CC BY
98
А. С. Полушкин
ИСТОРИЯ - ПАМФЛЕТ - МИФ: РОМАН «ПРИБОЙ И БЕРЕГА» В КОНТЕКСТЕ ЖУРНАЛИСТСКОЙ ПРАКТИКИ ЭЙВИНДА ЮНСОНА
1920-40-х годов
В статье предлагается анализ памфлетного содержания романа одного из самых известных шведских писателей ХХ века, лауреата Нобелевской премии по литературе за 1974 год, Эйвинда Юнсона «Прибой и берега» (1946) в контексте его журналистской практики, что дает возможность более глубокого прочтения романа и решения ряда спорных вопросов, касающихся политической и этической позиции автора, отразившейся в содержании всей книги.
Имя шведского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе за 1974 год, Эйвинда Юнсона (1900-1976) известно отечественному читателю, по большей части, только благодаря одной книге - роману «Прибой и берега» (1946), который является поворотным пунктом в творческой эволюции писателя. В этом романе Юнсон впервые переходит от социально, биографически и политически ориентированной, ангажированной прозы к «непрямым» средствам изображения реальности - к форме романа-мифа (или антимифа), философско-мифологического и философско-исторического романа. Период работы над этой книгой ознаменован существенными изменениями в мировоззрении автора и его политической позиции, отразившимися не только в художественном творчестве писателя, но также и в его журналистской деятельности, которой он занимался начиная с 20-х и вплоть до конца 60-х годов. Именно анализ основных тенденций в журналистской и публицистической практике писателя помогает вскрыть сложный «памфлетный» код романа, представляющего собою не только очередную попытку модернизации сюжета гомеровской «Одиссеи» с помощью современных средств изображения (психологизации, актуализации социальной и политической тематики и т. п.) [3. С. 153-176], но также «слепок» с реальной европейской действительности 40-х годов ХХ века, что подчеркивается подзаголовком «Роман о сегодняшних днях».
Журналистикой Э. Юнсон начал заниматься еще в 1919 году, когда стал внештатным корреспондентом газеты «Бранд» («Brand»), официального печатного органа Шведского Союза Младосоциалистов - партии с очевидным синдикалистским и анархистским уклоном, ориентировавшейся на идеи П. Кропоткина и М. Бакунина. В 1921 году он отправляется «пытать счастья» в Берлин, а затем в Париж, где и проживет вплоть до 30-х гг. После раскола партии Младосоциалистов в 1924 году Э. Юнсон порывает все связи с газетой «Бранд», в этом же году выходит его первая книга - сборник новелл «Четыре странника» [2. С. 67-68].
Вернувшись на родину в 1930 году, Юнсон, помимо работы над многочисленными романами и повестями, становится штатным сотрудником социал-демократической газеты «Арбетет» («Arbetet»), в это время он отходит от леворадикальных позиций и сближается с рабочим движением [См.: 6. С. 25;
7. С. 110]. В тридцатых, когда угроза фашизма перестала быть пустым звуком, Юнсон становится ангажированным в политических высказываниях. Если раньше он придерживался основного кропоткинского принципа ненасилия в
революционном переустройстве общества, то теперь он начинает все больше склоняться к тому, что необходимо против насилия бороться только насилием. В 1934 году он участвует в публикации брошюры «Mansklighet» («Человечность»), в которой ряд шведских авторов, таких, как Пер Лагерквист, Харри и Муа Мартинсоны, Вильгельм Муберг и Рудольф Вэрнлунд, выразил свое возмущение по поводу агрессивной политики Третьего рейха. В 1937 году Юнсон принимал участие в издании брошюры «Till Madrid - fran svenska forfattare» («Мадриду - от шведских писателей») и произнес речь в защиту поставок оружия испанскому правительству, а в 1939 он публикуется в брошюре «Uppbad» («Призыв»), в которой требует усиления вооружения шведской армии в связи с нападением СССР на Финляндию.
В это время он высказывает подобные идеи и в литературе - в романах «Ночные маневры» (1938), «Возвращение солдата» (1940) и в трилогии о Крилоне (1941-1943). По идейному содержанию эти романы во многом пересекаются с «Прибоем и берегами». В 40-е годы Э. Юнсон занимает позиции, откровенно враждебные по отношению не только к фашистской Германии и к СССР, но и к тоталитарным режимам вообще. С 1940 года он начинает работать в газете «Норденс Фрихет» («Nordens frihet»), близкой к социал-демократическим кругам и критиковавшей правительственную политику традиционного нейтралитета. В то же время он активно занимается антифашистской пропагандой и пытается делать то, что в его силах, для помощи оккупированным скандинавским странам (Дании и Норвегии): Юнсон выступает на митингах и редактирует подпольные газеты для участников датского, и особенно, норвежского Сопротивления - например, газету «Хaндслаг» («Handslag»), которая официально предназначалась для норвежских беженцев в Швеции, но на самом деле тайно переправлялась в Норвегию. В то время как в середине марта 1942 года редакции семнадцати шведских газет были закрыты за то, что в них прошла информация об издевательствах Гестапо над пленными норвежскими партизанами, Юнсону удалось эти факты обнародовать в романе «Поездка Крилона». После капитуляции Германии Э. Юнсон по заданию редакции посетил бывшие оккупированные скандинавские страны, Данию и Норвегию, побывал в доме, где находился под стражей Видкун Квислинг, лидер норвежских коллаборационистов, и ездил на место бывшего концлагеря Грини (Илебу).
С 1946 года Юнсон все чаще будет публиковаться в «Дагенс Нюхетер» («Dagens nyheter»), одной из крупнейших центральных газет, находившейся под эгидой либерально ориентированной Народной Партии [9. С. 24-25, 31] и принадлежавшей крупнейшему газетно-издательскому семейному концерну «Бонниерс», в издательстве которого печатались и печатаются до сих пор все самые известные шведские книги. Учитывая то, что романы о Крилоне выходили в издательстве «Хандельстиднингс Гётеборг», а «Прибой и берега» - в «Бонниерс», можно сделать вывод, что, несколько меняя политические взгляды, переходя в либеральное издание, Юнсон меняет и жизненную позицию, что отразилось в романе «Прибой и берега».
С осени 1945 года он ведет рубрику «Скандинавские хроники» в утреннем выпуске «Стокхольмс тиднинген» («Stockholms tidningen»), а с 1946 года -колонку «Воскресные размышления» в «Дагенс Нюхетер», выступая в роли политического обозревателя и аналитика. В крупнейших газетах публикуются его интервью, критические статьи, посвященные современной литературе, а также обзоры творчества французских писателей (Сартра и Камю). Он знакомит
шведскую публику с литературой французского экзистенциализма в статьях о Сартре («Стокхольмс Тиднинген», 17 марта 1945 года) и о Камю («Дагенс Нюхетер», 27. октября 1945 года). В это же время он заканчивает перевод произведения «Мухи» Сартра, публикация которого была приурочена к постановке пьесы на шведской сцене. Таким образом, на момент работы над романом «Прибой и берега», которая велась с 1943 по 1946 год, а если верить Э. Линдбергеру, то и с 1937 года [4. С. 140-143], Э. Юнсон ведет активную журналистскую деятельность в различных печатных изданиях, в том числе и центральных. Если учитывать тот факт, что вплоть до 90-х годов ХХ века печать Швеции оставалась партийноориентированной [9. С. 26-27], то смена Юнсоном места работы показывает динамику изменения его политических и эстетических взглядов - от леворадикальных, пацифистских и анархистских, до антитоталитарных, а затем либерально-демократических, что нашло место в памфлетном плане романа «Прибой и берега».
Этот памфлетный пласт в романе органично перетекает в мифологический и исторический, описание быта и ландшафта гомеровской эпохи, нарочито архаизированное, перемежается вкраплениями современной политической терминологии. Как пишет Э. Линдбергер, «В романе есть множество примет, связывающих его с современностью. Это не только явные аналогии к современности. Они, конечно, есть, и на них неоднократно указывают исследователи [1. С. 33; 5. С. 180]. Бесчинства женихов на Итаке во время отсутствия Одиссея сравниваются с поведением немцев на оккупированных территориях, а мотивация такого поведения напоминает идеологию нацизма. Дочь Долиона олицетворяет собою персон, которых в Норвегии называли “немецкими подстилками”» [4. С. 148].
Можно выстроить своеобразный словарь, дешифрующий памфлетный код в романе:
Итака - нейтральная Швеция времен Второй мировой войны и первых послевоенных лет, с ее периферийной «островной психологией».
Женихи - местные шведские фашистские партии, вроде норвежских квислинговцев, в отличие от последних, не создавшие единого фронта и «грызшиеся между собой». «Одни с Зама, - хотят мирового господства. Другие говорят, якобы, от имени народа и также стремятся к господству» [11. С. 484].
Месть Одиссея - Нюрнбергский процесс (двенадцать приговоренных к смерти) и вообще любой процесс над военными преступниками (процесс над Квислингом), «охота на ведьм» в Дании и Норвегии после войны.
Тканье - явление, свойственное экономике Швеции времен войны: монополизация производства и сельского хозяйства, разбивка на отрасли для прорыва экономической блокады, артели, подпольное сообщение с континентом.
Один из наиболее спорных образов в романе - образ богов. По мнению самого Юнсона [8. С. 15], боги отождествляются с общественно-политическими силами, превращающимися в сознании человека в идолов (сталинизм, фашизм и западное общество потребления с его псевдодемократией). И в то же время боги -метафора стихийных первобытных сил, скрывающихся в человеке. «Боги рождены в груди человека. Они слепцы, им нет дела до людей, пока те не взбунтуются. И тогда они попросту смахивают их с дороги» [11. С. 503]. Эта фраза свинопаса Эвмея перекликается со словами К. Г. Юнга: «Боги -персонификация психологических сил, поэтому утверждение об их метафизическом существовании - следствие самонадеянности. “Психологические
силы” не имеют ничего общего с разумом, скорее с бессознательным» [10. С. 220]. Мерете Мазарелла, сопоставляя образы богов в романе Юнсона и в пьесе Ж.-П. Сартра «Мухи», приходит к выводу, что убийство женихов Одиссеем в отличие от убийства Эгисфа Орестом не является актом протеста против воли богов и проявлением атеизма, а следовательно, боги являются олицетворением и религиозных стимулов, и деструктивных сил, повелевающих человеком [5. С. 197-199]. К компромиссному варианту приходит Стиг Бекман: «Боги представляют, в более конкретном плане, те силы, которые жаждут власти и в чьих интересах разжигание войны. Но они также символизируют примитивные и деструктивные силы, таящиеся внутри самого человека, силы, благодаря которым он против своей воли попадает в ситуации, в которых насилие неизбежно» [1. С. 37].
Психоаналитическая интерпретация образа богов в романе Юнсона сложилась во многом под влиянием идей норвежского писателя С. Хуля. Большинство этих идей сформулировано им в статье «О природе нацизма», впервые опубликованой в «Норденс фрихет» в мае 1945 года, не без участия Э. Юнсона. С. Хуль утверждает, что нацизм появляется из сферы патриархальных идей. Эта мысль позаимствована им из трудов фрейдиста В. Райха, который считал, что природа человека изначально здорова и построена на внутренних стимулах, по большей части сексуальных, но затем она искажается в рамках патриархальной системы воспитания. В результате, когда эта система используется в политических целях, в психике человека появляются перверсии. Сексуальность, которая не находит себе естественного выхода, приводит к садизму, милитаризму или фашизму [4. С. 149].
В унисон идеям С. Хуля и В. Райха звучат слова Калипсо в начале романа: «Мужчины были Высокорожденным нужны для других целей. <.. .> И я прокляла их войну, которая отнимает мужчин у женщин, разъединяет слившиеся тела, слившиеся губы. Война - это мужество бессильного мужского естества. Фаллосам из плоти и крови боги предпочитают фаллосы из дерева и бронзы, они хотят видеть в руках у мужчин копья и мечи» [11. С. 112]. По мнению Т. Стенстрёма, эти пацифистские идеи - остаток целого идеологического комплекса, сформировавшегося в системе политических взглядов Юнсона в период работы в «Бранде» [7. С. 169].
С этой темой связан важнейший аспект романа - вопрос о насилии. Имеет ли человек право применять насилие для борьбы с еще большим насилием? Этот вопрос решается в ключевом диалоге Одиссея с Эвмеем, где суммируются воззрения самого Юнсона в пору работы в различных периодических изданиях. В момент, когда он работал в «Бранде», Юнсон разделял пацифистские воззрения Кропоткина. Во время Зимней войны происходит переоценка ценностей: для
Э. Юнсона, которого раньше привлекали в образе Одиссея ипостаси Странника и Рассказчика, теперь важнее оказываются ипостаси Воина и Вернувшегося с войны солдата, а сам образ становится символом «воинствующего гуманизма». Таким образом, в сознании Юнсона укореняется мысль о том, что против насилия следует бороться насилием, - это совпадает с его активной антифашистской деятельностью в журналах «Хандслаг» и «Норденс фрихет».
В романе Эвмей говорит Одиссею, что только убив женихов, он даст миру «возможность» или «надежду». Оба слова соответствуют шведскому «шс^^ЬеЪ). Как констатирует С. Бекман [1. С. 184], Юнсон использует слово «надежда» («возможность»), имея в виду демократию, в анкете журнала «:Вопшеге Ыйегага
Ма§авіп» (1948, апрель, с. 266) и в радио-интервью «Хорошая возможность. Эйвинд Юнсон о демократии» (Документальный архив шведского радио, № РК, 648). Т. Стенстрём утверждает, что это слово позаимствовано Юнсоном из кропоткинского лексикона и характерно для его ранней прозы и публицистики [7. С. 168]. В свете аналогий с современностью победа Одиссея над женихами представляется победой союзников над агрессорами во Второй мировой войне, которую предсказывает Юнсон в романе «Крилон сам» (1943). Таким образом, в «Прибое и берегах» на вопрос, правомочно ли бороться против зла насилием, автор отвечает менее однозначно, чем раньше.
Об этом свидетельствует и письмо Э. Юнсона к Йорану Мёбергу из Норвегии, где писатель побывал сразу же после окончания войны: «Норвегия выглядит изможденной, уставшей, подавленной, и только здесь по-настоящему понимаешь, что значит оккупация <...> менталитет и образ жизни теперешних норвежцев произвел на меня тягостное впечатление. Через пару дней после приезда довелось увидеть старого врага - Видкуна Квислинга в доме на Мёллергатан, 19 - хищный зверь в клетке. Визит, конечно, оставил «интересные впечатления», но в то же время все это так гадко. <.> Я так подавлен, что нет ни малейшего желания писать обо всем этом» [4. С. 145].
Став свидетелем «охоты за ведьмами» в Норвегии и процесса над Квислингом, Э. Юнсон теряет былую уверенность в том, что против насилия следует бороться насилием. Во время убийства женихов Одиссей думает: «Если бы я мог спасти хоть кого-нибудь из них, думал он, быть может, я спас бы и самого себя... » [11. С. 574]. Но порочный круг насилия нельзя разомкнуть: умереть должны не только женихи, но и неверные слуги и рабыни, должны погибнуть даже невиновные, - в финале романа погибает новорожденный сын Меланфо. 25 октября 1945 года был расстрелян Квислинг, 20 ноября того же года начался Нюрнбергский процесс, завершившийся 1 октября 1946 года вынесением двенадцати смертных приговоров, а три недели спустя Юнсон закончил «Прибой и берега». Эти приговоры военным преступникам напоминают о приговоре женихам, поскольку они вынесены и приведены в исполнение Одиссеем «без гнева», хладнокровно.
Вопрос о насилии Э. Юнсон выносит и в статью, посвященную радиопостановке по мотивам романа (1949) и констатирует, что это вопрос «неразрешимый», но постоянно возвращается к нему в своих последующих романах. В семидесятые годы страсти вокруг юнсоновских политических взглядов особенно накалились, и со стороны левых его публично обвиняли в идеологическом ренегатстве и классовом предательстве. На самом деле, никакого резкого поворота не произошло, - просто Юнсон вступил в очередную стадию своей творческой эволюции. Это отразилось и на смене газет, с которыми он сотрудничает. Он все ближе оказывается к либералам, концерну «Бонниерс» и к газете «Дагенс Нюхетер» (не случайно переход в редакцию этой газеты и публикация романа «Прибой и берега» произошли почти одновременно). В интервью в газете «Экспрессен», данном Элизабет Франкл 29 декабря 1973 года, он вновь упоминает Кропоткина, но на сей раз с пессимистическими интонациями: «Политическая ориентация? Я либерал. <...> В молодости я был младосоциалистом и синдикалистом. Уже в пятнадцатилетнем возрасте я читал Кропоткина. Теперь я считаю, что теория Кропоткина о преобразовании общества без насилия не имеет ничего общего с действительностью. Это просто невозможно. И ничего не изменится, если горстка людей не найдет в себе силы
разумно править обществом, так, чтобы уничтожить террор, принуждение, ад тюремных режимов и в фашистских и в коммунистических странах. Я не знаю, когда нам это удастся, путь еще очень долог».
Э. Юнсон более трезво стал относиться к социалистической и анархистской утопии, равно как и к утопии вообще, поэтому форма романа-мифа или антимифа в «Прибое и берегах» позволяет ему более глубоко и неоднозначно высказываться о злободневных и в то же время вечных проблемах: о проблеме насилия, ответственности каждого человека перед историей, о невозможности вернуться с войны и т. д. Та линия, которая намечена в журналистской «карьере» Э. Юнсона и которая в резюмированном виде представлена в подтексте романа «Прибой и берега», постепенно приведет его к отказу от журналистской практики вообще: писатель будет избегать прямого воздействия на общественное мнение и станет отдавать предпочтение более тонким, иносказательным формам.
Список литературы
1. Backman, S. Den tidlosa historien. En studie av tre romaner av Eyvind Johnson = [Timeless story] : [a study of three historical novels by Eyvind Johnson] / Stig Backman. - Stockholm : Aldus, 1975. - 204 s.
2. Bergsten, A. Resenar och resonor: En presentation av Eyvind Johnsons forfattarskap / Anders Bergsten // Studiekamraten. - Tollarp : Studiekamraten, 1975. - № 57. -S. 67-68.
3. Blackwell, M.-J. The Redemption of the Past: Narration as Moral Imperative in “Strandernas svall” / Mary-Jaine Blackwell // Scandinavica : an international journal of Scandinavian studies. - London ; New York : Academic Press, 1986. - № 25. -Vol. 2. - Р. 153-176.
4. Lindberger, O. Manniskan i tiden. Eyvind Johnsons liv och forfattarskap 1938-1976 / Orjan Lindberger. - Stockholm : Bonnier, 1990. - 497 s.
5. Mazzarella, M. Myt och verklighet: berattandet problem i Eyvind Johnsons roman Strandernas svall /M. Mazzarella. - Helsingfors : Svensk litteratursallskap i Finland, 1981. - 302 s.
6. Munkhammar B. 30-talets perspektiv. Eyvind Johnson som kritiker i tidningen Arbetet / Birgit Munkhammar // Svensk Litteraturtidskrift. Stockholm : Svensk litteraturtidskrift, 1977. - Arg. 40. - Nr. 3. - S. 18-27.
7. Stenstrom, T. Romantikeren Eyvind Johnson / av Thure Stenstrom. Lund : Ekstrand, 1978. - 316 s.
8. Мацевич, А. А. Ровесник века Эйвинд Юнсон / А. Мацевич // Юнсон, Э. Прибой и берега. Рассказы / Э. Юнсон ; пер. с швед. - М. : Радуга, 1988. - С. 3-18.
9. Михайлов, С. А. Журналистика стран Северной Европы / С. А. Михайлов. -СПб. : Изд-во Михайлова В. А., 2003. - 365 с.
10. Юнг, К. Г. Карл Густав Юнг о современных мифах / пер. с нем., предисл. и примеч. Л. О. Акопяна ; под ред. М. О. Оганесяна, Д. Г. Лахути. - М. : Практика, 1994. - 251 с.
11. Юнсон, Э. Прибой и берега. Рассказы / Э. Юнсон ; пер. с швед. - М. : Радуга, 1988. - 654 с.
