CC BY
19
2001.01.043. КАЛАБРЕС Дж. ПОЛИТИКА КИТАЯ ПО ОТОШЕНИЮ К ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ВОЗОБНОВЛЕНИЕ И ПРИСПО-СОБЛЕНИЕ. CALLABRESS J. China's policy towards Central Asia: renewal and accоmоdation// Eurasian studies. — Ankara, 1999. — N16. — P.75—98.
Автор (Ин-т Ближнего и Среднего Востока, Вашингтон) напоминает о большом значении, которое придавали китайские императоры границе Китая с Центральной Азией (ЦА). В последние годы она снова оказалась в центре внешней и внутренней политики КНР, озабоченной судьбой Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР).
СУАР и ЦА связаны географически, демографически и исторически. Для большинства синьцзянцев Пекин дальше, чем города ЦА. В СУАР помимо 16,3 млн. китайцев живут 7 млн. уйгуров (в Казахстане 185 тыс.), 1,1 млн. казахов, 140 тыс. киргизов, 33,5 тыс. таджиков и 14 тыс. узбеков (с.77). Статус казахского меньшинства в Синьцзяне и активность уйгурских беженцев в ЦА — источник осложнений в отношениях Китая и гос-в ЦА. В прошлом СУАР был объектом соперничества Китая и России, неоднократно происходили миграции в обоих направлениях (напр., волны беженцев в Синьцзян после подавления восстания 1916 г. в Туркестане, а также в годы коллективизации в СССР).
Во время гражданской войны в Китае (особенно в 30-е гг.) Синьцзян превратился в сферу советского влияния. "Усилия Москвы дестабилизировать Турецко-исламскую республику Восточного Туркестана (с центром в Кашгаре) имели целью изолировать советскую Центральную Азию от тюркского националистического влияния из Китайского Туркестана" (с.79). В 1941 г. влияние Москвы в Синьцзяне резко снизилось, но вскоре оно начало восстанавливаться в связи с волнениями в провинции: в 1943 г. уйгуры и казахи подняли мятеж и в 1945 г. провозгласили в Юнане Восточно-Туркестанскую республику (ВТР). В отличие от 30-х гг., когда Москва помогала местным китайским лидерам разгромить сепаратизм, теперь она помогла ВТР. Однако в 1949 г., когда Народно-Освободительная армия Китая вошла в Синьцзян, Сталин отказался от поддержки ВТР во имя укрепления отношений с Мао Цзэдуном. Одновременно на основе Советско-китайского договора о дружбе 1950 г. усилилось советское экономич. проникновение в провинцию, которое Пекин приветствовал в целях ее модернизации.
К концу 50-х гг., по мере ухудшения советско-китайских отношений, кампании Мао в Синьцзяне приобрели антисоветскую и
антинационалистич. направленность. Репрессии в пограничных районах обрушились на казахов и уйгуров, подозреваемых в просоветских симпатиях. В начале 60-х гг. выступления нац. меньшинств в Синьцзяне совпали со стычками на китайско-советской границе. "Фактически китайско-центральноазиатская граница была основным полем китайско-советской вражды, из Центральной Азии велись пронационалистические пропагандистские радиопередачи и организовывалась подрывная деятельность в Синьцзяне. Москва активно поощряла миграцию из Китая в Центральную Азию — только в 1962 г. границу перешли 100 тыс. мусульман-уйгуров. Волнениям в Синьцзяне в связи с "культурной революцией" также способствовала советская пропаганда. Маоистские чистки частично имели целью противостоять советскому вмешательству в Синьцзян. Тем самым национальная политика КНР и политика по отношению к СССР были взаимосвязаны" (с.81). В 80-е годы Москва и Пекин поощряли экономич. связи между ЦА и СУАР, закладывая фундамент их дальнейшего упрочения в постсоветский период.
Тесным связям с новыми независимыми гос-вами ЦА Китай придает большое значение. "Его стратегическая цель — поддержка их независимости — в конечном счете направлена на то, чтобы не допустить восстановления русского господства в Центральной Азии. Его экономическая цель — расширение экономического сотрудничества с Центральной Азией — связана с задачей повысить уровень развития западных провинций... Его политическая цель — сдержать, если не предупредить националистические волнения на западной периферии — двуедина, т.к. обеспечивает единство государства и гегемонию партии" (с.83). Ослабление гегемонии России в ЦА важно для Китая в длительной перспективе, в текущей политике перевешивает задача модернизации Синьцзяна, учитывая дружеские отношения с Россией и ее вовлеченность в ЦА.
Без сомнения политика Китая в ЦА определяется его отношениями с Россией: Шанхайское соглашение 1996 г. (КНР, Россия, Казахстан, Таджикистан, Киргизия) китайские официальные источники называют "новой моделью безопасности" (с.85).
Китайские власти надеются, что экономич. связи с ЦА помогут КНР стать центром "новой Евразии". Увеличиваются масштабы торговли Китая с ЦА, причем 2/3 ее составляет синьцзяно-казахстанская торговля (66 млн. долл. в 1990 г., с.86), ж.д. должна открыть прямой путь Китаю в Европу. Эти планы не повредят интересам России и не вызовут
осложнений в советско-китайских отношениях. Кроме того, Китай рассчитывает на получение нефти из Казахстана (по соглашению 1997 г. планируются инвестиции в 9,5 млрд. долл. в ближайшие 20 лет, с.89). Выход Китая на энергетич. рынок ЦА, проект стр-ва трансазиатского нефтепровода повышают его роль в геополитике.
В 90-е гг. в СУАР вновь начались политич. осложнения: ряд уйгурских лидеров потребовал независимости, причем они были готовы прибегнуть (в отличие от тибетцев) к насилию. Эти сепаратисты находят убежище и поддержку в ЦА. В 1992 г. в Бишкеке прошла конференция "За независимый Уйгурстан", в 1997 г. конгресс уйгурских групп собрался в Алма-Ате (с.91). В ответ власти КНР сочетают репрессии с "переобучением" (reeducation). Правительства стран ЦА высказываются против сепаратизма, хотя и не одобряют драконовских мер против уйгуров.
В заключение автор отмечает, что Россия — центральный фактор современного шанхайского пятиугольника. Долгосрочный прогноз взаимоотношений Китая и ЦА затруднителен, их может осложнить ухудшение российско-китайских отношений, которым КНР придает приоритетное значение.
С.И.Кузнецова
