CC BY
7
основании ряда логических заключений, основанных на процедурах выявления межъязыковых схождений, В. Маньчак делает вывод, что прародина славян находится в бассейне Одера и Вислы.
В рамках совершенствования своей методики В. Маньчак решил основываться в своих исследованиях на хронологически однотипном материале. Б. Вальчак проводит критический разбор этой теории, полагая, что использование библейских текстов, в том числе евангельских, не столь надежно, так как литературный язык лишь начинал формироваться, в текстах было большое количество структурных и семантических неологизмов. Кроме того, внимание исследователей обращается на регулярные соответствия, а нерегулярные упускаются из вида. Б. Вальчак полагает, что сопоставительный анализ современных переводов Библии был бы более надежен. При этом главное - решить основной вопрос: что именно показывает сопоставительный анализ лексики в параллельных текстах. Б. Вальчак оппонирует утверждениям В. Маньчака о том, что такой анализ лексики показывает родство языков, утверждая, что анализ показывает степень лексического сходства, что неравнозначно степени родства.
В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов
СОЦИОЛИНГВИСТИКА
2005.03.010. ДОКЛАДЫ ПО СОЦИОЛИНГВИСТИКЕ НА XIII МЕЖДУНАРОДНОМ СЪЕЗДЕ СЛАВИСТОВ В ЛЮБЛЯНЕ В 2003 г.
1. BALOWSKI M. Sytuacja j^zyka czeskiego po aksamitnej rewolucji // Prace na XIII Mi^dzynarodowy kongres slawistów w Lubljanie 2003 / Kom. slowianoznawstwa I Kom. j^zykoznawstwa Pol. akad. nauk; Kom. red.: Popowska-Taborska H. et al. - W-wa, 2002. - S. 5-13. - (Z pol. studiów slawistycznych; Ser. 10, j^zykoznawstwo).
2. FURDAL A. J^zyki slowianskie w warunkach wielokulturowosci // Ibid. — S. 41—47.
3. LUBAS W. Najnowsza sytuacja j^zyków poludniowoslowianskich w oczach polskich slawistów // Ibid. - S. 117-126.
В докладе М. Балёвского «Положение чешского языка после бархатной революции» (1) описываются языковая ситуация и языковые процессы в современной Чехии после ноября 1989 г., когда процессы демократизации общественной жизни нашли свое отражение также в сфере вербальной ком-
муникации, в радикальном изменении языковой ситуации в Чехии. До указанного рубежа имело место значительное расхождение между образцовой нормой и гетерогенной разговорно-общеупотребительной регионально-дифференцированной нормой. Так, в Центральной Чехии разговорным языком был обиходно-разговорный чешский, в Моравии и Силезии - разговорный чешский или местные диалекты.
Чешские лингвисты решили описать и кодифицировать те процессы в современном чешском языке, которые с точки зрения развития языка можно считать прогрессивными, и в результате сделать норму более гибкой, свободной, с допущением вариантности. При этом за узуальной нормой была признана главенствующая роль. В сфере словоизменения еще ранее обозначилась тенденция к дублетности флективных форм. В то же время указывается, что эту тенденцию можно считать новой в связи с ее неостилистическим и неосемантическим характером. В качестве общей тенденции отмечается демократизация языка, проявляющаяся в ослаблении действия образцовой нормы, при этом в процессе ее раскачивания большую роль играет чешский разговорный язык. Указанные процессы находят свое выражение в изменениях языка телепрограмм и газет, «которые по языку стали отличаться от повсеместно употребляемого кода» (с. 6). В язык официальной коммуникации стали также проникать слова, ранее считавшиеся нелитературными.
М. Балёвски указывает, что в 90-е годы расхождения между образцовой нормой и языковой практикой стали для чешских языковедов ключевой проблемой культуры языка. С целью уменьшения этих расхождений было выдвинуто понятие стандарта как основной формы существования национального языка в качестве «промежуточного» между нормой и узусом. Это понятие органично включалось в так называемую парадигму «вертикального расслоения чешского языка» (это понятие было предложено в свое время Б. Гавране-ком), состоящую из понятий литературного языка, стандарта, субстандарта, интердиалекта, диалекта. При таком подходе под понятием стандарта имеется в виду язык с относительно высокой степенью нормативности и все же меньшей степенью кодифицированности, чем литературный язык, представляющий собой престижную образцовую норму. Нормативисты сосредоточили внимание на таких вопросах, как 1) соотношение нормы с такими понятиями, как кодификация, система, узус, язык и место нормы в новой языковой ситуации, 2) понятие литературной нормы (ее развития, носителей, вариантности) и ее соотношение с другими нормами. Приводится целый ряд исследований чешских ученых (Ф. Данеша, Й. Филипеца, Й. Корженского, Э. Лётко, О.
Марганцовой, А. Стиха, Й. Крауса, Й. Бартошека и др.) по поводу современной языковой ситуации в Чехии и динамики ее развития. Как один из элементов чешской языковой ситуации рассматривается развитие контактов с зарубежными странами, влияющее на рост заимствовании из английского и немецкого языков, в том числе внедрение в сферу контактов (часто там, где раньше использовался русский язык) английского языка в его американском варианте. В заключение автор указывает на неоднозначный характер процессов, имеющих место в современном чешском языке.
Социолингвистические проблемы глобализации затрагиваются также в докладе А. Фурдаля «Славянские языки в условиях поликультурности» (2), в котором славистам предлагается внимательно изучать динамику развития славянских языков в условиях объединенной Европы и обращается внимание на формирование коллективного европейского сознания. А. Фур даль анализирует постулаты, связанные с правами человека, толерантности и поликультурности в проекции на европейские реалии, указывая, что на практике эти постулаты в первую очередь могут быть реализованы в отношении крупных европейских народов, положение же малых славянских народов и их языков может оказаться ущербным. Он описывает языковую ситуацию славянства в историческом плане на протяжении всей истории развития славянских языков и указывает, что слависты должны углубленно заниматься проблемами славянского социума с учетом интересов малых языковых сообществ.
В докладе В. Любася «Новейшая ситуация южнославянских языков в глазах польских славистов» (3) описывается новая языковая ситуация в пяти странах, образовавшихся на месте бывшей Федеративной Социалистической Республики Югославии (Югославия (федерация Сербии и Черногории), Хорватия, Словения, Македония, Босния и Герцеговина), и интерпретация этих изменений польскими языковедами. В. Любась отмечает, что во всем славянском мире произошло «переформирование мышления о критериях, предопределяющих самостоятельность языков и взаимоотношения между родственными языками и их диалектами» (с. 117). Еще ранее, с момента государственного и культурного признания македонского языка (40-50-е годы), выступления хорватских деятелей о необходимости соответствующего положения литературного хорватского языка (60-е годы), со времени опубликования книги А. Дуличенко о так называемых, малых литературных языках, были пересмотрены критерии, генетически определяющие степень автономности языка и диалектов. Фактически в среде польских языковедов произошло молчаливое признание существующего статус-кво после объявления сербского, хорватского и боснийского национальными языками. Польским языковедам
пришлось принять это как данность - в результате дискуссий в университетских центрах и СМИ. Хотя поляки живут в этногомогенном государстве (98% поляков и 2% приходится на 12 других наций), польские гуманитарии имеют смутное представление об истории развития языков бывшей СФРЮ. Названием сербскохорватский язык пользовались такие языковеды, как К. Нич, Т. Лер-Сплавинский, М. Малецкий и др. В СФРЮ использовались словенский, македонский, сербскохорватский (многонациональный язык, употреблявшийся в Сербии, Хорватии, Черногории). Новая ситуация началась в юго-славистике с распада Югославии и образования на ее месте целого ряда стран. Началось переосмысление критериев самостоятельности языков и соотношения между языками и диалектами.
В. Любась обрисовывает ситуацию в послевоенной Югославии при Тито, где функционировали два национальных языка - словенский в Словении и македонский в Македонии, и один межнациональный сербскохорватский язык. Кроме того, функционировало несколько языков национальных меньшинств - албанский, венгерский, итальянский, словацкий, румынский и др., а также языки национальных этнических групп - румынский, цыганский и др. В. Любась напоминает, что в СФРЮ было шесть союзных республик и два автономных округа. Сложная языковая ситуация была чревата конфликтами, чему способствовало ощущение несправедливости распределения благ и ощущение других типов неравенства. Подчеркивается, что югославская политика в правовой сфере , носила либеральный характер, «например, в Сербии до роли равноправных официальных языков, признаваемых в административной деятельности, было допущено девять языков: сербскохорватский, македонский, словенский, русинский, словацкий, венгерский, румынский, турецкий и албанский» (с. 120).
Польские языковеды признали равноправный статус сербского и хорватского языков, что отразилось в соответствующих публикациях в энциклопедиях, учебниках для вузов и школ. Иначе вопрос обстоит с
выделением боснийского языка из сербскохорватской основы и екавского варианта сербскохорватского языка. Польский языковед X. Ярошевич указывает в связи с этим: «Форма и само существование боснийского языка по-прежнему будут зависеть от общественно-политической ситуации на Балканах» (цит. по: ЬиЪаё, 8. 123). Амбивалентным является отношение к черногорским устремлениям создать еще один новый язык. В связи с этим приводится мнение К. Поляньского: «Проблемы отделения языка от говора не являются чисто лингвистической проблемой, это проблема скорее социолингвистическая, психологическая. В какой-то мере также политическая. Невозможно установить языковедческие критерии, которые бы позволили отделить язык от говора. Принципиальным вопросом является языковое сознание» (цит. по: ЬиЪаё, 8. 123). Указывается, что еще не решен вопрос отношения к сербохорватскому языку - является ли он лишь историческим фактом, восходящей к прошлому утопией или коммуникативной реальностью? Ведь этим языком пользуются народы, составляющие большинство в федеративном государстве, другие народы Югославии пользовались им в целях коммуникации. В общегосударственном масштабе этот язык имел государственный статус как один из трех государственных языков, имеет длительную письменную традицию и не может перестать существовать «со дня на день в результате издания соответствующих правовых актов новыми политическими структурами» (с. 124), он хорошо кодифицирован, живет не только в письменных текстах, но и в сознании людей.
Описания новой языковой ситуации в трудах польских языковедов В. Любась оценивает как лишенные тенденциозности. Положение боснийского языка рассматривается им как лабильное. Меньший интерес проявляется польскими лингвистами к созданию черногорского языка.
В.Г. Кульпина, В.А. Татаринов
2005.03.011. МУХАРЯМОВА Л.М. ЯЗЫКОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ: ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ. - Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003. -276 с.
В исследовании отмечается, что политика - один из самых существенных так называемых экстралингвистических факторов языкового функционирования в условиях современности. Тесное сопряжение языка и политики обладает настолько существенным значением, что по этому поводу складываются общественные отношения особого типа, которые автор определяет как политико-языковые отношения. Заниматься же научным освоением этого
