CC BY
57
АФРИКА. БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2014.02.012-015. ТУРЕЦКАЯ РЕСПУБЛИКА: ИТОГИ ТРИДЦАТИЛЕТНЕЙ ТРАНСФОРМАЦИИ (1983-2013). (Сводный реферат).
2014.02.012. HEPER M. Islam, conservatism, and democracy in Turkey: Comparing Turgut Ozal and Recep Tayyip Erdogan // Insight Turkey. - Ankara, 2013. - Vol. 15, N 2. - P. 141-156.
2014.02.013. KURU A. The rise and fall of military tutelage in Turkey: Fears of islamism, kurdism, and communism // Ibid. - 2012. - Vol. 14, N 1. - P. 37-57.
2014.02.014. DAGI I. Why Turkey needs a post-kemalist order // Ibid. -P. 29-36.
2014.02.015. ATAY T. The clash of «nations» in Turkey: Reflections on the Gezi Park incident // Ibid. - 2013. - Vol. 15, N 3. - P. 39-44.
М. Хепер (Университет Билькент, Анкара, Турция) (012) пишет, что от османских времен Турецкая Республика унаследовала деление на центр и периферию, в рамках которого последняя традиционно ассоциировалась с понятием «отсталость». Вестерниза-ция первых десятилетий республиканского периода осуществлялась в интересах центра и почти не сказалась на состоянии провинции. Даже переход в 1940-х годах к многопартийной системе не изменил сложившегося баланса.
Кардинальные изменения в соотношении центр / периферия связаны с пребыванием у власти Тургута Озала (1983-1993), и позднее Реджепа Тайипа Эрдогана (2002-2013). Оба политических деятеля приложили усилия к тому, чтобы именно периферия стала играть ведущую роль в экономике и оказывать решающее влияние на принятие политических решений. Т. Озал положил начало процессу перестройки национальной экономики и способствовал расцвету независимых от государства бизнес-структур. Р. Т. Эрдоган положил
конец гегемонии республиканского истеблишмента в Турции. Он трижды одержал победу на всеобщих выборах и, представляя интересы периферии, способствовал ее превращению в успешного политического, экономического и социального соперника центра.
Между Т. Озалом и Р.Т. Эрдоганом много общего. Оба -представители технократии. Первый окончил Стамбульский технический университет и затем получил экономическое образование в США. Второй - выпускник экономического факультета Стамбульского университета. И тот, и другой до того как занять пост премьер-министра, имели разнообразный опыт руководящей работы. Т. Озал возглавлял Комиссию по планированию при турецком правительстве, принадлежал к высшему менеджменту холдинга Са-банджи, работал во Всемирном банке. Р.Т. Эрдоган в течение четырех лет (с 1994 по 1998 г.) успешно выполнял обязанности мэра Стамбула, крупнейшего города Турции.
Оба деятеля придавали большое значение проблеме демократизации Турции. Т. Озал оказался у власти после того, как страна пережила серию военных переворотов, и его вклад в этот процесс трудно переоценить. После отмены запрета на политическую деятельность Т. Озал много сделал для воссоздания партий и возобновления межпартийных дискуссий, и именно при нем началось публичное обсуждение многих прежде табуированных тем: проблемы курдов, природы лаицизма, роли армии в Турецкой Республике.
Для Р.Т. Эрдогана демократия также является главной основой существования современного государства. В этом смысле показательно его известное высказывание о том, что добиваться власти следует только через «урну для голосования». Кроме того, Р. Т. Эрдоган противник этнического подхода к решению национального вопроса. Однако главной заслугой Р.Т. Эрдогана перед турецкой демократией является то, что в период его деятельности на посту премьера правительству ПСР удалось положить конец чрезмерному влиянию военных на политическую жизнь страны.
Оба государственных деятеля добились успеха в партийном строительстве. В 1983 г. Т. Озал основал Партию Отечества (ПО), которая в течение восьми лет сохраняла большинство в парламенте. Сам Т. Озал занимал пост главы кабинета с 1983 по 1989 г., а затем еще четыре года был президентом страны. Р. Эрдоган создал свою партию - Партию справедливости и развития (ПСР) - в авгу-
сте 2001 г. В ноябре 2002 г. эта партия впервые победила на всеобщих выборах, обеспечив своему лидеру право возглавить правительство. Еще дважды, включая парламентские выборы 2011 г., ПСР добивалась успеха, и все это время Р.Т. Эрдоган оставался на посту премьер-министра.
Т. Озал стал первым из политических деятелей Турецкой Республики, который, занимая высшие государственные должности, публично демонстрировал, что является убежденным мусульманином. Т. Озал вырос в религиозной семье, имел тесные связи с орденом Накшбанди (его духовным наставником был один из влиятельнейших членов ордена шейх Мехмет Захит Котку) и не принимал традиционного для республиканского порядка «агрессивного секуляризма», ограничивавшего ислам пространством частной жизни и не оставлявшего для него места в публичной сфере.
Р. Т. Эрдоган не только воспитывался в семье, отличавшейся особой религиозностью, но и получил духовное образование. Перед тем как поступить в университет, он окончил школу имам-хатибов. Как и Т. Озал, он какое-то время был увлечен суфизмом и связан с орденом Накшбанди. Суфизм подразумевает религиозное самосовершенствование, но не предполагает навязывание другим собственных взглядов. «Тяготея к суфизму, Р.Т. Эрдоган стал благочестивым мусульманином, но не исламистом, как в личном, так и в политическом плане» (012, с. 149).
Для Т. Озала ислам всегда оставался важной системой цен-ностей1, духовной опорой и даже обоснованием некой особой возложенной на него «миссии». Ставя перед собой грандиозные задачи по преобразованию государства, Т. Озал открыто заявлял, что считает себя «избранником Аллаха». Однако для достижения конкретных целей он всегда избирал мирские средства. «Когда перед ним вставала важная проблема, он предпочитал мыслить рационально, а не обращаться к религиозным текстам. Будучи прагматиком, он дистанцировался от догматически настроенных идеологов секуляризма. Он также никогда не позволял исламу или какой-то
1 Суть ислама значила для Т. Озала много больше, чем внешние проявления религиозности. Он сам и члены его семьи вели себя как люди западной культуры. На публике Озал позволял себе держать жену за руку. Во время публичных мероприятий супруги пили алкогольные напитки. Семра-ханым курила и не покрывала голову платком (012, с. 142).
особой близкой ему группе в исламе влиять на принятие решений и проводимую им политику1» (012, с. 142).
Своей главной задачей Т. Озал считал либерализацию турецкой экономики, что подразумевало отказ от жестко контролируемой государством модели импортзамещения и переход к ориентированной на экспорт рыночной экономике. Т. Озал был озабочен подъемом материального уровня и социального статуса среднего класса, в котором он видел свою главную опору. Начатые им экономические, политические и социальные преобразования были нацелены на то, чтобы преимущества от них в результате получило «молчаливое мусульманское большинство». Решению поставленных задач во многом способствовало введение в 1983 г. исламских банков как альтернативы по отношению к существовавшей в Турции банковской модели. Новая форма банковских услуг способствовала становлению сети влиятельных исламских бизнес-структур, так называемых «Анатолийских тигров». Их отличительной особенностью была независимость от традиционной системы государственного протекционизма. Одержав победу в конкурентной борьбе с компаниями, находившимися под патронатом государства, «Анатолийские тигры» сыграли затем ключевую роль в успешном продвижении турецких товаров на внешние рынки.
Новый класс предпринимателей стал оказывать активную поддержку озаловскому проекту обновления Турции. Консервативно настроенные представители нового бизнеса стояли на позициях нерадикального ислама и проявляли подлинную заинтересованность в сохранении жизнеспособной демократии и политической стабильности. Они заботились о распространении идей Т. Озала в среде «молчаливого мусульманского большинства», финансируя средства массовой информации исламской направленности. При их непосредственном участии в Турции постепенно формировалась параллельная реальность с собственным мировоззрением и стилем жизни
1 Т. Озал категорически дистанцировался от идеологов радикального ислама арабских, иранских и пакистанских исламистов, таких как Сайид Кутб, Али Шариати и Мавляна Мавдуди. Ему больше импонировали такие турецкие исламские интеллектуалы, как Неджип Фазиль Кысакюрек и Нуреддин Топчу, а также представители суфизма из числа последователей Фетхуллаха Гюлена, не разделявшие радикальных взглядов, не стремящиеся в политику и не ратующие за возвращение к религиозному государству (012, там же).
(включая одежду, вкусы, музыку, еду, районы проживания, места отдыха и т.п.).
Если о Т. Озале говорят, что он дал старт успешному движению периферии по направлению к центру, то Р.Т. Эрдоган, в свою очередь, добился для периферии права определять государственную политику. В отличие от своего предшественника Р. Эрдоган как личность формировался в иной социальной среде. Детство и юность он провел в относительно бедном квартале Касымпаша на окраине Стамбула. Здесь он должен был усвоить «культуру бравады», включающую в себя способность сопротивляться, умение возвысить свой голос над другими и настоять на своем. К тому же с ранней юности Р.Т. Эрдоган в качестве уличного торговца должен был вносить собственную лепту в семейный бюджет. Повседневная жизнь большинства людей с низким достатком, их устремления и потребности были хорошо знакомы будущему лидеру ПСР (о чем теперь он не забывает постоянно напоминать, чтобы лишний раз подчеркнуть свою «подлинность»).
Район Касымпаша, в котором вырос Р.Т. Эрдоган, известен также консерватизмом и сильным чувством солидарности его жителей. Как главе государства и лидеру политической партии Р.Т. Эрдогану близок именно этот культурный образец. Р.Т. Эрдо-ган считает, что будущее благополучие Турции напрямую зависит от сохранения института семьи и семейных ценностей, от уважения к османскому прошлому, от отношения к мусульманской религии как основному источнику морали и добродетелей. Поскольку исламу имманентно присущ дух общинности, на его базе, по убеждению Р.Т. Эрдогана и других идеологов ПСР, можно сформировать некий «социальный капитал доверия» и, пользуясь им, выстраивать отношения не только между людьми, но также и между экономическими акторами.
Заканчивая сравнение двух политических деятелей, автор отмечает, что «Озал был реалистом, в то время как Эрдоган бывает подвержен эмоциям. Озал был сосредоточен на экономике, Эрдо-ган на народе. Озал был прагматиком в западном понимании, тогда как Эрдоган остается философом, хотя именно он всегда находится на передовой, когда перед страной встают проблемы. Несмотря на все различия, у них есть общая заслуга: оба успешно добились сочетания традиции и современности» (012, с. 155).
А. Куру (Университет Сан-Диего, США) (013) полагает, что серьезнейшей проблемой, тормозившей развитие Турции по демократическому пути, было вмешательство военных в политику, как в виде государственных переворотов, так и в более завуалированных формах1.
Традиция участия армии в политике была заложена в период однопартийного режима (1924-1946). Однако уже демократические выборы 1950 г. показали, что военные и их союзники из бюрократической элиты могут утратить свои доминирующие позиции. Во времена холодной войны соотношение политических сил в Турции значительно усложнилось. Если в предшествовавший период военно-бюрократическая элита была едина в идейном отношении, и сохраняла верность двум основополагающим принципам кемализма -агрессивному секуляризму и турецкому национализму, то с развитием в 1960-х и 1970-х годах левого движения между антикоммунистически настроенными военными и частью интеллектуалов, разделявших левые убеждения, возникло явное отчуждение. Утратив доверие со стороны этого сегмента элиты, армия нашла поддержку у антикоммунистов и консервативно настроенного населения. Влияние военных в турецком обществе не было бы столь высоким, если бы не поддержка идеологических союзников, в особенности представителей правовой системы, отдельных крупных политических партий и массмедиа. Через государственные СМИ армейское руководство приучало народ к мысли о том, что без помощи армии невозможно противостоять угрозам, исходящим от «реакционных исламистов», «курдских сепаратистов» и «коммунистов». Навязчиво эксплуатируя три упомянутые угрозы, военные поддерживали в своих новых союзниках ощущение тревоги и оправдывали свою политическую значимость.
С окончанием холодной войны популярность левых идей сошла на нет. Поскольку армия больше не нуждалась в сочувствии
1 Так, из-за вмешательства армии в большей или меньшей степени пострадали все премьер-министры, оказавшиеся у власти в результате демократических выборов. Аднан Мендерес был казнен после путча 1960 г. Правительства Сулей-мана Демиреля были отправлены в отставку в 1971 и в 1980 гг. Неджмеддин Эр-бакан вынужден был покинуть свой пост из-за «мягкого» переворота 1997 г. Даже Реджеп Таййып Эрдоган несколько раз ощутил на себе давление со стороны военного руководства (013, с. 38).
консерваторов, ее руководство «в 1990-х годах снова сделало упор на агрессивный секуляризм и, совершив в 1997 г. "мягкий переворот", снова установило дистанцию между собой и бывшими союзниками-консерваторами» (013, с. 47). Однако ситуация в Турции конца XX - начала XXI в. уже не позволяла армии использовать прежние рычаги влияния. Не последнюю роль в этом сыграл процесс переговоров о вступлении страны в ЕС и связанная с этим шагом необходимость проведения демократических реформ1. По ряду объективных причин меры, направленные на демократизацию общества, нашли поддержку даже у таких верных союзников армии, как Народно-республиканская партия (НРП) и медиагруппы «До-ган» и «Сабах». Во-первых, режим, существовавший с момента «мягкого переворота» 1997 до 2002 г., был непопулярен и ассоциировался с политической нестабильностью, коррупцией и двумя крупными экономическими кризисами. Во-вторых, именно в эти годы 2/3 населения выступали за членство Турции в ЕС, и, следовательно, одобряли реформы. В-третьих, реформы носили ограниченный характер и не означали полной демилитаризации турецкой политики. После 2003 г., однако, гражданские союзники военных не только перестали поддерживать дальнейшие реформы, но по мере сил старались им противостоять.
В последние годы политическое влияние армейского руководства и сочувствующей ему части истеблишмента неуклонно падает. Поворотным моментом стал 2007 г., когда провалилась попытка так называемого «интернет-переворота»2. Тогда же было открыто
1 До 2003 г. в Совете национальной безопасности (СНБ), куда входили президент, премьер-министр и ряд членов кабинета, доминировали пять генералов, занимавших высшие командные должности в армии. Во главе СНБ также находился генерал. В результате принятия парламентом пакета реформ, СНБ превратился в консультативный орган, возглавляемый гражданским лицом. После проведения в 2004 г. реформы судебной системы были ликвидированы суды государственной безопасности, состоявшие из военных и гражданских судей. Военные были выведены из состава Совета по высшему образованию и Высшего совета по радиовещанию и телевидению (013, с. 47).
2 В апреле 2007 г. состоялись очередные президентские выборы. Кандидатурой от ПСР был ближайший соратник Эрдогана, Абдулла Гюль. По результатам первого тура А. Гюль набрал 353 голоса при необходимых по закону 367. Гюлю была практически гарантирована победа, так как по итогам дальнейших туров ему было достаточно простого большинства. Оппозиция бойкотировала выборы, обес-
судебное дело против подпольной организации «Эргенекон». Эта структура, объединявшая, согласно материалам расследования, многих офицеров высокого уровня и связанных с ними гражданских деятелей, была признана террористической организацией, планировавшей не только отдельные теракты, но и занимавшейся подготовкой государственного переворота. По обвинению в причастности к антигосударственной деятельности были арестованы более 300 офицеров высокого уровня, в том числе несколько десятков генералов и адмиралов, а также некоторые члены армейского командования, давно вышедшие в отставку. Помимо прямых последствий (судебные процессы, приговоры к длительным срокам заключения), предпринятая ПСР атака на армию имела важный политический и психологический эффект: устранение генералов с политической сцены положило конец представлениям об их принадлежности к категории неприкасаемых и, соответственно, об их особом статусе в обществе и государстве.
Первое десятилетие XXI в. показало, насколько возросло влияние консервативной мусульманской элиты в экономике, политике и СМИ. Идеологи ПСР проявили гибкость и в целях максимального расширения числа сторонников отказались от прежней исламистской риторики, сменив ее на «консервативно-демократический дискурс» (013, с. 48). Распределение голосов избирателей на парламентских и муниципальных выборах показало, что население, большая часть которого проголосовала за ПСР, перестало реагировать на угрозу исламизации. К тому же в электорате явственно ощущалось недовольство затянувшейся войной с Рабочей партией Курдистана (РПК), иными словами, попытками решить курдскую
печив тем самым отсутствие кворума, и обратилась в Конституционный суд. КС признал выборы незаконными. В сложившейся ситуации премьер-министр должен был представить другую кандидатуру или объявить о досрочных выборах в парламент. Именно в этот момент военные, категорически возражавшие против кандидатуры А. Гюля, выступили с ультиматумом. Документ был размещен в Интернете, что позднее дало основание называть демарш военных «интернет-переворотом». Однако Эрдоган игнорировал поставленный ему ультиматум и объявил о досрочных парламентских выборах, которые состоялись в июле 2007 г. ПСР вновь одержала убедительную победу. Новое голосование по кандидатуре президента было назначено на конец августа. А. Гюль победил в третьем туре и стал президентом. - Прим. реф.
проблему военным путем. Развивая достигнутый успех, ПСР в 2010 г. инициировала референдум о внесении поправок в Конституцию.
В заключение А. Куру пишет, что ослабление роли военных непосредственным образом связано с падением влияния идей секу-ляризма в современном турецком обществе и, соответственно, падением влияния таких союзников армии, как политические партии кемалистского толка и СМИ. Если в 1980-х и 1990-х годах НРП и близкая ей Демократическая левая партия (ДЛП) получали на парламентских выборах не менее 30% голосов избирателей, то в 2002 и 2007 гг. они набирали лишь 21% голосов, а в 2011 г. на их долю пришлось 26% голосов избирателей. Еще более наглядно о процессе постепенной десекуляризации свидетельствует состояние турецких СМИ. В 1997 г. тиражи наиболее авторитетных турецких газет «Хюррийет» и «Миллийет», выступивших в поддержку «мягкого переворота» военных, составляли соответственно 613 тыс. и 547 тыс. экземпляров. Тиражи их оппонентов «Заман» и «Акит», отражавших позицию исламистов, равнялись 266 тыс. и 30 тыс. экземпляров. Данные за февраль 2011 г. показывают снижение тиражей «Хюррийет» (до 499 тыс.) и «Миллийет» (до 162 тыс.), но рост тиражей газет, известных критикой светских порядков («Заман» (848 тыс.), «Акит» (58 тыс.)). К тому же увеличилось общее количество газет исламской направленности, издающихся большими тиражами: «Стар» - 146 тыс., «Ени шафак» - 119 тыс., «Бугюн» -88 тыс., «Тараф» - 51 тыс. экземпляров (013, с. 51).
И. Дагы (Средневосточный технический университет, Анкара, Турция) (014) считает, что Турция в настоящее время созрела для перехода от идеологической (в данном случае основанной на принципах кемализма) формы государственного устройства к государству, отвечающему современным потребностям турецкого народа. В связи с этим на повестке дня стоит вопрос о необходимости принятия новой Конституции страны. Согласно данным изучения общественного мнения за 2011 г., идею разработки нового Основного закона поддерживают 70% населения (014, с. 29).
Проблема, вызывающая наиболее острые дискуссии, связана с желанием создателей проекта исключить из нового текста ссылки на идеологическое наследие Ататюрка. В опубликованном в 2011 г. докладе Института стратегического мышления (81ха1фк Эй§йпсе Еш1!Ш8й, 8ЭЕ) прямо говорится о том, что «в Конституцию не
должны быть включены выражения и идеологические установки, противоречащие беспристрастности государства, а именно: ата-тюркизм, принципы и революционные преобразования Ататюрка, национализм Ататюрка» (014, с. 30).
Кемализм, как идеологический стержень действующей конституции, является основой так называемой «поднадзорной демократии», гарантами которой выступают армия, юридическая система и некоторые госструктуры. Подобное положение вещей неизбежно вызывает сомнение в совместимости кемализма и демократии. Исходная посылка о том, что государство имеет право устраивать жизнь страны в соответствии с идеологическими установками и обладает для этого соответствующими инструментами, исключает необходимость прислушиваться к пожеланиям народа и уважать его выбор. Взгляд на общество как на объект осуществления госэлитой программ модернизации, секуляризации и решения национального вопроса приводит к формированию иерархической модели взаимодействия, не имеющей ничего общего с демократией. Иными словами, кемализм является идеологической основой авторитарной власти.
Как некий набор идей, кемализм имеет право на существование наряду с иными системами взглядов, но лишь при условии, что он будет бороться за общественное признение на рынке свободной мысли. Однако по действующей конституции, кемализм продолжает оставаться привилегированной концепцией, несмотря на то что при современном уровне развития турецкого общества, в условиях быстрого роста рыночной экономики и с учетом влияния процесса глобализации, он уже не отвечает требованиям времени. Особенно это касается очевидного несоответствия нынешнему моменту таких важных для кемализма принципов государственного устройства, как секуляризм (светскость) и национализм.
Суть турецкой модели секуляризма сводится к осуществлению государством (посредством специального института в госаппарате) строгого контроля над религиозной сферой: структурой, практикой, обучением. Государство руководит религиозными институтами и обеспечивает рабочие места для их персонала, публикует книги духовного содержания, содержит учебные заведения. При этом сама мусульманская религия считается сугубо частным делом граждан и, следовательно, никак не должна проявлять себя
на общественном и политическом уровне. Такая, на первый взгляд, парадоксальная ситуация свидетельствует о том, что секуляризм выполняет роль «механизма», с помощью которого удается исключить политическое влияние консервативно настроенных социальных сил и одновременно поставить эти силы и представляющих их политических акторов вне закона. Секуляризм - это щит, с помощью которого кемалистская элита всегда сдерживала напор периферии и пыталась не допустить ее к центрам власти и распределения ресурсов. «Посткемалистская конституция необходима для того, чтобы дать более либеральное и демократическое определение секуляризму, что позволило бы религии найти место в публичной сфере, обеспечило бы нейтральную позицию государства по отношению к различным верованиям и убеждениям и положило бы конец его вмешательству в религиозную жизнь» (014, с. 34).
Вторым кемалистским принципом, нуждающимся в переосмыслении, является национализм по Ататюрку. В первые годы существования Турецкой Республики кемалисты были убеждены в необходимости, равно как и в возможности формирования однородной турецкой нации. В рамках реализации этой программы государство фактически проводило политику ассимиляции различных этносов. Такая политика нашла свое отражение в тексте основного закона, где при определении гражданства фактически игнорируется истинное положение вещей. В Статье 66 говорится, что все граждане Турецкой Республики являются турками, хотя, несмотря на долгие годы «туркизации», этнический состав населения остается далеко не однородным. Так, самым крупным этносом в Турции являются курды. Они составляют около 15% всего населения, а представляющие их интересы политические движения набирают до 2,5 млн голосов (014, с. 35). Но до последнего времени так называемый «курдский вопрос» использовался кемалистской элитой как оправдание необходимости сохранения политического влияния военных, нарушения гуманитарных прав, отсрочки демократических преобразований.
В заключение И. Дагы пишет, что стране нужна новая Конституция, и «при ее разработке необходимо учитывать уровень развития демократической политической системы, силу рыночной экономики, возможности открытого общества и интеграцию в глобальную экономику». Следует также понимать, что «современной
Турции» уже не подходит «смирительная рубашка кемализма, мягкого или твердого, модернизированного или традиционного». Но до тех пор, «пока кемализм будет оставаться идеологией, защищаемой Конституцией и законом, в Турции не может быть полноценной либеральной демократии» (014, с. 36).
Т. Атай (Анкарский университет, Турция) (4) считает, что массовые выступления, начало которым положила скромная акция защитников окружающей среды в стамбульском парке Гези, имеют глубокий культурный подтекст. Мощный социальный взрыв был спровоцирован страхом светской1 части населения страны лишиться привычного образа жизни. События в парке Гези - это «реакция на официальную политику правительства по интенсивному внедрению религиозной морали в повседневность» (015, с. 39).
Профессор Шериф Мардын 25 лет назад высказал предположение, что в Турции со временем могут развиться две нации, одна из которых будет светской, а другая - мусульманской, и что эти кластеры вступят в жесткую конфронтацию. Есть основания полагать, что социальный взрыв, случившийся в Турции весной 2013 г., подтверждает пророчество Ш. Мардына. Поощряемая политиками правящей ПСР полиция проявила в отношении мирных протестантов чрезмерную агрессивность и жестокость, и это вызвало особенно острую ответную реакцию в той части турецкого общества, которая стремится к сохранению светского характера государства.
Убедительный успех, которого смогла добиться ПСР на первых же выборах в парламент, объяснялся в том числе и тем, что партия, обещая демократизировать систему, сумела привлечь на свою сторону многих либералов-секуляристов и заручиться поддержкой неконсервативного сегмента общества в борьбе с военно-
1 Автор особо подчеркивает, что в данном тексте в значении «светский» он сознательно использует термин «secular» - «секулярный» вместо более характерного для Турции термина «laiklik» - «лаицизм» (от французского laïcité). Это объясняется желанием подчеркнуть разницу между сферой культуры и сферой государственной идеологии. В Турции термин «laiklik» имеет идеологическую коннотацию и связан с контролем, осуществляемым государством над религиозной жизнью. Понятие «секулярный» этимологически восходит к латинскому «saecularis» (мирской, светский) и касается организации жизни людей без влияния каких-либо религиозных процедур. Это не означает полного отказа от религии или каких-либо ограничений в этом плане. Это указывает лишь на независимость от религии повседневной жизни (015, с. 42-43).
бюрократическим истеблишментом. Высокая степень доверия к ПСР стала очевидной в апреле 2007 г. во время неудавшейся попытки так называемого «интернет-переворота». Тогда на митинги в ее поддержку под лозунгом «В защиту Республики» выходили либералы, «левые», социалисты и националисты. Казалось, что аресты военных и гражданских лиц, подозреваемых в антиправительственной деятельности, и их последующее осуждение являются признаком того, что произволу военно-бюрократической элиты пришел конец, и наступило время демократических реформ. Но «похоже, вакуум, возникший в связи с изгнанием военных и бюрократов, заполнили кадры ПСР: на место армии пришла партия!» (4, с. 40). ПСР резко сменила курс и, отказавшись от идеи построения демократии на основе плюрализма, занялась конструированием в Турции новой идентичности и культуры. Подобная смена ориентации не могла не вызвать глубокое разочарование среди приверженцев секуляризма.
Социальный взрыв, порожденный событиями в парке Гези, стал ответом светской части общества, находящейся в состоянии отчаяния и ощущающей все большую уязвимость по мере усиления давления со стороны авторитарного режима ПСР. Действия правительства, а также официальные высказывания премьер-министра Эрдогана явно указывают на то, что люди светских взглядов в сравнении с консервативным большинством представляют собой «недостойную» часть общества. Выступления главы кабинета на пресс-конференциях, имевших место в период событий, подтверждают, что «он перестал быть премьер-министром всей страны, но представляет лишь "правоверных", которые его поддерживают» (015, с. 42). Исходя из этой логики, к «недостойным» следует отнести не только основную часть средних и высших городских слоев, сохраняющих верность традициям светского государства, но и але-витов турецкого, курдского и арабского происхождения и значительную часть номинальных суннитов из числа курдов, сторонников Партии мира и демократии, выступающих за сохранение курдской идентичности и культуры.
Подавляющее большинство участников протестного движения - это молодые люди, родившиеся в 1990-х годах, так называемые «дети поп-культуры». Как правило, они не интересуются политикой. Но поскольку их сознание и отношение к жизни
преимущественно формируются под влиянием частных телеканалов и Интернета, они органично связаны именно со светским пространством. Обвинения в безверии и аморальности, раздающиеся в адрес «детей поп-культуры» со стороны лидеров ПСР, не имеют под собой реального основания. (Умение относиться с должным уважением к мусульманской религии молодые участники акции протеста в парке Гези продемонстрировали в полной мере, создав особую зону безопасности для своих верующих ровесников и защищая их от действий полиции во время обязательных молитв.)
Опросы участников протестного движения, проведенные газетой «Радикал» в июне 2013 г., показали, что только 10% пришли в парк, чтобы защитить деревья от вырубки, в то время как 90% заявили, что были движимы чувством возмущения авторитаризмом Эрдо-гана. Большинство опрошенных в качестве мотива, побудившего людей присоединиться к протесту, назвали необходимость бороться за свободу, демократию и плюрализм, и лишь немногие сослались на такие факторы, как идеологическое давление, влияние подпольных организаций или межпартийные противоречия (015, с. 43).
О том, что во время демонстраций протеста соображения культурного характера превалировали над идеологическими или экономическими, свидетельствует чрезвычайно разнородный состав его участников: в одном ряду с представителями городской буржуазии выступили профсоюзы, левые движения и социалисты.
Профессор Бернард Льюис в своей работе «Возникновение современной Турции», написанной в самом начале 1960-х годов, предполагал в будущем возможность культурной конфронтации. Но он же выражал надежду на то, что турецкий народ, обладая здравым смыслом и способностью к импровизации, сможет найти реальный компромисс между исламом и современностью, что позволит избежать конфликтов и следовать одновременно по пути отцов к свободе и прогрессу и по пути дедов к Богу. «Исходя из политического поведения ПСР до 2011 г., - пишет в заключение автор, - можно было надеяться на возможность такого "реального компромисса" в Турции. Однако деятельность ПСР после 2011 г., в особенности заслуживающая сожаления реакция на события вокруг парка Гези, подталкивают к выводу о тщетности таких надежд» (015, с. 44).
Н.Б. Шувалова
