CC BY
14
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
2006.01.019. ВЫХРЫСТЮК-АНДРЕЕВА И.С.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ: (СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ). (Обзор).
Социальные, философско-исторические, культурологические аспекты глобализации активно обсуждаются в отечественной литературе. Глобализация - становящаяся реальность в развитии и множестве проявлений. Процесс глобализации столь сложен и многообразен, что поиск ее трактовок не может быть однозначным; в спорах о ее содержании и в поисках смыслов открываются новые горизонты, поскольку глобализация, приводя в движение системные основы общества и личности, превращает в проблему устоявшиеся представления. Среди важнейших вопросов обсуждаются определение ее предмета, варианты ее целевого развития; одной из главных является проблема идентичности индивида и общества (кто мы такие, судьба наций, государств и личности, значение культуры и религиозных ценностей и т.п.). Фундаментальными вопросами являются новое осмысление роли пространства и времени, релятивизация представлений об истине, о прогрессе, науке и пр. Для обсуждения характерны парадоксы: систематическая критика науки и полное к ней доверие, критика идеи прогресса и попытки убедить мир в том, что существует единственная (неолиберальная) прогрессивная модель общественного развития человечества, и признание западной модели цивилизации тупиковой, стремление придать западным базовым принципам глобальный характер и предсказание планетарного хаоса.
Возникновение глобализации понимается неоднозначно. Есть те, кто отрицает само наличие глобализации. Ее начинают и с эпохи Нового времени (ХУП-ХУШ вв.), связывая с развитием антиклерикального знания с его культом научного рационализма, с претензией
на преобразование природы, с развитием капитализма и промышленного производства. Новейшая стадия процесса модернизации рассматривается в связи с концепцией постиндустриального общества 50-60-х годов ХХ в. (Т. Парсонс, Р. Мертон и др.) и с идеей конвергенции капитализма и экономического развития СССР; до 80-х годов ХХ в. термин «глобализация» не употреблялся (11, с.44). Бытует мнение, что глобализация является новым этапом именно человеческой истории, в котором ранее разобщенное человечество обретает особую системно-планетарную целостность и единство. Между тем глобализация, по мнению А. Д. и Т.А. Урсулов, уходит в древность, являясь объективной не только чисто человеческой, но и природной закономерностью, выражая и на современном этапе постоянную и устойчивую связь в системе «человек - общество - природа». Она предстает не только как цивилизационный, но и как планетарный сдвиг в эволюционном процессе человечества, когда растущие потребности мирового сообщества начинают противоречить возможностям биосферы обеспечить эти потребности (15, с.26). Такое противоречие, полагают А.Д. и Т.А. Урсулы, всегда имело место. На глобальном уровне впервые оно проявилось тогда, когда охотничье-собирательное хозяйство разрозненного по племенам человечества уступило производящему хозяйству неолита, в котором сформировался новый способ природопользования: в агрикультуре началось производство продуктов, ранее не существующих в естественном виде. Во второй раз (со второй половины XX-XXI вв.) приходится изменять в глобальном масштабе тип развития уже относительно единого мирового сообщества, какое в условиях разрушения биосферы (деградации природной среды, нехватки природных ресурсов, социально-экологического кризиса) должно осуществиться не за тысячелетия, как прежде, а максимум за два-три столетия.
В этой связи необходимо пересмотреть философское понятие деятельности как преобразовательной, отказаться от претензий к росту и расширению потребностей и обратиться к формированию потенциала такой деятельности, которая была бы адаптирована к возможностям биосферы: потребление не должно превышать параметров природной среды.
В глобализационном вызове, обращенном к современной цивилизации, выделяется следующее содержание, имеющее социально-философские аспекты: 1) информационно-технологическая революция: глобальная информационная сеть и среда поставили иные проблемы социального пространства и времени социальной коммуникации, способов и направления развития социальных общностей; 2) нарушение баланса между природными ресурсами и их использованием, приводящее к глобальной деградации среды обитания и подрыву экологических основ существования человечества; 3) геополитическая ситуация, сокрушившая мировые империи в середине ХХ в., породила угрозы международному правопорядку и многообразию человеческих общностей; 4) возрастание роли человеческого фактора во всех видах деятельности обостряет проблему творческих возможностей человека, соблюдения его прав и возможностей включения в технологические процессы; 5) производство информации приобретает приоритетное значение, а интеллектуальный потенциал специалистов становится главным ресурсом развития. «Контроль за становлением нового витка цивилизации и миропорядка выходит за пределы суверенных государств и становится частично, либо полностью глобальным» (11, с.45).
В неравномерном движении к глобальному миру различают две модели - естественно-историческую западную модернизацию и догоняющую Запад, периферийную. Такое развитие издавна отличается неустойчивостью на глобальном, региональном, национальном и локальном уровнях (15). В этом плане глобализация предстает как единство трех процессов: а) «снизу» - как естественное стремление жизни сохранить себя от угроз возникших глобальных проблем; б) «сверху» - как вестернизация, т.е. универсализация базовых ценностей техногенной цивилизации, в) американизация как универсализация принципов американского фундаментализма, не признающего компромиссов и не считающегося с иными формами социального бытия (2, с.6-7).
В конечном счете нет единой для всех модернизации. Для каждого народа она являет себя по-разному, но это верно до тех пор, пока душами людей не овладевает соблазн западной цивилизации. Модернизация успешна, если она сообразуется с потребностями
данной идентичности. А потому не всякие реформы и нововведения содействует модернизации, часто западная модернизация «не является идеалом» и предстает как «сила негативного», как «подрыв нормативных оснований общественного порядка» (6, с.16-17).
По мнению В. Иноземцева, «зона интересов» западной цивилизации достигла предела (в политическом, военном и финансово-экономическом отношениях) и не предполагает включения всей периферии в единую цивилизацию, ибо ныне главный ресурс развитых стран состоит не в военной силе, не в земле, не в капитале, а в способности создавать, усваивать и применять информацию в разных сферах своей деятельности и тем самым привлекать из «периферии» к «центру» потенциальных носителей таких знаний. Возникает такой рост неравенства, который ведет в тупик дальнейшее развитие бедных стран, усиливает бедность не только в третьем мире, но и внутри стран развитых и ставит всех, кто зависит от благотворительности «центра», в положение нищих. Именно информационное неравенство, не имеющее к глобализации прямого отношения, определяет, полагает Иноземцев, раскол мира на «золотой миллиард» и остальных, но в то же время мешает глобалистам приблизиться к преодолению роста неравномерности мирового развития. Иноземцев считает, что «в соответствии с традиционными представлениями о справедливости "новое неравенство" нельзя признать несправедливым» (5, с.168), так как оно базируется на творческой отдаче способных к интеллектуальной деятельности людей.
В то же время на Западе усматривают смену современного (модернистского) общества посмодерном - постэкономической информационной фазой. Постсовременная западная реальность понимается как мировой объективный процесс и мыслит себя не в национальном, а в мировом масштабе, в котором нет места былой многоликости народов и неоднородности обществ и государств и просматривается грядущая гомогенность человечества (в виде всемирной демократии - дубликата мирового социализма). В идеологии глобализма (неолиберализме) настойчиво выражаются интересы транснациональных корпораций и элит, целью которых является освобождение экономики от власти национальных государств, т.е. полная деполитизация хозяйственной жизни: политика должна под-
чиниться власти мирового рынка - такова идеология неолиберализма (9).
Вместе с тем отмечается, что преобладание европоцентристских концепций, их зацикленность на наличных политико-экономических предпочтениях консервирует невыработанность единого подхода к проблеме глобализации, затемняет возможность комплексного решения ее актуальных проблем. При неустойчивом развитии нынешнее поколение живет за счет потребления ресурсов, накопленных его предшественниками, обрекая их на нищету и ничего не обещая будущим поколениям. Ныне речь идет о преимущественном внимании к тенденциям глобализации в экономике и технологии, а нужно думать о судьбе человечества.
Единственный способ выживания цивилизации - достижение интерсоциального единства, отказ от неустойчивого развития путем расширения понятия процесса глобализации, придания ему «социо-природных измерений», формирования «интерсоциального единства» и гармонизации отношений в системе «человек - общество», приоритетом в которой станет сохранение биосферы на основе устойчивого развития (15, с.28-29).
Модель устойчивого развития, предлагаемая А.Д. и Т.А. Урсулами, предполагает создание глобального управления не путем распространения сверхдержавой США своих национальных интересов на всю планету, но усилением влияния международных организаций, в частности ООН, вплоть до создания всемирного правительства, что потребует кардинальной трансформации международных отношений. Речь идет об использовании синергетического подхода, о самоорганизации и о коэволюции систем. Только так возможно противостоять росту энтропии в формах глобального ан-тропоэкологического кризиса. Необходимо в этой связи содействовать формированию так называемого «ноотропного сознания», способного постепенно эволюционировать в «ноотропный разум» (В.И. Вернадский), и рационалистически управлять глобализацион-ными процессами, накладывая необходимые ограничения на биосферные (воспроизводимость ресурсов) и социальные (распределительная справедливость) процессы.
Конечная цель такой глобализации - возникновение ноосферы. Под сомнение ставится возможность обществ существовать в рамках национальных государств. И национальные интересы, патриотизм или национализм признаются несовременными и исключаются из логики мирового развития, порождая антиглобалистские движения, религиозный фундаментализм, консерваторов-традиционалистов и пр. И те, и другие, по мнению Межуева, консервируют разделенность мира. К тому же все большее сомнение вызывает способность западной рыночной экономики без насильственных мер подчинить себе весь мир. В этой связи актуализируется вопрос о значении категории власти как атрибута социальных систем и в первую очередь как фундаментального начала государственной и политической организации общества. Отмечается трансформация содержания власти в современном мире, замеченная Э. Тоффлером: власть и богатство все больше зависят от знания как информации - предельного усилителя власти, основанной на традиционных ресурсах. Речь идет о способности знания порождать новое знание, о его доступности, о знании, которое в условиях компьютеризации, приобретая символическую форму, становится для капитала знанием-символом, вытесняющим материальную бумажную форму богатства электронными импульсами, символизирующими бумагу: «деньги информатизированны», информация «одене-жена» (14, с.87). Таким способом легче влиять на поведение людей, не прибегая к силовому принуждению.
Такие сдвиги влияют и на властные отношения между государством и обществом, как и между субъектами международного права. Речь идет о технической возможности тотального наблюдения за гражданами своей страны и других стран мира, о системе медицинского, социологического и других форм контроля, о давлении СМИ и рекламы, где человек предстает как объект управления и исправления. Возрастает роль технократов в обслуживании власти. Поэтому битва за контроль над знаниями и средствами коммуникации разгорается на всем мировом пространстве (14, с.40).
В условиях глобализации как внутри страны, так и в международном правовом пространстве наблюдается глубокая трансформация власти государств, которая связывается с ослаблением и эро-
зией традиционных форм в пользу системы множества центров власти, политическое пространство которых не совпадает и не ограничивается конкретной национальной территорией: политическая власть и источники политического действия благодаря огромному количеству вестернизированных международных организаций распространены повсеместно. Вестфальский режим суверенитетов и автономии государственных образований становится асимметричным и мешает странам, слабо вовлеченным в процесс глобализации, адаптироваться к частичной утрате суверенитета. Таким образом, идея «глобальной политики» бросает вызов традиционному разделению политики на внутреннюю и международную, внутреннюю и внешнюю, территориальную и нетерриториальную, как было принято в традиционном определении политического порядка: «Политические общности и цивилизации больше не могут дальше характеризоваться как дискретные миры, они вовлечены в сложные структуры власти», - считают Д.Хельд и Э.Грю (цит. по: 12, с.203).
На Западе широко обсуждается вопрос о глобальном управлении и о «приручении глобализации», связываемый с усилением роли США. «Широкое признание униполярного мира - дело недалекого будущего», - считает эксперт НАТО А. Строс (цит. по: 12, с.208). Однако многие критики вестернизации по американскому образцу утверждают иное. В последнее время благодаря доктрине «упреждающего удара» Дж. Буша-мл., позволяющей вторгаться на территории суверенных государств либо наносить по ним «точечные удары», если они препятствуют американским потребностям, выдаваемым за международные, возрос парад суверенитетов, начинает возрождаться пошатнувшаяся Вестфальская международная правовая система, окрепла самоидентификация государств. Даже такая структура, как ЕС, показывает, что «вопрос о влиянии глобализации на процессы, происходящие в ней, является спорным» (12, с.204).
В.Н. Шевченко считает, что именно традиционное государство «обладает огромной устойчивостью и жизнеспособностью», и за ним будущее. Изменение роли национальных государств, появление транснациональных пространств не лишают людей национальной
принадлежности: «Наши зависимости глобальны, наши действия локальны» (18, с.144).
Среди глобальных противоречий отмечается нелинейность в реализации прогресса, главным показателем которой являются глубокие разломы между экономическими и технологическими сдвигами и состоянием культуры (1). Поэтому рассмотрение судеб культуры имеет большое значение для понимания сущности глобализации. Существует множество определений культуры, и среди них признается преобладающим ее «человеческое» духовное ценностное измерение в действиях личности и в общественной практике.
Холистский философский подход не требует признавать мир культуры простым скоплением разрозненных фактов. Как полагал Э. Кассирер, факты культуры предстают как система, как органическое целое, но хотя разнообразие культурных форм изначально обладает внутренним единством, разнородность культур в их символических формах является исходной. Поэтому единство имеет лишь функциональное значение и не предполагает однородности составляющих его элементов.
Еще в начале 60-х годов ХХ в. А. Швейцер сетовал: «Роковым для нашей культуры является то, что ее материальная сторона развивалась быстрее, чем духовная. Равновесие ее было нарушено. Восторгаясь успехами науки и практики, мы - увы! - пришли к ошибочной концепции культуры» (17, с.92). В условиях глобализации судьба культуры драматична. Культурные традиции и базисные ее нормы не только несоизмеримы, но подчас и несовместимы с практикой глобализма. США - лидер глобализации, уступая в исторической памяти, в уровне развития культуры иным народам, агрессивно распространяют по миру собственные нормы и образцы, в то время как гуманитарно-утилитарная потребительская модель, господствующая в США и навязываемая другим народам, несовместима с православными, конфуцианскими, буддистскими и т. д. духовными ценностями. Хотя усиление взаимосвязей в экономике, технологии, финансах и т.д. требует более интенсивного сотрудничества в этих сферах, это не означает, что неизбежна культурная
унификация, а противостояние ей способно привести к столкновению цивилизаций (Хантингтон).
Между тем транснациональный рынок, обретая масштаб глобального кризиса, охватывает не только природную среду, но также область культуры и образования перекрытием доступа многих народов к источникам информации, к современным технологиям и видам деятельности (9). Снижаются мировоззренческие возможности культуры, поскольку в ней не столько формируются возвышенные ценностные ориентиры экономики и политики, сколько обслуживается их наличное состояние. В результате имеют место фрагментизация культуры, ее раздробленность, негативное отношение к традиции, деконструкция (опошление, осмеяние, замалчивание и пр.) культурных образов прошлого.
Несмотря ни на что получает новую ценность остающееся отнюдь не гомогенным «мировое сообщество», готовящееся сдвинуть на обочину Западный мир со всеми его претензиями. В результате тонкий покров единой науки, коммуникаций и технологий, движение к культурному единству покоятся на шатком фундаменте, размываемом глубочайшими цивилизационными, региональными и групповыми различиями.
Кардинальная переоценка ценностей европоцентризма выразилась в тезисах о «диалоге культур», о «взаимопонимании между народами», о «культуре без границ» и т.п., породивших «политкор-ректность» как защитную маску европоцентризма, то и дело являющего «двоемыслие» и «точечные удары». Эта самая «политкор-ректность» захватила и внутригосударственные коммуникативные пространства: либералы борются «за права человека» - против доминирования мужчин, против расизма и империализма, защищают природу, особые права женщин, сексуальных меньшинств и т.п.; консерваторы смирились с закатом западных универсальных ценностей и, утверждая культурный плюрализм, не умеют противостоять иным обычаям и нравам, отвергая или принимая естественное сосуществование иных культур как у себя в стране, так и за ее пределами.
В последнее время уделяется большое внимание проблеме коллективной, национальной и личной идентичности (7, 16, 18).
Речь при этом идет о текущем моменте. Идентичность (тождество) понимается как осознание (и соответствующее ему поведение) лицами, группами и этносами своей принадлежности к дому, группе, государству, культуре и ценностное отношение к такому единству и связям, которые при этом возникают. В.Г. Федотова указывает, что «серьезные ученые не связывают проблему идентичности и глобализации с растворением национальной культуры в глобальной. Но все признают кризис идентичности, поразивший мир, указывая на множество причин, связанных в том числе с разрушением прежнего опыта, ростом нестабильности и с потерей безопасности и пр., экстремальные ситуации которых могут разрушить идентичность, либо резко изменить ее... В условиях глобализации подвергнута сомнению идентичность большинства стран мира» (16, с. 158).
Вопросы обустройства совместной жизни, апеллирующие к межэтническому и межкультурному диалогу, выявили конфликтные зоны: меньшинства, защищая свою культурную независимость и идентичность, выказывают агрессивность и готовность к конфликтам. В этой связи много говорят об утрате тождества (идентичности) индивидов и групп - единения с себе подобными, с близкими и другими - в социальном, с миром - в мировоззренческом, с собственным внутренним и социальным Я - в психологическом и т.д. планах. Несмотря на глобализацию увеличивается значение локальных явлений, особенно у тех общностей, которые не ощущают свое вхождение в глобальный мир. Там можно заметить ослабление их локальной идентичности, потерю самоуважения, разочарование в их местных особенностях и жизнеустройстве (16, с .170). И на первый план выступает противостояние или отторжение от чужого в самом широком смысле слова.
Настаивают на неправомерности вычленения проблемы идентичности как целостности в самостоятельно существующий предмет, имеющий онтологический характер (7, с.79). Однако эта проблема имеет не столько теоретическое, сколько практическое значение. Как ни настаивать на обусловленности проблемы социальными, экономическими и политическими обстоятельствами, остаются необъясненными и необъяснимыми те реальные события практической жизни - этническая и культурно-историческая «коре-
низация» жизни, - когда люди гибнут, остаются без работы и терпят унижения во имя этноса, религии, государственного или частного интереса, когда ведут войны, взрывают дома, киллеры убивают, а международное право и государственная власть теряет былую силу. Эти драматические события угрожают целостности государственного и мирового порядка и одновременно побуждают народы бороться за сохранность самобытности.
Межуев, подчеркивая порочность рыночной глобализации, настаивает на создании иной модели единства человечества, в котором культура любой страны может найти достойное место (9, с.19). Эта модель не может быть ни чисто рыночной, ни этатистской, усиливающей социально-экономические противоречия, крайним выражением которых является мировой терроризм. Необходимо поддерживать движение к такому культурному единству, которое называют глобализацией, сохраняющей в этом единстве особенности локальных образований. В современных условиях растет потребность в гуманистически ориентированном диалоге культур, в интенсификации развития межкультурных коммуникаций, ведь экономическая и культурная глобализация являются разнонаправленными процессами.
Заново ставится вопрос о базисных ценностях человека (1, с.56-60). «Ядром глобализации - ее субъектом и объектом признается человек, породивший своими действиями глобальные проблемы» (2, с.5). Ныне он - пленник наличных процессов глобализации, так как реальность меняется быстрее, чем ее осмысление, а человек продолжает жить и действовать по правилам доглобальной эры. Требования современной экономики и взрывоподобный рост информационных технологий опережают возможности сознания меняться столь же интенсивно. Поэтому необходимо добиваться активизации творческих потенций человека, расширения возможностей пользования источникам информации: любой человек должен иметь к ней доступ и уметь ею пользоваться правильно (9, с.20).
Трансформация коммуникации как формы бытия социальных систем в условиях глобализации позволяет развить постулат Мак-Люэна о становлении человека постгутенберговской эпохи. Овладение многообразием информационных потоков и умение управлять
ими создает для человека не ограниченные пространством-временем и превосходящие границы индивидуального интеллекта возможности коммуникативного действия и всестороннего развития личности. Однако они не снимают фундаментальные проблемы индустриального и постиндустриального общества, создавая новые очаги напряженности: превращение информации в выгодный товар и манипуляции активизируют на ее поле борьбу различных, в том числе криминальных групп, экспертов по дезинформации и т.п. Вторжением Интернета, отвечающего на все возможные вопросы, возрастает угроза подрыва личностного Я, уменьшения роли рефлексивности в культуре. «Телематический» человек, по Бодрияру, как аппарат подключен к другому аппарату, чтобы бездумно, подобно игроку попробовать все возможные игры для моделирования задачи. Политизация информационных потоков способна зомбировать поведение людей. Отмечается также формирование новой элиты («нетократов») - изобретательных манипуляторов, превращающих создание виртуальных связей в искусство достижения подчас неблаговидных целей (13, с.231). Верно, что повышение мирового уровня информированности приводит к возрастанию роли человеческого фактора в общественном производстве, но это не означает, что автоматически развиваются лучшие потенции личности. Средством для достижения благих целей является равное право народа на знание и культуру, ведь в этой сфере неравный рыночный дележ невозможен. Если мыслить глобализацию по модели культуры, то она не может быть ни приватизирована, ни криминализована. Она предполагает равенство людей в процессе производства и потребления и облегчает им путь к преодолению бедности (9).
Каково будущее человека в глобальном мире? Примечательна мысль о конструировании нового человека. И. Пригожин, опираясь на принципы своей концепции нестабильности, рассматривает человека как существо становящееся и ставит вопрос о продолжении его гуманизации на новом витке цивилизации. Он считает, что «в канун XXI в. человек продолжает процесс своего очеловечения, своей одухотворенности. Придание человеку человеческого облика неотделимо от времени, когда было "изобретено общество". Речь идет об отказе от подчинения природы и от истребления себе подобных
все более бесчеловечными орудиями массового уничтожения» (цит. по: 1, с.56). Следует вытеснить культ рационализма (картезианское «я мыслю») и вернуть в центр внимания человека «я чувствую», «я верю». В этом давнем противостоянии типов деятельности таится болевая точка для столкновения цивилизаций. Существовать - значит участвовать, а не повелевать. Следует научиться жить в соответствии с законами природы, участвовать в космическом процессе, а не пытаться доминировать в космосотворчестве.
Действиям человека необходимо, как считал В.И. Вернадский, стать «геологоразмернымии». Наиболее сложными являются экологические риски. Об этом в свое время предупреждал Н.Н. Моисеев: «Человек подошел к пределу, который нельзя переступать ни при каких обстоятельствах. Один неосторожный шаг - и человек сорвется в пропасть... Биологический вид homo sapiens может исчезнуть с лица Земли» (цит. по: 1, с.59).
Особое значение имеет разрыв между материальными и духовными компонентами личности и их проявлениями в культуре. Традиции и ментальные установки, с которыми входит человек в эпоху глобализации, подчас несопоставимы. Фрагментарность культуры ведет к фрагментарности личности, лишенной представления о моральных базовых ценностях, живущей повседневностью, ограниченной прагматическими интересами и телевидением.
Что касается России, то все поколения русских западников (включая нынешнее), как своеобразное продолжение европоцентризма на русской почве, соглашались с отсталостью России и ее «несовременностью»: Запад с его модернизацией представал как высшая точка мировой истории (9, с.9). Признание западнической «несовременности своей страны» породило мысль о «шоковой терапии», смыслом которой было стремление вернуть утраченный статус современности, так называемого «модерна», который столетиями (от Петра I через П.Столыпина, большевиков и нынешних «демократов») насильственно осуществлялся «сверху». Ныне массовое внедрение новой идентичности, заимствованной извне, понимается как новейшая модернизация и воодушевляется не естественным желанием что-то улучшить и усовершенствовать, а стремлением во всем стать другими, «избавиться от чувства ущерб-
ности... чуть ли не уродства по сравнению с образцом для подражания» (9, с.12).
Но модернизация, утверждает Федотова, оказалась противоположностью глобализации (16, с.166). Мы догоняем Запад, хотя бы на словах. Но если производить только компьютеры (немного получше либо похуже), мало что изменится. Мы оказываемся изолированными, как если бы нас замкнули тоталитарным режимом. Быть похожими на других сегодня не годится. Надо быть лучшими либо уникальными, подобно Китаю или Вьетнаму. Замена этатистской модели модернизации либерально-рыночной, заимствованной у Запада, настолько катастрофична, что страна была отброшена вспять, чего никогда не случалось прежде. По С. Коэну, «это не переходный период от тоталитаризма к демократии и капитализму, а демодерни-зация» (цит. по: 9, с.16). Россия, откатившаяся в разряд слаборазвитых стран («Верхняя Вольта с ракетами»), рассматривается как периферия модернизации наряду с третьими странами. Между тем теперь, когда появились признаки оздоровления страны (с 1995 по 2002 г. совокупный уровень импорта и экспорта России сопоставим с Италией, Норвегией, Китаем, открытость ее экономики аналогична экономикам развитых стран), господствующие в стране либеральные догмы стратегией «догоняющего развития» противостоят ее полному оздоровлению (8, с.83-86). Индекс «человеческого развития», потребление на душу населения, уровень образования, продолжительность жизни и т.п. - все приносится в жертву «аморфному мифу экономической свободы» (8, с.88). Рассуждают о создании информационного пространства (для чего необходимо приобрести хотя бы мобильный телефон и оплатить Интернет), не заботясь о том, что такая роскошь недоступна населению, более четверти которого живет за чертой бедности. «Поистине либерал мечтает о переменах, которые ничем не угрожают его положению» (8, с.92).
Для России ради воспроизводства населения и общества жизненно необходима защита социальных прав человека средствами сильного государства, и лишь потом возможен переход к либеральным принципам политики. Определяющим в данной ситуации является внешний фактор; движение по пути либерализма все больше напоминает страну с внешним управлением. Если не будет вырабо-
тана стратегически выверенная позиция, противостоящая его осуществлению, «при нынешнем курсе реформ это приведет к новым катастрофическим потрясениям» (18, с.148-149).
Имеющая всемирное значение проблема идентичности приобрела особую остроту в России. Благодаря многонациональному составу ее идентичность, отмечает Федотова, была плюралистической. В условиях глобализации увеличивается значение локальных явлений, особенно у тех общностей, которые не ощущают свое вхождение в глобальный мир. Там можно заметить ослабление их локальной идентичности, потерю самоуважения, разочарование в местных особенностях и жизнеустройстве (16, с .170): люди не знают, кто они и куда они идут; за рубежом они сознают свою инаковость; внутри страны они пытаются защититься в локальных общностях, впадают в национализм. «Мультиидентичность и мультикультура-лизм плохо ложатся на травматический опыт посткоммунистической России» (16, с.172). Если раньше принадлежность к иной культуре была чем-то вроде родимого пятна, то теперь родная культура -центральное звено мировоззрения. Спор мировых религий все больше приобретает роль последнего убежища для стран и континентов, отодвинутых вестернизацией с пути собственного развития. Обеспечение духовной жизни нашего народа находится в этом ряду.
Список литературы
1. Делокаров К.Х. Демидов Ф.Д. Глобализация и проблема нелинейности цивилизационного развития // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С. 55-82.
2. Делокаров К.Х. Открытость глобализации и перспективы цивилизации // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.4-9.
3. Егоров В.К. Философия культуры и дискуссии о процессах глобализации // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.94-104.
4. Иноземцев В.Л. Глобализация: Иллюзии и реальность // Свободная мысль -XXI. - М., 2003. - № 4. - С.41-50.
5. Иноземцев В. Л. Глобализация и неравенство: Что - причина, что - следствие? // Россия в глобальной политике. - М., 2003. - С.158-175.
6. Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. - М., 1999. -308 с.
7. Малахов В. Скромное обаяние расизма и другие статьи. - М., 2001. - 176 с.
8. Марголин А.М. Либеральная идеология как фактор противодействия глобализации экономики // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.83-93.
9. Межуев В.М. Модернизация и глобализация - два проекта «эпохи модерна» // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.25-43.
10. Миллер О. О дискурсивной природе национализмов // Pro et contra. - М., 1997.
- Т.2, № 4. - С.141-151.
11. Москвичёв Л.Н. Глобализация - два уровня анализа // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.43-53.
12. Натсак О.Л. Понимание власти в условиях глобализации // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.189-211.
13. Ольшанская А.В. Коммуникативные глобальные технологии и развитие человека // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005.
- С.224-234.
14. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. - М., 2003. - 670 с.
15. Урсул А.Д., Урсул Т.А. Глобализация в новой цивилизационной стратегии // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.25-43.
16. Федотова В.Г. Глобализация и российская идентичность // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.150-172.
17. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. - М., 1992. - 573 с.
18. Шевченко В.Н. Проблема трансформации российского государства на современном этапе глобализации // Глобализация и перспективы современной цивилизации. - М., 2005. - С.127-150.
