CC BY
18
2003.04.051-052. СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ЯПОНИИ.
2003.04.051. НИХОННО РЭКИСИ СЯКАЙГАКУ / Цуцуи Киётада хэн. — Токио: Иванами сётэн, 1999. — 15,338 с. — Япон. яз. Историческая социология Японии.
2003.04.052. TSURUMI KAZUKO. A theory of endogenous development with reference to Japan/ Home bound. — Tokyo, 1992. — P. 99—109.
«Историческая социология Японии» (051) представляет собой коллективную монографию японских социологов, рассматривающих работы ведущих японских философов, этнологов и социологов ХХ в. В ней приводятся краткие биографии ученых, дается изложение и оценка их важнейших (с точки зрения исторической социологии) работ.
Редактор сборника Цуцуи Киётада (Киотоский университет) определяет историческую социологию как науку о «социологических явлениях в исторических координатах» (051, с. 11). В истории этой науки в Японии он выделяет два периода — довоенный и послевоенный, причем многие исследования выполнены специалистами из других областей социологии и даже других социальных и гуманитарных наук.
К числу наиболее значительных работ довоенного времени относится книга крупнейшего японского социолога Аруги Кидзаэмона (1897—1969) «Семейная система и арендная система Японии»^ (1943). Работа Аруги, по его собственному определению, была попыткой подойти к социальным процессам в Японии с «третьей позиции», в отличие от позиции японской «школы Кодзаха», видевшей в отношениях между собственником и арендатором земли в Японии нового времени пережиток феодализма, и от позиции «школы Роноха», находившей в них своеобразную форму капиталистических отношений. Аруга связывал специфику социальных отношений в Японии с системой личных отношений между главной и боковыми семьями в японской семейной группе «додзокудан». Он считал, что эти отношения из расширенных семейных групп были перенесены на другие формы отношений в Японии, ставших производными от фиктивных
1( Аруга Кидзаэмон. Нихон кадзоку сэйдо то сёсаку сэйдо. — Токио, 1943. — Япон. яз.
отношений родства в «додзокудан». Как отмечает автор статьи об Аруге и его книге социолог Нодзаки Кэнъя, в «исследованиях Аруги, оказавших большое влияние на теории «нихон бунка рон» и «нихон сякай рон», содержалось много полезного для развития историко-социологических исследований» (051, с. 101). Теория Аруги стала «академической основой» для многих послевоенных исследований о японской социальной специфике. В послевоенное время в Японии появилось несколько заметных работ по исторической социологии: «Семейнообразная структура японского общества»^ Кавасимы Та-кэёси, «Эколого-исторический взгляд на цивилизацию»2) Умэсао Та-дао, «Общество иэ как цивилизация»3) Мураками Ясусукэ, Кумона Сюмпэя и Сато Сэйдзабуро.
Согласно Кавасиме, особенностью японского общества является воспроизводство семейных отношений на всех его уровнях и создание таким образом «квазисемейной системы» (гидзи кадзоку сэйдо). Эта система и семейнообразные социальные отношения закрепились в таких формах социальной организации, как клан, клика (бацу), в патерналистских отношениях «оя бун — кобун», а также в системе пожизненного найма на японских предприятиях. Семейный принцип организации социальных отношений, базирующийся на конфуцианских нормах, был использован и на уровне идеологии в период Мэйдзи (1868—1911). Благодаря сохранению «квазисемейности» даже в индустриальные времена не ослабевало чувство принадлежности японца к группе, и он не испытывал отчуждения.
Работа Умэсао Тадао основывалась на новом, функционально-экологическом подходе к типологии цивилизации и истории Евразии. Отказавшись от старой типологической схемы Восток-Запад, он выдвинул предположение, что более обоснована типология на основе функциональной адаптации народов и обществ Европы и Азии к экологическим и историческим факторам их существования. Для Старого света «экологическим экватором» стал «аридный пояс», протянувшийся с северо-востока на юго-запад и представляющий собой трудный для существования человека пояс земли. Близкие к нему
1) Кавасима Такэёси. Нихон сякай-но кадзокутэки косэй. - Токио, 1948. -Япон.яз.
2) Умэсао Тадао. Буммэй - но сэйтай си кан. - Токио, 1987.
3) Мураками Ясусукэ, Кумон Сюмпэй, Сато Сэйдзабуро. Буммэй тоситэ-но иэ сякай. - Токио, 1979. - Япон. яз.
районы континента являются источниками постоянной неустойчивости и нестабильности, в то время как расположенные в удалении от него районы (а это Западная Европа и Япония) развиваются стабильно и последовательно. Они являются зонами «аутогенного развития» с логической стадиальностью, в то время как на пространстве между ними господствует «гетерогенный тип» развития. С этим обстоятельством связаны общность в историческом развитии Японии и Западной Европы и их отличие от остальных стран Евразии.
Известный социолог Цуруми Кадзуко (052) излагает свою теорию «эндогенного развития», опираясь на исследования основоположника японской этнографии и этнологии Янагиты Кунио (1875— 1962).
Теория модернизации (М) возникшая и концептуально оформившаяся на Западе, рассматривает США, Великобританию и другие западные страны как модели эндогенного развития (ЭР), как творцов этой модели в целом, отводя другим странам, в том числе Японии и Китаю, роль государств, позднее вставших на путь М и вынужденных в силу этого заимствовать модели развития у Запада (этот тип развития автор называет «экзогенным»). Концепция «однолинейного прогресса», лежащая в основе теории М, подверглась острой критике и переоценке в начале 70-х годов ХХ в. в связи с обострением экологического кризиса и осознанием растущего неравенства между Севером и Югом.
На этом фоне возникла идея «альтернативного развития», получившая свое воплощение в представленном в 1975 г. ООН Фондом Дага Хаммершельда докладе «Другое развитие». В том же году автор статьи впервые использовал термин ЭР, который во многом совпадает содержательно с понятием «альтернативное развитие», но в отличие от него более акцентирует внимание на субъективном факторе и роли народа как субъекта культуры в определении своих целей и направления развития в локальных общностях. По мнению Цуруми, элемент «эндогенности» имел важное значение не только в странах-пионерах М, но и в странах с ее более поздним развитием. Теорию ЭР от теории М отличают: 1) признание единицей М не общества в целом, в своих границах совпадающего с нацией-государством, а более мелких, чем нация-государство, локальных общностей с относительно единым экологическим фоном; в теории М сам процесс М рассматривается как централизованная модель развития, в теории ЭР
речь идет о децентрализованном развитии; 2) если основным показателем развития в теории М является экономический рост (рост ВНП), то в теории ЭР им становится человеческое развитие (human development), а экономический рост признается одним из условий его реализации; 3) в отличие от теории М, игнорирующей экологический фактор, в теории ЭР экологическая интегрированность и гармония человека с природой являются основными требованиями развития; 4) если в теории М агентами М выступают политическая и индустриальная элиты, то агентами ЭР признаются жители локальных общностей, чья творческая деятельность определяет цели и курс развития: это приводит к мультипликации моделей, а не к созданию единственной модели развития, как в теории М; 5) согласно теории М доинду-стриальные традиции должны быть как можно скорее устранены; по теории ЭР доиндустриальное наследие должно быть сохранено народом как средство для исправления и устранения негативных последствий М; 6) западные страны, чей опыт развития составляет основу теории М, имеют общее духовное наследие, каковым является христианство; теория ЭР основывается на опыте незападных стран и поэтому не может обращаться к единому духовному наследию, а должна оперировать различными духовными наследиями, включая буддизм, индуизм, конфуцианство, даосизм, ислам, анимизм, шаманизм, христианство, у каждого из которых свои взгляды на природу, на отношения человека к природе и людей между собой; это духовное и религиозное многообразие незападных стран заставляет иначе, чем в западных странах, смотреть на мотивационные структуры как ранней, так и поздней стадий М (052, с. 101—102).
Янагита Кунио, основоположник фольклорных исследований в Японии, стремился к «созданию восточного стиля познания» путем сочетания западной науки и традиционного японского или азиатского образа мышления (052, с. 105). Он интересовался не столько чистой теорией, сколько прагматическим приложением ее. Цель его фольклорных исследований — помочь народу в борьбе с нищетой и отсталостью, а сама наука, по его мнению, должна научить народ освободиться от нищеты и страданий. В этом отношении его прагматический подход к задачам науки близок к позиции известного китайского ученого Фэй Сяодуна. Янагита настаивал на том, что «каждый человек должен научиться свободному и независимому суждению, иначе демократия всего лишь пустая концепция» (052, с. 106). Но в то
же время он предостерегал от быстрых изменений, считая, что при движении вперед лучший способ — углубление в «модели жизни» в прошлом и постепенная выработка на этой основе новых решений. По окончании Второй мировой войны Янагита стал сторонником идеи различий между настоящей традиционной культурой Японии, представленной местными обычаями и обрядами, и идеологизированной и политизированной «японской традицией», создававшейся со времен Мэйдзи правящими кругами. Он утверждал, что простой народ должен научиться управлять сам и проявлять свои творческие способности в развитии потенциала личности и своих локальных общностей. Фольклорные исследования Янагиты дали ему основание утверждать, что строгая временная типологизация поведения, мышления и чувствования (а также структур социальных отношений и образа жизни) как примитивных, древних, средневековых и современных неверна, так как эти черты нередко соседствуют, не противореча друг другу, в жизни «современного человека» и локальных общностей развитых стран в наши дни. Исследования Янагиты, по мнению Цуруми, представляют большую ценность для поисков моделей ЭР для Японии.
М.Н.Корнилов
ЭТНОГРАФИЯ
2003.04.053.МИКСИЧ Дж. ДРЕВНИЕ ГОРОДА БИРМЫ: ИССЛЕДОВАНИЕ И ОХРАНА
MIKSIC J. Early Burmese Urbanization: Research and Conservation // Asian Perspectives. - Honolulu, 2001. - Vol.40, №1. - P. 88-107
Статья Джона Миксича (Национальный университет Сингапура, Сингапур) анализует характеристики древних и средневековых городов в Бирме и ЮВА в целом. Он отмечает, что городские центры^ на территории Бирмы известны давно, но сведения о жизни их населения очень скудны. Нет достаточной ясности в вопросе о природе и назначении этих центров (церемониальное или оборонительное), степени участия в торговле и происходивших изменениях.
1) Бейтэноу (I-V вв. н.э.), Халин (II-VI вв.), Шрикшетра (V-IX вв.), Тэтхоун (конец I тыс. н.э.), Пэган (IX-XIVвв.), Тэгаун (IX-XII вв.), Инва (XIV- XIX вв.), Пегу (с XIV в.), Мрау У (XV-XVI вв.).
