CC BY
57
ЗООНИМИЧЕСКИЕ ТЕРМИНЫ НА СЛУЖБЕ СОЗДАНИЯ ГЕРОИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ (К РЕКОНСТРУКЦИИ И ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКОЙ ОБРАБОТКЕ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»)
В.Г. Руделев, О.В. Сафонова
1. Боянъ
Представлению Бояна как возвышенной, героической личности (великого поэта-певца, крупной общественной фигуры, мыслителя, политика) мешают укоренившиеся догмы о древнем (первоначальном) язычестве у восточных славян и позднем (только с X в.) христианстве на Руси [Руделев 2004: 76-86], а также непонятная боязнь увидеть в Бояне гениального предшественника Автора «Слова» [Энциклопедия 1995, т. 1: 24-36]: последнее якобы умаляет поэтические данные и общественную роль создателя «Слова о полку Игореве».
Если отвлечься от первого и второго, если увидеть в этом преходящие моменты, возникшие в угоду конъюнктурным соображениям или в силу политических запретов, то откроется нечто совершенно новое в образах многих представленных в «Слове» лиц, и прежде всего -в образе Бояна.
Первое упоминание имени Бояна в тексте «Слова» начинается со строк, нуждающихся в непременной коррекции (в превращении союза а из противительного в соединительный [Никитин 1984а: 215; Энциклопедия 1995, т. 3: 311-312]):
Начати же ся тъй п^сни по былинамъ сего времени а по замышлен'ю Бояню!
Перевод на современный русский:
<Начаться же той песне по былинам нашего времени и- по замышлению Боянову!>
Подобную коррекцию текста, искаженного некомпетентными переписчиками, провести необходимо по многим причинам [Руделев 2009:48-52], но особенно в связи с тем, что без нее невозможно понять последующие строки текста: если Автор «Слова» противопоставляет себя Бояну, цитируя далее его высочайшие художественные строки, значит он отрекается от художественного изложения событий, предпочитая поэтической модели какую-то иную, но этого не отмечается -Автор «Слова» относится к Бояну почтительно, как Поэт к Поэту, и следует его заветам. Причем же здесь: «а не по замышлению...»?
Итак, Автор «Слова» не противопоставляет себя Бояну, а следует его поэтической модели и не боится об этом сказать, видимо, потому что иначе его не пой-
В статье реконструируются и подвергаются герменевтической обработке части текста «Слова о полку Игореве», содержащие образы Бояна и Всеслава Брячиславича. Выявляются внутренние формы зоонимов, характеризующих указанных героев. Расшифровывается образ Мысленного древа.
Ключевые слова: Боян, Всеслав, Ель, соловей, волк.
мут и не примут! Да и не надо великому от великого отрекаться.
Наша гипотеза подтверждается тем фактом, что Автор «Слова» в смысле художественного метода оказывается не ниже своего великого предшественника, его представление (описание творчества) Бояна - образец высочайшей поэзии:
Боянъ бо вТ)щий, аще кому хотяше п1)снь творити, то растекашетъся мысью по древу, с!)рымъ вълкомъ по земли, шизым орломъ подъ облакы.
Укрепляя себя в высоком (церковнославянском) слоге, Автор «Слова» экономно, с помощью трех животных образов (белки-мыси, серого волка и сизого орла) формирует Бояново поэтическое пространство. Конечно, речь идет о желтой белке (конъектура Н. Ко-релкина [Энциклопедия 1995, т. 3:293-296]), в этом случае созвучие в словах мысь и мысль, своего рода паронимическая аттракция, играет не последнюю роль. Триада «желтая белка ~ серый волк ~ сизый орел» не только создает трехмерное пространство, поэтический простор поэта, но и заполняет это пространство мысленным древом (деревом), и у дерева - три цвета: желтый (= золотой) ~ серый (оттенки избурасерый и иссинясерый) ~ сизый (темный, черный с просинью и с белесоватым, голубоватым отливом, серо-синий, дикого цвета с синевою, с голубой игрою) [Даль 2002, т. 4: 53, 58]. В наборе цветов угадывается священная у православных русских людей Ель. Почти такая же модель представления ели - у современных русских поэтов, например у Булата Окуджавы: «Синяя крона, малиновый ствол, /звяканье шишек зеленых...». Ярким примером также является «Сказка о царе Салтане...»
А.С. Пушкина - там уж без всякого сомнения святое дерево: «Ель растет перед дворцом, /А под ней хрустальный дом; / Белка там живет ручная, / Да затейница какая! / Белка песенки поет/Да орешки все грызет,/А орешки не простые, /Все скорлупки золотые, /Ядра -чистый изумруд...».
Священный характер Ели у православных христиан подтверждается украшением ее и возжиганием свечей на ней на Рождество Христово; в некоторых российских регионах, например в Псковской области, елочка украшает головной убор невесты [Таратынова 2007; Руделев 2008: 64-69]; в Смоленске Рождественскую Ель (Мысленное древо) не разбирают до Масленой недели, только тушат огни, но зажигают их снова в первый день Масленицы. Само имя «Масленица» происходит не от слова масло, а от буквенного символа Богородицы Марии - Мыслеть. Эта буква обозначала в древней славянской азбуке чертами, а затем и в Кирилловой глаголице фонему [m] и число <40>, а еще она была тайным образом Пресвятой Богородицы Марии в годы запрета на Ее и иные иконы (717-842 гг.). Таковой эта буква была и много раньше - во времена арианства и несто-рианства, когда были отняты у православных христиан Богородичные праздники, в том числе Успение Пресвятой Девы Марии; позже этот праздник был православным христианам возвращен, но перестал быть переходящим, перед Великим Постом; «освободившаяся» праздничная неделя стала «языческой» и превратилась из Мысленицы в Масленицу [Руделев 1999: 48-54].
Нам еще предстоит вернуться к выражению мысленное дерево и сделать очень важные уточнения к нашим рассуждениям. Пока же проследим за мыслью Автора «Слова» , прославляющего Бояна:
Помняшеть бо, рече, пьрвыхъ временъ усобиц!). Тогда пущашеть десять соколовъ на стадо лебед)й. Которой дотечаше, та преди п)снь пояше: старому Ярославу, храброму Мьстиславу, иже зар)за Редедю предъ пълкы касожьскыми, красному Романови Свтъславичу
Боянъ же, братие, не десять соколовъ на стадо лебед)й пущаше, но своя в)щ1я пръсты на живая струны въскладаше. Они же сами къняземъ славу рокотаху.
Эти два отрывка из «Слова» преисполнены изысканной тропики: пальцы Бояна (его вещие персты) сравниваются с десятью соколами, нападающими на стадо лебедей, а лебеди - это живые струны музыкального инструмента (гусель) Бояна. Боян словно и не слагает свою песню и не поет ее, а только задает тему своим ле-
бедям-струнам, а они сами поют громкую славу героям-князьям. Кипенная чистота птиц-лебедей и рыцарское благородство птиц-воинов, доблестных соколов, дают представление о чистоте и возвышенности песен Бояна; быть героем его песни - высочайшая честь тому, о ком поет великий певец.
Образы птиц, однако, не единственные предикаты словесной фигуры Бояна, важна и иная, прямая информация о достоинствах этого человека-поэта. Оказывается, он глубоко знает славянскую историю, полную кровавых схваток одних племен с другими; эти схватки (.усобицыI) отражены в народной памяти - благодаря тем же баянам. Имеется в виду, прежде всего, конец IV в. (375 г.), когда восточнославянский вождь Вятко (Вячеслав), родоначальник левобережного (по Днепру), черного, народа, поверив клятве готского королевича Винитара, сына престарелого хозяина правобережной, правой (по тому же Днепру) половины славянской земли короля Эрманариха, прибыл на дружеский пир в Киев вместе с сыновьями и старейшинами, и все были зверски убиты: живыми закопаны в землю. Вот это событие - самое древнее (первое) в памяти Бояна, оно отражено было еще в песнях, которые Боян услышал от своих предшественников-баянов. Оттуда идет и самый древний фрагмент «Слова» - «Сон Святослава Киевского» [Сафонова, Руделев 2009: 201-204]. Он, впрочем, был еще «сном» древлянского князя Мала, пожелавшего себе взять в жены овдовевшую княгиню Ольгу. Ну, а непосредственные песни Бояна угадываются, в частности, в бы/лине «О Волъге и Микуле» и в «Соловье Бу-димировиче», а также в «Сказке о царе Салтане» А.С. Пушкина [Руделев 1994:26-27, 41-44], не говоря уж о тех песнях, которые предполагает перечень имен у Автора «Слова» (о Ярославе Мудром, о его брате Мстиславе и о внуке Ярослава - красавце Романе Святославиче, убитом половцами в 1079 г.).
Следующий отрывок из «Слова» дает дополнительную и, видимо, самую важную информацию о Бояне и о Мысленном дереве, в котором мы угадали подобие Рождественской Ели:
О Бояне, соловию старого времени! Абы/ ты! сия пълы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умом подь облакыI, свивая славы! оба полы! сего времени, рища въ Тропу Трояню черезъ поля на горы/!
Автор «Слова» искусно играет церковнославянскими формами, чередуя их с народными, русскими. К Бояну он обращается, употребляя то форму соловию (по-русски), то славию (по-церковнославянски); в обоих случаях Боян оценивается высочайшим образом, выделенный из ряда обычных баянов. В XII в. певец XI в.- уже соловей старого времени, у кого не грех и поучиться, и даже позвать на помощь: «если бы/ ты/ эти походы/ воспел!». Не так ли А.С. Пушкин призывал мысленно Е.А. Баратынского принять участие в создании «Евгения
Онегина» и перевести на свой поэтический язык любовное письмо Татьяны, написанное по-французски (какой древний, оказывается, прием!):
Певец Пиров и грусти томной, Когда б еще ты был со мной, Я стал бы просьбою нескромной Тебя тревожить, милый мой: Чтоб на волшебные напевы Переложил ты страстной девы Иноплеменные слова. Где ты? Приди: свои права Передаю тебе с поклоном...
Но это - не самое главное! Главное - в том, что мы, наконец, видим, что значит Мысленное древо (Ель) по своей функции, чему оно служит. В самом начале своей истории слово мыслить (мыслити) имело внутреннюю форму говорить [*тии!- > тиив!-]. М. Фасмер [Фасмер 2004, т. 3: 25] связывает эту праформу с цепочкой древнегреческих слов именно со значением говоритъ, и с ним же строятся форманты славянских слов-имен типа: Осмомыслъ, Гостомыслъ, Добромыслъ, Перемыслъ. Формант -Мысль синонимичен формантам -Славь (Яро-славъ, Святославъ, Мьстиславъ) и -Горъ (Святогоръ). Краткий вариант приведенной праформы [*тиА- > *ти1-] (с выпадением [Ч]) - в слове мълвити; оно па-ронимично в своей основе или совпадает с возможным вариантом основы [*то1] глагола молити (ся) ([тс!-]). В таком случае закономерны значения слова мыслити не только думать, говоритъ, но и молить (ся), проситъ. Мысленное дерево (священная ель) оказывается православно-христианской иконой, судя по всему, образом Святой Троицы (Трояна). Между прочим, такая православно-христианская икона (каноническая!) существует [Земная... 2000: 273]. Она имеет два имени: «Прибавление ума» и «Подательницаума». Ни одно из этих имен не расшифровано, однако иконе указанной молятся именно в случае недостатка этого человеческого качества (особенно у детей). Вид этой иконы загадочен: конусообразная фигура, задрапированная парчой, украшена медальонами; на вершине усеченного конуса -главы Пресвятой Богородицы Марии и Предвечного Младенца Иисуса Христа. Над главами святых образов - три ангела (образ Святой Троицы); слева и справа - по два ангела, которые в совокупности повторяют очертания глаголической буквы «Мыслеть» («Мыслете»). Внизу -еще один ангел с крестообразно простертыми четырьмя крылами. Это - тот самый Крест, на котором крепится рождественская ель, он - символ Единого Бога Отца Вседержителя, Творца Небу и Земле... (как говорится в «Символе Веры») (рис. 1).
В усеченном и изукрашенном конусообразном вместилище Пресвятой Богородицы Марии и Ее Сына легко угадывается Мысленное дерево Бояна, о котором идет речь в «Слове о полку Игореве». Наличие (контаминация) двух святых образов - Пресвятой Троицы и Богородицы Марии (в Ее тайном, буквенном варианте и антропоморфном образе) - вполне естественно в эпоху
Рис. 1. Образ Пресвятой Богородицы Марии «Прибавление ума
прекращения гонений на иконы (после 842 г.). «Скача по мыслену древу», «летая умомъ подъ облакы», «свивая славы оба полы сего времени», Боян пел славу русской православной истории, не разделяя Русь на правобережную (по Днепру) и левобережную половины (полы): обе были достойны и преисполнены Славы. Боян прекрасно знал эту историю, словно из-за облаков наблюдая ее. В XI в. великому певцу приходилось ее уже отстаивать, потому что на смену векам Трояна (Троиче-ской православной вере) пришли лета Ярослава (годы Софийного христианского обряда и новой азбуки, без писаного креста - кириллицы, пришедшей из Болгарии на смену утвердившейся в славянском мире глаголицы) [Руделев 2000: 74-82, 2001: 58-67].
Судя по словам Автора «Слова» , Боян был активным защитником православной веры в ее исконном Троичес-ком обряде, и это никоим образом не согласуется с попытками представить русского певца-поэта XI в. как некоего язычника, волхва [Энциклопедия 1995, т. 1:147153]. В таком представлении Бояна нет, кстати, ничего удивительного, поскольку в XI в. шла активная борьба с «черным» христианством (Троическим обрядом), и вся обрядовая «черная» терминология и символика подлежала уничтожению именно как языческие пережитки. Современные исследователи «Слова» не находят в этом памятнике никаких следов христианства вообще, кроме «Богородицы Пирогощей». Но это неверно: «Слово о полку Игореве» насквозь пронизано православно-христианским духом, и в этом Автор «Слова» или его авторы следуют традициям, идущим от Бояна [Руделев 2004].
Интересно выражение: рища въ тропу Трояню черезъ
Рис. 2. Минская икона Божией Матери
Рис. 3. Богородица Мария с Младенцем (Болгария)
поля на горы!. Здесь, несомненно, идет речь о миссии апостола Андрея Первозванного на Скифские земли (земли будущих восточных славян и их ближайших соседей, например адыгов) [Руделев 1994:92-97]. Верный ученик Иисуса Христа Андрей Первозванный и шесть его мужественных спутников (Силуан, Иосиф, Фирс, Елисей, Косма и славянин Лихослав) проделали огромный крестный путь, приобщая к христианской вере левобережный (по Днепру) праславянский народ и его соседей адыгов (касогов). Далее путь Андрея Первозванного продолжался по земле луговых предков славян - вплоть до Киевских холмов. Патетические фразы, которые летописи приписывают апостолу Андрею, может быть, им и произносились, но не они были главным в его миссионерской деятельности. Главное было в крещении местного населения, в создании монастырей («оград»), в обучении местного населения закону Божьему. Нет сомнения в том, что найденная в Хазарии Константином Философом азбука чертами и резами, положенная в основу глаголицыI, была создана уже в I в. н. э. Один из спутников Андрея, видимо Силуан (Сила), ранее ходивший с апостолом Павлом на свою родину в Антиохию и подаривший землякам имя христиане, и предкам славян сделал аналогичный подарок; они усвоили имя христиане как крестьяне. Черные (черносошные) крестьяне, не знавшие крепостного права, существовали в России до революции 1917 г. Они были очень активным классом в России и даже принимали участие в выборах царей (Михаила Романова и Бориса Годунова).
Троическое христианство (вера в Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа) предполагает единство трех ипостасей Создателя, их нераздельную сущность. Со-фийное христианство редуцирует Святую Триаду: из нее
выпадает образ Святого Духа, и вместе с этим становится неактуальным само понятие Троицы/ (Трояна). Автор «Слова» подчеркивает причастность Бояна именно к Троическому христианству, и он называет Бояна внуком Святого Духа:
Чили въсп!)ти было, вТ)щей Бояне, Велесов внуче...
Велесъ - это, несомненно, имя Бога Святого Духа. В 2004 г. один из авторов настоящей статьи, В.Г. Руделев, перечисляя имена Бога Святого Духа (Див, Стрибог), найденные в «Слове» [Руделев 2004], еще не мог оторвать имя Велесъ от сонма языческих кумиров, словно загипнотизированный одиозной теорией древнеславян-ского язычества. Ныне он от этих оков абсолютно свободен и ощущает созвучие этого имени с названием третьей буквы азбуки резами - уеН (у Константина Философа -вЪдЪ). Эта буква как раз была символом Бога Святого Духа. М. Фасмер находит в имени Велесъ внутреннюю форму великий, находя ее сохраненной в древнегреческом слове-имени (горная гряда в Беотии, посвященная Аполлону и Музам) [Фасмер 2004, т. 1: 288-289].
Месяцеобразный знак Святого Духа можно обнаружить на многих Богородичных иконах, но наиболее ярко и открыто он представлен на иконе «Покров Пресвятой Богородицы/»: Богородица держит месяцеобразно свой платок (плащ, мафорий) как знак Бога Святого Духа и Им Она спасает православных людей от всякой напасти, зла, погибели. На иконе Святого Духа Прохора из Го-родца Сам Святой Дух держит в руках аналогичный знак, обнаруживая Себя в некой неназванной личности. Знак Святого Духа в виде у-образно раскрытой ладони имеется почти на каждом Богородичном образе. Но есть и
такие Богородичные иконы, на которых подобный знак отсутствует. Его нет, например, на иконе Пресвятой Богородицы Марии из кафедрального собора Сошествия Святого Духа в Минске. Мало того, в этом образе словно подчеркивается ненадобность подобного знака: на руках Богородицы Марии - темные перчатки, и они скрывают руки Пресвятой Девы (рис. 2).
Такие же перчатки - на Болгарской Богородичной иконе из Рильского монастыря (Иоанна Образописцева) (рис. 3). В то же время создатели Богородичных образов находят способ компенсировать отсутствие у-об-разности руки Богородицы Марии какими-то иными знаками Святого Духа: например, рука Пресвятой Девы на иконе Иоанна Образописцева, как будто лишенная этого знака, все же его содержит - это зеленый цвет перчатки, а он, судя по иконе Святой Троицы Андрея Рублева, как раз является знаком Бога Святого Духа.
В условиях Софийного обряда имя Велеса, как и Трояна (также Дажъ-Бога, Хорса и Перуна), было под запретом и объявлялось языческим. В одном из списков «Хождения Богородицы по мукам» говорится о посмертном наказании тех, кто этих якобы «идолов» «на богы обратиша» [Энциклопедия 1995, т. 1: 185]. Не следует, однако, забывать, что и Богородичные образы в некоторое время все сплошь подлежали запрету, а людей, хранивших у себя таковые, подвергали пыткам и казни. Видимо, наступила пора спокойно отнестись ко всему, что содержится в «Слове о полку Игореве» и что объявлено когда-либо язычеством, не являясь таковым на самом деле.
Некоторая трудность возникает от сравнения сказанного нами о древности тропы Трояньей с тем, что говорится о времени Трояна в том же «Слове» несколько позже рассмотренных нами строк. Мы имеем в виду такой участок текста:
На седьмомъ в)ц) Трояни върже Всеславъ жребий О д)вицю себ)) любу...
<На седьмом веке Трояна бросил Всеслав жребий о девице, им любимой... >
Полоцкий князь Всеслав Брячиславич (это о нем идет речь) жил в Х1-Х11 вв. (умер 14 апреля 1101 г.). Если это был VII в. Трояна, это значит, что миссия Андрея Первозванного проходила не в I в., а только в V, т. е. четыре столетия позже жизни святого апостола. Видимо, надо отличать Тропу Трояна и века Трояна (Троического христианства). Торжество Троического православия было прервано на земле предков славян господством арианской ереси, которая была побеждена именно в V в. изгнанием готов-ариан из Константинополя. Именно в этом веке происходит консолидация русской народности и укрепление Троического христиарства в Киеве и иных русских городах. Что касается ереси полоцкого князя Всеслава Брячи-славича, то это - отдельный вопрос, и мы посвятим его решению следующую часть нашей работы.
2. Всеслав Брячиславич
Князь Всеслав Брячиславич Полоцкий сел на отцов престол в 1044 г. и, видимо, княжил в Полоцке до конца своих дней (он умер 14 апреля 1101 г.). Отец Всеслава был внуком великого Владимира Святославича (умер в 1015 г.) и полоцкой княжны Рогнеды. В 1060 г. Всеслав Брячиславич вместе с двоюродными братьями Яросла-вичами - Изяславом, Святославом и Всеволодом - совершил удачный поход на торков, но потом дружеские отношения Всеслава Брячиславича с Ярославичами испортились. Видимо, это и было началом его безумных планов возрождения трехстольной Руси, той, которая была при его прадеде Владимире Святом, - с великими городами Тьмутараканью, Киевом и Новгородом. Киев мыслился как центр трехчастной оси. Он и был той девицей, которую возлюбил, по словам Бояна, Всеслав на седьмом веке Трояна (см. выше).
Мы представляем себе Киев «городом мужского пола», в отличие, допустим, от той же Тьмутаракани, и недоумеваем, как это вдруг Киев - матерь городов русских. Ничего удивительного в этом, однако, нет: в глубокой древности Киев был «городом женского пола» (не Кыевъ было, а Кыевь!), и у князя Всеслава на этот счет была совершенно правильная ориентация. Единственная, может быть, неправильность Всеслава Брячиславича заключалась в том, что Великий Новгород ему не казался особенно великим, и древнюю столичную ось он рисовал себе так: Полоцк ~ Киев ~ Тьмутаракань.
«Слово о полку Игореве» лаконично рисует картину реализации Всеславом его великих замыслов - раненый, хромающий князь Всеслав, опираясь на костыли, садится на коня и скачет к Киеву; там ему невероятным чудом удается прикоснуться копьем золотого Киевского престола:
... Тъй клюками подъпьрся, окони ся и скочи къ граду Кыеву и дотъчеся струж1емъ злата стола Кевъского...
Автор «Слова» несколько торопит события, начиная сразу с событийной кульминации. Между тем этому предшествуют экспозиционные события, которые описывают честолюбивые действия Всеслава Брячиславича, мечтающего о приоритете Полоцка над Великим Новгородом (об этом говорит Летопись). В 1067 г. князь Всеслав Полоцкий стал затевать рати. Начал он с Пскова: очень старался, и пороки применял (стенобитные орудия), а ушел ни с чем. В 1067 г., однако, сынъ Брячиславль Полочьский так заратился, что захватил часть Новгорода, а из Святой Софии выкрал все богатства: паникадила, колокола и пр. Насчет самого образа Святой Софии ничего не известно: видимо, спрятали новгородцы дивный этот образ. Церковные богатства, украденные Всеславом в Новгороде, видимо, так и остались в Полоцке.
«Слово о полку Игореве» с грустью описывает разбойное нападение на Великий Новгород, совершенное князем Всеславом Брячиславичем:
... Утре же вазьни ради съ три кусыI
отвори врата Новуграду, разъшибе славу Ярославу...
<... Утром же, благодаря удаче, но только с третьего раза отворил он ворота Новгородские -разбил славу Ярославову...>
Случилось это событие тоже раньше киевского приключения Всеслава Брячиславича, и следовало за этим событием еще не киевское прикосновение к золотому столу, а то, что Ярославичи решили проучить бессовестного двоюродного брата, невесть что о себе возомнившего. 3 марта 1067 г. противники сошлись на Немиге-реке. Как попал на Немигу-реку (возле нынешнего Минска) Всеслав, представить трудно. «Слово» говорит, что это случилось сразу же после погрома в Новгороде:
...скочи вълкомъ до Немиги съ Дудуток... <... ускакал волком к Немиге с Дудуток...>
вича и двух его сыновей схватили, отвезли в Киев и бросили в поруб. Видимо, в этой киевской тюрьме и произошла встреча плененного князя с певцом Бояном, сидевшим в порубе уже довольно долго [Руделев, Сафонова 2009: 202-211].
Неожиданные события приблизили мечту Всеслава Брячиславича о единой трехстольной Руси. В 1068 г. в Киеве вспыхнуло восстание горожан против князя Изя-слава. Дружинники сразу же посоветовали Изяславу Ярославичу убить Всеслава, но Изяслав не послушался, убоялся лишней крови. А киевляне тем временем освободили узников киевской тюрьмы и провозгласили Все-слава Полоцкого Киевским великим князем. Вот здесь-то он и оставил метку от своего копья на золотом престоле, видимо, не надеясь на какое-либо продолжение власти. Но продолжение было и длилось семь месяцев, пока Изяслав не заручился помощью своего тестя, польского короля Болеслава, и не двинулся на Киев. Тогда и произошло то, что в «Слове» подано как нечто предшествующее новгородской эпопее Всеслава:
Скочи отъ них люымъ зв)ремъ в пълночи изъ Б)лаграда, обТ)сися син) мъгл)...
Исследователи склоняются к мысли, что Дудутки -местечко под Великим Новгородом [Энциклопедия 1995, т. 1: 256-261]. Значит, Всеслав Брячиславич был застигнут в своем беге от Новгорода с награбленными церковными богатствами возле Немиги-реки и оттуда, насмерть разбитый и тяжело раненный, снова бежал, боясь потерять трофеи. Может быть даже, на Немиге он укрыться хотел, полагая, что в Полоцке его уже ждут безжалостные каратели.
Что касается битвы на реке Немиге, то она описана в «Слове» необычайно живописно:
На Немиз) снопы/ стелють головами, молотять чепи харалужны/ми, на тоц) животъ кладутъ, в)ютъ душу от т)ла. Немиз) кровави брез) не бологомъ бяхуть пос)яни, пос)яни костьми рускихъ сыновъ.
<На Немиге снопы/ стелют головами, молотят цепями стальными, веют душу от тела. Кровавые берега Немиги не хлебом бы/ли посеяныI, посеяныI костьми русских ынов>
Коварные Ярославичи (Изяслав, Святослав и Всеволод) словно постигли умом тайну и жребий Всеслава. После того, как они его разгромили на Немиге, они же братанича в гости пригласили в Киев (посмотри, мол, на свою мечту-девицу). И Всеслав поддался, поверил. Он переплыл на лодке Днепр возле Смоленска и вошел в шатер, где его ожидали Ярославичи. Всеслава Брячисла-
Интересно то, что во время своего киевского княжения (всего семь месяцев) Всеслав Брячиславич укрепился в мечте о возрождении трехстольной Руси. Именно с этим связано его посещение Тьмутаракани Азовской (Островной). Мы говорим сейчас о Тьмутаракани, снабжая этот топоним эпитетом Азовская, или Островная, потому что в конце XI в. была уже вторая Тьмутаракань - Эрзанская (Рязанская), именно она была символом отдаленности, глухомани и т. д. (это с точки зрения белы/х, праводнепрянских словен-руси-чей). Всеслава Брячиславича эта глухомань не интересовала. Его душу вместе со славным Киевом манила лошадиная столица - Тьмутаракань Островная [Руделев, Сафонова 2009]. Там княжил внук Ярослава Мудрого Глеб Святославич. Он любил свой стольный город и даже измерил по льду (!) расстояние от него до Керчи (Корчева). На этом и закончились его геодезические работы, зато начались дипломатические переговоры. Каким-то образом Всеслав Брячиславич сумел попасть в Глебову Тьмутаракань и заручиться его поддержкой в обмен на несколько городов, в числе которых был даже Новгород Великий.
После изгнания Всеслава Брячиславича из Киева и бегства его в Полоцк великие мечты правнука Владимира Святого оборвались. Чудеса не повторяются, и утешением полоцкого жителя, может быть, была только уже упоминаемая нами икона Божьей Матери Марии (теперь эта икона именуется Минской), выкраденная им из киевской Десятинной церкви, воздвигнутой самим Владимиром. Икона эта болгарского письма, очень красивая, ценная.
На этой фразе мы закончим первую часть нашего исследования фактов биографии Всеслава Брячисла-вича и перейдем к рассуждению о том, чем Всеслав-
князь заслужил горький упрек Бояна:
Тому вещий Боянъ и пьрвое прип)вку, смысленый, рече: «Ни хытру ни горазду ни пытьцю Горазду суда Божия не минути!»
Если говорить о зоонимических терминах, описывая образ Всеслава Брячиславича Полоцкого, то в памяти сразу же возникает образ Волка (др.-рус. вълкъ, ст-сл. влъкъ). Наиболее древняя форма слова волк содержит протезу у-(прасл. [*(у)!°ки]) [фасмер 2004, т. 1: 338]. Без протезы это слово осталось в древнегреч. , лат. 1ирив. Внутренняя форма здесь, согласно М. Фасмеру, растерзывающий. Но, видимо, можно говорить и о более древней внутренней форме, отражающей рычание или вой: такая форма восстанавливается М. Фасме-ром с кратким [*и], и это дает право найти в слове волк тот же корень, что и в слове выть (др.-рус. и ст.-сл. выти - с долгим [*ии]). Др.-инд. соответствие этому слову (с *г вместо *!) позволяет представить здесь именно рычание: уг°кав, авест. V 11гка-. Для русских людей волк - жестокий и беспощадный хищник, признающий только силу (видимо, эти черты вкладывались в смысл фразы «Тамбовский волк тебе товарищ!», но в «товарище волке» всегда ценили и другое, попутное первому и преобладающее над первым - свободу и независимость (В. Высоцкий) [Русское. 2004: 64].
Упоминая в перечне русских князей Всеслава Бря-числава и положительно оценивая его след в истории, Автор «Слова» сравнивает нашего героя с волком, как, между прочим, и главного героя своего произведения -Игоря Святославича, но без употребления смягчающего эпитета босый <белоногий>. Князь Всеслав для Автора «Слова» - просто волкъ, и даже больше и хуже - лютый зверъ:
...Скочи отъ нихлютымъ зв)ремъ в пълночи... изъ Б)лаграда...
Князя Игоря он так бы, конечно, никогда не назвал! Позже, без эпитетов, подчеркивая только быстроту и неожиданность движений, решительность, находчивость, смелость Всеслава, Автор «Слова» говорит:
... Скочи вълкомъ до Немиги съ Дудутокъ... Ср. у В. Даля: волка ноги кормят [Даль 2002, т. 1: 242-243].
Все волчьи рейды князя Всеслава описываются с помощью одного и того же слова вълкъ, но все-таки по-разному - благодаря разным предикатам. С Дудуток до Немиги Всеслав Брячиславич бежал вынужденно, зная, какое наказание приготовили для него братья (брата-ничи) за разбой в Великом Новгороде, бежал, как волк затравленный. А вот из Киева в Азовскую Тьмутаракань он не скачет, а рыщет:
...а самъ въ ночь вълкомъ рыскаше:
изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутараканя, великому Хърсови влъкомъ путь прерыскаше. Это уже не бегство, это движение, путь лютого зверя, наметившего добычу. Куры-петухи и образ Времени здесь ни при чем! Здесь не Время, здесь именно добыча, как в Великом Новгороде, но только более отдаленная и возвышенная. Слово куръ (мн. куры), также: Чуръ (чураться, окочуриться, Чур меня! или Чур не я!) означает крест крестообразной была первая буква азбуки чертами, после обработки ее Константином-Кириллом (в народе званного Курилом или Чурилом) ставшая писаным крестом - с фоническим значением [а], числовым - <1>, божественным - Бог Отец; в азбуке чертами-резами она звалась АХу (оба гласные были и долгими и краткими), в азбуке Константина-Кирилла -азъ, обозначая только бывший долгий [а]; в народе это был писаный крест (а также чуръ, аты) [Руделев 2000, 2001].
Тьмутараканские кресты (куры = чуры) на православных храмах были не тускнее киевских, а может, еще и краше. И вот Всеслав Брячиславич ринулся в Тьмутаракань взглянуть на необыкновенные чуда-куры, а заодно и помолиться в тьмутартаканских храмах Пресвятой Богородице Марии, а самое главное - переговорить в князем Глебом Святославичем о поддержке его (Всеслава Брячиславича) гордых замыслов - в обмен на обещанный Великий Новгород.
Когда он успел совершить свой дерзкий рывок в гости к Глебу Святославичу, никому не ясно. Нужны были какие-то чудеса, чтобы объяснить все эти вояжи. И вот Всеславу автором «Слова» даруются какие-то загадочные синие мглы, которыми Всеслав-князъ объ-вТ)сися (обесися). Полоцкий князь предстает колдуном (пытъцем), не хуже еретика Горазда, проклятого Боя-ном, воздухоплавателем, опередившим братьев Мон-гольфье. Почти такое же решение было предложено А.К. Юговым [Энциклопедия 1995, т. 3: 222]. Гипотеза А.К. Югова вполне согласуется с образом Всеслава Брячиславича (Волха Всеслава), который в былинах изображен оборотнем:
В те поры поучился Волх ко премудрости: А и первой мудрости учился -Обвертываться ясным соколом. Ко другой-то мудрости учился Волх -Обвертываться серым волком. Ко третьей мудрости учился Волх -обвертываться гнедым туром золотые рога... [Былины, т. 1: 9].
После чудес воздухоплавания колдуну Всеславу ничего не стоит обратиться в волка. Наиболее интересен случай, когда Всеслав, обратившись в волка, великому Хърсови путь прерыскаше. В этом случае речь идет не просто о необыкновенной скорости движения Всеслава Брячиславича в направлении от Киева до Тьмутаракани с ее великолепными храмами, монастырями и дворцами. Речь идет о религиозном конфликте. Всеслав Брячиславич опережает великого Хорса с его солнечным,
рассветным знаком. На Збручской раннехристианской скульптуре [Руделев 2004] солнечный диск представлен как символ (знак) Бога Святого Духа, поэтому опережение Всеславом-волком выхода Солнца вполне корректно истолковывать как отрицание Третьей ипостаси Всевышнего Бога (в Символе Веры/ имя Святого Духа поставлено в самый конец: «И в Духа Святаго Господа животворящаго, иже от Отца исходящаго, иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки...»), и это говорит о том, что некоторое время Русская православная церковь, по крайней мере на части своей территории, обходилась без упоминания этой Ипостаси. Будучи в киевской тюрьме, Боян мог наблюдать за молитвами Всеслава Брячиславича и, не находя в них упоминания Святого Духа, поучал полоцкого князя. Он даже упрекнул его сильно в песне о Немиге-реке, которую Автор «Слова» пересказал довольно живо: На Немизе снопы/ стелют головами...». Еретическое отношение к Святой Троице и чрезмерное возвышение Софии Всеславом Брячиславичем Полоцким прекрасно угадал И.А. Бунин и отразил это в стихотворении «Князь Всеслав»:
... Что ж теперь, дорогами глухими, Воровскими в Полоцк убежав, Что ж теперь, вдали от мира, в схиме, Вспоминает темный князь Всеслав? Только звон твой утренний, София, Только голос Киева. - Долга Ночь зимою в Полоцке... Другие ИзбыI в нем, и церкви, и снега... Далеко от света, чуть сереют Мерзлые окошечки... Но вот Слышит князь: опять зовут и млеют Звоны! как бы! ангельских вы/сот! В Полоцке звонят, а он иное Слышит в тонкой грезе... Что года Горечи, изгнанья! Неземное Сердцем он запомнит навсегда.
В Полоцке, кстати говоря, тоже был воздвигнут храм Святой Софии, но по своему великолепию он, видимо, уступал Киевской Софии, заложенной и выстроенной при Ярославе Мудром. Отсюда и тяжелая печаль Все-слава Брячиславича, и упрек в его адрес великого Бояна, сравнившего своего соузника с болгарином Гораздом.
Литература
Былины: в 2 т. М., 1958. Т. 1.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского
языка: в 4 т. М., 2002.
Земная жизнь Пресвятой Богородицы и описание святых чудотворных Ее икон, чтимых православною церковью, на основании Священного писания и икон Божией Матери / сост. С. Снессорева. Ярославль, 2000. Никитин А.Л. Испытание «Словом» // Новый мир. 1984а. № 6. Руделев В.Г. Воспоминания о Черной земле: История слов, имен и народов. Тамбов, 1994. Руделев В.Г Еще раз о древнеславянских буквах // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 2001. Вып. 2 (22).
Руделев В.Г. О елочке-красе, писаной торбе и иных символах древнего русского христианства // Аспекты исследования языковых единиц и категорий в русистике XXI в.: сб. мат-лов Междунар. науч. конф. (27-28 ноября 2007 г.): в 2 т. Т. 1. Мичуринск, 2008. Руделев В.Г. Православно-христианские образы в «Слове о полку Игореве» // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 2004. Вып. 4 (36). Руделев В.Г. Прощай, масленица // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 1999. Вып. 3. Руделев В.Г. Рязанский окоем. Рязань, 2009. Руделев В.Г Что мы знаем о древних славянских буквах (Для учителей-филологов) // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 2000. Вып. 2 (18). Руделев В.Г., Сафонова О.В. Амбивалентные смыслы названий животных в поэтических текстах Бояна // Взаимодействие лексики и грамматики в русском языке: Проблемы. Итоги. Перспективы: сб. мат-лов Всерос. науч. конф. 21 окт. - 4 нояб. 2009 г. Тамбов, 2009. Русское культурное пространство: лингвокультурологи-ческий словарь. Вып. 1. М., 2004. Сафонова О.В., Руделев В.Г О бусовых воронах и дебрь-ских санях в кошмарном сне Святослава (К реконструкции и герменевтике «Слова о полку Игореве») // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 2009. Вып. 8 (76).
Тараынова Т.Ю. Лексика свадебного обряда (по материалам псковских говоров): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Псков, 2007.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М., 2004.
Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: в 5 т. СПб., 1995.
