CC BY
13
же время он предостерегал от быстрых изменений, считая, что при движении вперед лучший способ — углубление в «модели жизни» в прошлом и постепенная выработка на этой основе новых решений. По окончании Второй мировой войны Янагита стал сторонником идеи различий между настоящей традиционной культурой Японии, представленной местными обычаями и обрядами, и идеологизированной и политизированной «японской традицией», создававшейся со времен Мэйдзи правящими кругами. Он утверждал, что простой народ должен научиться управлять сам и проявлять свои творческие способности в развитии потенциала личности и своих локальных общностей. Фольклорные исследования Янагиты дали ему основание утверждать, что строгая временная типологизация поведения, мышления и чувствования (а также структур социальных отношений и образа жизни) как примитивных, древних, средневековых и современных неверна, так как эти черты нередко соседствуют, не противореча друг другу, в жизни «современного человека» и локальных общностей развитых стран в наши дни. Исследования Янагиты, по мнению Цуруми, представляют большую ценность для поисков моделей ЭР для Японии.
М.Н.Корнилов
ЭТНОГРАФИЯ
2003.04.053.МИКСИЧ Дж. ДРЕВНИЕ ГОРОДА БИРМЫ: ИССЛЕДОВАНИЕ И ОХРАНА
MIKSIC J. Early Burmese Urbanization: Research and Conservation // Asian Perspectives. - Honolulu, 2001. - Vol.40, №1. - P. 88-107
Статья Джона Миксича (Национальный университет Сингапура, Сингапур) анализует характеристики древних и средневековых городов в Бирме и ЮВА в целом. Он отмечает, что городские центры^ на территории Бирмы известны давно, но сведения о жизни их населения очень скудны. Нет достаточной ясности в вопросе о природе и назначении этих центров (церемониальное или оборонительное), степени участия в торговле и происходивших изменениях.
1) Бейтэноу (I-V вв. н.э.), Халин (II-VI вв.), Шрикшетра (V-IX вв.), Тэтхоун (конец I тыс. н.э.), Пэган (IX-XIVвв.), Тэгаун (IX-XII вв.), Инва (XIV- XIX вв.), Пегу (с XIV в.), Мрау У (XV-XVI вв.).
Автор считает, что существующие исторические критерии городских сообществ (наличие профессиональной специализации жителей, учреждений, координирующих экономическую деятельность, особых групп управленцев и т.д.) плохо поддаются фиксации на археологическом материале. В результате в авторитетных работах по истории ЮВА (например, П. Уитли и Э. Рейда) к городам относятся совершенно разные объекты.
Дж. Миксич опирается на типологию, предложенную в 1954 г. Р. Редфилдом и Р. Сингером, которые выделили два типа городов: 1) ортогенные, характеризующиеся «стабильностью и ритуализован-ным поведением», и 2) гетерогенные, отличающиеся «изменчивостью и предпринимательской активностью» (с. 94).
Данные понятия не следует рассматривать как взаимоисключающие; напротив, определенные археологические объекты «могут демонстрировать те или иные аспекты обеих форм поведения (религиозной и экономической)». Указанная схема предлагается лишь как аналитическое упрощение, дающее исследователю «переменные одной определенной величины» (с. 94), тогда как для реальной реконструкции исторической эволюции поселений и их взаимодействия должны быть учтены многие другие величины. Ортогенность и гетерогенность выступают как полюса одной шкалы, относительно которых возможна атрибутация того или иного центра на отдельный период времени.
Ортогенные города (ОГ) отличаются монументальной архитектурой политического или религиозного назначения; в то же время в них не бывает плотной застройки и других следов густой заселенности. Это связано с тем, что большинство их зданий сооружалось сезонными рабочими из аграрных районов, а постоянными жителями были представители знати, чиновники с гражданскими, религиозными и военными функциями и обслуживавшие их лица.
В ортогенных сообществах власть контролировала большую часть производства посредством налогообложения и взимания дани и перераспределяла полученное в форме пожертвований и натуральной оплаты. Соответственно, ОГ обычно располагались в районах с сравнительно однородными географическими условиями, где возможны эффективное производство, сбор и транспортировка излишка базового сельскохозяйственного продукта, а также его централизованное хранение и распределение. Подобным структурам не свойственно
обращение денег, так как рынок играет незначительную роль в повседневной жизни. На территории городов иногда встречаются следы деятельности ремесленников, но обычно ремесленные мастерские располагаются на окраинах монументального центра, а то и вовсе на заметном расстоянии от него. В силу того, что обеспечение сырьем, оплата рабочей силы и распределение готовой продукции регулируются властью, ремесленные мастерские были чаще всего высокоспе-циализированы.
Поскольку статус высокопоставленных жителей ОГ зависел от ритуальной демонстрации и церемониального использования редких изделий и предметов роскоши, в большинстве подобных центров наблюдаются свидетельства обмена с отдаленными территориями. Институционально этот обмен обычно осуществлялся не столько посредством торговли, сколько путем дипломатических контактов.
В противоположность ОГ, гетерогенные города (ГГ) почти не имеют монументальных сооружений. Для них характерно плотное население с широким спектром форм экономической деятельности, среди которых преобладают связанные с рынком. Археологическим свидетельством этого является распространение таких средств обмена, как деньги, и производство различных товаров из импортного сырья. Находки в таких городах обычно дают множество простой утилитарной керамики и отходов ремесленного производства.
В ЮВА хорошим примером преобладания черт, свойственных ОГ, является Ангкор в Камбодже. Ангкор располагался в области, где были возможны высокие урожаи; состоял преимущественно из зданий религиозного назначения; в нем не обнаружены большие участки с неэлитным населением; появление Ангкора (условно датируется 802 г.) сопровождается прекращением денежного обращения, существовавшего ранее в Камбодже; сохранившиеся надписи показывают, что большинство экономических действий регулировалось сверху; наконец, торговля на большие расстояния, судя по всему, велась, главным образом, для приобретения предметов, используемых при государевых церемониях и в храмах. Существенно, что развитие ОГ в Ангкоре явилось разрывом с более ранней традицией культуры Окео в нижнем течении Меконга, являвшегося крупным гетерогенным поселением.
Что касается ГГ, то в последних работах по истории ЮВА (например, таких авторитетных специалистов, как Р. Викс и Э. Рейд)
отмечается, что между 1400 и 1450 гг. в этом регионе произошли значительные изменения, в результате которых «ряд обществ, характеризовавшихся нерыночным перераспределением, превратились в более динамичные, переходящие на рыночную основу» (с. 96). В терминах типов поселений это означает переход от ОГ к ГГ. Дж. Миксич считает такое представление неточным, поскольку имеющиеся археологические данные позволяют утверждать, что XV в. не знаменовал собой разрыва с прошлым. Так, индонезийский материал, скорее, указывает на «постепенный переход к новым формам экономического взаимодействия как внутри определенных районов Индонезии, так и между индонезийцами и их торговыми партнерами в других странах» (с. 96). Основываясь на результатах исследований, опубликованных в 70-90-е годы (включая его собственные), автор приходит к заключению, что центры, существовавшие на территории Индонезии, в первую очередь, на Суматре в XI-XIII вв., могут быть отнесены к ГГ, а в VII и XI вв. там происходили определенные изменения в структуре торговли. Если на первом этапе (первые века н.э.) основными торговыми партнерами индонезийских городов были Индия и Малайский полуостров, то к VII в. они начинают торговать с Китаем, причем к XI в. масштаб этой торговли заметно увеличивается.
На территории континентальной ЮВА признаками ГГ обладал Окео в дельте Меконга (нач. III — нач. VII вв.). Археологические данные указывают на наличие здесь плотного населения, освоившего широкий круг специальностей и производившего готовые товары из импортных материалов. Окео вел торговый обмен с Китаем и Индией, а также с островами Южно-Китайского моря.
Скудость данных по другим центрам в Таиланде, Камбодже и Бирме не позволяет отнести их к какому-либо из двух типов городов. Тем не менее Миксич обращает внимание на тот факт, что в течение V—VIII вв. на территории современной Бирмы имели хождение несколько типов монет, также обнаруженных и в других областях континентальной ЮВА (вплоть до Окео на востоке). По данным Р. Викса, наиболее распространенный в регионе тип с изображением «восходящего солнца», имевший несколько деноминаций, что указывает на развитость денежного обращения и потребность населения в диверсифицированных средствах обмена, возникает именно в пьюс-ских районах Центральной и Верхней Бирмы. В то же время, с осно-
ванием Пэгана в IX в. все следы использования денег исчезают, что позволяет предполагать смену ГГ ОГ.
В раннем Пэгане, как следует из надписей, экономика носила натуральный характер. В то же время к началу XII в. мерами стоимости стали золото и серебро, а к XIII в. представители различных профессиональных групп, вплоть до прачек, получали заработную плату. По мнению Миксича, большие россыпи глиняных черепков, покрывающие землю в Пэгане, могут указывать на плотное заселение определенных частей города.
В качестве примера того, как могут измениться исходные представления о характеристиках города, автор приводит исследование, проведенное в 1991 — 1993 гг. Индонезийской полевой школой археологии поблизости от современной деревни Тровулан, на месте бывшей столицы яванской империи Маджапахит (ХГУ—ХУ! вв.). До того, как оно было предпринято, предполагалась, что Тровулан был ОГ. Тем не менее в ходе исследования было установлено, что в то время население Тровулана владело широким кругом профессий и на протяжении минимум двух столетий импортировало большое количество иностранной керамики. Для города было характерно дискретное распределение густозаселенных ремесленных кварталов с выраженной профессиональной специализацией. Возможно, это поселение исходно (IX в.) было церемониальным центром, но в XIV в. ОГ начал превращаться в ГГ. Таким образом, по мнению Миксича, получается, что яванский материал демонстрирует противоположную бирманской тенденцию перехода от одного типа города к другому.
Автор не согласен с П. Уитли и К. Холлом, что города в ЮВА возникли в результате внешнего воздействия. Хотя на материке появление ГГ, завязанных на внешнюю торговлю, датируется не позднее III в., но на островной части самые ранние из подобных центров со значительным иностранным представительством (например, Кота-Чина на Суматре) появляются только в XI—XIII вв. В ранних городах Бирмы (Бейтэноу, Халин, Шрикшетра) присутствие иностранного компонента среди жителей не было выявлено. Это значит, что урбанизация здесь шла иным путем. «Параллель ранним городам Бирмы может быть найдена на восточной Яве XIV в., где ГГ мог возникнуть без большого иноземного квартала» (с. 102).
Дж. Миксич специально останавливается на проблеме охраны культурного наследия Бирмы. В 90-е годы бирманское правительство предприняло масштабные восстановительные работы в некоторых из древних столиц. Основные средства были направлены не на консервацию памятников, а на восстановление по сохранившимся фотографиям и рисункам дворца в Мандалае, разрушенного в годы Второй мировой войны, и «реконструкцию» в г. Пегу дворца государя Схинбьюмьяшина (Бэйиннауна, 1551 — 1581), об облике которого мало что известно. Тот же подход — создание впечатляющих сооружений, независимо от их исторической достоверности, в ущерб охране архитектурного наследия — применялся и при восстановительных работах в Пэгане, центре обширной империи, существовавшей в XI—XIII вв. Здесь реконструировались верхние части многих монументальных построек, разрушенных временем. Мало того, что реконструкция отражает лишь фантазию современных архитекторов, но возникла еще и реальная угроза обрушения недостаточно укрепленных стен нижней части из-за возросшей нагрузки.
Автор считает, что осознание фундаментальной разницы между ГГ и ОГ позволит не бросать все силы на «восстановление» монументальных построек, а подготовить другие формы привлечения туристов — такие, как реконструкция ремесленных мастерских, повседневной жизни сообщества и т.д., что позволит более бережно и в то же время эффективно распоряжаться культурным наследием.
А.Е. Кириченко
2003.04.054. АНДЕРСОН К. ДОСТИЖЕНИЕ ЕДИНООБРАЗИЯ: ОДЕЖДА ЗАКЛЮЧЕННЫХ В КОЛОНИЯХ ЮЖНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ.
ANDERSON C. Fashioning identities: convict dress in colonial South and Southeast Asia. — History Workshop j. — Oxford, 2001. — N 52. Р. 153-174.
При колонизации Южной Азии англичане столкнулись с проблемами регулирования жизни полиэтничных и культурно-неоднородных обществ. Это проявилось даже в методах обращения с заключенными. Последние отказывались подчиняться единому для всех режиму, требуя соблюдения в отношении себя положенных ри-
