CC BY
52
УДК 94 (47) 072
1812 ГОД И УНИВЕРСИТЕТСКИЕ АРХИВЫ1
К.А. Ильина
Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева НИУ-ВШЭ E-mail: glukist@mail.ru
Данная статья посвящена изучению обстоятельств выживания и гибели университетских архивов в войне 1812 года. Статья написана на основе документов архива Министерства народного просвещения (в Российском государственном историческом архиве), а также Казанского (в Национальном архиве Республики Татарстан) и Московского (в Центральном историческом архиве Москвы) университетов.
Ключевые слова: Российская империя, 1812 г., университетские архивы, делопроизводственные документы, система народного просвещения.
1812 AND UNIVERSITY ARCHIVES
K.A. Ilyina
This article focuses on the study of conditions of surviving and destroying of the university archives during the 1812 war. Given research is done on the base of archival documents of the Ministry of Public Education (Russian State Historical Archive), as well as of Kazan (National Archives of the Republic of Tatarstan) and Moscow (Central Historical Archive of Moscow) universities.
Key words: Russian Empire, 1812, university archives, office work documents, system of public education.
Университетские архивы в XIX в. были частью системы государственного управления. Хранимые в них и в архиве Министерства народного просвещения документы позволяли рационализировать и совершенствовать управление образованием: отслеживать изменения в числе школ и учеников, получать историческую аргументацию для новых правительственных решений, вести учет штатов, на-
1 В данной работе использованы научные результаты, полученные в ходе реализации проекта «Культура университетской памяти в России: механизмы формирования и сохранения», выполненного в рамках программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2012 году.
блюдать за деятельностью университетских советов, проверять траты бюджета, разрешать конфликты «университетских партий».
Согласно § 72 устава 1804 г. университету полагалось иметь архив, в который следовало сдавать на хранение копии исходящих и оригиналы всех входящих бумаг: «Все письма от лица совета секретарем или другим кем писанные должны быть прочтены пред собранием, и с них в архив списки оставлены, а получаемые и в собраниях прочтенные хранятся в подлиннике»2. Ответственность за «хранение архивы» возлагалась на секретаря совета - ординарного профессора, в помощь которому выделялись штатный (то есть с государственным жалованием) архивариус и письмоводитель из студентов.
К 1812 г. в Российской империи было пять императорских университетов: Виленский, Дерптский, Московский, Харьковский и Казанский. В данной статье акцент сделан на «архивных» историях двух из них - Московского и Казанского. Военные действия затронули лишь Виленский и Московский университеты. И если большая часть ведомственных архивов этих городов была эвакуирована, то действия университетского начальства в отношении старых документов были, видимо, на их усмотрении.
Об отношении Наполеона к захваченным у противника университетам правительство рассказало россиянам в 1807 году. Тогда в С.-Петербурге появилась пропагандистская брошюра «Реляции о знаменитой победе Бонапарте, одержанной над Галльским университетом в прусских владениях 1806 года Октября 20»3. Повествование начиналось с рассказа о жестокости наполеоновских солдат, ворвавшихся в отворенные ворота «маленького городка Галля в Саксонии», о чудом избежавшем казни профессоре местного университета Шюце, о злобном веселье завоевателей в разграбленном городе. Читатель узнавал о лицемерии французских властей в отношении знаменитых прусских университетов: сначала покровительственное заверение маршала Бернадота, затем прием Наполеоном делегации профессоров и данное им позволение им прибить «покровительное письмо» на дверях университета. А затем вышел указ, по которому в течение
2 Уставы императорских Московского, Харьковского, Казанского университетов, 5 ноября 1804 / / Сборник постановлений по МНП. Т. 1. Царствование императора Александра I. 1802-1825. СПб, 1864. № 47. Стб. 279.
3 Реляция о знаменитой победе Бонапарте, одержанной над Галльским университетом в прусских владениях 1806 года Октября 20. СПб., 1807.
24 часов все студенты должны были покинуть город, а преподавание было предписано «отложить». По мнению автора, Наполеон видел в профессорах и студентах силу, которая в состоянии спровоцировать беспорядки на подконтрольной ему территории, и поэтому, несмотря на просьбы профессоров, закрыл университет.
Когда в июне 1812 г. из Вильны ушли русские войска, большая часть местных профессоров осталась в городе, а студенты вступили в «Великую армию». «Причина, побудившая [ректора] Снядецкого остаться в Вильне при вторжении неприятеля и служить новому Правлению, - считал историк Д.Н. Бантыш-Каменский, - состояла не столько в намерении содействовать предполагаемому восстановлению Польши, сколько в желании спасти остававшиеся в Вильне университетскую казну от расхищения, a библиотеку и архив эдукационного фундуша от истребления, в чем он и успел. Будучи назначен членом верховного правления он не дозволил ставить постой в залах, занимаемых библиотекою, кабинетами и архивом»4.
В данном отрывке речь идет об архиве Комиссии эдукацион-ного фундуша, который хранился в Виленском университете вплоть до его закрытия в 1831 году. С 1807 г. Комиссия была подчинена Министерству народного просвещения, и поэтому в 1834 г. её архив стал часть архива министерства. Впоследствии он был дополнен материалами Министерства земледелия и государственных имуществ и Министерства финансов по содержанию подведомственных Комиссии ранее учебных заведений.
В архиве Комиссии эдукационного фундуша хранились, кроме ее собственного делопроизводства, «документы на право владения недвижимым имуществом, переданным под ее управление, и материалы ряда временных учреждений по секуляризации и управлению бывшими иезуитскими имениями»5, а также переписка куратора Виленского университета князя А.А. Чарто-рыйского с разными учреждениями и должностными лицами по делам университета 1808-1809 годов. Сейчас эти документы со-
4 Историческая записка о состоянии Виленской губернии в 1812 году, составленная Виленским Гражданским Губернатором Д.Н. Бантыш-Каменсним / / Сб. ИРИО. Т. 128. Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года, собранные и изданные по поручению Его императорского Высочества Великого князя Михаила Александровича / под ред. К.А. Военского. СПб., 1909. С. 393.
5 РГАДА: путеводитель: в 4 т. М., 1999. Т. 4. С. 63.
ставляют фонд 1603 «Комиссия эдукационного фундуша» (14881869, 13330 ед. хр.) Российского государственного архива древних актов (РГАДА). Очевидно, что все эти исторические документы были сохранены ректором Яном Снядецким ценой нарушения присяги русскому императору.
Иначе сложилась судьба архива Московского университета. Посетив 15 июля древнюю столицу, Александр I приказал готовить казенные учреждения к эвакуации. Однако распоряжение об эвакуации Московского университета было отдано Ф.В. Ростопчиным лишь 18 августа (за две недели до входа войск Наполеона в Москву). Выполняя требования властей, университетское руководство стремилось спасти казенное имущество, в том числе архив. Попечитель Московского учебного округа П.И. Голенищев-Кутузов предписал профессорам спасать то, за что они отвечали по служебным обязанностям6. Эвакуация проходила в два этапа. Первый обоз с книгами, музейными экспонатами и исследовательскими инструментами отправился во Владимир утром 30 августа. Каждый последующий день ректор Гейм приходил к Ростопчину за обещанными 30 лошадьми, но смог добиться только 15-ти7. На них вечером 1 сентября второй обоз вывез из Москвы еще одну часть университетского имущества.
Судя по разрозненным свидетельствам, на одной из подвод архивариус Михаил Матвеевич Снегирев погрузил 15 томов рукописных протоколов конференции Московского университета за 1760-1780-е годы8. Видимо, бумаги 1790-х - начала 1810-х гг. не были тогда переданы в архив и хранились в канцелярии совета. А
6 Дневная записка Университетского Совета 18 августа 1812 / / Московский университет и С.-Петербургский учебный округ в 1812 году: документы архива Министерства народного просвещения, собранные и изданные под редакцией начальника архива Министерства народного просвещения К. Военского. СПб., 1912. С. 8-9.
7 Представление ректора Московского университета попечителю Московского учебного округа от 8 сентября 1812 года, о выезде университета из Москвы, о следовании до Владимира и о пребывании в сем последнем // Там же. С. 32.
8 Сын архивариуса профессор Московского университета Иван Михайлович Снегирев вспоминал о том, что при отъезде из Москвы наиболее ценные вещи и «библиотечка» были оставлены в Москве запертыми в кладовой казенной квартиры. Возвратилась семья Снегиревых на пустое место: дома были ограблены, а затем сгорели. См.: Воспоминания И.М. Снегирева // РА. 1866. № 4. С. 549.
накануне эвакуации у профессоров уже не было времени для их упаковки. Канцелярские дела чиновники спрятали в подвале главного здания университета9. Через несколько дней они там и сгорели. «Корпус сей, - сообщал в ноябре 1812 г. в С.-Петербург П.И. Голенищев-Кутузов, - загорелся, как сказывают, от дому графа Владимира Григорьевича Орлова и пламень распространился по всем этажам начиная с верхнего так стремительно, что ничего спасти из него было невозможно. При самом вступлении неприятеля в город, смотрителем музея Ришардом испрошена была охранительная стража, но она в сем случае была бесполезна, и некоторые утверждают, что не смотря на оную в нижнем этаже был рассыпан порох; а кем и с каким намерением неизвестно»10.
Гибель текущего делопроизводства сделала этот год рубежным в истории Московского университета. Он разделил его прошлое на «допожарный» и «послепожарный» периоды. Долгие годы после войны 1812 года министерские чиновники испытывали большие неудобства в управлении Московским университетом из-за отсутствия у него исторических свидетельств. От профессоров невозможно было добиться отчетов о потраченных средствах, читаемых лекциях, студентах и хозяйстве. На все подобные запросы профессора отказывались отвечать «за сгорением дел»11.
Это не было хитрой уловкой. И чиновники, и профессора в равной мере нуждались в ведомственной памяти, стремились восстановить ее из разных источников, сложить из сохранившихся фрагментов. Поэтому в 1815 г. ректор Гейм от лица правления просил попечителя П.И. Голенищева-Кутузова сделать копии распоряжений бывшего главы учебного округа М.Н. Муравьева, которые хранились в архиве при канцелярии попечителя. Тогда выяснилось, что «поелику все дела прежней попечительской канцелярии оставлены в московском моем доме, то ныне и нельзя в правление доставить копии, как с помянутого предложения, так и с других предписаний до сего предмета относящихся»12. Говоря
9 Андреев А.Ю. 1812 год в истории Московского университета. М., 1998 (URL: http: / / www.museum.ru/ 1812/library/ Andreev/ part5.html [время обращение: 02.12.2012]).
10 РГИА. Ф. 733. Оп. 28. Д. 169 «Дело об эвакуации из Москвы в связи с военными событиями всех учебных заведений», 1812-1813. Л. 132об.-133.
11 ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 234 «Формы для составления ежегодного отчета по университету и Московскому учебному округу». Л. 6об.
12 О доставлении правлению копии с прежних попечительских бумаг, 1815-1816 // ЦИАМ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 543. Л. 2об.
об «оставленных в московском доме» документах, попечитель имел в виду те официальные бумаги, которые после его выезда из Москвы 29 августа13 были разграблены войсками неприятеля14.
Желание восстановить университетский архив было настолько сильным, что министерские чиновники стали помогать профессорам. Так, когда в 1828 г. при разборе сенатского архива обнаружились документы, связанные с основанием университета, директор Департамента народного просвещения Д.И. Языков заставил своих служащих снять с них копии и переслать в Москву15.
Спустя два года после этого четвертое отделение Департамента народного просвещения, занимающееся хозяйственными и административными делами, запросило в архиве Министерства народного просвещения, «кем именно подписаны отчеты Московского университета о суммах оного: статной, хозяйственной и типографской за 1812 год; и было ли в свое время донесено от Московского университета о сгорении всех дел его в 1812 году, по случаю нашествия неприятеля, и о составлении по сему случаю отчетов за означенный год не из подлинных шнуровых книг, но из черновых выписок»16. Найдя по алфавитному каталогу соответствующее донесение П.И. Голенищева-Кутузова, начальник архива В.П. Петров сообщил, что в ноябре 1812 г. «главный корпус тамошнего университета сгорел до основания. Во всех трех этажах остались одне стены, и самые кладовые и все вещи, равно канцелярия, дела училищного и цензурного комитетов, магазин с типографскими книгами, матрицы, пунсоны и медные доски, кои положены были в оных, как место безопаснейшее от пожара, сделалось жертвою пламени»17. Отчета с
13 Предписание Попечителя Московского учебного округа ректору университета, от 30 августа, о выезде из Москвы / / Московский университет и С.-Петербургский учебный округ в 1812 году... С. 27.
14 Представление попечителя Московского учебного округа министру народного просвещения, от 22 октября 1812 года, в ответ на отношение от 6 октября / / Там же. С. 53.
15 РГИА. Ф. 733. Оп. 29. Д. 139 «О составлении собрания дел по Московскому Университету, с 1754 по 1761 год», 1828.
16 Там же. Ф. 745. Оп. 1. Д. 107 «Рапорты начальника архива В. Петрова о состоянии архива и произведенных в нем работах, переписка с Департаментом народного просвещения о наведении справок и приеме дел», 1830. Л. 11.
17 Там же. Л. 13об. Петров дословно процитировал отчет П.И. Голени-щева-Кутузова (Там же. Ф. 733. Оп. 28. Д. 169 «Дело об эвакуации из Москвы в связи с военными событиями всех учебных заведений», 1812-1813. Л. 132).
перечислением того, что и в каком количестве сгорело Петров в архиве не обнаружил.
С историей архива Министерства народного просвещения тесно связана судьба архивов двух Канцелярий попечителей учебных округов - Виленского и Казанского.
Сейчас документы попечительских канцелярий хранятся в региональных архивах и библиотеках, переданные туда в ХХ в. из архивов университетов. Однако в первые два десятилетия своего существования канцелярия не являлась структурной частью университета, а принадлежала Министерству народного просвещения. В официальных бумагах она именовалась «частью ведомства Высочайше вверенного [попечителю] округа»18. Согласно «Предварительным правилам» 1803 г. попечителю разрешалось жить в Санкт-Петребурге и раз в два года осматривать училища и гимназии своего округа. В 1812 г. правом жить в столице пользовались главы Виленского и Казанского учебных округов - А.А. Чарторыйский и С.Я. Румовский.
После сдачи Москвы в сентябре 1812 г. было принято решение об эвакуации документов государственных учреждений, в том числе и Министерства народного просвещения. Вместе с министерскими документами в Петрозаводск были вывезены и упакованные в ящики канцелярии попечителей Виленского и Казанского учебных округов. 10 сентября 1812 г. Департамент народного просвещения направил специальную записку в Канцелярию попечителя Виленского учебного округа с просьбой доставить в департамент документы Канцелярии. Дела были препровождены на следующий день «в двух деревянных запечатанных ящиках под № 1 и № 2-м и под литерами К.П.В.О (Канцелярия Попечителя Виленского округа)» и сданы под росписку старшим письмоводителем канцелярии надворным советником Анастасевичем19. Что касается
18 Это мнение М.Л. Магницкого, выраженное в его письме к директору Казанского университета А.П. Владимирскому от 2 января 1820 года (НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 926 «О награждении письмоводителей Канцелярии Попечителя - г. Розанова бриллиантовым перстнем, г. Мальбраншева и Олесова 600 рублями», 1819-1820. Л. 3).
19 РГИА. Ф. 733. Оп. 86. Д. 314 «По предписанию г. министра об отправлении в Петрозаводск дел Департамента и Главного правления училищ. Вместе с оными отправлены были дела Медицинского совета и Канцелярия попечителя Виленского округа, а с оными надворный советник Митурич, титулярные советники Трунев и Кульматицкий. Тут же о возвращении оных обратно в С.-Петербург», 1812-1813. Л. 1.
канцелярии казанского попечителя, то после смерти Румовского все дела, видимо, были переданы в департамент и хранилась там. При эвакуации бумаги были упакованы в «три ящика с надписью: Департамента просвещения по Канцелярии попечителя Казанского округа»20.
Дела водой были отправлены из С.-Петербурга 19 сентября и прибыли в Петрозаводск 17 октября. В Петрозаводске документы и сопровождающие их люди разместились «в небольшой квартире гимназического дома»21. В конце ноября последовало распоряжение министра народного просвещения А.К. Разумовского о возвращении дел министерства в С.-Петербург по зимнему пути22. Подводы выехали из Петрозаводска 6 января23, а 23 января старший письмоводитель Канцелярии Чарторыйского уже получил обратно оба ящика с попечительскими делами24.
Архив Казанского университета пережил и запомнил 1812 г. иначе. Он отразился не на его существовании, а на его содержании. Первые годы своего существования университет ютился в здании Казанской гимназии. Лишь в августе 1811 г. она переехала в специально построенное для нее помещение. Однако в связи с эвакуацией в Казань московских учебных заведений, с сентября 1812 по июль 1813 г. гимназия вновь вынуждена была вернуться в университетский дом25.
Согласно распоряжению попечителя С.Я. Румовского обе школы управлялись советом и конторой Казанской гимназии. И только в марте 1812 г. Румовский направил в Казань письмо, адресованное «совету при Казанском университете». На вопрос директора гимназии и университета И.Ф. Яковкина «под каким именем отныне быть совету: под именем ли совета казанской гимназии, или под именем совета при Казанском университете?» попечитель приказал возложить управление по учебной и образовательной части университета и гимназии на совет при Казанском университете (до полного открытия университета), в то вре-
20 РГИА. Ф. 733. Оп. 86. Д. 314. Л. 10.
21 Там же. Л. 14об.
22 Там же. Л. 18-25.
23 Там же. Л. 26.
24 Там же. Л. 28.
25 Казанский университет: хронология становления химической лаборатории и Казанской химической школы. 1806-1872 / сост. проф. А.В. Захаров; науч. ред. проф. В.И. Галкин. Казань, 2011. Ч. 1. С. 143.
мя как хозяйственные вопросы по прежнему были оставлены в ведении гимназической конторы26.
При таком симбиозе делопроизводство университета и гимназии было единым. До «полного открытия» университета в 1814 г. его документы передавались на хранение в архив гимназии. Даже сейчас они хранятся в НА РТ в фонде казанской гимназии, а не университета. Собственно университетский архив открывается документами, датированными 1813 годом.
В 1812 г. среди обычных делопроизводственных документов (дела об увольнении и приеме в университет и гимназию, протоколы заседаний Совета и Конторы гимназии, книги входящих и исходящих документов, разнообразные ведомости и месячные акты, рапорты и донесения о ходе экзаменов и т.п.) появились тексты, относящиеся к военным действиям. В протоколах Совета Казанской гимназии за 1812 г. есть переданное министром народного просвещения по эстафете директору университета и гимназии И.Ф. Яковкину известие об объявлении войны. Оно было прочитано членам университетского сословия27. В связи с этим появились прошения некоторых преподавателей оставить alma mater и отправиться на «поле брани»28. А в связи с тем, что в 18121814 гг. в Казани размещались военнопленные29, для общения с ними потребовались переводчики. На помощь губернатору университет направил лектора французского языка И.Ф. Лейтера.
В архиве есть упоминания о письмах ректора Московского университета Гейма из Нижнего Новгорода с просьбой разместить «эвакуированный» университет в незанятых домах Казанского университета и готовность академической корпорации предоставить все необходимое30. И хотя в итоге Московский университет до Казани не доехал, гимназия и университет принимали питом-
26 Булич Н.Н. Из первых лет Казанского университета: (1805-1819): рассказы по архивным документам. Изд. 2-е. СПб., 1904. Ч. 2. С. 324.
27 НА РТ. Ф. 977. Оп. 1. Д. 471 «Протоколы заседаний Совета гимназии и обозрения преподаваний в Казанском университете за 1812 год». Л. 85-85об.
28 Там же. Л. 122.
29 Подр. о французских военнопленных в Казани см.: Вишленкова Е.А. Французские военнопленные 1812 года в Казанской губернии / / Россия и Франция: XVIII-XX века / отв. ред. П.П. Черкасов. М., 2000. Вып. 3. С. 119-131.
30 НА РТ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 8879 «Книга на записку входящих бумаг совета Казанской гимназии», 1812. Л. 24об., 29об., 30.
цев и студентов из Москвы31, а шесть студентов московского медицинского факультета получили разрешение слушать лекции в Казани32.
С 1812 г. связана одна из первых научных защит в Казанском университете. В августе в Совет Казанского университета пришло прошение на латинском языке провести экзамен на степень доктора прав от бывшего воспитанника Геттингенского университета, а с 1810 г. своекоштного студента Московского университета Иоганна Готлиба Ионы. В Москве он служил гувернером у А.С. Грибоедова. Иона намеревался пройти защиту в Москве, но из-за вторжения Наполеона вынужден был бежать на восток. К прошению он приложил личные документы: метрикум Геттингенского и свидетельство Московского университетов. Свидетельство Московского университета было выдано 22 августа и подписано ректором Геймом33.
Ходатайство Иона было удовлетворено. И в 1813 г. местный попечитель М.А. Салтыков предписал, чтобы за неимением в Казанском университете на тот момент факультетов, создать специальный подотчетный совету профессоров, самому попечителю и министру народного просвещения временный комитет. Ему поручалась, которому и поручить подготовку и проведение экзамена подготовить и провести экзамен соискателя34. В ходе него экзаменаторы вырабатывали правила проведения подобных испытаний. Например, они определяли, по каким предметам и как именно нужно проводить экзамены на докторское достоинст-во35. Профессора письменно сформулировали свое мнение относительно новой для них функции. А когда в 1814 г. состоялась публичная защита диссертации, то ее участники высказали суждения о состоявшемся диспуте36.
Кроме новых практик делопроизводства, 1812 г. стал переломным и в сфере университетского управления в Казани. В июле 1812 г. умер Румовский, а его преемник, Салтыков, получил
31 НА РТ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 8752 «Собрание прошений и прочих бумаг о принятии в Университет Студентов и об увольнении из», 1812. Л. 39-39об.
32 Там же. Д. 8849 «Рапорты и прошения служащих, казенных студентов в совет и правление университета», 1812. Л. 10.
33 Там же. Д. 8828 «По прошению студента Московского университета Саксонского уроженца Иоганна Иона об удостоении его, по надлежащем испытании звания Доктора прав», 1812-1814. Л. 6.
34 Там же. Л. 11-11об.
35 Там же. Л. 15-16.
36 Там же. Л. 113, 114, 115.
официальное назначение только в октябре. Узнав имя нового попечителя, профессора направили ему витиеватое и наполненное библейскими метафорами приветствие: «Университет приятнейшим себе поставляет долгом чрез сие изъявить вам усерднейшее поздравление с особенною доверенностью Монарха, поручившего вам блюсти виноград, Его десницею насажденный, Его благостью орошаемый и простирающий гроздья свои по всему востоку обширного его владычества. При особе, толикия Монар-шия доверенности удостоенной, мы делатели сего винограда силы к силам, труды к трудам приложим на удобрение оного»37.
По сохранившемуся черновику этого послания можно проследить редакционную обработку текста, способ формулирования мысли, выбор слов и выражений. Так, авторы письма долго не могли выбрать формулу обращения к попечителю. Были отброшены обращения «сиятельнейший граф», «милостивый государь», «его превосходительству». В итоге письмо было адресовано «Господину действительному Камергеру, Казанского университета и учебного округа попечителю Михайлу Александровичу Салтыкову». Кроме того, в окончательном варианте изменена и форма титулования с «Вашего сиятельства» и «Сиятельнейший граф» на «Ваше превосходительство». Первая употреблялась к князьям, графам и герцогам, а вторая - к лицам, имеющим чин III и IV класса по Табели о рангах. Салтыков имел право на оба титула, но профессорское сословие сделало акцент на служебном статусе попечителя.
Возможно, эти поиски версий правильного обращения были реакцией профессоров на бюрократическую реформу М.М. Сперанского. М.А. Салтыков предпринял активные действия для полного открытия Казанского университета. Именно при нем канцелярия совета университета отделилась от канцелярии совета гимназии, и соответственно дела стали сдаваться в архив по отдельным описям и храниться отдельно от дел гимназии. Так было положено начало архиву, ныне образующему фонд 977 (Казанский университет).
Сохранившийся архив Казанского университета позволяет узнать о проектах, которые готовились и были забыты в результате войны 1812 года. Так, в июле 1811 г. местные университарии по-
37 НА РТ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 8791 «Об управлении Министерством народного просвещения князем Голицыным по случаю отъезда г. министра в Москву; о смерти г. попечителя Румовского и об определении на место его попечителем действительного Камергера Михайла Салтыкова», 1812. Л. 7-7об.
лучили предписание попечителя составить маршрут и выбрать участников для грандиозной общеуниверситетской научной экспедиции. Ее проведение было запланировано министром на весну 1812 года. «Я имею намерение, - писал министр А.К. Разумовский, - составить экспедицию ученых путешественников из лиц, принадлежащих к Московскому, Виленскому, Дерптскому, Харьковскому и Казанскому университетам. Предметом сих путешественников будет делать наблюдения и открытия в Российских губерниях по минералогии, зоологии, ботанике, сельскому домоводству и тех-нологии»38. Осенью 1811 г. казанские профессора жарко обсуждали маршруты, сочиняли инструкции, составляли сметы, придумывали аргументы для обоснования собственного участия в этом мероприятии39.
Документы университетских архивов свидетельствуют о разном отношении чиновников университетов Москвы и Казани к военным событиям 1812 года. Для москвичей, которых война коснулась непосредственно - она была трагедией (нашествие неприятеля, разорение, военные обстоятельства, пожар), которая оставила многих без крыши и средств к существованию. У готовых помочь бежавшим из Москвы коллегам университетские чиновники Казани воспринимали войну как романтическое «восстание против врага <...> на поле брани». В отчетах Казанского университета и гимназии за 1812 г. память о военных действиях никак не отразилась40, в то время как апелляция к пожару в Москве не утратила своей актуальности и в 1830-е годы.
Именно к бедствиям 1812 г. и заслуге студентов перед Отечеством в войне 1812 года41 апеллировали московские профессора в своих обращениях к людям власти, когда просили у них материальную помощь для студентов. В подобной ситуации казанцы писали о чувстве справедливости по отношению к тем, кто будет
38 НА РТ. Ф. 87. Оп. 1. Д. 8674 «По предписанию высшего начальства о имеющей быть экспедиции ученых путешественников», 1811. Л. 2.
39 Там же. Л. 4-42; Д. 8707 «О имеющей быть для путешественников ученой экспедиции», 1811. Л. 6-7.
40 Там же. Д. 10081 «Отчеты Казанской I мужской гимназии и Казанского университета», 1812.
41 Дело о выдаче пособия казеннокоштным студентам университета, в связи с их тяжелым материальным положением, осложненным военными событиями, 1814-1815 гг. // РГИА. Ф. 733. Оп. 28. Д. 212. Л. 1-1об.
жертвовать собой на службе в далеких сибирских училищах42. Что касается харьковских профессоров, то они оправдывали экстра-траты потребностью сохранить физическое и душевное здоровье будущей российской элиты43.
Таким образом, в истории университетских архивов 1812 г. стал знаковым рубежом. В случае с Виленским и Московским университетами, когда речь шла о сохранении архивов, граница носит «физический» характер. И если в Вильно сотрудничавшему с французами ректору удалось сохранить документы, то в Москве университетские бумаги погибли. Примером удачного решения проблемы служит своевременная эвакуация документов Министерства народного просвещения и двух попечительских Канцелярий - Виленской и Казанской. Что же касается архивов Дерпт-ского, Харьковского и Казанского университетов, то они не пострадали физически, но расширили спектр и тематику откладывающихся в них документов. На примере архива Казанского университета можно зафиксировать «археологическую» границу архива: изменение качества документов, появление спровоцированных войной новых (для конкретного университета) практик, изменение делопроизводственной традиции.
42 Рапорт инспектора студентов Брейтенбаха о необходимости улучшить содержание казенных студентов, 1818 г. // НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 809. Л. 2-2об.
43 Дело об увеличении размера стипендии казеннокоштным студентам и жалованья кандидатам и магистрам университета, 1811-1816 гг. // РГИА. Ф. 733. Оп. 49. Д. 139. Л. 9-9об.
