CC BY
16
СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
2004.01.039. ДЕНИСКИН А.А. ОБСУЖДЕНИЕ ПРОБЛЕМ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ И ГЛОБАЛИЗАЦИИ НА СТРАНИЦАХ РОССИЙСКИХ ЖУРНАЛОВ. (Реферативный обзор).
В.М.Хачатурян обращается к теории исторических типов Н.Я.Данилевского (1822-1855), ее логике и противоречиям (21). Вкратце он формулирует эту теорию так: всемирно исторический процесс представляет собой сумму локальных цивилизаций (культурно-исторических типов), которые, подобно биологическим организмам, достигают расцвета, а потом стареют и умирают. Любой культурно-исторический тип конечен и, следовательно, несовершенен. Основная задача его существования - наиболее полная реализация собственной индивидуальности. Однако, обращаясь к конкретному сопоставлению истории России и Запада, Данилевский непроизвольно возвышает российский цивилизационный путь. Он придает ему миссионерский характер, который сам же отвергал в теории. Сравнение качеств культур Данилевский превращает в противопоставление позитивных российских и негативных европейских традиций. Несхожесть двух христианских цивилизаций он демонстрировал, произвольно выбирая факты, согласно которым католицизм сводился к папскому произволу, преследованию еретиков и прозелитизму, а православие - к гуманизму, основанному на принципе соборности. Столь явное противоречие теории и ее конкретного применения Хачатурян объясняет публицистическим энтузиазмом историка, которого, увы, не охладила «алгебра науки».
К творчеству Н.Я.Данилевского обращается также И.Н.Ионов (5). Он пишет, что Данилевский резко протестовал против европо-центризма, но заменял его славяноцентризмом или панславизмом. Теория цивилизаций была для него инструментом, при помощи которого он обосновывал право Российской империи на захват Константинополя. Действительный идеал Данилевского, по его собственным словам, - не цивилизация, а
«народность как орган, посредством которого совершается прогресс человечества в едином истинном и плодотворном значении этого слова», и государство как хранитель народности. Основа российской цивилизации, по Данилевскому, - специфическая культура повиновения народа государству, т.е. самодержцу. В этом проявляется сущность народного духа. Самодержавие - это проявление народной культуры, которое невозможно отменить или ограничить. Волей государя русский народ может быть приведен в состояние напряжения всех нравственных и физических сил, что Данилевский называл «дисциплинированным энтузиазмом», который мир никогда не видывал. Правда, это чудо самоотвержения и самим историком осознавалось в «тайных прозрениях» как болезненная духовная несвобода, инфантильная зависимость народа от самодержавного государства. Данилевский понимал, что такое отношение к авторитарной власти было следствием исторической травмы от давней и долгой утраты независимости (татаро-монгольское иго) и замещало всякие представления о цивилизации. А государственничество есть не просто идеология, а болезненное и угнетенное состояние духа. Может быть, поэтому он дал точный прогноз российским преобразованиям на долгие годы вперед: их сведет на нет удивительная способность народа отказываться от свободы во имя государственных интересов. Концепцию противостояния России европейской цивилизации, которую сформулировал Данилевский, Ионов ставит первой в ряду последующих, порожденных развитием цивилиза-ционного сознания на Востоке. Это были варианты линейностадиальных схем, в которых на роль главы мировой истории их авторы прочили свою национальную культуру.
В.П.Золотарёв (4) обсуждает творчество народника и либерала Н.И.Кареева (1850-1931). Наследие этого историка представляется ему непознанной «горной вершиной», и он пытается приблизиться к пониманию основных трудов наставника кадетов. В своих трудах Кареев доказывает, что история есть законосообразный процесс, в котором действуют биологические и психологические закономерности. История зависит от природной среды (климат, реки, горы, почва, растительность и животный мир), от национального характера народов, словом от всего, что называется «органической средой». Кроме того, на историю воздействует и «надорганическая среда» (быт, традиции, институты власти). Обе среды проявляют себя в сложнейшем взаимодействии через деяния человека. Человек и есть центр истории. Однажды Кареев на вопрос: «Кто Вы -западник или славянофил?», - ответил: «Я ни тот, ни другой. Я, скорее
всего, антропофил». «Человек» и «прогресс» - эти два слова обозначают у Кареева движущую силу истории. «Прогресс - душа истории». Теорию Кареева о роли личности в истории Золотарёв называет «синтезной», так как в ней обнаруживается сплав историософских идей Т.Карлейля, Л.Н.Толстого, К.Маркса и П.Лаврова. Личность действует в событийной (прагматической) и бытийной (культурной) истории. Действующие лица истории иерархизированы (размещены по ранжирам): вверху - инициаторы, люди новой идеи, понимающие жизнь лучше других, увлекающие сторонников и последователей. Внизу - пассивная масса. Это в событийной истории. Ее пружина - социальная борьба имущих и неимущих. В бытийной истории вверху - «мастера культуры», ниже - их ученики, ремесленники (люди без искры Божьей). Совсем внизу - «кормилица и поилица верхних», т. е. народная масса. Движущая сила культуры - подражание.
По мнению Золотарёва, Кареев первым в мировой науке выдвинул и обосновал «теорию подражания». (Правда, Золотарёв не заметил, что учение о мимезисе сложилось еще в античной философии. - А.Д.). Сущность исторического процесса Кареев сводил к взаимодействию прагматической и культурной историй. Однако механизм этого взаимодействия не был ему вполне ясен. Возможно, он просто не успел его раскрыть. Неясно, что помешало ему это сделать - бытийная или событийная история собственной жизни, но известно, что в годы советской власти он занимался в основном методологией преподавания истории и много сделал для подготовки высококвалифицированных учителей истории для высшей школы.
С.Переслегин и А.Столяров ставят под сомнение провиденциальный замысел сотворения мира (14). Дело обстоит проще: единство исторического развития обеспечивается материальным единством Вселенной, а последнее - единством ее происхождения. Современная космология учит, что все развитие Вселенной во всех его формах порождено первичным толчком, или Большим Взрывом (Big Bang), и осуществляется по единым законам. Эти законы в принципе одинаковы как для универсальной истории Вселенной, так и для истории Земли во всех аспектах ее развития (физических, биологических и социальных). Обобщение ци-вилизационных теорий и обновление используемой ими терминологии позволяет описать современный этап развития цивилизации следующим образом. Главным признаком истории является тенденция возникновения мощных трендов (направлений научно-технического прогресса). В био-
логии это - генная инженерия, в информатике - компьютеризация. Они в принципе несовместимы с базисными структурами цивилизации (государство, экономика, культура, социальная организация, биологическая организация человека). Инсталляция этих трендов (осуществление НТР) означает системную катастрофу (социальную революцию) и начало перехода цивилизации на более высокий уровень развития. Оба тренда представляют собой единый биоинформационный процесс, который авторы называют «гуманитарной революцией». Прежняя классическая статичная цивилизация, господствовавшая на Земле в течение нескольких тысячелетий, переходит в новую - динамическую. Индивидуальное сознание, как и коллективное бессознательное, всегда воспринимают переходные периоды истории как «конец света». Для истории же это означает всего лишь наступление будущего.
Л.И.Бородкин посвящает свою статью (3) новой научной парадигме в методологии исторических исследований. В различных странах она называется по-разному: теорией диссипативных структур, теорией динамического хаоса, наукой о сложном и др. В России ее решили назвать синергетикой, причем, правда, пренебрегли тем, что в православном богословии существует вполне суверенный термин, звучащий точно так же, но обозначающий совсем иное. В секулярном смысле синергетика - это учение о самоорганизации, об универсальных закономерностях эволюции сложных изменяющихся систем и состояний. Суть ее концепции заключается в том, что всякое развитие она трактует как чередование длительных периодов стабильного существования системы с короткими периодами хаотического поведения. Причем возникающий хаос не означает, что исчез порядок. Просто динамика процесса становится внутренне (а не в силу внешних причин) непредсказуемой. Для историков в этой концепции важно то, что она оправдывает их неспособность предугадывать и прогнозировать ход описываемых событий, так как это принципиально невозможно. Перечисляя многочисленные «за» и «против» применения этой концепции к истории, Бородкин выступает, скорее, «за». Во-первых, синергетика выявляет наличие причинности (и, значит, объяснимости) хаоса и катастроф. Во-вторых, ее эффективность подтверждена экспериментальным путем в сфере естествознания. В-третьих, вполне допустимо перенесение естественно-научных законов в сферу социальных процессов, где катастрофические события (например, «смута») происходят без видимых внешних причин, но, конечно же, детерминированы внутренними причинами.
Усилия многих нынешних историков и культурологов обращены на осознание современности - модерна. Некоторые исследователи рассматривают ее как «неоконченный проект», который требует постоянного доопределения, уточнения его качественных характеристик. Редакция журнала «Полис» провела «круглый стол» «Поворотные точки истории и мировой порядок» (15), на котором обсуждался, в частности, вопрос о том, является ли террористический акт 11 сентября 2001 г. такой поворотной точкой, от которой можно отсчитывать новую эру.
П.Вагнер полагает, что не является. Вообще, нечеткость определения современности приводит в смущение большинство думающих голов. Некоторые считают современность, которая характеризуется концом истории и возвышением либеральных институтов, исключительным явлением западной культуры. По Вагнеру, современность - это «открытое пространство интерпретаций». Есть разные интерпретации и, следовательно, разные «современности». В интерпретации Вагнера, современность имела три этапа: 1) 1968-1974 гг. - студенческие движения и всемирный экономический и политический кризис; 2) 1975-1988 гг. - неолиберализм Р.Рейгана и М.Тэтчер, иранская революция и книга Ж.-Ф.Лиотара «Postmodern condition»; 3) кульминационный этап 19891991 гг. - перестройка в России и ускорение региональной интеграции в Европе.
В.Д.Малинкович выделяет четыре принципиальных события, определяющих современность: 1) развитие новых технологий; 2) выросшие до неимоверных размеров ТНК и формирование идеологий неолиберализма и глобализма; 3) поражение всех проектов эпохи модерна (гуманистических социальных теорий последних 300 лет) и утверждение примитивных фундаменталистских идеологий (супер-патриотизм, империализм, прославление насилия в СМИ); 4) распад тоталитарной системы, имеющий кроме позитивных последствий также и негативные (в частности, экспансия ТНК). Сейчас необходим новый международный порядок, но отнюдь не в американской версии (глобализм).
А.Нурманов считает, что поворотными пунктами истории являются не внешние социальные, политические и экономические события, а внутренние сдвиги в общественном сознании, глобальные мировоззренческие кризисы. Сейчас мы переживаем именно такой момент, и если мы не преобразуем свое мировоззрение, события в мире будут принимать все более агрессивный характер.
_ш_
А.Ю.Мельвиль выразил сомнение в самой возможности определения поворотных точек глобальной истории. Единого вектора исторического развития современного мира нет, а есть поливариантность, разбегающаяся вселенная политических траекторий.
М.В.Ильин распространил такого рода сомнения на систему координат «Восток-Запад». По его мнению, никакого «единого Запада» не существует, а есть множество «западов», множество традиций внутри Европы. Что же касается поворотов истории, то они локализуются не в пространстве, а во времени. Это - моменты, и один из них - весь XX век. Мир замкнулся, создав новую ситуацию, когда появилась необходимость в универсальном управлении им. Сейчас возникают зачатки сетевых международных организаций и прочих глобализирующихся структур, и этот глобальный поворотный момент называется «эволюционной паузой».
А.А.Дынкин считает поворотным моментом в истории XX в. период 1917-1978 гг. (от российской революции до трансформаций в Китае), ознаменовавший выход экономики из тоталитарного режима и глобализацию.
С.С.Аверинцев обращает внимание на противоречия современного сознания и пытается объяснить, почему события 11 сентября 2001 г. считаются, хотя и ошибочно, поворотным пунктом истории. Террористическая акция, преподносимая как предельное выражение протеста против глобализации, несет на себе явный отпечаток образа мысли, присущей тому же глобализму. Джихад оказался перенесенным в воздушное пространство, не знающее границ, а выбор мишени - продиктованным туристической рекламой, имеющей опять же глобальное распространение. Иными словами, воины ислама руководствовались той же идеологией глобальной коммерции, с которой же сами и боролись. Этот парадокс - порождение «страшной диалектики» единого человеческого процесса.
А.С.Кузьмин перевел разговор на исторические повороты, но речь повел не о моментах, а о весьма длительных поворотных эпохах. Их в истории человечества всего три: 1) определение осевого времени (по К.Ясперсу, универсальный смысл истории, исток культур Востока и Запада в УШ-11 вв. до н.э.); 2) монотеистическая революция (вера в единого Бога); 3) изобретение Гуттенберга (печатный станок). В настоящее время ничего подобного пока не наблюдается.
Г.С.Померанц охарактеризовал современность событием, относящимся к ментальной сфере, а именно тем, что пост-христианская культура впервые осознала себя постсекулярной. Это является толчком к религиозному возрождению не по букве (конкретной конфессии), а по духу (всеобщее экуменическое согласие). В таком случае и в глобализации исчезнут противоречия и конкуренция проектов, ислам отнюдь не будет противостоять глобализму христиан, а выступит с собственным вариантом глобального устройства, приемлемым для Всемирного халифата.
В.Т.Третьяков сказал, что решающей вехой последнего столетия стало превращение СМИ в глобальную, всепроницающую систему. Мы вступили в период нового язычества, когда в сознании отдельного человека, получающего знание о мире с экрана телевизора, уживаются все божества, все религии. Так, профан (неспециалист) получил профессорскую кафедру, и именно его мнение распространяется в обществе. Глобализация уже свершилась, она покорила мир и даже исчерпала себя как идеология. Вот-вот появится какая-то новая идеология.
К огорчению Р.Гриффитса «круглый стол», хотя и прибавил ясности в понимании современности и поворотных пунктов истории, запутал понимание глобализации. Она действительно связана с изменениями в природе государства, со скоростью технологических перемен, с изменениями соотношения имущих и неимущих, наконец, с проявлениями терроризма. Но то же самое можно было говорить о современности и 100 лет тому назад. Понятие глобализации следует сделать более ясным и употреблять строго в соответствии с его смыслом.
По мнению Л.М.Карапетяна (7), большинство тех, кто пытается осознать и внятно сформулировать понятие глобализации, сводят его определение к обозначению современного этапа развития капитализма в условиях постиндустриального, информационного и т.п. общества, т.е. отражает политический аспект явления. Широко распространено определение, отождествляющее глобализацию с интернационализацией и цивилизацией. Но если объединить все известные определения, то получатся следующие формулировки: «глобализм» - это совокупность объективного состояния взаимо-проникновения, взаимосвязи и взаимозависимости экономических, научно-технических, социально-политических, культурных и иных отношений мирового сообщества; «глобализация» - это процесс практического установления перечисленных отношений между государствами и организация функционирования этой сложной системы отношений. Сейчас все это действует в русле «закона тенденции», со-
гласно которому глобализация есть только предрасположенность, но не свершившийся факт. Поэтому не исключена возможность избежать негативных последствий глобализации и культивировать только благие ее последствия.
В.И.Самохваловой глобализация представляется утопией, мечтой об осуществлении метафизического мегапроекта совершенствования человека в соответствии с первоначальным замыслом, по образу и подобию Божию (18). Она похожа на воплощение самых разнообразных утопий: от государства Платона до кодекса строителей коммунизма. Однако как только проект глобализации становится реальностью, утопия обретает явные черты антиутопии. Очевидны ее негативные политические, экономические и культурные последствия, выгодные для элитарного меньшинства, но ведь ею затронута сама природа человека. Процесс унификации человеческой массы приводит к качественному переходу ее на более низкий уровень и грозит дальнейшей деградацией. Население Земли расслаивается на элиту и массу. Элита управляет девальвированным, но весьма значительным по численности человеческим большинством, используя специальные «дебилизирующие» технологии СМИ и генетической инженерии, которые разрушают сознание, умственные способности и калечат волю. В результате основная масса деградирует настолько, что начинается процесс реэволюции, т.е. обратного превращения человека в обезьяну.
И.Мильчин (12) основывает свое видение современности на тезисе «культура - орудие сильнейшего», а глобализацию считает синонимом «американского влияния», которое распространяется посредством «мягкой мощи» (сила примера, информационное воздействие). Он высоко оценивает позиции США в областях массовой культуры, литературы, СМИ, живописи, архитектуры, образования. Всякое противостояние, основанное на убеждении, что собственная внутренняя культура может сохраниться, отстаивая свою оригинальность, кажется ему эфемерной иллюзией. Американскому культурному влиянию можно противостоять, лишь создавая более привлекательное культурное окружение, но отнюдь не голословным отрицанием или изоляционизмом. Привлекательность американской культуры состоит в ее демократизме, возможностях личной свободы, открытости, гуманности. Сами американцы говорят о себе: «Мы - привлекательная империя». США стали культурным авангардом в силу таких благоприятных для них внешних обстоятельств, как крах коммунизма, распад Восточного блока, разногласия стран европейского
континента, отсталость Латинской Америки, упадок Африки, трудности исламского мира. А зиждется их первенство на военном превосходстве, экономическом лидерстве и эталонной политической системе. Нельзя забывать, что элита многих других стран и лидеры многих других правительств имеют дипломы американских университетов. Поэтому антиамериканизм является своеобразной формой обскурантизма (мракобесия), отказом от прогресса.
Германский социолог У.Бек убежден (2), что общемировой процесс глобализации должен привести к революции в социальных науках и изменить социологическую систему координат, сформировать «космополитическое воображение». Космополитизацией Бек называет внутреннюю глобализацию, которая развивается в недрах национальных обществ, т. е. ситуацию, в которой глобальные проблемы становятся частью повседневного локального опыта и «моральных жизненных миров». Космополитизм - это глобальность (осведомленность о глобальной сфере ответственности), плюралистичность (признание инаковости других) и корректность (отказ от насилия). Враги космополитизма: глобализм как идеология глобального капитализма; национализм как философия метафизического эссенциализма (национальный дух); демократический авторитаризм, в рамках которого государство под видом демократичности навязывает свою волю через контролируемые им информационные технологии. Для борьбы с этими врагами Бек предлагает принять «Космополитический манифест», призывающий космополитов всех стран объединиться и сообща вырабатывать эффективную мировую политику. Он предлагает также создать космополитические партии, которые должны представлять транснациональные интересы на национальном уровне.
М. Лебедева пишет (10) уже не о воображаемом космополитизме, а о вполне реальных его очертаниях. Об этом свидетельствует появление новых транснациональных акторов (НТА). Так называются неправительственные ТНК, религиозные организации и движения, а также международные преступные и террористические организации. Они различаются по степени влияния, по способу организации, по целям своей деятельности и времени существования, располагают разными ресурсами, но в целом их деятельность бросает серьезный вызов государственно-центрированной системе мира. Отсюда и неоднозначное отношение к ним. Когда НТА привлекаются для разрешения внутриполитических конфликтов, для добычи финансовых средств или информации, тогда они, естественно, в почете. Неприятие возникает, когда НТА противятся
какому-нибудь мероприятию, осуществляемому отдельным государством, вопреки установленным международным, нравственным или экологическим нормам.
Глобализация предполагает универсализацию экономических отношений, т.е. всеобщее распространение капитализма. В этой ситуации в русском языке «капитал» перестал быть бранным словом и успешно завоевывает почетное место в разговорной и научной лексике. Оказывается, с его помощью можно грамотно выразить смысл самых различных видов человеческой деятельности. В.В.Радаев объясняет (16), как этим словом пользуются в социологии и что имеют в виду, прибавляя к нему прилагательные «экономический», «физический», «человеческий» и «социальный». Социологи называют капиталом накапливаемый хозяйственный ресурс, который включен в процессы воспроизводства и возрастания стоимости путем взаимодействия (конвергенции) своих разнообразных форм. А формы капитала как раз и обозначаются вышеперечисленными прилагательными. «Экономический» капитал - это деньги, средства производства и произведенный товар. «Физический» капитал связан с рабочей силой, т.е. с состоянием здоровья и работоспособностью хозяйственных субъектов. «Культурный» капитал воплощается в практическом знании, показывающем одному хозяйственному агенту смысл экономической деятельности другого. Он связан с навыками социа-лизации, способностью к взаимовыгодному общению. «Человеческий» капитал представляет собой совокупность профессиональных знаний, умений и навыков, получаемых в процессе образования, которые впоследствии могут принести доход в виде зарплаты, процента или прибыли. «Социальный» капитал - это совокупность отношений, порождающих действия. Эти отношения связаны с ожиданием того, что партнеры будут выполнять свои обязанности без применения санкций, т.е. доверительно. Есть еще и «административный» капитал, регулирующий доступ одних агентов хозяйственной деятельности к ресурсам и видам деятельности других, используя особые инструменты власти и авторитета. «Политический» капитал мобилизует способности к коллективным действиям. «Символический» капитал означает способность человека к производству мнений и заключается в признании права интер-претировать смысл происходящего, говорить, что есть «на самом деле». Это включает способность навязывать свое понимание другим участникам хозяйственной деятельности. Из всех перечисленных форм капитала центральное место занимает капитал экономический.
Экономическая, физическая и культурная формы капитала, можно сказать, осязаемы, ибо они воплощены материально. Человеческий капитал не столь очевиден, ибо проявляется в навыках и знаниях индивида. Социальный же капитал и вовсе «ежик в тумане», поскольку существует только во взаимоотношениях индивидов. П.Шихирев пытается эксплицировать понятие социального капитала (23). Для этого он помещает это понятие в систему категорий этики деловых отношений, в самую прагматическую и безжалостную сферу человеческих отношений - менеджмент, в ту ее часть, которая именуется словом soft («мягкий») и занимается управлением людьми и их отношениями. Эти отношения «упаковываются», по Шихиреву, в формы доверия и репутации. Доверие - важнейшее свойство социальных отношений, означающее на языке социальной психологии оптимистические ожидания человека, группы или фирмы, находящихся в условиях взаимоуязвимости и взаимозависимости с целью взаимовыгодного сотрудничества. Факторы, способствующие формированию доверия: порядочность, компетентность, после-довательность (т. е. надежность, предсказуемость, здравый смысл), лояльность, открытость. Понятие репутации исчерпывается определением порядочного, т.е. нравственно развитого, человека.
В культурологии наблюдается сегодня несогласованность между пониманием культуры в социологической, антропологической и популярной литературе. Эту несогласованность пытается преодолеть З.Бауман (1). Он полагает, что возможность самого определения культуры и вообще провозглашение ее как явления действительности, имеющее качественные характеристики, коренятся в определенном мировоззрении. Оно озвучивается интеллектуалами, определяет их систему ценностей, легитимизирует их роль. Это мировоззрение представляет собой уникальную идеологию, изображающую мир как творение человека, которое подчиняется ценностям и нормам, тоже сотворенным человеком, и самовоспроизводится посредством бесконечного процесса обучения и преподавания. Идеология культуры появилась в конце XVIII - первой половине XIX в. Она предполагала существование власти «разумного правления». Государственные законы должны были создавать новую социальную реальность. Идеология культуры, созданная интеллек-туалами того времени, вышла на историческую арену с воинственной и бескомпромиссной декларацией всеобщих и обязательных для каждого индивида правил поведения. Государство начала Нового времени было готово покорно внимать наставлениям тнтеллектуалов. Однако зависимость эта просуще-
ствовала недолго. Государство постепенно утрачивало интерес к культуре, уступая влиянию другой силы - рынка. Культура общества потребления подчинилась задачам производства товаров массового спроса. Поэтому стратегия интеллектуалов резко изменилась. Так как культура перестала быть объектом практики, вещью, которую интеллектуал может «сделать», она превратилась в объект изучения. С ней можно справиться только на уровне познания, проникая в ее смысл. Вот тут и появляется необходимость в просвещенных экспертах. Таким образом, интеллектуалы из законодателей превращаются в толкователей и в этой новой роли находят оправдание своего существования в пост-модерном мире.
Примером культуры, порожденной рынком, является массовая культура. К.Э.Разлогов (17) определяет массовую культуру как культурную продукцию (от произведений искусства до потребительских товаров и кулинарии), создаваемую профессионалами в расчете на потребление широкими массами людей вне зависимости от социального положения, возраста, национальности и пола. Она подготавливает мир к культуре глобальной, в идеале охватывающей весь земной шар благодаря сети массовых коммуникаций. Массовая культура становится сильнейшим пропагандистом и агитатором и упраздняет регулятивные функции государства. Мировой опыт убеждает, что она, становясь глобальной, органически сочетается с демократией в политике и рынком в экономике. Принципиальная универсальность, внеэлитарность и беззастенчивая ориентация на получение прибыли превращает ее в необходимую основу гражданского общества и правового государства. Она органически связана с программой ООН и ЮНЕСКО «На пути к культуре мира»: чтобы культура стала достоянием всех народов земного шара, она должна стать массовой и распространяться СМИ. Хотя от лавинообразного потока аудиовизуальной продукции проистекает определенная воспитательная и образовательная дезориентация в душах и умах молодежи, все же дела, считает автор, в конце концов, обустроятся.
Правда, не все толкователи культуры воспринимают глобальный разгул массовой культуры так же оптимистично, как К.Э.Разлогов. Так, В.А.Колотаев (8) вводит понятие «квоткультуры» (культуры квот), чтобы обозначить стремление индивидов получать и распределять материальные и иные ценности и социальные блага не на основе качеств личности, заслуг перед обществом, доблестей субъекта или его личных средств, а по таким критериям, как пол, цвет кожи, этническая или классовая принадлежность. Европейская цивилизация, основанная на гуманизме, либе-
рализме и демократии, в процессе глобализации предоставляет квоткуль-турам (себе в ущерб) некие каналы, позволяющие им распространяться и заполнять собой смысловые и ценностные пространства. Эта динамика квоткультур определяется прежде всего своим паразитическим дискурсом. Они пользуются достижениями культуры, в ареале которой существуют, обращая либеральные ценности и правила против тех, кто им следует. Это есть способ существования простейших организмов.
Автор согласен с тем, что культура есть система насилия, определяющая образ жизни. Она - аксиологический (ценностный) механизм, регулирующий поведение человека. Чем же отличается насилие культурных учреждений от насилия квоткультур? Прежде всего, тем, что у них разные объекты. Культура есть символическое препятствие на пути насилия и похоти. Действие многочисленных табу выглядит подчас, как непосильное бремя. Оно приводит к закрепощению плоти, но одновременно развивает дух, сублимируется в творчество и ведет к позитивному усложнению жизни. Но именно процесс усложнения системы оборачивается против нее. В ее недрах появляются простейшие организмы, которые начинают расти и питаться ее соками. В итоге сложные социальные организмы не в состоянии конкурировать с простейшими, а цивилизация рушится. Первые знамения этой трагедии произошли 11 сентября 2001 г. Терроризм как органическое порождение западной цивилизации - версия, имеющая право на существование.
Несколько иначе трактовал причины порождения терроризма Карл Шмитт. А.В.Магун (11) преклоняется перед Шмиттом, который еще в 1940-х годах предсказал сегодняшнюю ситуацию и сумел ее объяснить. Шмитт полагал, что внешние границы политических образований (государств) требуют наличия четко определенного и локализованного врага и реальной возможности войны с ним. В отсутствии такого врага суверенитет государства - и внешний, и внутренний - размывается. Размытость юрисдикции ведет к тотальной неопределенности права, к трудностям в его конкретном применении. Размыванию суверенитета способствует экономическая глобализация. Происходит интериоризация мирового экономического, политического и правового порядка, т. е. все внешнее оказывается внутренним. А внутренние границы и конфликты, в отличие от внешних, не являются фиксированными и локализованными. Они неопределенны. Практические следствия интериоризации - изменение характера войны. Больше уже нет двух локализуемых инстанций, ведущих войну, а есть мировой порядок государств и корпораций, с одной
стороны, и террористы (Шмитт называл их партизанами) - с другой. Террористы не признают мировой порядок, а порядок не признает их. В мировоззренческом смысле такой ситуации соответствует абстрактная либеральная идеология, которая отвергает войну как таковую. Но этот культ мира способствует распространению и обострению войны. Предположив возможность такой ситуации, Шмитт беспокоился не о кризисе права вообще, а о кризисе конкретного воплощения этого права. Гуманитарное «естественное» право порождает чрезвычайные ситуации, не будучи в состоянии с ними справиться. Шмитт трактует чрезвычайную ситуацию как положение, которое неразрешимо в рамках права, и поэтому считает допустимым произвольные решения. Введение чрезвычайного положения, прекращающего действие регулярного права, означает не деспотический произвол, а эффективную процедуру принятия решения. Чрезвычайное положение представляет собой действенную политическую альтернативу. Неразрешимость плодящихся локальных гражданских войн объясняется тем, что они мыслятся в рамках регулярного внутригосударственного права.
Для иллюстрации идеи Шмитта Магун приводит пример чеченского конфликта. Российские власти упорно отказываются называть этот конфликт войной или хотя бы ввести в Чечне чрезвычайное положение. Отсюда заведомо нереальные требования поддерживать в Чечне «правопорядок», интерпретация войны в терминах уголовного права, а в результате - не регламентированный никаким правом «беспредел». А следовало бы призадуматься над идеями Шмитта и ввести в Конституцию РФ закон о чрезвычайном положении, по которому подданные, развязавшие войну внутри юрисдикции государства, должны быть покорены и разоружены, а их претензии могли бы быть рассмотрены государственным судом.
Исследователи находят и метафизическое оправдание терроризму. Так, А.Новиков (15) называет терроризм «метафизическим типом преступления». Это - своего рода религиозная война. Терроризм и экстремизм вызваны духовной жаждой, являются восстанием против общества и против лжи. В терроризме скрыта огромная метафизическая сила. Это -«негативный героизм». Изображать террористов криминальными подонками значит не понимать причин, заставляющих их подчас идти на верную смерть. В терроризме есть экзистенциальная правда. Он представляет собой плод массового общества, где человек отчужден от социума и от самого себя. Толпа отвергает индивидуума, а индивидуум отвергает тол-
пу. Возникает агрессия - стремление хаотически мечущегося «частичного» индивидуума обрести тотальность, самому стать «государством». Итогом развития индивидуального терроризма становится государственный терроризм, т.е. тоталитаризм. Деятельность спецслужб являет собой пример превращения террористической практики в арсенал государственного контроля. Пример - «красный террор» ЧК. Характер современного универсалистского общества, его «открытость» допускает любую самоорганизацию индивидов. Зависимость благополучного функционирования современной цивилизации от тотальной технологизации бытия просто провоцирует террориста. У индиивидуума, почувствовавшего в себе недюжинную метафизическую силу, руки так и тянутся перекрыть какой-нибудь жизненно важный вентиль во славу Божью. Таким образом, терроризм - это не хулиганское насилие, а «колоссальная психическая энергия», способная превратить самого террориста в «расщепленный атом», а его веру - в «крылья смерти».
Политическое «осовременивание» общества принято считать чуть ли не единственным и основным делом модернизации. При этом забываются важнейшие факторы духовного и культурного порядка. По мнению В.А. и А.В.Куличенко (9), многие современные «западники» видят единственный путь для России в развитии индивидуализма и рационализма, в установлении либеральных ценностей и институтов. В России хотят вырастить «экономического», т. е. рационального, трудолюбивого, предприимчивого и дисциплинированного, воспитанного в духе веберовской протестантской этики, человека. Прежние попытки вывести особый антропологический вид «советского человека», «строителя коммунизма» не удались. Теперь предлагается изменить все координаты духовного мира. А в нем главная ценность - свобода каждого бороться за свои интересы в рамках правил игры. Если ты в ней участвуешь, то не имеет значения, добродетелен ты или нет. Правила совершенны, побеждает сильнейший. Победа - реализация своего интереса, т.е. успех, высокое положение, богатство. Вера в Бога, необходимость творить добро - частное дело, не включенное в правила игры. В итоге - абсолютная самоуверенность, полное отсутствие сомнений, обожествление успеха, презрение к неудачникам. Но «шапка не по Ваньке». Правила игры, или в данном случае право, в России понимают иначе. Здесь формальное право есть инструмент реализации нравственного идеала. Плохо, когда оно понимается как защита «естественных» человеческих запросов, как легализация страстей, греховных язв, равно гибельных и для человека, и для государства. Осно-
вополагающие элементы православной этики - жертвенность и самоотверженность. В соответствии с ними в самосознании русского народа главным является служение ближним. Этот принцип был стержнем духовной и государственной жизни России на протяжении тысячи лет.
И. Клямкин (7) видит основу модернизации в урбанизации. После смерти Сталина Россия стала превращаться в городскую страну. Однако процесс модернизации не завершен. Некоторые политологи предполагают, правда, что она еще и не начиналась, ибо большинство населения придерживается русского типа государственности, так называемой «русской системы». Это - самодержавная власть, подчиненная ей православная церковь, патернализм, закрытость страны от внешнего мира, доминирование интересов государства над интересами личности, великодержавные внешнеполитические амбиции. Клямкин, опираясь на социологические исследования Т.И.Куровец, оспаривает эти предположения. Опросы показали, что таких взглядов придерживается незначительное меньшинство населения. Большинство же российских граждан - люди с модернистскими установками. Общество переросло «русскую систему» еще при коммунистическом режиме. Беда в том, что ему не предложено никакого внятного социального проекта. А главной в этом проекте должна быть реформа власти. Пока государство не отделено от собственности, административно-управленческий аппарат ни юридически, ни экономически не отвечает перед населением за свои действия, за компенсацией убытков нужно обращаться в Страсбургский суд, о модернизации нечего и думать. Административная реформа - не одна из многочисленных, а главная, без нее все самые замечательные законы уйдут, как вода в песок.
Сейчас популярна тема социальной эксклюзии. В обществе с относительно высоким материальным уровнем жизни и развитой системой социальных гарантий некоторые его члены оказываются лишенными прав пользоваться основными благами цивилизации. Это зависит не от того, что они принадлежат к униженному классу, а от поворота собственной судьбы (например, на рынке труда). Российский социолог Н. Е. Тихонова тоже захотела посмотреть на нашу жизнь с этой точки зрения (19). Оказалось, что наша жизнь не похожа на западную. Наша эксклюзия отличается от западной, и в русском языке этому понятию больше соответствует не «исклюючительность», а «отверженность». Основные формы российской эксклюзии: недоступность качественного образования для детей; отчужденность от культурной жизни; невозможность поддержания социальных контактов (прием гостей и посещение
далеко живущих родственников); невозможность устроиться на работу; невозможность иметь нормальное жилье; невозможность обеспечить себе или ребенку нормальный отдых; невозможность получить необходимую медицинскую помощь; вообще невозможность планировать собственную жизнь. В России социально исключенные отнюдь не изгои. Это искусственно созданная социальная группа, которая возникла из-за стратегических просчетов, допущенных в ходе реализации экономических реформ. В нее входит до 40% населения. Поэтому необходимо переосмыслить цели социальной политики, приведшей к такому положению. К сожалению, для преодоления эксклюзии или хотя бы для осознания ее пагубных последствий ни его ученые, ни политики, ни общество в целом еще не готовы.
К.Резникову (18) издалека (он живет вне России) кажется, что «холодная война» не прекращалась ни на один день. Россия бедствует, и ей для выживания нужно отказаться от Договора о нераспространении ядерного оружия, ибо она одинока и у нее есть (автор повторяет слова царя Александра III) «только два союзника - ее армия и флот». Главное для внутреннего благоустройства - достижение каждым россиянином мира с обществом и страной. Следует также искать примирения по линии «коммунисты - антикоммунисты». Но оно совершенно невозможно по линии «грабители - ограбленные» (обретших собственность во время приватизации и лишенных ее). Невозможно также примирение большинства населения с либеральным истеблишментом. При этом важно избежать «романтики» шовинизма и расизма. Следует найти «золотую» середину между открытостью миру в образовании и науке и защитой собственного производства и культуры. Идеологии капитализма нужно противопоставить социалистический противовес.
А. Л.Янов (24) пишет о двух цивилизационных катастрофах XX в., постигших нашу страну (крах России в 1917 г. и крах СССР в 1991 г.), которые, по его мнению, до сих пор никто не осмыслил, да и не пытался этого сделать. От интеллектуалов следовало бы ожидать разгадки смысла событий, перевернувших вверх дном судьбы и самые фундаментальные представления миллионов русских людей о мире, культуре, жизни. Увы, от них ничего, кроме проклятий несправедливости экономического передела, не услышишь. Да и прежние интеллигенты были не лучше. Ведь именно славянофильствующая культурная элита с ее державно-евразийскими мечтами бросила страну под ноги большевикам в 1917 г. Никто ни тогда, ни сейчас так и не внял жестокому приговору
В.С.Соловьева о «цивилизованной неустойчивости» России и не понял меткой метафоры П.Милюкова, назвавшего ее антиевропейскую политику «строительством руин». В самые ответственные моменты истории России ее охватывало коллективное помешательство противопоставления страны всему остальному миру. Механизм этого помешательства объяснил тот же Соловьев в краткой формуле, которую Янов называет «лестницей Соловьева». Это помешательство неизменно проходит четыре ступени: национальное самосознание - национальное самодовольство -национальное самообожание - национальное самоуничижение. Сейчас Россия, которой грозят демографическая деградация и военная немощь, стоит перед последним выбором: либо она станет в ближайшие десятилетия неотъемлемой и органичной частью Европы, либо будет настаивать на статусе евразийской сверхдержавы и погибнет, проглоченная двухмиллиардным Китаем, теснящимся у границ безлюдной Сибири.
В США и консерваторы, и либералы, и русофобы, и русофилы затуманивают понимание России нереалистическими ожиданиями ее скорого переустройства. Это происходит из-за очень приблизительного представления о политической культуре России и преувеличения угрозы, которую она якобы представляет. Американские авторы Д. Фоглесонг и Г.Хан (21) пытаются рассеять мифы своих соотечественников о России. Вот эти мифы.
Миф 1. Народная революция, порожденная низами, руководимая либеральными демократами, низвергла коммунистическую систему и направила Россию по пути быстрого продвижения к демократии и экономике свободного рынка.
Миф 2. Ельцин был демократом. Авторы полагают, что он являл собой гибрид индивидуалиста и популиста, авторитарного лидера и демократа.
Миф 3. Россия - страна, подчиняющаяся универсальным законам развития. Это не так. Огромные территории и остаточное воздействие социалистического опыта делают ее исключением из правил.
Миф 4. Уникальная культура России обрекает ее на вечную отсталость. Это не так, потому что сегодняшние факты ее экономической жизни говорят об обратном.
Миф 5. Россия не располагает в достатке культурными предпосылками для строительства демократии и рыночной экономики. И здесь факты опровергают миф.
Миф 6. Путин - диктатор. Это заблуждение опровергается двойственностью его режима. С одной стороны, это - очень умеренный авторитарный режим, пораженный преступностью, коррупцией и нарушением гражданских прав, а с другой - более или менее институционализированная демократия и рыночная экономика, общество, напоминающее гражданское, с продвинутой структурной реформой в экономике и заметной тенденцией к уменьшению нарушения политических прав в регионах.
Миф 7. Русские больны наследственной болезнью антизападничества и антиамериканизма. Этот миф опровергается тем, что многие россияне, особенно молодежь, убеждены, что Россия является или должна стать частью Европы. Только искусственная и нарочитая изоляция может обратить их взгляды на Восток.
Миф 8. Россия является экспансионистом, от нее исходит неоимпериалистическая угроза. Это - преувеличение западных аналитиков. Россия вовсе не хочет возродить Советский Союз. Присутствие российских сил в Грузии и Приднестровье стабилизируют политическую ситуацию, которая может нарушиться после их ухода. В Центральной Азии Россия сдерживает исламское проникновение из Афганистана. Союз с Белоруссией пока остается фикцией.
Миф 9. России больше не принадлежит важная роль на международной арене. Это не так. Ее не следует списывать со счетов как великую державу, а ее проблемы нельзя считать неустранимыми и непоправимыми. Кроме того, она обладает огромными естественными ресурсами и человеческим капиталом.
Миф 10. Россия и Америка являются стратегическими союзниками. Это сомнительно. Путин может не выдержать критики антитеррористического сотрудничества с США со стороны своих военных и спецслужб, военно-промышленного комплекса, коммунистов и мусульман и обратиться к евразийской стратегии, к укреплению связей с Китаем, арабскими и исламскими государствами. Администрация Буша может отойти от линии консультаций и поисков взаимопонимания с Россией и в одиночку добиваться приоритетных целей во внешней политике.
Список литературы
1. Бауман З. Закономерности и толкователи: Культура как идеология интеллектуалов // Неприкосновенный запас. - М., 2003. - N 1. - С. 5-20.
2. Бек У. Космополитическое общество и его враги // Журн. Социологии и социал. антропологии. - СПб., 2003. - Т. 6, N 1. - С. 24-53.
3. Бородкин Л.И. Порядок из хаоса: Концепция синергетики в методологии исторических исследований // Новая и новейшая история. - М., 2003. - N 2. - С. 98-118.
4. Золотарёв В.П. Общая теория истории в понимании Н.И.Кареева // Новая и новейшая история. - М., 2003. - N 2. - С.29-43.
5. Ионов И.Н. Идеи и догадки Н.Данилевского в сравнительном историческом освещении // Обществ. науки и современность - М., 2003. - N 2. - С.110-124.
6. Карапетян Л.М. О понятии «глобализм» и «глобализация» // Филос. науки. - М., 2003. -N 3. - С. 47-60.
7. Клямкин И. Модернистский проект в России // Неприкосновенный запас. - М., 2003. -N 1. - С. 89-93.
8. Колотаев В.А. Восстание квоткультур: (К проблеме глобализации локальных культур) // Обществ. науки и современность. - М., 2003. - N 2.- С. 157-163.
9. Куличенко В.А., Куличенко А.В. О духовно-культурных основаниях модернизации России // Полис. - М., 2003. - N 2.- С. 150-156.
10. Лебедева М. Новые транснациональные акторы и изменение политической системы мира // Космополис. - М., 2003. - N 1. - С. 28-37.
11. Магун А.В. Новый строй Земли: Карл Шмитт как диагност современного кризиса в мировой политике // Полис. - М., 2003. - N 2. - С. 112-123.
12. Мильчин И. Культура как фактор американского глобального влияния // Филос. науки. - М., 2003. - N 3. - С.27-46.
13. Новиков А. К метафизике терроризма // Дал. Восток. - Хабаровск, 2003. - N 2. - С. 181— 187.
14. Переслегин С., Столяров А. Научно-обоснованный конец света // Октябрь. - М., 2003. -N 1. - С. 159-175.
15. Поворотные точки истории и мировой порядок (круглый стол) // Полис. - М., 2003. -N 2. - С. 13-21.
16. Радаев В.В. Понятие капитала, формы капиталов и их конвергенция // Обществ. науки и современность. - М., 2003. - N 2. - С. 5-16.
17. Разлогов К.Э. Культура - глобальная и/или массовая? // Общественные науки и современность. - М., 2003. - N 2. - С. 143-156.
18. Резников К. Лукошко с трухой // Москва. - М., 2003. - N 3. - С. 154-159.
19. Самохвалова В. И. Проект глобализации и метафизический мегапроект человека // Филос. науки - М., 2003. - N 3. - С. 112-131.
20. Тихонова Н.Е. Феномен социальной эксклюзии в условиях России // Мир России. -М., 2003. - Т.12, N 1. - С. 36-84.
21. Фоглесонг Д., Хан Г. Десять американских мифов о России // Россия XXI. - М., 2003. -N 2. - С. 104-137.
22. Хачатурян В.М. Теория исторических типов Н.Данилевского, ее логика и противоречия // Обществ. науки. - М., 2003. - N 2. - С. 96-109.
23. Шихирев П. Природа социального капитала: Социально-психологический подход // Обществ. науки и современность. - М., 2003. - N 2. - С. 17-32.
24. Янов А.Л. Россия против России // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Полит. науки. -М., 2003. - N 1. - С. 26-39.
2004.01.040. КЛИМОВ А.Г. МИР ВИРТУАЛЬНОГО И СОЦИАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. (Аналитический обзор).
Понятие «виртуальность» сейчас стало настолько привычным, что превратилось в обязательный предикат любого комментария явлений современности. Главная трудность его использования состоит в его многозначности. Виртуальность характеризует для определенных ситуаций онтологические особенности категорий отражения, сознания, образа, превращаясь в некое стилистическое средство. Сохраняя многозначность и контекстуальную обусловленность употребления, оно не проясняет содержание исследуемого предмета, а служит некоей мифологизированной формой экспрессии для передачи смысла инаковости, неформализуемости, даже эфемерности анализируемых с его помощью явлений. Число подобных явлений представляется обширным списком: социокультурная действительность, социокультурные инновации, развитие общества, коммуникации, взаимодействие «человек-машина», технологическая сфера. В современной социокультурной ситуации обращение к виртуальным феноменам отражает интерес к такому аспекту жизни, как отношение отраженного мира к реальности деятельности, условиям социального и психического бытия. Это отношение как в познании, так и в социальной истории выступало неисчерпаемым ресурсом интерпретации проблем эволюции феномена человека, антропологической онтологии и экзистенции, определения смыслов индивидуальности и социальности. Мир виртуального крайне широк, но в то же время локализирован. Порождение радикального изменения сферы социальной коммуникации,
