CC BY
14
ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ОТДЕЛЬНЫЕ МЕТОДЫ
2003.03.006. С ЛЮБОВЬЮ К ЯЗЫКУ: СБ. НАУЧ. ТР. ПОСВЯЩ. Е.С.КУБРЯКОВОЙ. - М.: Ин-т языкознания РАН; Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 2002. - 492 с.
Сборник состоит из семи разделов: 1. Теоретические проблемы общего языкознания (12 статей); 2. Проблемы концептуализации и категоризации мира (12 статей); 3. Теоретические проблемы словообразования (восемь статей); 4. Когнитивная семантика и метафорическое моделирование (11 статей); 5. Семантика признакового слова (пять статей); 6. Дискурс и дискурсивный анализ (11 статей). 7. Проблемы изучения детской речи (две статьи). Всего в сборнике опубликована 61 статья. Реферируются некоторые из них из первого раздела.
Рассмотрев некоторые определения понятия функции, А.В.Бондарко в статье «Телеологическая основа и каузальный аспект функций языковых средств» дает свое возможное определение функции: «Функция того или иного элемента языковой системы - это его назначение, обусловливающее определенные типы его употребления в речи» (с. 22). В функции А.В.Бондарко выделяет аспекты потенции (Фп) и реализации (Фр). В назначении, трактуемом как потенция, присущая данной единице, есть и аспект каузации. Фп превращается в Фр (Фп ^ Фр) в процессе мыслительно-речевой деятельности говорящего.
А.В.Бондарко полагает, что в аспектах Фи и Фр отражается соотношение языка и речи. Он выделяет также такое понятие, как функциональный потенциал, подразумевая под ним весь комплекс Фп, возможных для данной языковой единицы и определяющих (программирующих) ее поведение в речи. Элементы функционального потенциала «предусматриваются» уже на уровне отдельной словоформы и проецируются на высказывание.
Понятие функции соотносится с понятием «средство», которое охватывает языковые единицы разных уровней, а также репрезентируемые ими классы и категории. Фр, выступающие в конкретном высказывании, представляют собой результат взаимодействия различный языковых средств.
Понятие функции тесно связано с взаимодействием системы и среды, которое детерминируется функцией. А.В.Бондарко приходит к следующему выводу: «Телеологическая основа функций элементов, языковой системы и аспект каузации типов их употребления детерминируют в каждом конкретном акте речи реализацию взаимодействия системы и среды в высказывании» (с. 25).
Касаясь вопроса о соотношении понятий функции и значения, А.В.Бондарко замечает, что каждое из этих понятий выступает в своей системе. Понятие «значение» связано с вопросом «что собой представляет данная единица в плане содержания?», а понятие функции — с вопросом «для чего служит данная единица в речи, каково ее назначение?» Для понятия «значение» характерна ориентация на семантическую структуру знаковой единицы и ее место в данной подсистеме языковых единиц, тогда как по отношению к функции доминирует связь выражаемой семантики с определенным «способом поведения» анализируемых единиц в речевой среде и достигаемым в речи результатом.
Что же касается взаимоотношения функции на уровнях словоформ и высказывания, то они являются двусторонними — они включают не только направление от словоформы к высказыванию, но и направление от высказывания к словоформе.
Одну из задач функциональных исследований А.В.Бондарко видит в том, «чтобы раскрыть взаимодействие функций языковых единиц и семантических функций высказывания (а также целостного текста), учитывая соотношение смысловой основы выражаемого содержания и его интерпретационного компонента» (с. 27-28).
Задавшись вопросом, «почему слово центральная единица языка» (название одноименной статьи), И.К.Архипов полагает, что «суть ответа заключается в понимании роли слова, которое концентрирует всю основную информацию о его содержании и, следовательно, о функциях... Именно этот новый подход лежит в основе «лексической грамматики» (Дж.Лайонз), суть которой состоит в том, что знание всего о всех словах конкретного языка и есть ключ к пониманию его системы и ее
функционирования в речи... Такая точка зрения несомненно приближает нас к реальностям соотношения сознания и языка и подводит к главному предмету обсуждения — роли языковой личности» (с. 42-43).
В статье «Язык и миропостижение: философия языка В. фон Гумбольдта и когнитивная лингвистика» В.И.Постовалова делает попытку частично соотнести основные установки и подходы философии языка Гумбольдта с положениями когнитивной лингвистики на материале рассмотрения проблемы миропостижения в аспекте участия в этом процессе человеческого языка. Параметрами такого соотнесения выступают: 1) онтологическое видение предмета изучения; 2) эпистемологический параметр; 3) принципы проблематизации знания.
В плане сопоставления позиций современной когнитивной и гумбольдтовской лингвогносеологической (антропологической) программ изучения языка рассматриваются: 1) язык в его познавательной (мыслительной) функции и какое теоретическое обоснование он в них получает; 2) какое место в системе человеческого знания занимают лингвокогнитивные и лингвогносеологические исследования и на какие дисциплины (основания) они опираются; 3) какова специфика постановки проблем и их решения в данных направлениях.
Рассматривая лингвогносеологию Гумбольдта в аспекте сопоставления с когнитологией, В. И. Постовалова замечает, что, в отличие от инструменталистской и номиналистической трактовки языка как когнитивного механизма, когнитивного инструмента и системы знаков, у Гумбольдта язык понимается в философском ракурсе глубинно-онтологически и интерпретируется как всеобъемлющая и всепроникающая духовная активность человека.
Миропостижение человека, по Гумбольдту, а) лингвоцентрично, т.е. опирается на язык, б) интерпретативно (т.е. миропостижение есть вместе с тем и миросозидание) и в) энергийно (т.е. синергийно).
В.И.Постовалова выделяет следующие аспекты
лингвогносеологической философии языка у Гумбольдта. С точки зрения антропологической позиции гумбольдтовская философская антропология а) пневматологична (т.е. понимание человека как существа духовного в отличие от когнитологии, опирающейся на понимание человека как существа разумного), б) холистична (здесь нет антропологии дуализма и антропологии цельности) и в) имманентна (т.е. сущность человека понимается из самого человека и его мира). С
точки зрения эпистемологической позиции гумбольдтовская философия опирается на философско-гуманитарные знания в отличие от «натуралистических» версий эпистемологии, принимаемых в когнитивных науках (генетического подхода, опирающегося на идеи эволюционной биологии, эволюционного подхода, опирающегося на идеи современной теории эволюции, а также натурализованной эпистемологии, рассматривающей эпистемологию как часть естественной науки).
Сопоставляя лингвогносеологические воззрения Гумбольдта и позиции когнитивной лингвистики, В.И.Постовалова приходит к следующим выводам. На первый взгляд, складывается впечатление, что антропологическая программа Гумбольдта и современная когнитивная программа изучения языка являют собой два полюса — созерцательно-метафизический и операционально-прагматический и два различных типа онтологии - деятельностно-энергетический и когнитивный. Разумный синтез теоретико-методологических принципов этих направлений мог бы привести к формированию искомой «интегральной парадигмы знания» и соответственно лингвистики нового типа. Однако реальная картина взаимоотношений сопоставляемых направлений гораздо сложнее, поскольку такой синтез философского и собственно-научного знания, а также гуманитарного и естественно-научного знания уже производился как в самой когнитивной лингвистике, так и в философии языка Гумбольдта.
Во многих направлениях когнитивной науки, особенно в генеративной грамматике, принимается концепция нативизма, или учения о врожденности языковых структур. Элементы такого представления характерны и для Гумбольдта, хотя все врожденное в человеке он сводил к минимуму.
«Сам Гумбольдт считал непостижимой тайной... то, каким образом сливаются в единое целое язык и народный дух и как действуют в языке творческие первосилы человека и проявляются его глубинные возможности, «существование и природу которых невозможно постичь, но нельзя и отрицать». В решении этих вопросов современная лингвистика, как и лингвистика В. фон Гумбольдта, остается на пороге непостижимого, не дерзая выходить за пределы собственно научного познания. Здесь пролегают, видимо, границы и новой «"интегральной парадигмы знания" в науке о языке» (с.88), - заключает свою статью В.И.Постовалова.
В.З.Демьянков, Л.В.Воронин, Д.В.Сергеева, А.И.Сергеев в статье «Лингвопсихология как раздел когнитивной лингвистики, или: Где эмоция - там и когниция» выдвигают положение о наличии особого раздела когнитивной лингвистики - лингвопсихологии. «В отличие от психолингвистики, лингвопсихология — исследование предмета психологии (человеческой ментальности, эмоций, сознания, перцепции) лингвистическими методами, через призму обыденного языка. Задача лингвопсихологии — выяснить семантику терминов человеческой духовности» (с. 29).
Исследуется поле эмоций в русском, английском и немецком языках, «жизнь» той или иной эмоции в языке. При исследовании эмоции «удивления» в русском и немецком языках на материале произведений Э.Гофмана и Н.В.Гоголя авторы выделяют два параметра: 1) по разграничению фона и фигуры и 2) по типам эмоционально-событийного сценария. Оппозиция фона и фигуры в текстах этих авторов связана с вниманием. Внимание фокусирует наше восприятие на том или ином предмете, действии, качестве и т.д., превращая его в фигуру. У Гофмана удивление сочетается с эмоциями различного происхождения и свойства, в то время как комбинации гоголевского удивления (изумления), потрясения менее экзотичны. Гофман сближает удивление с восхищением/восторгом.
В рамках второго сценария эмоции представляются в качестве звена развернутой причинно-следственной цепочки, включающей три события: 1) событие, вызвавшее эмоцию, 2) собственно эмоция, 3) реакция. Обследование показало, что доминируют четыре типа сценариев: 1) событие ^ эмоция ^ реакция (Гофман: 51 контекст, Гоголь: 61 контекст); 2) событие ^ (у Гофмана 176 контекстов, у Гоголя - 116); 3) эмоция ^ реакция (у Гофмана 100 контекстов, у Гоголя - 32); 4) только эмоция (у Гофмана 22 контекста, у Гоголя — 15 контекстов).
Эмоция радость исследуется на материале русского языка (у Достоевского) и английского языка (у Диккенса). В произведениях Достоевского лексема радость используется примерно в 2 раза чаще, чем joy у Диккенса. У Диккенса, в отличие от Достоевского, радость зачастую «плаксива». Для Диккенса (но не для Достоевского) слезы были органической реализацией радости.
Эмоция страх исследуется на материале произведений М.Булгакова и немецкого писателя К.Тухольского. Авторы приходят к следующему выводу: «Психологам еще не удалось доказать со всей
несомненностью, что эмоции одинаковы у всех народов. Данные «обыденных языков» свидетельствуют скорее о том, что носители разных языков на эмоции смотрят по-разному, однако в Х1Х-ХХ вв. имеется большое количество схождений между различными эмоциональными культурами» (с. 36).
О месте лингвокультурологии в ряду лингвистических дисциплин, пишет В.Н.Гелия в статье «Объект лингвокультурологии между Сциллой лингвокреативной техники и Харибдой культуры (к проблеме частной эпистемологии лингвокультурологии). «Она ставит вопрос — размывается ли предметное поле лингвокультурологии в целостном пространстве наивной, или обыденной, картиной мира, либо же концептосфера культуры создает окультуренный образ мировидения. Языковая наивная картина мира определяется следующим образом: «...Это такое оязыковленное сочленение знаний «обычного» человека о мире, в котором он живет и действует, которое порождает зачастую наплывающие друг на друга части этих знаний» (с. 91).
В статье выделяются четыре существенных признака окультуренного образа мира, которые вкратце сводятся к следующему.
1. Окультуренный образ мира или его видение в категориях культуры - это «символическая» Вселенная, имеющая свое собственное семиотическое бытие, представленное «языком» культуры.
2. Эта «символическая Вселенная» есть продукт рефлексии человека, осознающего себя личностью в макро- и микрокосмосе, над материальным, социальным и духовным его бытием.
3. Окультуренный образ мира активируется в «линиях смысловых связей», восходящих к «археологии» окультуренных форм осознания мира, воссозданных в образных схемах человека и пространства, в доверии к религиозным представлениям.
4. Окультуренный образ мира антропометричен в отличие от антропоцентрических наивных моделей мира. Прескрипции культуры в окультуренном образе мира не исключают преференций личности в выборе ценностных для нее ориентиров бытия. _
Ф.М.Березин
