CC BY
203
ДРЕВНИЙ МИР
2004.01.003. ТУМАНС Х. РОЖДЕНИЕ АФИНЫ. АФИНСКИЙ ПУТЬ К ДЕМОКРАТИИ: ОТ ГОМЕРА ДО ПЕРИКЛА (УШ-У ВВ. ДО Н.Э.) / Под ред. Фролова Э.Д. - Св.: Гуманитарная Академия, 2002. - 544 с. - Библиогр.: с. 523-539.
Монография профессора Латвийского университета Х.Туманса посвящена истории возникновения афинской демократии, рассматриваемой как комплексный процесс, в котором слились не только социальные и политические, но также и культурные явления. При этом автор исходит из того, что всякая культурная, политическая и социальная деятельность опирается всегда на набор определенных стереотипов мышления, своего рода образцовых моделей. Поэтому, как отмечает сам исследователь во введении, «в методологическом отношении работа строится таким образом, что сначала выявляются основные религиозные, культурные, социальные и политические модели древних греков в самую раннюю эпоху, доступную изучению, а затем прослеживается их развитие и влияние на политическую историю вплоть до возникновения демократии в Афинах» (с. 27). Соответственно, хронологические рамки работы охватывают период от XI до середины У в. до н.э.
Глава I посвящена так называемой «гомеровской эпохе» (Х1-У111 вв. до н. э.), в рамках которой по археологическим материалам выделяются два больших периода: «темные века» (1125-900 гг. до н.э.) и «геометрический» (900-700 гг. до н.э.), названный так по типу орнамента керамической посуды. Данные археологии, пишет автор, позволяют говорить о континуитете населения Аттики в течение всего послемикенского времени вплоть до эпохи архаики. Формой его организации в «темные века» были мелкие, малодифференцированные общины. Однако уже в «геометрический» период наблюдается рост уровня благосостояния и консолидации афинской знати, а сами Афины ко второй половине VIII в. до н.э. становятся ведущим культурным центром Греции. Но уже к концу этого столетия наступает резкий спад: инвентарь погребений заметно беднеет, постепенно отмирает и геометрическое искусство. И в следующем столетии Аттика оказывается на периферии культурного развития Греции. В целом, однако, отмечает Х. Туманс, археологические источники мало что дают для понимания истории Аттики в «гомеровскую эпоху» (с. 33).
Гораздо более детальная картина гомеровского общества содержится в эпических поэмах, основной материал которых большинство специалистов датируют временем самого Гомера и немного ранее, т.е. концом IX - концом
VIII в. до н.э., при том, что довольно много описаний могут быть отнесены к еще более раннему времени, к X и даже к XI вв. до н.э. (с. 39-40).
В соответствии с принципиальной установкой своего исследования на приоритет культурно-идеологического фактора в историческом процессе рассмотрение гомеровского общества автор начинает не с анализа социальных структур, а с реконструкции эпического мировоззрения. Отличительной особенностью последнего, как показывает он, является антропоцентризм. Внимание Гомера, пишет Х.Туманс, обращено преимущественно на человека, на мир людей, а не на мир богов. Более того, мир богов у него характеризуется отсутствием ясных моральных и этических принципов. Боги Гомера аморальны и ни в коей мере не могут служить нравственными образцами для людей. На этом фоне в позднейших слоях эпоса заметна активизация поисков морального начала в мире, результатом которых становится создание Гомером законченной модели идеального человека, служившей образцом для множества поколений древних греков. Центральное место в ней занимает понятие доблести, а религиозной основой ей служит благочестие, понимаемое как подчинение воле богов (с. 51). Однако отсутствие ясной концепции о загробной судьбе и посмертном воздаянии неизбежно порождало представление о том, что все ценное для человека заключено в этой, земной жизни. Поэтому, пишет Х.Туманс, система ценностей гомеровских греков «посюсторонняя» и ориентирована на материальные, земные блага. Все это, отмечает он, создавало предпосылки для последующей секуляризации греческой культуры.
При описании социальной организации гомеровских греков в эпосе, как показывает Х.Туманс, обнаруживаются две противоположные тенденции или идеологические модели, породившие в науке полярные концепции об уровне социального развития гомеровского общества и о статусе в нем аристократии. С точки зрения автора, обе эти тенденции отражают реальность, но реальность разновременную (т.е. различные стадии социогенеза). Первая из них (условно «примитивизирующая» или «эгалитарная») соответствует условиям XI и X столетий «темных веков». На первое место в ней выдвигается принцип «равных возможностей», когда каждый (теоретически) может добиться высокого общественного статуса: что означает потенциальное равенство всех общинников. Другая тенденция, более поздняя (условно «героическая» или «элитарная»), берет начало в эпоху самого Гомера, т.е. в VIII в. до н.э. Она возносит сильную аристократическую личность над коллективом и даже ставит волю такой личности выше воли большинства. Определяющим принципом этой модели было: «лучшему - лучшая доля», на основании которого строилась иерархическая лестница и формировалось социальное неравенство.
Право на власть признавалось за «лучшими», харизматическими лидерами, доказавшими свое превосходство и свою харизму.
Обе указанные тенденции столкнулись в эпоху Гомера и в дальнейшем, породив целый узел противоречий, определяли весь ход исторического развития Греции (с. 96, 101-103).
Таким образом, пишет автор, VIII столетие до н.э. явилось переломным периодом. Оно ознаменовалось кардинальными переменами в культурной и социально-политической сферах (распространение письменности, формирование государственности и т.д.). По существу, это было второе рождение цивилизации на земле Эллады, в силу чего за данной эпохой в литературе закрепилось название «греческого Ренессанса» (глава II). Символом нового времени стал младший современник Гомера - беотийский поэт Гесиод. Но если эпические поэмы Гомера целиком обращены к идеализированному героическому прошлому, то творчество Гесиода отражает современную ему приземленную повседневность. В противовес гомеровской героической морали аристократии Гесиод выдвигает «бюргерскую, мещанскую систему ценностей и идеологию крестьянства». Самое существенное в ней то, что статус человека добывается теперь богатством, а торговля признается вполне достойным занятием (с. 113-115).
На территории Аттики главным итогом VIII в. до н.э. стало, с одной стороны, упразднение древней харизматической царской власти, а с другой -завершение начавшегося еще в X в. процесса синойкизма, т.е. объединения локальных центров вокруг Афин. Впрочем, как отмечает автор, фактически власть царя не была отменена, а произошло лишь распределение его полномочий среди выборных должностных лиц. Одновременно и древний, доисторический совет старейшин, Ареопаг, трансформировался в государственный орган с четко определенными функциями и системой комплектования. Так в Афинах установилась аристократическая республика (с. 130-132).
Эти перемены, пишет Х.Туманс, имели принципиально важное значение, поскольку означали начало перехода от древней харизматической власти к власти нормативной, подчиняющейся человеческим законам (с. 147).
Синойкизм, в свою очередь, означал создание территориального и культового единства и сопровождался перенесением локальных родовых культов на афинский акрополь, ликвидацией всех местных советов, властей и пританеев и учреждением только одного совета и одного пританея в Афинах. При этом, как подчеркивает автор, создание единственного на всю страну пританея имело глубокое религиозное и символическое значение. Пританей всегда считался сакральным центром власти, и в нем находился главный очаг всей общины (государства), которая в сознании греков была тождественна по своей религиозной сути семье, сакральной основой которой также служил очаг. Синойкизм, следо-
вательно, воспринимался как слияние малых «общин-семей» в одну большую «семью-государство». Тем самым достигалось культовое родство кровно не родственных жителей страны, связанных теперь принадлежностью к общему «семейному» очагу (с. 144-146).
Таким образом, отмечает автор, в процессе политического устройства афинского государства первостепенную роль играла древняя религиозно-идеологическая традиция, опора на которую способствовала легитимизации нововведений. Но при этом сама традиция подвергалась рационализации и приспосабливалась к нуждам своего времени, что означало появление наряду с мифологическим рационально-логического мышления (с. 148).
Наилучшим выразителем мироощущения следующего, VII столетия до н.э. (глава III) является лирическая поэзия - новый жанр греческой литературы, пришедший на смену быстро угасшему после поэм Гесиода эпосу. В новой поэзии антропоцентризм, характерный уже для эпоса, нашел наконец-то свое окончательное выражение. Главной ее темой стал мир душевных страстей и переживаний самого индивида, в гуще которых он оказался, утратив сакрально-мифологическое мировосприятие. Мир в его глазах перестал быть целостным и гармоничным. Отсюда явный упадок моральных идеалов и потеря жизненных ориентиров. Основными ценностями стали теперь не воинская доблесть, а богатство и красивая жизнь. Причем богатство стало внешним показателем высокого статуса, а его демонстрация - способом социального самоутверждения аристократии. Но именно в этом и скрывалась главная угроза для нее, поскольку основными источниками богатства в рассматриваемый период все больше становились не земельные владения, а ремесла и особенно морская торговля. В результате аристократия постепенно утрачивала монополию на богатство, а следовательно, и монополию на высокий статус, которые становились доступными предприимчивым людям из низов (с. 160-161).
Падению могущества аристократии способствовала и революция в военном деле - создание гоплитской фаланги - боевого строя, объединившего в своих рядах всех способных приобрести тяжелое вооружение и исключавшего возможность демонстративных проявлений личной доблести, всегда служивших главным инструментом легитимации аристократического статуса. Фаланга стала военной основой классического греческого полиса, своеобразной проекцией его социальной структуры в военную сферу. Она уравняла простого гоплита и аристократа, превратив каждого воина во взаимозаменяемую единицу с унифицированным вооружением и подчиненную общей дисциплине. Это, пишет автор, была победа коллектива над личностью и одновременно победа полиса с его идеей коллективизма и равноправия (с. 179).
Аттика в рассматриваемый период отставала в своем развитии от наиболее передовых полисов Греции. Традиционная аристократия удерживала
здесь прочные позиции, о чем, в частности, свидетельствует неудачная попытка государственного переворота, предпринятая олимпийским победителем Килоном. Однако, возможно, последствия этого события, вызвавшего многочисленные акты кровной мести на почве обострения межродовой вражды, инспирировали, как полагает автор, запись обычного уголовного права, предпринятую архонтом Драконтом предположительно в 621 г. до н.э. И хотя законы Драконта были вполне традиционны, сам факт их записи ознаменовал начало новой фазы политического развития - переход к фиксированным правовым отношениям в обществе (с. 195-198).
Глава IV «Афинские перспективы на рубеже УП-УТ вв. до н.э.» посвящена анализу острого социального кризиса в Аттике в этот период и реформ Солона, проведенных с целью его урегулирования. Не отрицая факты обнищания части населения, остроты долгового вопроса и проблемы долгового рабства, автор тем не менее видит истоки кризиса преимущественно в ментальной сфере афинского общества, в столкновении двух противоположных идеологических моделей -эгалитарной, порожденной традиционным общинным сознанием, и элитарной, которая отражала новую социальную реальность, не соответствующую уравнительным идеалам массы рядовых афинян, что подтверждают выдвигаемые требования не только отмены долгов, но и передела земли (с. 224).
На основе указанных моделей сформировались две концепции уравни-тельства: эгалитарное («демократическое») равенство «по количеству» («всем все поровну») и элитарное («иерархическое») равенство «по достоинству». Эта последняя модель предполагала равенство только между равными по качеству, т.е. «лучшие» равны между собой, а «дурные» - между собой. При этом, как отмечает автор, идея равенства у греков всегда была тесно связана с распределением, но распределением двоякого рода. Аристократы говорили в основном о распределении почестей и о своем исключительном праве на руководство («по праву лучших»), а простой народ - о равном распределении материальных благ (с. 229).
Таким образом, в Афинах в начале VI в. до н.э. впервые заявила о себе «демократическая» социальная модель, провозглашавшая в качестве способа разрешения кризиса возврат к доисторическому равенству. Она сразу же столкнулась с другой, аристократической моделью, утверждавшей иерархическую структуру общества, где каждому отводилось место в соответствии с его доблестью, уже давно превратившейся в наследственный статус. Фактически, пишет автор, речь шла о двух возможных путях развития - демократическом или олигархическом, - хотя, разумеется, вопрос о демократии тогда еще не стоял (с. 231).
Анализ взглядов самого Солона, насколько позволяют судить о них сохранившиеся отрывки его поэтических сочинений, а также характер осуществленных им преобразований, показывает, что он не только не был «прародителем» афинской демократии (вопреки сложившемуся в IV в. до н.э.
представлению о нем), но и вообще не разделял идей политического равноправия. Как подчеркивает автор, Солон был сторонником аристократической идеологии и занимал консервативную социальную позицию. Его идеалом была иерархическая модель общества, в котором власть принадлежит «лучшим». Воплощением этого идеала явилась созданная реформатором «тимократическая» (т.е. цензовая) система, установившая иерархическое деление общества «по достоинству». Примечательно, что рейтинг имущественных разрядов в ней определялся в мерах сельскохозяйственных продуктов, а не в деньгах. Тем самым ограничивались политические права разбогатевших торговцев и ремесленников и закреплялось преимущество земельной аристократии. Этот факт, наряду с отказом от передела земли, лишний раз демонстрирует консерватизм мировоззрения Солона и опровергает укоренившееся в научной литературе мнение, будто Солон цензовой реформой сознательно произвел революцию и разрушил самые основы аристократического государства (с. 245).
В главе V рассматриваются тенденции культурного развития Греции в VI в. до н.э. Кризис традиционного мировоззрения в это время вызвал заметные сдвиги в духовной и этической сферах. Среди многообразных идейных течений автор выделяет три важнейших направления духовных исканий: 1) путь иррационального постижения мира и божества (мистицизм); 2) путь рационального познания мира (философия) и, наконец, 3) путь синтетический, стремящийся совместить в познании мира разум и чувства, мистику и философию. Все три течения, отмечает Х.Туманс, были вызваны очевидной недостаточностью официальной олимпийской религии, не способной более удовлетворять растущие духовные потребности человека (с. 272). Но если мистицизм представлял собой достаточно асоциальное течение, ставившее принадлежность к кругу «посвященных» выше политических и гражданских связей, то нарождавшаяся тогда же новая гражданская этика, напротив, ориентировала человека на коллективную жизнь и общественные идеалы. Человек здесь представлялся, прежде всего, членом полисного коллектива и должен был осознавать свою ответственность перед обществом (с. 283).
Расшатывание традиционных устоев отразилось и в искусстве. «Искусство, - пишет Х. Туманс, - начало постепенно отдаляться от религии и профанизи-роваться. Целью художников стало теперь не выражение сакральной идеи через внешний образ, а уподобление некогда сакрального образа профанным человеческим формам. На первый план выходила эстетическая красота, а не его религиозная идея. Это, - заключает автор, - свидетельствует об утрате прежнего религиозного мироощущения» (с. 284).
Глава VI посвящена проблеме афинской тирании. В современной историографии, пишет автор, доминирует негативная оценка этого явления, которая явно несет на
себе идеологический отпечаток неприязни к любым формам единоличной власти. Однако разобраться в сути данного феномена можно лишь отказавшись от современных политических стереотипов, рассматривая его в контексте ментальных условий того времени.
Само слово «тирания» в архаическую эпоху отнюдь не имело еще однозначно негативного смысла и означало главным образом единоличную харизматическую власть, приобретенную силой и при поддержке простого народа, легитимированную божественной волей и оформленную как возрожденная древняя царская власть. К тирании стремились многие честолюбивые аристократы, а негативное отношение к ней происходило из среды конкурирующей, потерпевшей поражение группировки знати.
В Афинах общественное мнение уже во время архонтства Солона было настроено в пользу тирании, в которой многие видели средство разрешения насущных социальных проблем. В период после солоновских реформ, которые в силу своей умеренности не удовлетворили ни одну из враждующих группировок, борьба между «старой» аристократией, возглавляемой Ликур-гом из рода Этеобутадов, и «новой» знатью, лидером которой был Алкмеонид Мегакл, возобновилась с новой силой. В результате власть оказалась в руках другого аристократа, Писистрата, возглавившего народную «партию», т.е. в основном малоимущее сельское население. В глазах народа он обладал исключительной харизмой как потомок рода древних афинских царей и как блестящий военачальник и, следовательно, имел полное право претендовать на верховную власть. Поэтому, как подчеркивает автор, нет оснований утверждать, что власть Писистрата опиралась на вооруженное насилие над народом и была нелегитимной. С позиций своего времени она была даже более легитимной, чем любая государственная должность, так как источником ее была воля народа и санкция божества (с. 308-316).
Став тираном, Писистрат не просто имитировал восстановление древней царской власти, но и развернул широкую религиозную пропаганду, которая изображала его богоизбранным царем, героем-полубогом. При этом сохранялись и продолжали действовать все полисные институты, хотя и под контролем тирана. Своей политикой, отмечает Х. Туманс, Писистрат, фактически, продолжил дело Солона, реализовав на практике солоновский идеал «золотой середины», т.е. социальной меры в отношениях между сословиями. Отсюда позитивный образ Пи-систрата в античной традиции, время правления которого ассоциировалось с «золотым веком» (с. 346-349). В то же время, полагает автор, афинская тирания «была попыткой повернуть историю вспять». «Это было искусственное воскрешение отжившей формы власти» и «последняя в афинской истории масштабная попытка противопоставить традицию новому времени и харизму закону» (с. 369).
В заключительной главе (VII) рассматривается процесс формирования в Афинах демократического строя в период от структурного преобразования афинского полиса Клисфеном до падения могущества аристократического Совета Ареопага в результате реформы Эфиальта. Само рождение демократии, с точки зрения автора, явилось результатом двух революций: культурной, т. е. мировоззренческой, и политической, протекавших параллельно и в тесной взаимосвязи. Их итогом стала демифологизация общественного сознания и секуляризация власти. Традиционная олимпийская религия утратила свое влияние, превратившись в пустую формальность. Сознание лишившихся религиозности людей определяли теперь атеизм, релятивизм и скептицизм. Соответственно, и сфера политической деятельности оказалась десакрализованным пространством, что и сделало возможным возникновение демократии как типа власти, основанной не на божественной харизме, а на праве и политических институтах. Ее теоретической основой стала эгалитарная модель «равенства по количеству». Таким образом, отмечает автор, демократическая идея в Афинах по сути явилась переработанным (т.е. переведенным с языка мифа на язык политической идеологии) «вторым изданием» древней общинной социальной модели. Реальность, однако, была отмечена развитием частной собственности и связанного с этим социального неравенства. Демократия, разумеется, не могла восстановить мифическую «общность владения» (хотя практика общественных литургий тоже была своеобразной формой реализации общинного равенства), но она ввела политическое равенство всех граждан независимо от происхождения и материального достатка, а также стремилась с помощью законов поставить под контроль процесс имущественного расслоения. Это была попытка совместить принцип общинного равенства с принципом частной собственности. Несовместимостью этих принципов, с точки зрения автора, и объясняется внутренняя слабость афинской демократии, политическая система которой вскоре после своего создания вступила в стадию хронического кризиса (с. 497).
А.Е.Медовичев
