тем самым «препятствие на пути "исламиза-ции" турецкой внешней политики» (007, с. 43).
Летом 1997 г. после отставки кабинета Н. Эрбакана и формирования очередного коалиционного правительства турецко-израильские отношения получили новое развитие. В сентябре 1998 г. премьер-министр М. Йылмаз подписал с Израилем соглашение об экономическом сотрудничестве, что незамедлительно сказалось на активизации торговли и туризма. Дополнительным штрихом к созданию положительного образа Израиля стала помощь, которую эта страна оказала населению Турции после разрушительного землетрясения 1999 г.
1 В 1992 г. Израиль посетил министр туризма Турции А. Атеш, а в 1993 г. -министр иностранных дел Х. Четин. В 1994 г. в Турции с визитами побывали президент Израиля Э. Вейцман и министр иностранных дел Ш. Перец. В том же году премьер-министр Турции Тансу Чиллер нанесла визит в Израиль (007, с. 40).
В начале нового тысячелетия в турецко-израильских отношениях наметилось охлаждение. Поскольку Турции удалось нормализовать отношения с Сирией (после высылки лидера РПК Оджалана) и с Ираном, существенно снизилась ее озабоченность проблемами национальной безопасности. В то же самое время в Израиле произошли перемены в руководстве. Новый кабинет националистической партии Ликуд занял жесткую позицию в отношении палестинского населения, что немедленно вызвало резонанс, и не только в арабском мире. Реакция турецкого общества оказалась такой сильной, что в Анкаре были вынуждены делать официальные заявления и обвинять Израиль в репрессиях.
Широкомасштабная политическая и социокультурная трансформация началась в Турции после победы на парламентских выборах 2002 г. ПСР. Сформированное ею правительство отказалось от практики максимальной концентрации сил в сфере обеспечения безопасности и заявило об избрании нового внешнеполитического курса. Главным идеологом ПСР и будущим министром иностранных дел А. Давутоглу была разработана концепция «стратегической глубины», содержавшая критику кемалистского понимания национальной идентичности и связанного с ней подхода к формированию внешней политики. Кемалистам ставилась в вину «одномерность», не позволявшая гибко реагировать на происходящие в мире изменения.
Позиция ПСР в отношении сотрудничества с Израилем на первых порах отличалась прагматизмом, продиктованным двумя важными соображениями. С одной стороны, новое турецкое руководство стремилось заручиться поддержкой еврейского лобби США, обладающего большим влиянием в международных делах. С другой - оно пыталось избежать внутриполитического конфликта с представителями турецкой военной элиты. Уже в ходе первых двусторонних контактов стало очевидно, что ПСР намеренно обходит проблемы, которые могут спровоцировать напряженность. Так, например, в ходе визита израильского президента М. Кацава в 2003 г. основное внимание было обращено на вопросы экономического сотрудничества, несмотря на то что в повестке дня формально присутствовала «дорожная карта» урегулирования палестино-израильского конфликта. Явным свидетельством успехов ПСР в плане поддержания двусторонних отношений стало награждение Т. Эр-
догана (известного прежде в качестве ярого критика Израиля) премией Антидиффамационной лиги США в знак признания заслуг Турции по спасению евреев в период Холокоста.
Однако уже через несколько лет после прихода к власти ПСР турецко-израильские отношения стали заметно ухудшаться. Жесткая политика израильских правых по проблеме Палестины, и в особенности бомбардировка сектора Газа в 2008 г. спровоцировали резкий рост антиизраильских настроений в Турции, где к этому времени в результате целенаправленной деятельности ПСР существенно изменилась внутриполитическая ситуация. Кемалистская элита потеряла свое влияние и не играла прежней роли в формировании внешней политики. Подобная трансформация не могла не привести к серьезному пересмотру отношения к Израилю. Исходя из доктрины «стратегической глубины», предполагавшей «появление новой идентичности с османской коннотацией» (007, с. 48), Турция все больше отождествляла себя с Ближним Востоком. Идеологи ПСР широко пропагандировали идею культурной, исторической и географической близости стран Ближневосточного региона. «В этом новом политическом ландшафте ПСР стала прилагать огромные усилия к урегулированию отношений с соседями, в то время как Израилю давали понять, что он чужой посредством регулярных враждебных выпадов со стороны лидеров ПСР, в особенности в период между 2008 и 2011 гг. Таким образом, в качестве чужого Израиль занял место арабов» (007, с. 49).
Несмотря на возросшую активность Турции на ближневосточном направлении и на попытки повысить авторитет за счет конфронтации с Израилем, вероятность достижения ожидаемых результатов была невелика. В регионе, где любые внешнеполитические инициативы всегда вызывают подозрения в присутствии у Турции скрытых имперских притязаний, добиваться поддержки мусульманского сообщества было нереалистично. И пропаганда «турецкой модели», и попытка играть роль «большого брата» лишь усиливали подозрения относительно истинных намерений Анкары.
В заключение Ш. Овалы пишет, что с первых дней существования республики политика выделения «чужаков» ограничивала возможности Турции в плане принятия внешнеполитических решений. Очевидно, что в настоящее время подобный подход не только неблагоприятно сказывается на турецко-израильских отно-
шениях, но может спровоцировать дополнительный эффект и поссорить Турцию с западным миром. Поскольку объективные предпосылки для турецко-израильского сближения по-прежнему существуют, для Турции возможность такого союза сохраняет свою актуальность. «Эскалация этнического терроризма, иранская ядерная программа, политическая нестабильность в Сирии, нежелание Регионального правительства Курдистана расследовать деятельность РПК представляют собой реальные стимулы для сближения Турции и Израиля, но лишь с оговоркой, что обеим сторонам удастся переосмыслить или, по крайней мере, заново сформулировать отношение друг к другу» (007, с. 53).
А. Балджи и Т. Кардаш (Университет Сакарьи, Турция) (008) объясняют эволюцию турецко-израильских отношений с позиций концепции «секьюритизации», разработанной Копенгагенской школой (КШ).
В соответствии с теорией КШ, проблема может проходить в своем развитии различные стадии: от неполитизированности (пребывать вне сферы государственных интересов) через политизацию (стать частью публичной политики и требовать выработки решения на государственном уровне) к секьюритизации (сместиться в область государственной безопасности и стать предметом особой политики, диктующей необходимость принятия решений, выходящих за рамки установленных правил игры). Со временем, однако, проблема также может десекьюритизироваться и вернуться в сферу публичных дискуссий.
Секьюритизация, исходя из концепции КШ1, предполагает наличие трех элементов: референтного объекта, секьюритизирую-щего актора и функционального актора.
Референтным считается объект, оказавшийся перед лицом экзистенциальной угрозы. Чаще всего в качестве такого объекта выступает государство, хотя экзистенциальной угрозе могут подвергнуться и национальная идентичность, и социальные группы или индивиды, и другие объекты.
В качестве секьюритизирующего актора может выступать политическая элита, правительство, группа влияния, верхушка ар-
1 Автор приводит определения, взятые из работы: Buzan B., Waever O., Wilde Jaap de. A new framework for analysis. - L., 1998. - Приведено по реф. источнику.
мии, т. е. тот, кто «осуществляет речевой акт о безопасности» с намерением секьюритизировать проблему. Так политизированная проблема возводится на уровень «экзистенциальной угрозы» референтному объекту (государству, идеологии, национальному суверенитету).
Функциональным является актор, «который оказывает значительное влияние на принятие решений в сфере безопасности», но сам не становится секьюритизирующим актором. Последний ради успешного достижения цели может вовлекать в свою деятельность функционального актора, учитывая меру его общественного влияния и особые возможности. Часто роль функционального актора играют СМИ.
Турецко-израильские отношения достигли своего пика в 1990-х годах, когда между сторонами было подписано несколько важных договоров, создавших основу для особого сближения. Есть все основания полагать, что превращению двусторонних связей между Турцией и Израилем в мощное стратегическое партнерство способствовал именно «процесс секьюритизации».
Для турецкой государственной элиты важнейшим фактором, оказывающим влияние на определение внешнеполитического курса, являлся момент присутствия внешней угрозы. И в 1990-х годах военно-бюрократическая верхушка рассматривала внутренние и внешние проблемы сквозь призму так называемого «Севрского синдрома», основанного на убежденности в существовании некоего международного заговора, нацеленного на ослабление и расчленение Турции. Такие настроения были продиктованы ощущением незащищенности, возникшей после окончания холодной войны, а также эскалацией военного конфликта на юго-востоке страны между отрядами РПК и силами безопасности.
Особенность ситуации 1990-х годов заключалась в одновременном присутствии сразу двух равнозначных референтных объектов секьюритизации. Первый имел отношение к проблеме сохранения государственной территории на юго-востоке страны, где практически развертывалась война с постоянно растущим числом жертв. В период с 1992 по 1995 г. силы безопасности понесли в результате деятельности РПК в три раза большие потери убитыми, чем за предыдущие семь лет. Только с мая по октябрь 1993 г. от рук боевиков РПК погибли 1600 военных (008, с. 106).
Помимо территориальной целостности в качестве референтного объекта секьюритизации был обозначен принцип секуляризма, являющийся одним из основополагающих принципов кемалист-ской идеологии. Активизация политического ислама, официальные заявления его лидеров о необходимости смены режима в Турции создали благоприятные условия для того, чтобы турецкие военные смогли объявить о наступлении реакции - irtica, что представляло собой экзистенциальную угрозу светской власти.
В сознании турецкой светской элиты Израиль существовал как некое «зеркальное отражение» Турции (современное, прозападное государство, жертва террористов, в окружении арабских «чужаков»). Предполагалось, что «через стратегическое сотрудничество с Израилем можно, во-первых, остановить курдских сепаратистов; во-вторых, бороться с региональными силами, оказывающими поддержку местным исламистам и, наконец, но не в последнюю очередь, доказать жизнеспособность светских принципов как единомышленникам, так и инакомыслящим. Отношения с Израилем воспринимались как своего рода противоядие от угрозы референтным объектам. Израиль провозглашался идеальным партнером в деле реставрации и укрепления секуляризма в Турции, способным помочь выживанию государства в условиях внешней угрозы» (008, с. 104).
Ситуация 1990-х годов показывает, что главными акторами секьюритизации в Турции были военные. Именно генеральный штаб определил в 1989 г. список государств, представлявших реальную угрозу национальной безопасности. В него вошли Советский Союз, Иран, Сирия и Ирак. Позднее к этому списку добавились Греция и Северный Кипр. После победы на выборах исламской Партии благоденствия (ПБ) в 1994 г. и в 1995 г. военные заявили об опасности, которую для государства представляет irtica. В своем меморандуме 28 февраля 1997 г. они провозгласили политику реакционеров угрозой номер один для государственной безопасности, оттеснившей на второй план даже курдский сепаратизм. Турецкий генералитет пребывал в твердой убежденности, что альянс с Израилем способен помочь справиться с грозящими государству опасностями. В феврале 1996 г. член Генерального штаба Че-вик Бир, подписывавший с турецкой стороны соглашение об обмене информацией и совместном проведении учений, сказал во
время церемонии, что «сложившиеся в регионе условия диктуют настоятельную необходимость кооперации двух государств... Перед нами стоит необходимость разорвать этот порочный круг хаоса и найти в регионе друзей. Израиль - это лучший выбор». Он же в дальнейшем заявлял, что «армия не будет пассивно наблюдать, как Турция поворачивается в сторону ислама и не позволит подвергнуть угрозе турецко-израильское военное сотрудничество» (008, с. 105).
Роль функционального актора в период максимального турецко-израильского сближения сыграли турецкие СМИ, использовавшие все свое влияние для оказания помощи военным. Хотя ведущие турецкие медиа еще в середине 1980-х годов обращали внимание на опасный характер деятельности реакционеров, по-настоящему об угрозе они заговорили в 1990-х годах, после победы на выборах ПБ. Дебаты о будущем светской власти в Турции приводили общество в возбуждение и поляризовали его. Несмотря на существование глубокого раскола, угроза со стороны РПК и поддерживающих ее внешних сил все еще оставалась консолидирующим фактором. Таким образом, доминирующая на политической сцене «тактика устрашения» позволяла военным сохранять и даже наращивать свое политическое влияние. Максимум возможных средств - печатные издания, телетрансляции брифингов и пресс-конференций - использовались ими для регулярного информирования общества об опасностях, которые таят в себе исламизация и курдский этнический терроризм. Информационная кампания получала поддержку различных функциональных акторов: политиков, ученых, светских женских организаций, профсоюзных объединений. В это время практически все ведущие СМИ говорили о необходимости «вести войну на два с половиной фронта» и с одобрением отзывались о взаимных обязательствах, взятых на себя Турцией и Израилем.
Главным успехом секьюритизации стало подписание турецко-израильских соглашений о сотрудничестве в военной области и в сфере обеспечения безопасности. Под давлением военных правительство Н. Эрбакана было вынуждено ратифицировать документы, несмотря на то что исламистская ПБ была принципиально против сотрудничества с Израилем, а в период избирательной кампании ее лидеры даже угрожали аннулировать соглашения.
«Благодаря процессу секьюритизации гражданское правительство было исключено из турецко-израильских отношений, которые в условиях демократической системы как раз должны были бы являться прерогативой гражданских политиков» (008, с. 109).
Поворотным моментом для секьюритизации и началом процесса десекьюритизации оказался 1999 г. Ряд обстоятельств и событий привели к исчезновению важных референтных объектов и к ослаблению позиций актора секьюритизации - турецких военных.
На всеобщих выборах 1999 г. Партия добродетели (ПД), преемница распущенной по решению Конституционного суда ПБ, набрала всего 15,4% голосов. Пришедшее на смену деятелям из ПБ и ПД новое поколение исламских политиков стремилось «деислами-зировать» дискурс и повестку дня, что делало менее очевидной угрозу светской природе государства. Снизилась напряженность в отношениях с Грецией (в частности, благодаря помощи, оказанной после Измитского землетрясения) и Сирией (после ареста лидера РПК А. Оджалана). В 1999 г. на Хельсинкском саммите Турция получила статус кандидата в члены ЕС. При этом одним из условий ее членства стало ограничение участия военных в политике.
Кризис 2000-2001 гг. продемонстрировал верховенство экономических проблем над проблемами безопасности и открыл перед правительством (но не перед военными) простор для маневров в сфере внутренней и внешней политики.
Возникшее в тот же период обострение палестино-израильских отношений (провал переговоров в Кэмп-Дэвиде, интифада 2000 г.) создало в турецком обществе благоприятные условия для критиков политики сближения с Израилем. Окончательно внутренний климат Турции изменился вследствие войны 2006 г. между Израилем и Ливаном и обстрелом сектора Газа в конце 2008 г. Несмотря на то что в первой половине 2000-х годов военные соглашения между Турцией и Израилем продолжали действовать и успешно выполняться, а турецкие военные регулярно посещали Израиль, политики все активнее критиковали армейское руководство и выступали против того, чтобы в региональном контексте двусторонним турецко-израильским отношениям отдавался приоритет. Турецкие СМИ также изменили свою тактику и с начала 2000-х годов действовали как «функциональный актор десекьюритизации»
(008, с. 112), мобилизуя общественное мнение против Государства Израиль.
Начиная с 2009 г. правительство ПСР уже полностью контролировало как внутреннюю, так и внешнюю политику. Это в полной мере отразилось на турецко-израильском военном сотрудничестве. В октябре 2009 г. были отменены регулярно проводившиеся с 2001 г. турецко-американо-израильские военные учения «Анатолийский орел», что стало признаком не только «потери военными инициативы в отношениях с Израилем, но также и видоизменения баланса между гражданскими и военными в пользу гражданской политической власти» (008, с. 114).
В заключение автор пишет, что «десекьюритизация означает постепенное исчезновение специфической проблемы или актора (в данном случае речь идет о турецких военных)». Хотя в настоящий момент трудно прогнозировать будущее турецко-израильских отношений, следует помнить, что безопасность является определяющим принципом и основой, на которой базируется национальная идентичность, и не исключено, что «в какой-то момент правительство может начать новый процесс секьюритизации, выведя проблему за рамки стандартной политики» (008, с. 115).
Н. Горен (Израильский институт региональной внешней политики (Mitvim), Еврейский университет Иерусалима, Израиль) (009) отмечает, что «арабская весна» открыла перед Израилем возможности к обновлению его региональной политики. В частности, она предоставила шанс улучшить отношения с Турцией, особенно пострадавшие в результате инцидента с «Флотилией свободы» в мае 2010 г.
Как турецкие, так и израильские эксперты полагали, что после июньских выборов 2011 г. Эрдоган может изменить свою позицию в турецко-израильских отношениях. Ряд косвенных признаков указывал на возможное потепление. Это и заявление IHH1 (сделанное явно под давлением правительства) о том, что эта организация не примет участия в планируемой гуманитарной миссии к берегам сектора Газа. Это и поздравление Эрдогану по поводу победы на выборах, направленное Нетаньяху, в котором тот говорил о готов-
1 Insan Hak ve Hürriyetleri ve Insani Yardim Vakfi - неправительственная гуманитарная организация «Фонд гуманитарных прав и свобод и гуманитарной помощи». - Прим. реф.
ности преодолеть трудности в отношениях между странами и восстановить сотрудничество. Это, наконец, разъяснения, специально данные турецким журналистам заместителем министра иностранных дел Израиля Аялоном по поводу «недоразумения», имевшего место в 2010 г. во время встречи с турецким послом1. Одновременно Соединенные Штаты, недовольные тем, что два их основных союзника в регионе находятся в состоянии конфронтации, стали поощрять правительства Турции и Израиля к возобновлению сотрудничества. Появились даже намеки на то, что США выступили в роли посредника в секретных переговорах между представителями Турции и Израиля.
Однако в наибольшей степени возможному примирению сторон способствовала ситуация, сложившаяся на Ближнем Востоке в ходе так называемой «арабской весны», когда из-за сирийских событий один из очагов региональной нестабильности переместился непосредственно к границам Турции и Израиля, государств, больше всего заинтересованных как раз в стабильности в регионе и в обеспечении собственной безопасности. «Именно в этот период неопределенности и перемен Израиль и Турция - эти два демократических и прозападных государства Ближнего Востока - смогли бы извлечь максимум пользы, вырабатывая общий взгляд на меняющийся регион с помощью механизмов координации и диалога. Так во время "арабской весны" Турция и США смогли изменить к лучшему свои отношения» (009, с. 125).
Потепление в отношениях между Турцией и США дает последним больше шансов для того, чтобы использовать свое влияние на Анкару и склонить ее к примирению с Израилем. Турция должна сознавать, что объективно это не противоречит ее интересам хотя бы потому, что, исходя из собственной внешнеполитической концепции «стратегической глубины», она видит себя посредником. Турция все еще заинтересована в том, чтобы сыграть роль посредника между Израилем и Палестиной, о чем официально заявлял президент А. Гюль. А это один из резонов улучшить отношения с Израилем. «Выполнение посреднических функций в процессе урегулирования палестино-израильской проблемы предполагает
1 Приглашенный представителями МИД Израиля посол Турции был нарочито усажен на более низкое по сравнению с Аялоном место, и эту ситуацию запечатлели специально вызванные для съемки представители СМИ. - Прим. реф.
наличие одинаково хороших отношений с обеими сторонами и открытие каналов связи в оба направления. В прошлом Турция обладала таким ценным капиталом, и это помогало ей добиваться сближения арабов и израильтян» (009, с. 125).
Между тем в самом начале «арабской весны» Турция и Израиль не стремились сближаться. Они по-разному оценивали изменения, происходившие в арабском мире, и так же по-разному оценивали собственные перспективы. Турция, надеявшаяся повысить свой региональный статус в новой конфигурации, сразу заняла активную позицию и выражала поддержку оппозиционным движениям. Израиль, напротив, демонстрировал пассивность, вызванную страхом перед надвигающейся угрозой регионального коллапса.
В свете такого подхода израильское руководство решило придерживаться выжидательной позиции до тех пор, пока ситуация не стабилизируется, даже если на это потребуются годы. В отличие от Турции Израиль отверг шанс поучаствовать в процессе созидания новой конфигурации региона и предпочел отвлечься от проблем Ближнего Востока в пользу установления связей на его периферии. Он стал искать новых союзников, способных компенсировать потери, включая его прежние отношения с Турцией. Израиль стал активно развивать сотрудничество с Кипром, Грецией, Румынией и Болгарией. Явным признаком маневрирования стал первый в истории визит главы израильского кабинета на Кипр в феврале 2012 г.
Официальная позиция властей поддерживалась большинством израильского населения. Так, в ноябре 2011 г. 68% израильтян выразили согласие с тем, что угроза национальной безопасности существенно выросла по сравнению с периодом, предшествовавшим началу революционных событий в арабском мире (009, с. 126). В связи с «арабской весной» стало все шире распространяться убеждение, что Турция в ходе перемен стремится занять лидирующую позицию на Ближнем Востоке и что она зарабатывает популярность в арабском мире за счет критики Израиля. Подобная комбинация взглядов негативным образом сказывалась на перспективах восстановления близости между двумя государствами.
Резкому ухудшению двусторонних отношений способствовали события вокруг так называемой «Флотилии свободы», которые в Турции и в Израиле получили диаметрально противоположную оценку. Так, турецкий министр иностранных дел Ахмет Давутоглу
назвал инцидент «турецким 9 сентября», в то время как другая сторона видела в нем «попытку Эрдогана унизить Израиль и улучшить положение Турции в арабо-мусульманском мире» (009, с. 128). В Иерусалиме отказывались понимать, что убийство турецких граждан, воспринятое израильтянами как законный акт самозащиты, в Турции является причиной широкого общественного негодования, к которому присоединяются даже произраильски настроенные политики, бизнесмены и общественные деятели. Отказ Израиля принести официальные извинения и желание ограничиться выражением сожаления в Анкаре сочли оскорблением.
Среди израильских политиков не было единства по вопросу о том, следует ли принести извинения турецкой стороне. Министр иностранных дел Авигдор Либерман считал извинения актом попрания национальной гордости, способным привести к ослаблению стратегических позиций Израиля в регионе. Министр обороны Эхуд Барак и некоторые другие члены кабинета не соглашались с подобной постановкой вопроса, полагая, что подход к проблеме кризиса в турецко-израильских отношениях с позиций «национальной гордости» как раз и отражает непонимание ближневосточных стратегических реалий.
В 2011 г. при содействии США начались секретные переговоры между Израилем и Турцией. Представители от правительств обеих стран должны были выработать формулу, которая позволила бы заключить соглашение, способное урегулировать взаимные претензии. По результатам переговоров был подготовлен проект, включавший извинения израильской стороны за ошибки, допущенные во время операции против «Флотилии свободы». В проекте соглашения также говорилось о выплате компенсаций семьям погибших, восстановлении в полном объеме дипотношений и гарантиях со стороны Турции не преследовать в судебном порядке израильтян - участников инцидента с флотилией.
Вопреки оказанному США давлению Израиль отказался от данного соглашения, несмотря на то что содержавшиеся в нем извинения носили весьма сдержанный и условный характер, а израильские военнослужащие получали гарантию защиты от судебного преследования. Отказ Израиля от соглашения объяснялся, главным образом, сложной внутриполитической ситуацией и связанной с
этим боязнью Нетаньяху подвергнуться критике со стороны партнеров по коалиции и некоторых членов кабинета.
Решение Израиля отказаться от соглашения было воспринято в Турции чрезвычайно болезненно. Эрдоган заявил о введении в отношении Израиля целого ряда санкций. Дипломатические отношения были снижены до уровня второго секретаря, военное сотрудничество (которое к этому времени уже было сведено к минимуму) остановлено, торговые отношения заморожены (на официальном уровне), объявлено о планах военного присутствия в районе Восточного Средиземноморья, чтобы обеспечивать в дальнейшем сопровождение флотилий и затруднить Израилю добычу природного газа. Анкара также грозила введением в дальнейшем новых санкций.
В последние месяцы 2011 г. напряженность в турецко-израильских отношениях несколько снизилась. Отчасти это произошло из-за того, что основное внимание в регионе сфокусировалось на ситуации в Сирии. Отчасти - по причине давления, оказываемого на Турцию и Израиль со стороны Соединенных Штатов. На смену так называемой «мегафонной дипломатии», когда «переговоры» между государствами ведутся посредством пресс-релизов или заявлений, пришли отдельные акты публичной дипломатии позитивного толка1. Параллельно этому в Турции и Израиле возросла активность неправительственных организаций, которые стали проявлять все большую заинтересованность в улучшении отношений между странами.
В заключение автор пишет, что нормализация турецко-израильских отношений была бы возможна, если бы в Израиле произошли внутренние перемены (как, например, формирование новой коалиции, в которой сторонники жесткого курса не имели бы решающего голоса) или наметился прорыв в арабо-израильских переговорах. А пока руководству Израиля целесообразно было бы внушить своим гражданам и политикам мысль о том, что улучшение отношений с Турцией и возможно, и желательно. Без этого не получится ни поддерживать существующий уровень экономических и
1 «Благодарность Израиля Турции за поддержку в деле достижения договоренности с Хамас об обмене заключенными, израильское предложение помощи во время землетрясения в Ване в 2011 г. и готовность Турции принять ее (что стало главной новостью в Израиле), беседа между Нетаньяху и Эрдоганом (в первый раз за 10 месяцев) в связи с кончиной матери Эрдогана» (009, с. 133).
общественных связей, ни создавать новые каналы для политического диалога. «Турецко-израильские отношения имеют долгую историю взлетов и падений. И то, и другое в большей степени зависело от того, как складывались отношения Израиля с арабским миром, а не от кризисных ситуаций в двусторонних отношениях, подобных инциденту с флотилией. Народам более свойственно вспоминать "медовый месяц" 1990-х годов, а не охлаждение 1980-х. Если на Ближнем Востоке будет складываться новая реальность с Турцией, играющей центральную роль в воссоздании израильского окружения, обеим странам следует приложить максимум усилий к изменению двусторонних отношений к лучшему» (009, с. 134).
Н.Б. Шувалова
2014.01.010. ВЕЗЕМАН П.Д. ЮЖНОАФРИКАНСКИЕ ПОСТАВКИ ОРУЖИЯ В СТРАНЫ ТРОПИЧЕСКОЙ АФРИКИ. WEZEMAN P.D. South African arms suppliles to sun-Saharan Africa. -Mode of access: http://books.sipri.org/files/misc/SIPRIBP1101.pdf
ЮАР является единственным африканским государством с военной промышленностью, способной производить широкий спектр вооружений, и стремится создать образ главного миротворца Африки. Автор (Стокгольмский институт исследования проблем мира, Швеция) рассматривает экспорт южноафриканского оружия в страны Тропической Африки, его значимость для регионального рынка вооружений.
Южноафриканская промышленность способна выпускать легкое и тяжелое пехотное оружие, артиллерию, противотанковые, зенитные и авиационные ракеты, беспилотные летательные аппараты (БПЛА), радары, а также комплекты модернизации для боевых бронированных машин (ББМ) и вертолетов. Особо хорошо развито производство ББМ с высоким уровнем противоминной защиты, они поставляются во множество стран. Как импортер оружия ЮАР предлагает и новейшее вооружение и подержанное или устаревшее, стоявшее на вооружении южноафриканской армии. В 2000-2009 гг. ЮАР экспортировала конвенциональное оружие в 14 стран Тропической Африки (см. табл.).
