CC BY
35
2003.03.024. ЛЕЙЗЕРОВИЧ Е.Е. СОЦИАЛЬНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИТОГИ РОССИЙСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ ТУРКЕСТАНА. - Тель-Авив, 2001. - 269 с.: табл.
Книга доктора географических наук Е.Е. Лейзеровича (Каммингсовский центр по изучению России и стран Восточной Европы Тель-Авивского университета, Израиль) основана на широком круге статистических источников СССР и России, мировой (прежде всего российской) литературе, а также на собственных исследованиях (19601990 гг.) в Туркестане (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Туркмения, южная часть Казахстана). С середины Х1Х в. Россия и Туркестан находились в едином политическом и экономическом пространстве. У них была общая судьба, но Россия при этом, по определению автора, всегда оставалась метрополией, ее отношения с Туркестаном до 1917 г. были периодом открытого, а в 1917-1991 гг. скрытого колониализма с провозглашением формального равноправия сторон. Российский колониализм (в отличие от других империй с заморскими владениями) имел следующие специфические особенности: единое сухопутное
пространство, масштабность внедрения русского этноса, единый народнохозяйственный комплекс (в Советском Союзе), тоталитаризм, «засекреченность» колониализма (отрицание его существования).
Среди социальных итогов российской колонизации прежде всего названы переселения из центральных регионов России. На первом этапе (до 1917 г.) - стихийная и организованная эмиграция крестьян под давлением малоземелья, голода (особенно в 1891 и 1898 гг.) и аграрных реформ (1906-1911 гг.); на втором этапе (1917-1953 гг.) -
организованное направление на строившиеся промышленные предприятия и транспорт квалифицированной и неквалифицированной рабочей силы, массовое бегство крестьян в годы коллективизации, чтобы избежать раскулачивания и ссылки в Сибирь, затем эвакуация в годы войны и «спецпереселения» немцев, калмыков, крымских татар и многих кавказских народов; на третьем этапе (после 1953 г.) привлекались лишь квалифицированные рабочие и инженерно-технические кадры для освоения природных ресурсов и в тяжелую промышленность, одновременно приезжали маргиналы, отставные военные и пенсионеры, работавшие на Крайнем Севере. С конца 70-х - начала 80-х годов поток переселенцев стал иссякать, поскольку не стало дефицита рабочей силы.
По данным переписей 1970, 1979, 1989 гг. приводится численность некоренного населения по областям и столичным городам Туркестана; в
целом оно составляло соответственно 7565, 8395, 8768 тыс. человек или 31, 27, 22,5% всего населения; 1/3 его проживала в южных областях Казахстана, 1/3 - в Узбекистане; русские все годы составляли около 60% некоренного населения (с.60-63). Для последнего характерна также наибольшая концентрация в крупных городах, особенно в Алма-Ате (свыше 80% всех горожан), Ташкенте (свыше 50%), Бишкеке (до 70%). После распада СССР численность и удельный вес некоренного населения быстро снижались из-за массовой возвратной эмиграции.
Урбанизация Туркестана в период его пребывания в Российской империи ускорилась, но к 1915 г. горожане не превышали 17% всего населения, что лишь немного ниже общероссийского (18%) показателя (с. 80). В советский период после начала индустриализации темпы урбанизации региона стремительно росли, особенно в послевоенные годы с размещением здесь предприятий военно-промышленного комплекса. По данным переписей, в 1939 г. удельный вес горожан во всем населении Туркестана составлял 24% (в том числе в Южном Казахстане - 31%), в 70-е годы он превысил 40%, а к концу 80-х годов начал несколько снижаться (в 1979 г. - 42,3%, в 1990 г. - 41,7%), точнее, в Южном Казахстане продолжился рост этого показателя, но в четырех республиках произошло его снижение, прежде всего из-за прекращения притока в регион русскоязычного населения (с. 81). К концу советского периода Туркестан был заметно более урбанизированным, чем многие страны Азии, хотя и отставал от других республик СССР1. 56% горожан (в Узбекистане даже 59, в Южном Казахстане - 63%) живут в центрах, насчитывающих более 100 тыс. населения, особенно в столицах. Территориальная сеть городов весьма устойчива, с 1990 г. она включала 204 города и 308 поселков городского типа (с. 83).
Наиболее активный носитель городского образа жизни -некоренное население. По переписи 1989 г. в урбанизированных поселениях Туркестана было сосредоточено 85% всего русского населения региона и только 31% коренных народов, но, учитывая постоянный рост абсолютной численности последних в городах, их удельный вес достиг 58% (с. 84-85).
1 В 1991 г. удельный вес горожан: Южный Казахстан - 53%, Туркмения - 45, Узбекистан - 40, Киргизия - 38, Таджикистан - 31, РСФСР - 74, Украина и Армения - 68, Азербайджан - 53% (с. 81, 90); Сирия - 50%, Пакистан - 32, Индонезия - 31, Йемен - 29, Китай и Индия - 26, Бангладеш - 24, Афганистан - 18% (с. 262-263).
Рост абсолютных и относительных показателей городского населения Туркестана сочетался с постоянным ростом абсолютной численности сельских жителей в отличие от славянских и прибалтийских республик, где их численность резко уменьшалась. Из-за незначительности масштабов миграций из деревни в город в Туркестане в 1939-1989 г. сельское население выросло в 2,4 раза (правда, при росте городского в 5,5 раз), (с. 94), т.е. сохранилось преобладание сельской цивилизации над сельской. В деревнях изменения образа жизни и быта определялись проведением земельно-водных реформ и переводом кочевников на оседлость. Если оставить в стороне жестокость методов осуществления государством последнего, этот процесс представляется автору «исторически неизбежным», потому что рост сельского населения требует замены экстенсивных форм экономики, а «кочевое хозяйство по своей сути не способно к интенсификации или, точнее - всякое значительное его усовершенствование приводит вместе с тем к его разложению, замене качественно новыми формами» (с. 98).
Российская колонизация в различной степени наложила отпечаток на основные демографические характеристики местного населения. За 1896-1989 гг. уровень рождаемости в Средней Азии снизился лишь на У (до 30-39 человек на 1 тыс. жителей в год), тогда как в славянских республиках СССР - более чем в 3 раза (до 13-16 человек, соответственно), у коренных народов сохранились установки на многодетность семей (с. 105-107). Семья здесь не только хозяйственнобытовая, но и производственно-хозяйственная ячейка общества, особенно на селе. Иначе говоря, российская колонизация не повлияла заметно на уровень рождаемости коренных народов.
Напротив, показатели смертности за тот же период 1896-1989 гг. снизились в Средней Азии в 5,6 раза (до 7 человек на 1 тыс. жителей в год, а у коренных этносов, кроме туркмен, еще меньше), тогда как в целом по СССР - только в 3,2 раза (с. 111-112). Это объясняется как особенностями возрастной структуры коренных народов (повышенная доля детей, пониженная - стариков), так и успехами в обеспечении Туркестана медицинскими услугами лишь незначительно ниже общесоюзного уровня. Соответственно, темпы естественного прироста населения оказались в Средней Азии более чем в 3 раза выше общесоюзных, в том числе особенно высоки они были в 1989 г. у таджиков (37 человек на 1 тыс. жителей в год), узбеков и киргизов (32), туркмен (31), чуть ниже - у казахов (25); иначе говоря, за 1979-1991 гг.
суммарный прирост населения Средней Азии и Казахстана оказался равным приросту РСФСР (с .116-118).
В Туркестане сохранились традиции большой семьи, мало межнациональных браков, однако русский язык получил широкое распространение. По переписи 1989 г. его знали 23% коренного населения Узбекистана, 38 - Киргизии, 28 - Таджикистана, 29 -Туркмении, 57 - Южного Казахстана, а в среднем по Туркестану - 29% (с. 130). Практически пользовались русским языком даже более широко, чем об этом можно судить по приведенным выше показателям, так как его учили во всех общеобразовательных школах, плохое владение им закрывало путь к работе в государственных органах, на крупных предприятиях, в здравоохранении и образовании. Русский язык стал средством межнационального общения всех народов региона.
Изменения в профессиональном составе коренных народов замедлялись сохранением преобладания сельского населения (от 2/3 до 3/4 всего населения), поскольку на селе благоприятнее условия жизни для больших многодетных семей. Тем не менее абсолютная численность занятых в промышленности неуклонно росла, увеличилась и доля титульных народов среди них; в 1987 г. эта доля составила 53% в Узбекистане и Туркмении, 25 - в Киргизии, 48% - в Таджикистане (с. 142). В целом в промышленности Средней Азии к 1989 г. при общей занятости в 1,8 млн. человек работали свыше 1 млн. представителей коренных этносов, прежде всего в легкой и пищевой промышленности, нефтедобыче. Однако среди них было мало квалифицированных рабочих, инженеров и техников. Сходное положение сложилось в строительстве, на транспорте и в связи, где главной стала профессия шофера - среди них преобладали представители коренных народов, еще выше доля последних в торговле и общественном питании, а также в здравоохранении и образовании. Иная ситуация в науке и вузовском преподавании: в этой сфере только 1/3 - представители титульного населения, причем в основном они - гуманитарии (с. 145).
Уровень образования коренных народов за столетие стал намного выше. Если по переписи 1897 г. в Средней Азии учли 8% грамотных мужчин и 2% женщин, то к переписи 1959 г. с неграмотностью практически было покончено (с. 153-155). Планомерно расширялся круг лиц, имеющих среднее и высшее образование. В результате по переписи 1989 г. их число на 1 тыс. человек в возрасте 15 лет и старше достигло: русские в РСФСР - 936 человек, казахи в Казахстане - 939, узбеки в
Узбекистане - 939, киргизы в Киргизии - 934, таджики в Таджикистане -923, туркмены в Туркмении - 947 человек (с. 157). Если выделить отдельно лиц с высшим и средним специальным образованием, то титульное население РСФСР сохранило некоторые преимущества, но в целом показатели сближались. Автор акцентирует внимание на «росте образованности местного населения как прямом результате пребывания центральноазиатских республик в составе СССР» (с. 158).
Сеть учреждений культуры - библиотеки, клубы, театры, кинотеатры, а также тиражи и количество названий газет и журналов, сеть радио- и телевещания постоянно наращивались за годы советской власти. Правда, в последнее десятилетие темпы их роста стали отставать от темпов роста населения.
Наконец, в сфере социального обеспечения, в развитии сети здравоохранения, сферы отдыха и туризма при некотором отставании от общесоюзного уровня достигнут огромный рост абсолютных показателей, разительно отличающихся от дореволюционных времен и современных показателей южных соседей ЦА.
Анализируя экономические итоги, автор сразу же отмечает, что российская колонизация существенно изменила отраслевую структуру хозяйства Туркестана: она оказалась более развитой, чем в других странах Азии, так как при сохранении доминирующей роли сельского хозяйства росли добывающая и пищевая промышленность. В сельском хозяйстве определяющим стало форсированное развитие хлопководства. В дореволюционный период площади, отводимые под хлопчатник, составляли У всех орошаемых земель Туркестана; в советские годы была поставлена задача добиться хлопковой независимости страны, соответственно благодаря коллективизации все ресурсы агросферы, сельское и частично городское население были брошены на возделывание единственной культуры - хлопчатника. Валовой сбор хлопка-сырца вырос с 661 тыс. т в 1913 г. до 9078 т. в 1980 г., затем (несмотря на продолжающееся увеличение площади посевов) он снизился до 8073 тыс. т в 1988 г. (официальные данные, с. 185). Хлопок давал высокие денежные доходы колхозам и совхозам, но обеспечивал не более 1/3 доходов сельской семьи: «Фактически на хлопковом поле крестьянин трудился не за материальное вознаграждение, а лишь за право иметь участок земли в личном пользовании и собственный скот, которые и приносили основную долю средств к существованию сельской семьи» (с. 187).
Между тем хлопковая моноспециализация приводила к дефициту продовольствия, ухудшению экологических условий (отравление полей и рек излишней химизацией, нехватка воды) и соответственно здоровья населения. Во имя хлопководства развивалась ирригационная сеть, строились хлопкоочистительные заводы, маслобойно-жировые комбинаты, тогда как текстильной промышленности почти не было и 9/10 хлопка-волокна вывозилось в центральные районы России.
Несмотря на явное преобладание аграрного сектора над индустриальным, последний также достиг в Туркестане немалых успехов. Еще до 1917 г. были построены железная дорога и обслуживающие ее паровозоремонтные мастерские, в ходе «большевистской» индустриализации созданы первые
машиностроительные заводы, крупные рудники, открыт Турксиб, осуществлена крупномасштабная электрификация региона, остались многие предприятия, эвакуированные сюда во время войны, в послевоенные годы появились уранодобывающая и ураноперерабатывающая промышленность, Байконур, производство алюминия, удобрений, цветная металлургия и транспортировка газа. В 1989 г. доля электроэнергетики в Средней Азии превысила общесоюзные показатели (с. 209). Однако все эти очаги индустриального труда (капитало-, а не трудоемкие) оказались слабо связанными с традиционными отраслями экономики региона.
Уровень материального достатка населения Туркестана определялся и включенностью в единое экономическое пространство СССР, и более высоким, чем в других республиках, числом иждивенцев, приходящихся на одну семью. Именно из-за последнего обстоятельства «показатели благосостояния в среднеазиатской семье были заметно ниже среднесоюзных и среднероссийских. Но и при этом на заключительном этапе российского присутствия жители советской Средней Азии имели все основания считать своих южных афганских соседей нищими дикарями по сравнению с ними самими» (с. 231). По обеспеченности многими культурно-бытовыми и хозяйственными предметами длительного пользования Средняя Азия отставала от РСФСР, но по швейным машинам и легковым автомобилям опережала (с. 235); кроме того, здесь была выше поляризация семей по уровню личных доходов и расходов.
Подводя экономические итоги досоветского и советского периодов, автор пишет, что российская колонизация не только включила
среднеазиатское хозяйство в общесоюзное, но и дала сильный толчок к его интеграции в мировое хозяйство «путем целенаправленного развития производств, имевших значение не только для российского и союзного, но и для мирового рынка» (с. 241). Однако государственное управление экономическим развитием региона ориентировалось на его сельскохозяйственные и минерально-сырьевые ресурсы. Это и привело накануне распада СССР к глубокому кризису, как части общего кризиса советской экономики. Из-за быстрого роста абсолютной численности населения Средней Азии было необходимо в первую очередь добиваться подъема сельского хозяйства, а для этого проводить преобразования в деревне. В реальности же государство отдавало приоритет строительству новых промышленных объектов. Так, «в регионе начали
функционировать две относительно автономные системы хозяйствования, жизнедеятельности и культуры: индустриальная,
связанная с ввезенной русскоязычной рабочей силой и инженернотехническим обеспечением, и аграрно-торговая национальная экономика, в которой во многом сохранялись феодальные отношения» (с. 253). Индустриальная система развивалась прежде всего с учетом интересов военно-промышлен-ного комплекса страны.
Тем не менее, отставая от РСФСР по официальным данным об уровне ВВП на душу населения, Средняя Азия оказалась в 1991 г. на вполне приличных средних местах в круге азиатских стран1. «Главный вывод исследования - следующий. Бывшие среднеазиатские окраины Российской империи и Советского Союза в своем социальном и экономическом развитии оказались более продвинутыми, чем большинство колоний Великобритании, Франции и других европейских держав, имевших колонии в Х1Х-ХХ вв. Но цена этой продвинутости нам представляется достаточно высокой: неоднократные массовые потери населения в первой половине ХХ в.; навязанное метрополией господство хлопковой монокультуры и как результат этого -экономический, продовольственный и экологический кризисы; отставание в получении независимости на целых полвека от почти всех других колониальных стран» (с. 259).
С. И. Кузнецова
1 Среди 45 стран Азии (по нисходящей от Японии до Непала) Туркмения заняла 21е место, Киргизия - 23-е, Узбекистан - 24-е, Таджикистан - 27-е, опередив Индонезию, Индию, Китай (с. 267).
