CC BY
20
Среди менее многочисленного арабского населения этого региона активную политическую агитацию вели радикальные исламисты. На первых выборах в 1991 г. ИФС получил 26,8% голосов в этом регионе (с. 58).
В целом М.Хашемауи определяет алжирского депутата как «агента с клиентелистским мышлением и посредническими функциями, которые навязываются ему определенной социальной группой» (с. 62). Для участия в выборах такой кандидат использует все возможные связи (местные, племенные, региональные, религиозные, этнические, языковые), может примкнуть к любому политическому движению, использовать любые способы и связи.
На основе проведенных опросов автор делает вывод о том, что депутат может принадлежать к любой партии, но его деятельность определяет клиентелистский подход. Депутат Н.А.Хаммуда, от ви-лайи Гизи-Узу, сказал, что при разрешении возникающих проблем он использует свои собственные возможности и связи, так как «парламентские методы контроля совершенно неэффективны. Если ты обращаешься письменно или устно к министру или какому-либо ответственному лицу, запрос остается без ответа. Я сам знаю, будучи административным лицом, что личные отношения лучше, чем правовые» (с. 68).
В заключение М.Хашемауи еще раз подчеркивает, что анализ выборов 1997 г. и проведенного опроса позволяет сделать вывод о том, что «государственный и общественный клиентелизм являются двумя сторонами одного феномена.. , они дополняют друг друга, являясь продолжением один другого» (с. 70).
В. И. Комар
2004.03.036. КУПЕР М. НАСЛЕДИЕ АТАТЮРКА: ТУРЕЦКИЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СТРУКТУРЫ И ВЫРАБОТКА ПОЛИТИЧЕСКОГО КУРСА.
COOPER M. The legacy of Ataturk: turkish political structures and policy-making // Intern.affairs. - L., 2002. - Vol.78, N 1. - P. 115128.
По мнению М.Купера, Турцию, созданную Ататюрком в период между двумя мировыми войнами, нельзя рассматривать как некую замену рухнувшей Османской империи. Возникло государство, в основу которого легло новое понимание национальной идентичности - принадлежность к «турецкой общности» («turkishness»). Пол-
103
2004.03.036
ный отказ от османской модели был сформулирован Народно-республиканской партией в 1931 г. в виде шести основных принципов: национализм, народность, республиканизм, революционность, светскость и этатизм. Становлению национального государства способствовали неприятие мусульманской религии как основы власти и повсеместное внедрение турецкого языка. Несмотря на призывы взять все лучшее из достижений Запада и на сознательное сужение культурных контактов с Азией и исламским миром, основатели республики не ставили перед собой задачу построения государства западноевропейского типа. Предполагалось, что Турция должна получить современное, но свое особое лицо.
Новый режим стремился опереться на поддерживаемую исключительно государством прочную индустриальную базу, причем главные усилия направлялись на создание новых предприятий. Возможность национализировать уже существующие производства игнорировалась. Очевидно, что стратегия турецкого руководства вырабатывалась под впечатлением от экономических катаклизмов, пережитых западной экономикой в период между мировыми войнами. Не последнюю роль играли опасения, что частные предприниматели не способны накопить достаточно средств для развития крупного производства. Кемалисты к тому же явно были знакомы с опытом индустриализации в СССР, о чем свидетельствует принятие в 1933 г. собственного пятилетнего плана развития промышленности. Идейным стержнем экономической политики основоположников республики являлся «этатизм» — официальная доктрина, в которой «концентрировались представления кемалистов о государстве и о методах государственного руководства» (с. 117).
М.Купер выделяет два момента, существенных для понимания особенностей современной экономики Турции. Прежде всего, кема-листы, склонные к изоляционизму, ставили цель заложить фундамент самодостаточного хозяйства, исходя при этом отчасти из националистических соображений. Как следствие, в руках государства постепенно сосредоточилась тяжелая промышленность, требующая крупных капиталовложений и зачастую малоэффективная. Кроме того, политика индустриализации была обусловлена социальной составляющей кемалистской идеологии - стремлением создать занятость и обеспечить относительное благосостояние населению по всей стране (что отразилось, в частности, на выборе мест под строительст-
во объектов без учета природных ресурсов, возможностей транспорта и потребительского рынка). Сохранение до настоящего времени широкой сети нерентабельных объектов — есть свидетельство устойчивости определенной кемалистами системы приоритетов. Пока в административном аппарате и в сознании населения сохраняются представления об ответственности государства за общее экономическое благо, руководству страны чрезвычайно трудно решаться на применение таких стандартных, но болезненных процедур, как приватизация или ликвидация предприятий и рационализация производства.
Вследствие затянувшегося кризиса турецкой экономики открытое противодействие мерам по приватизации стало постепенно ослабевать, и большинство политических партий в настоящее время ставят вопрос о необходимости ограничения госсобственности. Однако действующее законодательство серьезно ограничивает возможности реализации приватизационных программ. Многие инициативы такого рода уже были приостановлены или отклонены в судах. Проблема обостряется еще больше, когда встает вопрос о передаче собственности в руки иностранцев. Националистически настроенные и склонные к популизму турецкие политики больше всего боятся обвинений в том, что приватизация может угрожать национальным интересам и благосостоянию народа. Как следствие, «правительства избегают радикальных шагов в области реформирования экономики, даже если страна при этом рискует лишиться иностранной финансовой помощи, от которой она все больше зависит» (с. 123).
Главными защитниками государства кемалисткого образца до сих пор остаются турецкие военные. Во второй половине XX в. они четырежды открыто вмешивались в политику и изменяли ход событий. В большинстве стран подобная тенденция расценивалась бы как чрезвычайно опасная, и после реставрации гражданской власти были бы немедленно приняты меры к обузданию активности военных. Однако турецкая армия после каждого выступления (или угрозы выступить) сохраняет авторитет и остается одним из наиболее уважаемых общественных институтов. Офицерский корпус, некая малочисленная и обособленная элита, сознательно дистанцируется ог многих проблем гражданской жизни. Однако армия как таковая является в Турции важной структурой, сохраняющей тесные связи с населением. На действительной военной службе одновременно находятся около 600 тыс. человек, а с учетом резервистов и жандармерии этот показа-
105
2004.03.036
тель увеличивается в два раза, Таким образом, через военный призыв проходит значительная часть мужчин, и в период несения службы им целенаправленно внушают представление о том, каким должно быть государственное устройство.
В то время как репутация турецкой армии остается незапятнанной, общество по-прежнему настороженно относится к политическим партиям, которые в сознании граждан ассоциируются с коррупцией, непоследовательностью и ненадежностью. В каком-то смысле постоянное ощущение присутствия армии за кулисами политической сцены при слабости и невысокой популярности партий -две стороны медали, и именно такая конструкция лучше всего соответствует представлениям Ататюрка о турецком государстве.
Армия - наиболее очевидный, но не единственный страж ке-малистского наследия. Бюрократия и, в частности, судейский аппарат демонстрируют способность защищать незыблемость системы не менее рьяно, чем военные. Сама политическая эффективность выступлений армии определяется тем, что «она действует в широких рамках институтов и идей, поддерживающих существующий строй» (с. 122).
М.Купер отмечает, что военные, пестуя свой образ защитников отечества, не вмешиваются в те области, которые, с их точки зрения, не таят в себе опасности для устоев режима. Так, например, они никак не реагируют на неэффективную политику руководства страны в области экономики. Характер военного переворота 1980г. показывает, что он был направлен исключительно на преодоление политической нестабильности и обуздание насилия. Вмешательство же армии в 1997 г. оказалось спровоцированным отнюдь не беспомощностью череды коалиционных правительств или скандалами, связанными с фактами коррупции в высших эшелонах власти. Жесткий нажим, оказанный на правительство Н.Эрбакана, объяснялся тем, что «политика ползучей исламизации, которую проводила возглавляемая им коалиция, представлялась покушением на светскую республику» (с. 120).
В вопросах внешней политики влияние армии на выработку решений ощущается так же, как и во внутренних делах, с той лишь разницей, что ее право влиять на внешнюю политику оспаривается еще реже. М.Купер отмечает способность турецких военных придавать особое значение тем проблемам внешней и внутренней полити-
ки, которые являются зеркальным отражением друг друга. Во времена «холодной войны» угроза, исходящая от СССР, связывалась с опасностью распространения коммунистической идеологии внутри страны. В настоящее время в качестве новой пары врагов режима выступают воинствующий ислам, распространенный в соседних с Турцией государствах, и растущее влияние исламистов в Турции. Охраняя основы власти, турецкие военные демонстрируют известную гибкость, и их позиция может кардинальным образом меняться в зависимости от изменения характера угрозы. Именно военные после переворота 1980 г. активно продвигали идею обязательного изучения ислама в школах, видя в этом способ противодействовать идеологическим влияниям извне. Выступление армии в конце 90-х годов показало, что в данном случае она считала своей главной задачей сдерживать мусульманское влияние, защищая светское государство.
На Западе, пишет в заключение М.Купер, часто недооценивают тот факт, что во внешнеполитической и внутренней жизни Турции сохраняется влияние наследия Ататюрка. Только состояние турецкой экономики, этой ахиллесовой пяты государства, где кемалистское наследие является источником беспорядка, неразберихи и неэффективности, может дать необходимый толчок к началу перемен. «Если концепцию турецкой политики можно изменить, то лучше всего это сделать, так как страна больше не в состоянии выносить несбалансированность экономики» (с. 128).
Н.Б.Шувалова
2004.03.037. МАГДАБЕЛО Дж.О. РЕЛИГИОЗНАЯ ПОЛИТИКА В НИГЕРИИ.
MAGDABELO J.O. The politics of religion in Nigeria // World affairs. -New Delhi, 2003. - Vol. 7, N 2. - P. 70-94.
Этническая пестрота — лишь один из факторов разобщенности нигерийского общества. Другой фактор — соперничество двух религий — христианства и ислама, часто переходящее в вооруженное противостояние. За последние 20 лет нигерийское правительство, вопреки заявленному в Конституции секуляризму, стало «в высшей степени религиозно ориентированным» (с. 71).
Автор полагает, что новый мощнейший всплеск религиозных раздоров возник во время правления генерала Бабангиды, «благоволившего исламу, внедрявшего его нормы и продвигавшего мусульман
