CC BY
24
Значительно различается мнение профессоров от мнения студентов в том, как они видят будущее английского и немецкого языков как языков научного общения. Профессора согласны с мнением студентов в том, что преподавание на английском языке не несет угрозы немецкому языку в этой же функции, а наносит вред и представляет угрозу для немецкого языка как языка научного общения.
Небольшие разделы книги посвящены английскому языку как академическому языку в Австрии, Бельгии, Болгарии, Хорватии, Чехии, Дании, Эстонии, Финляндии, Франции, Греции, Венгрии, Италии, Нидерландах, Норвегии, Польше, Португалии, Словакии, Словении, Испании, Швеции и Щвейцарии.
М.Б.Раренко
2005.02.008. СТАТЬИ ПО СОЦИОЛИНГВИСТИКЕ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ.
О.Кровицкая (1) отмечает, что среди актуальных проблем современного функционирования языка особое место занимает языковая нормативность, которая демонстрирует реализацию языковых законов в конкретно-исторических условиях. Языковая деятельность общества предполагает такой путь осуществления нормативного процесса: 1) выбор нормы; 2) кодификация нормы; 3) ее внедрение; 4) ее разразработка и усовершенствование. Процесс кодификации украинского языка тесно связан с общественными и политическими преобразованиями. В современных условиях существуют два взгляда на сущность кодификации украинского языка: 1) в правописании современного литературного языка не следует ничего менять; 2) поскольку украинский язык стал государственным, его правописание нужно изменить путем возрождения некоторых системных явлений, указывающих на самобытный и национальный колорит. В связи с этим возрастает роль исторических словарей. Материалы этих словарей можно использовать для раскрытия таких аспектов: история языка и морфологические нормы; история языка и развитие терминологии; история языка и орфография; история языка и иноязычная лексика и др.
В статье К. В. Лифановой (2) исследуется корпус текстов, имеющих отношение к восточнословацкому диалекту, изданных в конце XIX - начале XX в. в США. Несмотря на устойчивое мнение, что данные тексты написаны либо на восточнословацком диалекте, либо на шаришском или спишском говорах восточнословацкого диалекта, либо на смеси различ-
ных говоров этого диалекта, автор полагает, что язык названных печатных текстов представляет собой конгломерат элементов восточнословацкого диалекта и словацкого литературного языка. В процессе взаимодействия восточносло-вацкого диалекта со словацким литературным языком в качестве первичного выступает литературный язык. Иными словами, рассматриваемый идиом возник в результате видоизменения последнего путем включения в него диалектных элементов. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что словацкий литературный язык а этом процессе выступает как монолит, тогда как восточно-словацкий диалект - в виде некоторого множества говоров, имеющих отличия на разных языковых уровнях. В результате в языковой структуре изучаемого идиома оказываются фонетические элементы и грамматические формы, восходящие к разным говорам восточнословацкого диалекта.
Е.Н.Лучинская отмечает (3), что современный болгарский язык, как и другие славянские языки, испытывает сильное влияние западноевропейских языков, в частности, английского, немецкого и др. При заимствовании лексическая единица в языке проходит несколько стадий приспособления к системе: номинативную, грамматическую и речевую. Результаты воздействия системы на язык отражаются в словарях, которые пытаются описать слова наиболее полно и детально. Исследователи выделяют несколько стадий лексикографического усвоения лексического заимствования: переход - слова данной стадии обычно представлены в специальных словарях; вхождение - слова представлены в словарях иностранных слов; интеграция - слова этой стадии заимствования можно найти в обычных толковых словарях. Приспособившись к системе нового языка, иноязычные слова подчиняются закономерностям этого языка, и в их семантике происходят определенные изменения. Иноязычный синоним, как правило, моносемантичен, в то время как синонимичное ему слово почти всегда, благодаря длительному бытованию в языке, обрастает различными дополнительными значениями. Другой особенностью иноязычных синонимов является их проникновение в лексику заимствующего языка в одном, и только вторичном (в большинстве случаев переносном) значении обычно из необходимости в более образном, экспрессивном или эвфемистическом выражении. Если же ино-язычное слово заимствуется и с прямым, и с переносным или специальным техническим значением, то в его семантической структуре обычно происходит перестановка: переносное или специальное значение становится главным, а основное - вторичным, как бы производным от первого. Анализ языка
болгарских газет показал, что процесс заимствования характеризуется следующими признаками: 1) англицизмы играют все более важную роль в современном болгарском языке с лингвокультурологической точки зрения; 2) англицизмы более частотны по сравнению со словами из других языков; 3) заимствуются в основном имена существительные (84%), реже глаголы, имена прилагательные и наречия. Укоренившись в новой для себя языковой системе, освоившись фонетически, обретя семантическую самостоятельность, слово становится потенциальным родоначальником новых слов. Пройдя ассимиляцию, оно приоб-ретает способность к деривации (например: аларм - алармира (бить тревогу), релаксация - релак-сира, мобифон (от mobile phone - мобильный телефон), стрес — стреси-рани).
В статье И. Д.Макаровой (4) дается интерпретация словен-ской языковой ситуации, которая предстает следующим образом: а) сильная диалектная дифференциация (2 млн. словенцев, около 50 словенских говоров); б) значительная языковая удаленность диалектов от литературного стандарта, выражающаяся в заметных различиях на фонетическом, просодическом, морфологическом и лексическом уровнях;
в) дистанцированность диалектов от литературной нормы наследуется, хотя и в несколько редуцированном виде, региональными разговорными языками (и городскими койне), интердиалектными по своему характеру;
г) искусственный характер нормы литературного языка, сознательно дистанцированной от всех живых словенских говоров и диалектов с целью создания единой общесловенской литературной формации;
д) затрудненность функционирования словенского литературного языка в сферах (неформального) повседневного общения; е) отсутствие на настоящий момент единого устойчивого общесловенского разговорного идиома, который бы использовался в сферах неформального повседневного общения (в качестве альтернативы литературному языку). Согласно общепринятому толкованию словенской языковой ситуации, можно говорить о следующем составе языковых формаций: литературный язык, имеющий строгую форму реализации (коллективную) и менее строгую -разговорную. Далее следуют нелитературные разговорные разновидности
- региональные разговорные языки, сложившиеся вокруг крупных региональных центров на основе местных диалектов (число таких центров в пределах современной Словении доходит до семи: столица Любляна и прилегающая область, Марибор, Целье, Мурска собота, Ново место, Нова Горица, Копер). Далее упоминаются городские койне, понимаемые как
разговорная модель, функционирующая в речи жителей конкретного (крупного) города, например столицы Любляны. Картину завершают территориальные диалекты, число которых приближается к 50. В качестве основной ситуации, мотивирующей возникновение разговорного языка, автор рассматривает ситуацию общения «разнокодовых» говорящих. Основным механизмом, предпосылкой образования разговорных формаций является речевое приспосабливание, стратегия сближения речевых особенностей в сторону большего языкового подобия (или в сторону уменьшения языковых различий) партнеров коммуникации. В такой ситуации перед говорящим возникает несколько вариантов поведения. Первый - использовать свой первичный код без изменений, второй -модифицировать свой первичный код в направления совмещения своих региональных особенностей с региональными особенностями речи своего собеседника, использующего иную нелитературную разговорную модель, третий путь - модифицировать свой первичный код в направлении сближения с литературной (разговорной) нормой, в случае общения с собеседником, речь которого также приближается к литературной, или же согласно требованиям ситуации (выра-женная официальность общения, тактика языковой дивергенции). Словенскоязычный говорящий по порядку освоения сначала овладевает речью своего ближайшего социального окружения (семьи, родной деревни или города), одновременно относящегося к конкретному словенскому региону. Это может быть диалект, может быть разговорное образование более высокого уровня (городское койне, локальный интердиалект, региональный разговорный язык). В отдельных случаях в зависимости от речевой разновидности, используемой в семье, в качестве первичного кода может быть освоена культивированная, литературная речь (культивированное городское койне, литературная речь с узнаваемым региональным акцентом). В современной Любляне языковая ситуация наиболее сложна, поскольку в ней смешиваются первичные языковые коды разного уровня и различной диалектной отнесенности. С помощью механизма языкового приспосабливания можно пояснить различные модификации одного примерного языкового кода, в данном случае люблянского городского койне, в зависимости от уровня речи собе-седни1Ж(Шкр*шту*щ1К)роа]11юни(6) обращает внимание на тесную связь лингвонимов с этнонимами, что связано, в первую очередь, с многозначностью слова «язык» в древних восточнославянских памятниках. Понятие «язык» («речь») в восточнославянском ареале было синонимично
понятию «народ». Следовательно, в определении членов оппозиции «МЫ-ОНИ» принципиальное значение имела общность или различие в языке. В Средние века в ареале 81ау1а ОгШо^ха мощным объединяющим фактором восточных славян было наличие общего литературного языка -«словенского», или «славен-ского». Именно этот лингвоним вплоть до середины XVIII в. (а иногда и позже) определял литературный язык Московской Руси (довольно редко церковнославянский язык назывался «русским»). Церковнославянский язык был представлен в литературе Московской Руси в варьирующем обличье, однако именно он признавался единственно возможным для создания письменных памятников в большинстве жанров, особенно канонического и служебного характера. На протяжении нескольких столетий активного литературного использования церковнославянский язык настолько прижился в культурном сознании московитов, что иногда именно он представлялся языком повседневного общения. Иначе обстояло дело в Великом княжестве Литовском. Здесь на основе белорусских говоров вокруг Вильни постепенно сложился новый литературный язык - «проста мова». Именно этот язык стал средством наддиалектного письменного общения на всей территории княжества, включая буковино-молдавские и перемышльские земли. В памятниках отражены также такие обозначения этого языка, как «русский языкъ», реже - «простый языкъ», «руский д1ялектъ», «руская мова». В памятниках древнебелорусской и древнеукраинской литературы нашли отражение лингвонимы «язык словенский» и «язык руский» как обозначения двух литературных языков, используемых в Виленской и Киевской Руси XVI-XVII вв. «Язык словенский» признавался «учоным», «пожи-точным», и в православном мире воспринимался как знак борьбы за православие, против ополячивания и окатоличивания. Однако сфера употребления этого языка редко выходила за рамки церковной литературы, в отличие от Руси Московской, где влияние церковнославянского языка ощущалось в самых разных жанрах литературы практически до Пушкинской эпохи. В Великом княжестве Литовском «язык руский» поначалу использовался наравне с польским, как сказано об этом в «Статуте» 1588 г.; однако с течением времени постепенно был вытеснен польским и утратил значение литературного языка. Белорусский просветитель Франциск Скорина попытался создать особый книжный язык, совмещающий в себе церковнославянское наследие с элементами живого разговорного языка. Очевидно, задача языковой консолидации восточных славян все же была в то время актуальной. Однако разная политическая история
XIV-XVI вв. и процессы собственного этноформирования у русских, украинцев и белорусов обусловили их определенную дифференциацию на уровне самосознания, в том числе и языкового.
Л.Л.Плыгавка (5) подчеркивает, что в настоящее время в Литовской Республике белорусский язык функционирует как язык белорусского национального меньшинства. В наибольшей степени это проявляется на территории Юго-Западной Литвы (Вильнюсский край), где исторически взаимодействуют польский, русский, литовский и белорусский языки. Белорусский язык в этом регионе имеет глубокие исторические традиции использования еще со времен Великого княжества Литовского, когда он выполнял функции государственного. В настоящее время отмечается: 1) проявление элементов белорусского языка в речи представителей всех нацио-нальных групп Виленщины; 2) использование белорусского литературного языка в профессиональных культурно-
образовательных учреждениях; 3) функ-ционирование белорусского диалектного языка в районе белорусско-литовского пограничья. Белорусский диалектный язык имеет устойчивый ареал распространения в районах, примыкающих к Беларуси, и оказывает значительное влияние практически на всей территории Вильнюсского края, хотя часто воспринимается как диалект польского. В этом регионе он выступает в качестве средства комуникации как родной, с большим перевесом или наравне с региональным польским языком и используется, в основном, в бытовых сферах. Под влиянием костела белорусский язык воспринимается как «простая» польская мова и называется часто нейтральными словами «местная», «ту-тэйшая», «простая». Носители «простая мовы» в большинстве своем причисляют себя к полякам и язык свой - к диалекту польского, хотя при более подробном рассмотрении можно утверждать, что он соответствует диалекту белорусского языка западных районов Беларуси.
Е.А. Потехина (6) рассматривает активные процессы в белорусском языке, который воспринимался средним обывателем как язык деревни, а в постсоветский период вновь стал распространяться в деловой среде и среде управления. Гласное обсуждение получила проблема кодификации и нормализации белорусского литературного языка. Дискуссия началась с проблем орфографии. Академическая грамматика, правила белорусской орфографии, словари и изданные на их основе учебники белорусского языка критиковались как русификаторские. Современная система орфографии, утвержденная реформой 1933 г., проведенной после усиленных сталинских чисток и репрессий в среде белорусской интелли-
генции, т.н. «наркомаука», противопоставлялась «тарашкевице», правилам, зафиксированным в «Белорусской грамматике для школ» Б.Тарашкевича. В результате споров, которые не привели к компромиссу между лагерями «консерваторов» и «возрожденцев», в современном белорусском языке распространились две системы орфографических и грам-матических норм. Печатные издания на белорусском языке печатаются или в академической «официальной» орфографии, или в модернизированной «тарашкевице» (газеты «Наша Нива», журнал «Архе») языков. В области лексики происходит активизация заимствований из польского языка (не обязательно исконно польской лексики), целью которой является овобождение белорусского языка от русизмов: амбасадор вместо пасол, мапа вместо карта, мурын вместо негр и т.д. Инновации в области словоизменения приводят к изменениям в системе склонения суб-стантивов (активная ликвидация грамматических чередований и специализация их как продолжение процесса унификации типов склонения по признаку рода). Имеют место окказиональные факты изменения парадигм отдельных лексем, связанные с переориентацией норм литературного языка с центральной полосы на западно-белорусские говоры, в меньшей степени русифицированные, т.е. «в большей степени белорусские». При этом не принимается во внимание фактор языковых контактов на пограничье. Предлагаемые изменения в области синтаксических норм не так многочисленны. В основном обсуждаются изменения в предложнопадежном управлении. Изме-нение способа управления в конструкциях с предлогом па (па + Д/М.) на унифицированные (па + М.): лит. размауляць па тэлефоне / тэлефону. Употребление форм дательного падежа недопустимо как русизм. Как русизм оценивается конструкция предложения с посессивным значением: У меня есть... Инновационная модель предполагает употребление только конструкции с глаголом мецъ; Я маю....
Н.В.Убыйвовк (8) исследует языковую ситуацию на территории Приднестровья, где проживает свыше 600 тыс. человек разных национальностей, преобладают русские, украинцы и молдаване, которых примерно одинаковое количество. Результаты анкетирования жителей Тирасполя и Бендер - самых больших городов Приднестровья - показали, что среди постоянных жителей-украинцев Тирасполя и Бендер только третья часть понимает украинский язык, свободно владеют им единицы, преимущественно это те, кто учился на Украине. Знание молдавского языка редко, несмотря на то, что молдавский язык был обязательным предметом в школах МССР. В больших городах Приднестровья отмечен
почти полный переход украинцев на русский язык, а среди молодежи его можно считать полным. В небольших городах и селах этот процесс менее заметен, но тоже происходит. Хотя сельские жители, особенно старшего и среднего возраста, еще владеют украинским языком, однако употребляют его в быту, в то время как в официальной ситуации пользуются русским языком. Таким образом, функции двух языков разделились: украинский язык - бытовой, русский - официальный. В результате сложилась своеобразная ситуация диглоссии, что приводит к обеднению украинского языка, к недостаточно глубокому владению русским. Человек в таких обстоятельствах в совершенстве не владеет ни одним языком. Вместо желанного двуязычия возникает «полуязычие» - сужение языковых возможностей. Важно и то, какой язык признается родным. Больше половины украинцев считают украинский язык родным, хотя и не все владеют им, остальные признают родным русский язык. Среди украинской молодежи преобладающая тенденция считать родным языком русский. На основе фактических различий русского и украинского языков была составлена анкета, на которую ответили студенты украинских групп филологического факультета. На основе этого анкетирования было установлено, что орфоэпические нормы украинского языка полностью не усвоены. Преобладающее большинство студентов, проживающих в городе, начали изучать украинский язык в школе. То есть для них родным языком является русский, а украинский существует как иностранный, усвоенный путем школьного обучения. Студенты из села лучше владеют украинским языком, но тоже нарушают литературные нормы, поскольку усвоили с детства его диалектно-русифицированную форму. В последние десять лет сделаны шаги по возрождению украинского языка в Приднестровье. В 1993 г. был принят закон о языках, который провозгласил официальный статус трех равноправных языков: русского, молдавского и украинского. В 90-е годы создаются общества украинской культуры, Союз украинцев Приднестровья, украинский язык начинает звучать на респуб-ликанском радио и телевидении. В Тирасполе открылся украинский лицей, в Приднестровском университете образуется кафедра украинской филологии, которая готовит учителей украинского языка и литературы. В Рыбнице издается украинская газета, открывается украинская школа. Во многих школах преподается украинский язык, открыты украинские классы, группы в детских садах.
Р.П.Усикова (9) пытается провести сопоставительно-типологический анализ особенностей русского и македонского языков в пара-
дигме «язык - словесность - культура - самосознание» (Н.И.Толстой), что предполагает и рассмотрение историко-литературно-языковых ситуаций, в которых происходило развитие этих языков. Современные национальные русский и македонский языки представлены одинаковой четырехчленной иерархической парадигмой стратов (идиомов): литературный (стандартный) язык - просторечие (субстандарт) - говоры - жаргоны. Но в русском языке эта парадигма возникла значительно раньше; в македонском же, например, субстандарт появился в конце 60-х - начале 70-х годов XX в., после того как кодифицированный «сверху» в 1945 г. литературный язык стал нормально функционировать в македонском обществе и развил функциональные стили. Современная парадигма македонской и русской словесности также схожа: художественная литература
- народно-городская литература - общенародный фольклор - социальный фольклор - литературное или фольклорное творчество индивида. При этом подчеркивается, что народный (главным образом крестьянский) фольклор на протяжении тысячелетия был главным достоянием культуры македонского этноса. При этом фольклорный язык постепенно получал некоторые наддиалектные особенности и сплачивал этот славянский этнос в культурологическом плане, а современная художественная македонская литература взросла на почве македонского фольклора. Парадигма современной культуры (Н.И.Толстой) представлена пятью компонентами: элитарная культура - городская низовая («третья») культура - традиционная народная (диалектная) культура - культура идиолектная. Эта культурная парадигма в наше время полностью соответствует русской ситуации. В македонской общенациональной культуре тоже появилась элитарная культура (словесность, музыка, изобразительное искусство); «третья» культура, как и идиолектная требует более детального исследования, а традиционная народная (фольклорная) культура по-прежнему развита и популярна. И для македонского, и для русского высшего страта указанных парадигм - литературного языка, художественной литературы и элитарной культуры характерны эпитеты «общий» и «общенациональный», что означает их объединяющее начало, но не обязательно воспри-нятость, используемость, употребляемость всей нацией. Для литературного языка, литературы и культуры определяющими являются признаки нормированности, наддиалектности, открытости, стабильности в противоположность признакам ненормированности, диалектности, закрытости, неста-бильности, характерных в той или иной степени для остальных стратов указанных парадигм. Четвертый компонент рассматриваемой
парадигмы - самосознание - имеет шесть стратов: 1) религиозное,
2) государ-ственное, 3) общеплеменное, 4) общенародное (среднеплеменное), 5) частноплеменное (местное), 6) индивидуальное. Религиозная и государственная принадлежность являются неэтническими показателями, хотя и оказывают на этнос сильное воздействие. Русские особенности четвертого компонента языковой и культурной парадигмы во всех его стратах рассмотрены Н.И.Толстым. Автор останав-ливается на македонской парадигме самосознания. С конца IX в. македонские славяне становятся христианами и с тех пор входят в православный славянский мир. Именно на основе некоторых диалектов македонских славян была создана Константином-Кириллом и Мефодием в IX в. славянская письменность. При более чем пятисотлетнем господстве мусульманской цивилизации Османской империи верность православной религии и культуре помогла сохраниться славянскому этносу Македонии. Религия и язык, функционировавший в Македонии у всех этносов в виде диалектов, создавали частноплеменное (местное) и индивидуальное самосознание (5-й и 6-й страты видов самосознания, по Толстому). Этническая принадлежность и идентичность выражалась племенными и местными понятиями «наш язык», «мы (я) из такого-то села (такой-то местности)» и общим понятием «мы христиане». В XIX в., некоторые представители немногочисленной македонской интеллигенции пытались создать общий для болгарских и македонских славян единый литературный болгарский язык на народной основе, нормируя его на базе своего родного, македонского, говора. Начало формирования собственномакедонского национального самосознания проявилось в последней четверти XIX в., а особенно ярко 100 лет назад во время Ильинденского восстания и в творчестве К.П.Мисиркова, создавшего в 1903 г. литературный македонский язык на основе центральных западных македонских говоров. Отсутствие собственной государственности мешало дальнейшему развитию этого процесса. Лишь с 1945 г. было введено обучение на только что кодифицированном македонском литературном языке. Типологически современный литературный македонский язык в синхронном плане характеризуется 1) близостью к единой диалектной базе, 2) близостью к языку фольклора,
3) отсутствием локальных вариантов, 4) стабильностью нормы,
5) функциональной поливалентностью (развитыми функциональными стилями), 6) отсут-ствием пуризма в области лексики и фразеологии. В диахроническом лингвистическом аспекте литературный маке-донский язык, в отличие от русского и болгарского, входит в так называемую группу
литературных славянских языков нового типа, вместе с сербохорватским, словацким и белорусским, так как характеризуется отрывом от церковнославянской книжной традиции и дистанцированием от соседних южнославянских литературных языков. Русский литературный язык типологически отличается от македонского тем, что опирается и на живой народно-разговорный язык, и на церковнославянские (южнославянские по происхождению) традиции.
Список литературы
1. Кровицкая О. Украинская историческая лексикография в социокультурном пространстве // Исследование славянских языков и литератур в высшей школе: достижения и перспективы: Информ. материалы и тез. докл. междунар. науч. конф., 21-22 окт. 2003 г. / МГУ им М.В.Ломоносова. - М., 2004. - С. 111-112.
2. Лифанов К.В. Восточнословацкий диалект в публикациях конца XIX - начала XX в. В США // Там же. - С.129-132.
3. Лучинская Е.Н. Новейшие лексические заимствования в современном болгарском языке // Там же. - С.132-134.
4. Макарова И.Д. Словенская языковая ситуация: литературный стандарт и вариативность разговорной речи: (На материале разговорной речи Любляны) // Там же. - С. 138-140.
5. Некрашевич-Короткая Ж. Лингвонимы восточнославянского культурного региона: (Исторический обзор) // Там же. - С.149-153.
6. Плыгавка Л.Л. Белорусский язык в Литве: социолингвистический аспект // Там же. - С.164-167.
7. Потехина Л.А. Обучение белорусскому языку в условиях белорусско-белорусского двуязычия // Там же. - С. 170-174.
8. Убыйвовк Н.В. Украинский язык в Приднестровье// Там же. - С.217-219.
9. Усикова Р. П. Некоторые сопоставления типологии македонского и русского литературного языков в аспекте историко-литературно-языковых ситуаций // Там же. - С.219-223.
О.К.Клименко
