CC BY
177
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
2005.03.029. ПАНАРИН А.С. ИСКУШЕНИЕ ГЛОБАЛИЗМОМ. - М.: ЭКСМО, 2002. - 415 с.
«Глобализм» - моднейшее слово либерально-прогрессистской мысли. Разрушение культурных, нравственных и политических устоев нашей цивилизации иначе как нигилизмом назвать нельзя, ибо речь идет о последовательном отстранении народов и государств от всех местных интересов, норм и традиций. Задача автора - показать в философско-историческом, культурологическом и политологическом планах цели и средства разрушения «великой цивилизации Просвещения и модерна», завоевания которой несовместимы с логикой глобализации.
В эпоху Просвещения отсутствовали двойные стандарты, элиты были озабочены просвещением народа, историзм предполагал доступность общественного развития к более высокому уровню благодаря опоре на производительную экономику национального типа. Существовало многообразие государственных образований и политических устройств. Демократия, бывшая примером для подражания, стремилась обеспечить широкое народное волеизъявление в принятии решений. Классическая эпоха дала великих просветителей и государственных мужей, стоявших на страже национальных интересов и культур. Если в эпоху Просвещения и модернизации на элиту возлагались лучшие надежды, то ныне быть элитой значит поставить себя в независимое положение от национальных интересов и чаяний. Современная эпоха рождает великих манипуляторов и комбинаторов. Из демократии выхолощено ее содержание (международные центры власти принимают решения и определяют стратегию и тактику внешней и внутренней политики народов: новый «интернационал»), независимое государство третируется как местничество. Экономическая логика глобализма покончила с зародившимися отношениями партнерства в сфере экономики, предпосылкой чего было национальное
самоуважение и ответственность держателей капитала. Новая этика глобализма, отстраняя экономические элиты от национальных интересов, порождает подъем нового ростовщичества; финансовый капитал отделяется от производящей экономики; отсюда - глобальное хищничество, а современные либералы-глобалисты защищают финансовых спекулянтов. «Золотой
миллиард» и бесправная периферия - новая реальность, стремящаяся использовать глобальные ресурсы для эгоистических интересов меньшинства. «Человеческое» измерение глобализма определяется философией постмодернизма, намеренно «деконструирую-щего» социокультурный проект Просвещения, связанный с созиданием единого пространства и единого в своей направленности исторического времени. На каждом континенте речь шла о единой цели человечества, хотя и разных способах ее достижения (социалистическом и капиталистическом). Эксплуатируя тезис плюрализма, постмодернисты доказывают наличие множественности социокультурных пространств, не имеющих не только общего языка, но и смысла: социализм предстает как экзотическая особенность русской «туземной» культуры, общинный фундамент которой именуется тоталитарным.
«Турист» как метафора постмодерна не вникает в смыслы и ценности иной культуры. Мозаичность мира как нечто новое ему интересна, но чужда. Он превращается в «доброжелательного расиста», не способного понять и принять иные нравы.
Победителю (в холодной войне, например) позволено под знаком демократии искоренять природные особенности иных культур, а заодно и их носителей (примеры: Россия, Югославия, Афганистан, Ирак, Иран, далее везде).
Другая составляющая постмодерна касается вопроса о единстве исторического времени. Просвещение, хотя и полемизировало с христианством, соглашалось с его пониманием времени, имеющим смыслообразующий финал и идущим в заданном направлении - к обретению земли обетованной. Постмодернисты объявили любые исторические проекты несвоевременной наивностью. Вместо единого проекта освобождения человечества признается множество разнонаправленных «историй», не обремененных большими целями.
Новейший либерализм освобождает человека от бремени исторической ответственности и связанной с нею жертвенности, утверждая равнозначность любых отрезков времени, равноценность любых практик, в которых становятся неуместными понятия о высоком и низком, тем самым отвращая от оценочных суждений: либеральные
правители на глазах у всех сотрудничают с мафией, либеральные интеллектуалы, не морщась, приемлют вульгарные телесериалы и шоу-бизнес. Не стесненные правилами, пост-модернисты подполья наслаждаются свободой от обычной человеческой нравственности.
Постмодернизм выражает завершающую фазу секуляризации: интеллектуальное творчество, лишенное обетования, считается лишь с логикой наличных обстоятельств и отмечено патологической ненавистью к бедным, угнетенным, неадаптированным. Освобожденная от служения, она обнаруживает полную беспочвенность и бесполезность. Отвергая «утопии будущего» и растворяясь в настоящем, отмеченное высшей мобильностью и приспособившееся, вписанное в глобализм меньшинство раскрывает этот мир как привилегированный, как элитарный, и прогресс в его глобальном выражении противостоит народам, а интернационализация элит за их спиной и на их спине является паразитарной. Тем временем массы «парцеллизируются», погружаясь в архаику изоляционизма, трайбализма и натурального хозяйства; идет демодернизациия большинства, откат его в «новое Средневековье».
Каковы инструменты глобализации? Главный из них - так называемая «пятая власть», или глобализм спецслужб, образующих «внутреннюю партию». В России костяком этой организации стали «органы», осуществившие социалистический эксперимент за счет народа, сочетавшие безграничную власть с тотальной подпольной конспирацией, живущие не обычной национальной жизнью, а по рецептам, написанным по заемному учению. Они опасались пробуждения национальной памяти и достоинства и всегда готовы были поддаться Западу, «чтобы не пропасть поодиночке». В западной демократии такие же мозговые центры спецслужб готовили и принимали важнейшие решения. Поэтому «пятая власть» несовместима с принципами демократии. Автор называет президентство Дж.Кеннеди и «Пражскую весну» 1968 г. попытками вернуть демократии ее истинный смысл. Финал этих попыток известен, и с той поры все системные новации проходят только в том случае, когда они устраивают сложившиеся властные структуры. И новый строй, возникший на развалинах социализма, базируется исключительно на сотрудничестве международных спецслужб.
Выделив три типа глобализма (просвещенческий, основанный на универсалиях прогресса; эзотерический - правящих элит, образовавших консорциум мирового правящего меньшинства; монопольного носителя мировой власти - однополярной глобальной системы), автор показывает
опасность геополитической экспансии США как претендента на мировое господство для народов мира и, в первую очередь, для России, в том числе и для либералов, и для еврейства, сделавших ставку на глобализацию по американском образцу. Момент истины для них состоит в том, что плоды от разрушения страны и перехода на службу хозяевам жизни будут, как считает автор, горькими. Либералам придется признать «эту страну» как собственную и противостоять диктатуре глобализма. Евреи рискуют потерять заокеанские блага, но еще больше они «рискуют банализацией всей еврейской истории (когда победители начнут отторжение пришельцев. - Реф.), смертью еврейского мифа об особом культурном призвании» (с.75).
Социокультурный комплекс американского глобализма базируется на идее «нового человека» (аналог с идеями большевизма), изгоя, противостоящего родине и ее культуре. Метафизика разрыва с культурным прошлым стала необходимой составляющей этногенеза, перемалывающего волны иммиграции. К XX в., подготовленное к выполнению мировой миссии, гражданское общество Америки было заражено культурофобией: на индивидуальном уровне культурная память с ее ценностными образцами мешала исполнению «американской мечты»; на национальном уровне культурная традиция мешала успешной ассимиляции, на державном уровне развенчание культурного традицио-нализма задано программой овладения миром. Поэтому американское политическое устройство, культура, американский образ жизни и т.п., согласно кодексу «научного либерализма», требуют не менее скрупу-лезного изучения и неуклонного следования, чем тексты научного коммунизма. Вся мировая культура делится на американскую и неамериканскую, уступка делается лишь «промежуточной» английской культуре.
Советский тоталитаризм основывался на жертвенной морали, американский - на идее превосходства над другими народами. В рамках СССР этатистский этнос - русские были экономическими донорами национальных окраин, уровень жизни которых был выше, чем в центральных русских областях. Советский Союз был донором и стран-сателлитов. Ныне на постсоветском пространстве русские опять проигрывают. В США изначально практиковалась парадигма привилегированного центра: туземцы считались не людьми, подвергаясь истреблению; образующий этнос - англосаксы вплоть до Кеннеди пользовались привилегиями; все еще бытует расизм и отторжение национальных меньшинств - новых иммигрантов, а на международной
арене выигрыши Америки покупаются ценой проигрыша других народов. Все это основано на доминировании культурно-антропологического понятия, воплощающего «американскую мечту» - индивидуалистическую мечту безграничного успеха, не считающегося с моральными нормами. С открытием экологических «пределов роста» американская модель общества массового благосостоя-ния теряет демократическую универсальность и выступает как предназначенная исключительно для «избранного народа». По словам И. Валлерстайна, под угрозой оказывается равноправие на мировом уровне: для сохранения высокого уровня благосостояния в Америке потребуется эксплуатация народов всего «третьего мира». Нерассуждающей вере в призвание Америки как «Израиля нашего времени» (Г.Мелвилл), способного «исправить неправильный менталитет народов мира», внутри страны нет противоядия.
Существенным выражением тоталитарного комплекса является экономический тоталитаризм, претендующий на монополию власти, не признающей никаких сдержек и противовесов, требующей тотального подчинения. Монополия экономической власти собственника, ориентированного на максимально высокую прибыль, подмяла под себя и демократические институты, и принципы социальной защиты, и культуру, и образование. Американский глобализм в этой связи выступает как «тоталитарная экономическая власть (финансовой олигархии в первую очередь), преследующая планетарные амбиции» (с. 130). Отвергается понятие политического суверенитета народов; национальный интерес либо становится товаром (единая мировая финансовая элита подчиняет местные элиты, дистанцирующиеся от собственного народа), либо подвергается экономической экспансии, политической дискриминации и военному вмешательству.
В американской стратегии завоевания мира используются принципы бихевиоризма (пришедшего в политику из социальной психологии), технология которого компенсирует отсутствие органичес-кого единства в обществе, лишенном исторических корней и традиции и построенном на индивидуализме.
Самодостаточный индивид связан с окружением конвенцио-нально, взаимодействуя с ним на прагматической основе; внутренний мир личности выводится за скобки, коррелируются лишь мотивы/стимулы общения/поведения с реакциями индивида. Отвергаются высшие коллективные смыслы и внутренние смыслы личности. Примени-тельно к задачам глобализации разрабатываются процедуры десоциа-лизации,
декультурации и дезинтеграции людей, превращающихся в свободных игроков (в рефлекторное животное), порывающих с моралью, традициями, с собственным внутренним миром. Применительно к социалистическим странам и на постсоветском пространстве, замордованным реформами и нищетой, внедряется светлая мысль о «свободном среднем классе»; постепенно демонтируется понятие народа как коллективного субъекта истории. Цель: загнать народы в экономическое гетто, подорвать просвещенческую веру в лучшее будущее. Смирятся ли народы с этой перспективой? Грянет бунт или потребуется тоталитарная диктатура? Таковы проблемы, стоящие и перед мировым глобализатором, и перед российскими либералами, душой и телом преданными глобализму. На худший случай, ведется тотальная информационная война против «изгойского большинства», начавшаяся на участке, не остывшем от прежних боев зарубежной «демократии против тоталитаризма». В постсоветском пространстве, не демонизировав Россию как источник мирового зла, нельзя закрепить достигнутые победы.
Автор обращает внимание на новое самоопределение буржуа в глобальном мире. Если до конца 60-х гг. XX в. авторитет К.Маркса, который разоблачал бандитское первоначальное накопление и клеймил буржуа за присвоение созданной промышленным рабочим прибавочной стоимости, приговаривая ее к революционной экспро-приации рабочим классом, был достаточно высоким (у левых - молодежи и интеллектуалов), то в условиях холодной войны на авансцене появился М.Вебер. Для него накопление - не грабеж чужой собственности и не бесчеловечная эксплуатация рабочего класса, а мотивированное стремление к божественному воздаянию путем религиозно мотивированного воздержания от мотовства и излишеств и обращения в дело средств, которые могли бы быть потрачены на земные радости. В этом случае профессия понимается как призвание (религиозное) и пользуется всеобщим уважением, а труд предстает как лучший способ наслаждаться жизнью. Только усердием и успешной земной жизнью ты можешь угодить Богу. «Тайна протестантского аскета у Вебера в чем-то поразительно напоминает тайну марксистского пролетария... Буржуазное накопление связывается с жертвой, вымучен-ностью накопления, с отказом от раскованного потребительства» (с.162), так что он оказывается высшим гарантом и мотором формирования национального ускорения предпринимательства.
Веберовская конструкция была опровергнута банковской системой, воплощающей дематериализованный капитал, некоторую виртуаль-
ную реальность, не укорененную в окружающей социальной среде. Азартные финансовые игроки, действующие в виртуальном пространстве всего мира, утратили веберовскую легитимность, превратившись в буржуа новейшей финансово-спекулятивной формации, поддерживаемую глобальными наднациональными силами. Рупором новой буржуазии был Г.Зиммель, доказывавший отсутствие различий между древним ростовщичеством и современным буржуазным классом: «деньги не пахнут». Он считал, что монетаристские группы соответствуют назначению человека, и не видел разницы между денежным обменом и общественным обменом как таковым. Автор называет его последовательным глобалистом: монетарист, а не художник или писатель и пр. был для Зиммеля самым человечным человеком. Сегодня монетаризм есть не что иное, как реванш отщепенцев, самая агрессивная доктрина. У нашего общества нет от него защиты. Эти новые буржуа с революционной энергией разрушают все социальные и моральные нормы. Самовозрастание денег отрывает семантическую, обозначающую их функцию, требующую соответствия товарной и денежной массы, от их семиотически-символической функции, лежащей в основе манипулятивной практики.
Есть ли альтернативы глобализму? Они выявляются тогда, когда за видимой «непреложностью» и «объективностью» тенденций вскрывают слишком субъективные поползновения «приватизаторов» прогресса, превращающих его в привилегию. Поскольку группы, открывающие глобальный мир только для себя, отчуждают себя от собственной национальной среды, необходим внутри страны демократический, но жесткий контроль за этими группами. Поскольку они становятся гражданами мира, необходима также глобализация самой демократии, которая была бы способна контролировать наднациональные элиты. Автор не сомневается в усилении противостояния народов паразитическому глобализму в массовых формах сопротивления.
Не исключено, опасается он, что реакция может принять форму бунта против процесса глобализации как такового. Усилия необходимо направлять на демократизацию этого процесса с тем, чтобы превратить его из игры с нулевой суммой в пользу привилегированных в процесс с положительной суммой для большинства. Прагматика и своекорыстие подпольных агентов глобализма дополняется тревогой, порождаемой их мефистофельской гордыней: ведь они мнят себя сверхлюдьми, наделенными правами экспериментировать над народами и над миром в целом. Их средства -заварить кашу, разрушить целостность, породить хаос, а затем взывать к свой
миссии создавать «порядок из хаоса», «управлять хаосом». На этом пути тотальная деконструкция может не завершиться благополучной реконструкцией. Поэтому защита бедствующего большинства от безответственных экспериментов - новых мировых гуру - долг международных организаций, дистанцировавшихся от тех, кто сегодня называется молчаливым большинством.
И.С. Андреева
2005.03.030. ПАИН Э.А. ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЙ МАЯТНИК: ДИНАМИКА И МЕХАНИЗМЫ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ. - М.: Ин-т социологии РАН, 2004. - 328 с.
Э.А.Паин - специалист по этнополитологии, советник президента России по национальной политике, руководитель Центра по изучению ксенофобии и предотвращению экстремизма Института социологии РАН, член экспертных советов Государственной Думы. Написанная им книга, несмотря на значительное количество фактического материала, не носит историографического характера, а претендует на обобщения социальнофилософского порядка. Особенностью работы является разработка теоретических основ решения реальных этнополитических проблем современного общества. Позиция автора четко артикулирована: проанализировав основные этнополитические концепции и проследив логику их развития, он предлагает свои теоретические рамки для рассмотрения реальных процессов в российском обществе - парадигму неомодернизма. Согласно неомодернистскому подходу, темп, ритм и последствия модернизации отличаются в разных странах и в разных сферах общественной жизни; движущей силой (агентами) модернизации признаются не только политическая элита, но и общественные движения; считается необходимым учет не только эндогенных факторов развития, но и экзогенных (например, мировой геополитической расстановки сил), а сама модернизация рассматривается не как однозначно позитивный процесс, а как движение, связанное с неизбежными трудностями, преградами, отступлениями. Важным моментом такого неомодернистского подхода является утверждение о необходимости учета и использования существующих традиций, из чего становится понятной мысль об отсутствии единой (универсальной) модели современности, которую в качестве образца должны были бы брать на вооружение отсталые общества (в классической теории это чаще всего модель США). Вместо этого вводится идея «движущихся
