CC BY
13
этой проблематике обращаются и более молодые авторы - Марсель Байер, Дурс Грюнбайн.
В целом, по убеждению Т. Анца, немецкая литература последних двух-трех лет радует заметно возросшей продуктивностью и многообразием. Трудно говорить об однозначном доминировании в ней определенных тем и жанров, как невозможно говорить о ведущей роли того или иного поколения.
Е.В. Соколова
2006.02.029-031. НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ШВЕДСКОГО РОМАНА. (Сводный реферат).
2006.02.001. ПЕТЕРСОН М. ОЛАВИ ХЕММИЛЕ: ЙОГ
ПРИХОДИТ В ГОРОД: ИНДИЙСКАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ В ШВЕДСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ С АКЦЕНТОМ НА ТВОРЧЕСТВО ДАНА АНДЕРСОНА PETERSSON M. Olavi Hemmillie: En yogi kommer till stan: Indisk religiositet i svensk skonlitteratur med sarskilt tonvikt pa Dan Anderssons forfattarskap // Studies in history of literature. - Stokholm, 2002. - N 46. - S. 259-264.
2006.02.002. ДУБОИС И. ВОЗМОЖНЫЙ МИР. ТЕМАТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ РОМАННОГО ТВОРЧЕСТВА ЛАРСА ГУСТАФСОНА 90-Х ГОДОВ.
DUBOIS J. En moglig varld. En tematik studie av Lars Gustaffson 1990 -talsromaner // Recentioner av dortorsavhandlingar. - Hedermora, 2003. -N 6. S. 303-308.
2006.02.003. ПЕРСОН БЕРГЕР И. РЕАЛЬНОСТЬ И ПОСТМОДЕРНИЗМ В РОМАНЕ ЧЕРШТИН ЭКМАН «ОЖИВИ МЕНЯ».
PEHRSON BERGER I. Verklighets fragan: Kerstin Ekmans roman «Gor mig levande igen» // Recentioner av dortorsavhandlingar. -Hedermora, 2003. - N 6. - S. 158-207.
Маргарита Петерсон оценивает детальный обзор роли индийских религиозных верований в литературном процессе Швеции начала века, который осуществляет в своей работе исследовательница творчества Дана Андерсона (1888-1920) Олави Хеммиле. Она пишет о связи этого культурного феномена с мировоззренческим плюрализмом, говорит об усилении интереса к теософии и, как следствие, обострении внимания к индуизму. Прологом к книге
становится анализ философских и метафизических взглядов Ю. Стриндберга, Г. Фрёдинга и С. Лагерлеф. Именно в контексте этого культурного поиска и обращения к альтернативному эстетическому потенциалу становится возможен новый взгляд на многочисленные индийские учения и восточную мистическую традицию в целом. Заключительной стадией освоения индуизма на Западе, начавшегося в XVIII в. (с переводом индийских религиозных текстов), можно считать набиравшее силу движение «New Age», объединившее в себе различные верования и представления. Это движение началось в Англии в 1960-х годах и вскоре перекинулось в США, где исследовалось в рамках семинара «New Age Seminar» и группой ученых при журнале «East-West Journal».
Характерный для античности и Средневековья взгляд на Индию как на страну, являющуюся средоточием фантастического и фантасмагорического, сменяется более реалистическими ее оценками по мере накопления знаний и укрепления отношений между Европой и полуостровом. М. Петерсон упоминает о происходившем в 1889 г. в Стокгольме востоковедческом, а в 1917 г.-политическом конгрессе и выступлении на последнем из них индийского философа Хаар Дайала, который преподавал санскрит, а затем прочитал в Швеции курс лекций по восточной философии. К началу века относятся и поездки по Швеции Саройини, индийского поэта и патриота, и философа Шри Анада Акариа. Совпадение пика интереса к индуизму с мировоззренческим плюрализмом ученые объясняют доминирующей ролью Британской империи и возникновением в противовес этому антигосударственных движений в литературе, стремящихся показать свою неподконтрольность современному устройству мира. Всеобщая уверенность в ведущей роли цивилизации сменяется глубоким кризисом и попыткой обогатить национальную культуру за счет эстетических возможностей иных культур и религий.
Личную заинтересованность Д. Андерсона в индийской религиозности и теософии О. Хеммиле объясняет особенностью его жизненного пути. В возрасте четырнадцати лет он совершает поездку в США, куда семья планировала эмигрировать, но, убедившись в неразумности подобного шага, юноша возвращается домой и некоторое время пишет рассказы для местных газет. При этом появляется интерес к природным верованиям финнов в белую
магию и инфернальное. В 1914 г. выходят сборники рассказов Д. Андерсона «Истории угольщика», а в 1917 г. «Черные баллады». Впервые познакомившись с индийской культурой под руководством преподавателя Брунсвикского училища Никласа Бергиуса при изучении Киплинга, Тагора и Шопенгауэра, Д. Андерсон ненадолго вообще отошел от религии, но спустя несколько лет снова обратился к образам Бхагавадгиты. Получение Тагором Нобелевской премии совпадает в Швеции с пиком популярности индуизма. Мистика в его произведениях выступает в роли связующего звена, объединяющего христианство и индуизм. В «Историях угольщика» и «Черных балладах» встречаются черты индийского мировоззрения, а стихотворение «О нищем из Луоссы» (1917) становится ключевым для понимания мистического опыта писателя. Нищий-юродивый предстает как незаурядная личность с гипертрофированно-эмоциональным поведением. Вкладывая в его уста высшие откровения, Дан Андерсон создает образ пророка-мистика. В тексте возникает вопрос о своего рода инициации, через которую проходит герой на пути обретения мудрости. Мистический характер ее подчеркивается кратковременностью и образной насыщенностью откровения. С рассветом исчезают последние признаки экстатического возбуждения, которые несла нищему ночь. Надличностный характер божественного в тексте говорит, по мнению О. Хеммиле, о его восточных корнях, в то время как персонифицированный образ Бога свидетельствует о христианской доминанте.
О. Хеммиле интерпретирует автобиографическую трилогию Д. Андерсона «Трое бездомных» (1918), «Наследство Дэвида Рам-ма» (1919), «Путь» (1920). Христианские сцены в романах чередуются с индуистскими, что свидетельствует о множественности авторских точек зрения. Трилогия начинается с отчаяния героя, продолжается его душевной болезнью и заканчивается обретением света и духовного зрения.
Для «Наследства Дэвида Рамма», написанного, как считает критик, под сильным влиянием Достоевского с его идеей парадоксальности божественной любви, центральным становится христианский образ зерна и крещения как рождения для новой жизни. Начавшись осенью (умиранием и упадком), действие про-
должается зимой (в полном отчаяния и боли Стокгольме) и заканчивается весной - ликующей песней миру и любви.
Один из отрывков, открывающих последний роман Д. Андерсона «Путь», звучит так: «Я, изможденный и страдающий от головокружения, вхожу в дом и сажусь за стол; мне кажется, что те приступы сумасшествия, которые я пережил, были чем-то вроде финской бани, в которой через поры мой страх вышел в виде пота и слез, так что теперь я чувствую себя измученным, но словно заново рожденным. Иногда мне кажется, что я сижу на камнях, волны качают мое полумертвое тело, а соленые воды исцеляют мои раны и омывают меня от всякой скверны». Картина нового рождения представляется одновременно и как христианская, и как индуистская - человек включается в бесконечное число метаморфоз в ходе сансары.
Тему индуизма после Дана Андерсона развивали П. Лагерквист и Х. Мартинсон. В период с 1920 по 1960 гг. интерес к этой теме временно затихает, с тем чтобы вспыхнуть с новой силой в субкультурах ХХ в.
Е.В. Венкина
Автор реферируемой статьи Иа Дубоис подчеркивает, что Ларс Густафсон (р. 1936) принадлежит к числу наиболее интеллектуальных, продуктивных и обсуждаемых писателей Швеции. Начиная с романа «Сам господин Густафсон» (1971), шведские критики сталкиваются с проблемой разграничения элементов реалистичного повествования и художественного вымысла при анализе его произведений. Проблема тождественности реальной и «возможной» жизни прослеживается вплоть до появления романа «Третья рокировка Бернарда Фойса» (1986).
Четыре романа писателя - «Один день плиточника» (1991), «История с собакой» (1993), «Служанка» (1996), «Уинди рассказывает о своей жизни» (1999) - открывают новую моральнофилософскую проблематику. Три последних романа составляют основу исследования Чештин Бергман, посвященного Густафсону, и открывающего новый этап в изучении его творчества. Ч. Бергман обращается к языковым и философским аспектам работ Густафсона. Избрав методику текстового анализа, исследовательница отстраняется от личности писателя. В предисловии к своей работе
Ч. Бергман поясняет, что не включила в исследование роман «Один день плиточника», так как он противопоставлен остальным трем по тематике, и его следует относить скорее к творчеству 80-х годов. Но этот вопрос представляется спорным ввиду того, что роман «Один день плиточника» резко контрастирует с фрагментарными, полифоничными романами 80-х годов, к тому же моральнофилософская проблематика романа связана с романами более позднего периода.
Особое значение в исследовании Ч. Бергман имеет ее толкование вымышленной правды, основывающееся прежде всего на одноименной работе М. Риффатерра, посвященной понятию «принцип реальности». Согласно этому толкованию правдивой признается та мысль, которая совпадает с предметом высказывания.
В анализе романа «История с собакой» Ч. Бергман определяет понятие греха, вины и вопрос о существовании Бога как залога морали, опираясь на тезисы Ансельма Кентерберийского. Онтологический процесс в романе она видит в развитии теологических вопросов от дуалистической иудейско-христианской до гностической дуалистической картины мира.
В романе «Служанка», согласно толкованию Ч. Бергман, герой Дик Ульсон приходит к познанию себя через отношения с тремя женщинами: своей матерью, домработницей и любовницей, которые играют роль посредниц гносиса. Эволюция героя состоит в переходе от гностической дуалистической системы к монистической единой картине мира согласно Спинозе.
Ч. Бергман анализирует понятие смерти в свете монистических представлений, связывая роман «Уинди рассказывает о своей жизни» с литературной традицией описания царства мертвых, восходящей к Вергилию и продолжающейся такими писателями, как Данте и Джеймс Джойс. Основу романа составляет монолог парикмахера Уинди, которая, обращаясь к своему постоянному клиенту-профессору, рассказывает о своей жизни, опыте клинической смерти и нисхождении в царство мертвых. Наиболее четко монистические тенденции прослеживаются в обыгрывании тезиса Спинозы об изменениях, происходящих на протяжении жизни человека, которые рассматриваются как процесс смерти, разбитый на отдельные фазы; таким образом смерть предстает естественной и конкретной частью жизни. В соответствии со своим толкованием
вымышленной правды, Ч. Бергман отмечает, что нисхождение в царство мертвых в романе должно рассматриваться не как символическое действие, а как событие реального плана произведения.
Исследование, как считает И. Дубоис, помещено в рамки современного интернационального апокалиптического мира, возникшего на стыке тысячелетий и отраженного в произведениях Л. Густафсона.
В предисловии Ч. Бергман отмечает, что целью ее работы было показать, как Л. Густафсон воплощает свои онтологические воззрения в романах 90-х годов. Критик оговаривает, что вымышленный мир, созданный ею для исследования и толкования творчества писателя, является строго ограниченным. И это составляет его слабую сторону, поскольку исследование производится как бы в вакууме, изоляции от остального творчества Л. Густафсона. Сильная сторона анализа Ч. Бергман - виртуозное исследование деталей в тексте, позволяющее выявить внутренние текстовые процессы.
А.Г. Андрушкевич
Шведская исследовательница Ингела Персон-Бергер анализирует роман Черштин Экман «Оживи меня» (1996) с точки зрения дискуссии о понятиях теории литературы, которые признаются типичными для постмодернизма и обсуждаются в произведении. Наиболее важная тема романа - вопрос о реальности и о смысле жизни. Теория мимесиса, основывающаяся на том, что литература отражает действительность, противопоставляется постмодернистской идее дискурса - пониманию литературы как явления, не связанного с действительностью и представляющего собой отношения разных логических последовательностей друг к другу. Литератор Сигрид Фальк, одна из главных героинь романа, соприкасается с этими проблемами, когда ее биографическое исследование литературоведческая общественность объявляет устаревшим. В моде - литературная вывернутость, искажение основных принципов построения произведения. Роман «Оживи меня» утверждает осознанный и теоретически обоснованный протест Ч. Экман против постмодернистского мироощущения, где действительность понимается как хаотическое чередование ни к чему не обязывающих виртуальных миров.
Дискуссия о постмодернистской картине мира и точках зрения на литературу начинается во второй главе романа и получает дальнейшее развитие в последующих главах. В сорок второй главе Сигрид пребывает в подавленном состоянии: из-за измены любимого и из-за неприятия литературоведами ее исследования, посвященного трилогии о Крилоне шведского писателя, лауреата Нобелевской премии Эйвинда Йонсона (1900-1976). Разочарованная, она заявляет, что в литературе, как и во всем мире нет ни целостности, ни души. Она не воспринимает целостность литературного произведения как сочетание «выразительной метафорики» и «структурированного символического мира». Для Сигге постмодернизм - это выражение падения литературы. Литературоведческая позиция, отрицающая реальность, представлена в романе профессором Идалем и связана в представлении Сигге со смертью, с крахом ее собственной научной карьеры и с гибелью подлинной литературы. Идаль «выглядит как будто череп» - полной противоположностью ему становится отец Сигге, чье наивное понимание литературы проникнуто жизнеутверждением. В романе «Оживи меня» Черштин Экман создает особую интертекстуальную связь с трилогией Эйвинда Йонсона. Многие исследователи подчеркивают, что произведение находится в диалоге с циклом о Крилоне (1941-1943), но героям романа не хватает убежденности Крилона, поскольку в настоящее время зло распознать труднее, чем в период фашизма.
Одним из элементов, связывающих роман «Оживи меня» с трилогией Эйвинда Йонсона, является образ Юхана Крилунда, возлюбленного главной героини, в котором повторяются многие черты Крилона сороковых годов. Их объединяют гуманистическое мироощущение, вера в демократию и возможность разумного общества уничтожить зло.
Интертекстуальность как элемент, характерный для литературы постмодернизма, обсуждает один из участников дискуссии Ульрих Бройх. Он утверждает, что интертекст - ее отличительный знак, даже если он используется в произведениях более раннего периода. Но в эпоху постмодернизма у интертекста - особая задача: если раньше он служил для усиления эффекта реальности, то теперь литературное произведение рассматривается как совокупность отголосков других работ. Весь мир - текст, и никакой
реальности вне его не существует. Однако в романе Черштин Экман интертекстуальность не имеет постмодернистского смысла. Взаимодействие с текстом трилогии о Крилоне содействует раскрытию основной темы романа - целостного и единого противостояния мировому злу. В главе, где Уда Арпан читает «Рисунки и мечты» Фредерики Рунеберг и размышляет о творчестве Эйвинда Йонсона, возникают аллюзии рождественской елки Андерсена и вспоминаются его слова о ценности человека. Здесь очевидно, насколько сознателен в романе Ч. Экман диалог с другими произведениями.
И. Персон-Бергер подчеркивает, что с позиций постмодернизма роман «Оживи меня» изучали многие исследователи: Бу Г. Янсон, Сесилия Линде, Магнус Персон и др. Янсон считает, что интертекстуальность придает роману характерную постмодернистскую форму и создает эффект, подрывающий веру читателя в реальность. С. Линде видит в романе колебания между модернизмом и постмодернизмом, который, на ее взгляд, преобладает. Модернистское пристрастие к мифологическому подтексту, направленное на воссоздание утерянной цельности и сплоченности трагически расколотого мира, в «Оживи меня» получило иную функцию: вместо попытки структурировать произведение, исходя из мифологического метода, Ч. Экман утверждает открытость, фрагментарность, случайность событий, прерывистость повествования. Так, утопическая картина из цикла о Крилоне - коронация китайского императора - воссоздается в романе «Оживи меня» и предстает в виде картинок в китайском ресторане, где император выглядит слабоумным стариком. По мнению С. Линде, существенная разница между трилогией Крилона и романом «Оживи меня» состоит в том, что Ч. Экман развенчивает утопические возможности, в которые еще верил Эйвинд Йонсон.
В то время как Бу Г. Янсон и С. Линде указывают на распад реальности в романе, который связан с интертекстуальностью и метатекстом, что и позволяет им охарактеризовать его как постмодернистский, М. Персон придерживается понимания, близкого к тому, что предлагает автор статьи. М. Персон пишет, что в эпоху постмодернизма нередко встречается смешение «низких» и «высоких» жанров, причем упоминает трех скандинавских писателей, которые используют в своем творчестве «низкие» детективные
элементы. Это Ян Кьерстад, Петер Хёг и Черштин Экман. М. Петерсон видит в романе «Оживи меня» критику современности и в то же время солидарность с теми, кто утверждает ценности современного мира: демократию, равенство, свободу слова. Общество в романе изображается с точки зрения новых технологий и массовой культуры, это общество позднего капитализма и рыночных отношений, символом которого является череда перемен, через которую проходит фирма Адама Уксехувуда. Современный мир показан критически и не чужд гротеска, в нем единовластно царят рыночные силы, и он изображен как поток образов, не несущих в себе реальности, но, напротив, мешающих ее восприятию. Все вокруг отмечено эгоизмом и поверхностностью восприятия. Но Сигге, так же как и Уда, приходит через смерть, символизируемую литературным постмодернизмом, к новой жизни - ей удается преодолеть собственный цинизм.
На Черштин Экман повлияли сила веры и борьба во имя человеческого разума, свободы и демократии, изображенные в трилогии о Крилоне. Постмодернизм подвергает сомнению действительность как таковую, в том числе ее ценности. В романе «Оживи меня» главная героиня Уда Арпман, и Черштин Экман вместе с ней, настаивают на необходимости веры в гуманистические установки, которые и дают смысл жизни.
Ч. Экман формулирует свое неприятие того, что характеризуется как романтика постмодернизма и его скрытый нигилизм. Автор статьи доказывает, что «Оживи меня» - современный модернистский роман, построенный на поиске знаний о реальном, в то время как постмодернизм изначально не заинтересован в этом и нередко отрицает существующее ради игры с разными видами условной действительности. То, что Бу Г. Янсон и С. Линде называют признаками постмодернистской природы романа, а именно интертекстуальность и метатекст, встречается и в модернистской литературе. Модернизм Ч. Экман подвергается анализу при помощи выделения трех пластов реальности в тематическом полотне ее романа. Во-первых, это реальность жизни (общества и индивида), во-вторых, литературы, и, в-третьих, некая «иная» реальность, которая лежит за пределами и жизни, и творчества. «Иная», духовная реальность проявляется в мистических эпизодах романа. Ч. Экман воспевает минуты, когда человек соприкасается с ней, это
моменты прозрения или страха перед неизведанным. Для Сигге «иная» реальность - это дворец Саладина, а для Янне - одиночество темной зимней ночи.
В «Оживи меня» писательница предстает как глубокий и серьезный гуманист, прочно связанный как с социальной действительностью, так и с вневременными вопросами бытия. Восьмидесятилетняя героиня романа Уда - альтер эго автора в оценке жизни. В вопросах литературной реальности голосом Ч. Экман говорит Сигге с ее уверенностью, что литература - это и есть подлинная жизнь. Научный опыт героини - отображение позиции самой Ч. Экман, направленной против постмодернизма. А в отце Сигге писательница изображает своего идеального читателя.
Все три аспекта реальности в творчестве Черштин Экман, заключает автор статьи, отображают ее любовь к жизни и к литературе как одному из носителей и выражений жизни, а также стремление писательницы достичь «иного», духовного проявления, к которому и обращены заглавные слова романа: «оживи меня».
Я.Н. Суханова
ИССЛЕДОВАНИЯ, ОХВАТЫВАЮЩИЕ РАЗНЫЕ ПЕРИОДЫ
2006.02.032. ЯКУШЕВА Г.В. ФАУСТ В ИСКУШЕНИЯХ ХХ В.: ГЁТЕВСКИЙ ОБРАЗ В РУССКОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ / РАН. Науч. совет «История мировой культуры». -М.: Наука, 2005. - 235 с.
Монография доктора филол. наук Г.В. Якушевой состоит из пяти глав: «Сделка с Мефистофелем в мировом сознании ХХ в.», «Фауст как символ просветительской эры: Преодоленное проклятие разуму», «Фаустовский герой и закат просветительской эры», «От Фауста Разума к Фаусту Сердца», «От дегероизированного Фауста к Фаусту усталому». В книге прослеживается эволюция одного из самых значительных «вечных образов» мировой культуры. Трансформация героя Гёте в русской и зарубежной словесности ХХ в. рассматривается на материале творчества нескольких десятков писателей (Т. Манн, Г. Гессе, П. Валери, Г. Стайн, Дж. Керуак, Ф. Дюрренматт, М. Горький, Л.М. Леонов, В.Я. Брюсов, И.Л. Сельвинский, М.А. Булгаков, И.А. Бродский
