CC BY
147
ПРАВОСЛАВНО-ХРИСТИАНСКИЕ ОБРАЗЫ В «СЛОВЕ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» В.Г. Руделев
Rudelev V.G. Orthodox Christian images in “The Song of Igor’s Campaign.” The article is a literary essay and contains a historical and religious critique of this great monument of Russian literature.
*
Когда я читаю какое-либо исследование о древнеславянском язычестве, почти всегда приходит на ум мысль об искусственности и заданности подобных сочинений, словно кому-то выгодно оторвать от православного христианства огромную часть русского народа, уже ушедшую, конечно, в мир иной, -на время, впрочем, ушедшую, потому что встреча еще предстоит... («Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века...» - «Символ Веры»), «Лучше пусть уж будут наши предки язычниками, если не могут быть откровенными атеистами, чем христианами, да еще православными», - так, мне кажется, думают те, кого я считаю своими оппонентами; последних не беспокоит то, что их «языческие» модели абсолютно бессодержательны, бессмысленны, что они рассыпаются при первом столкновении с действительными фактами, свидетельствующими о древнеславянском (с I века) православном христианстве; между тем таких фактов все больше и больше, и они составляют систему, имеющую огромную объяснительную силу.
*
В 1994 году я, кажется, впервые высказался об отражении в «Слове о полку Игоре-ве» образа Пресвятой Богородицы Марии [1]; сейчас я возвращаюсь к этой теме, осмысливая некоторые факты, которые в то время мне были либо неизвестны, либо известны, но почти не понятны.
Первое, что мне показалось связанным с образом Богородицы Марии, - это упоминание в «Слове» крылатой Девы Обиды, которую как только ни представляли себе известные знатоки древнейшего русского поэтического текста [2]: и славянской Деваной, и греческой Девой-Артемидой, и римской Дианой, даже Еленой, погубившей Трою. И так далее. Единственное, что не приходило в голову исследователям, - это увидеть в Деве
Обиде Пресвятую Богородицу Марию. И ничего в этом нет удивительного: христианство у восточных славян до X века могли искать только сумасшедшие люди (ср., впрочем: [3]). Но почему же все-таки не искать! Вот, что говорится в «Слове о полку Игореве», например, о Деве Обиде:
«Въстала Обида в силахъ Дажь-Божа внука, въступила деевою на Землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону плещучи, убуди жирня времена...» [4].
Появляется («въстаетъ в силахъ Дажь-Божа внука») Обида после того, как половцы разгромили Князя Игоря, после того, как «пали стяги Игоревы» - склонились стяги с изображениями Спасителя и Его Святой Матери - Богородицы Марии. Храбрые русичи оказываются после этого в лишенном Божественной силы пространстве. Что им теперь может помочь? Только та же Божественная сила, тот же Богородичный образ. Обида может быть одной лишь Богородицей. Она -Дева, у Нее - лебединые крылья. Она утешает русских людей в их горе, заставляя вспомнить более счастливые времена. В 1994 году я еще не знал, что существуют канонические Богородичные образы, представляющие Деву Марию с серебряными крыльями: в описании Ее чудотворных икон [5] такого образа нет; он, однако, угадывался в «растительном» узоре на архаических деревенских вышивках [1, с. 51]. Теперь в моем распоряжении есть каноническая икона Божьей Матери «По-крый насъ кровомъ крилу Твоею», на которой Пресвятая Дева покрывает полами красного (браного) плаща-покрова православных святых; за плечами Девы Марии - серебряные лебединые крылья. Интересна одна из надписей на иконе: «Веедущихъ Преесвятое имя Твое Мати... Обещаешь покровомъ своимъ покрывати... Азъ всегда Материю Тебе на-рицаю. Покрый мя оубо яко имя Твое знаю».
Рис. 1. Икона Божией Матери «Покрый нас кровом крылу Твоею»
Информация, извлекаемая из приведенной надписи и из иконы в целом, необыкновенно ценна. Во-первых, тот, кто обращается к данной иконе с молитвою, знает, кто на иконе изображен, а для незнающих это лицо предполагаемое (Девана, Артемида, Диана, Прекрасная Елена и так далее). Во-вторых, знающий имя Богоматери Марии вслух (в окружении иных людей) может назвать Ма-
рию иносказательно - просто Девою {«Девою Обидою»); он же найдет иносказательное имя для тех святых людей (в их числе святые апостолы), которых Мария закрывает Своим покровом (это и есть силы Господни). Иносказательное имя Марии, употребленное в «Слове», значит немало: оно созвучно семантически слову «Скорбь»: Дева Обида -<обида обиженных>, <скорбь скорбящих>\
это, скорее всего, и есть один из самых древних образов Пресвятой Богородицы на территории православной Руси - образ Пресвятой Богородицы «Всехъ скорбящихъ Радость». Столь же информационно иносказательное имя силы Господней - святого воинства Господа Иисуса Христа, именуемого в народе <Дающим Богом = Дажь-Богом> («силы Дажь-Божа внука-»), в нем содержится указание на некую равноапостольную фигуру («Дажь-Божа внука»), скорее всего князя-кагана Тьмутараканского и Черниговского Мстислава Владимировича, силами и трудами которого православное христианство в самом архаическом своем (Троическом -не Софийном) обряде держалось дольше всего, по крайней мере дольше, чем в Киеве и вообще на «Белой поле», где возобладал Со-фийный обряд, заимствованный из Византии [1]. Именно поэтому Мстислав Владимирович (он умер в 1036 году) и назван «Дажь-Божьим внуком». Слово «внук» здесь употреблено не в известном ныне значении <род-ства-свойства>, а в более отвлеченном смысле <продолжатель дела, последователь, преемника Теперь, наверное, уместно обратиться к этимологии слова «вънукъ», в котором обнаруживается совершенно явная протеза [*у-] и корневая морфема [*ип- > уп-], представляющая вариант корня [*еип- > иип-] (с долгим гласным, первоначально прерывистым), со значением <молодой>, <юный> (др.-рус. «унъ», «уноша», старосл. «юнъ», «юноша»)-, слово «вънукъ», следовательно, исконно не было ограничено семой <родст-ва> и обладало отвлеченным значением.
Во время похода Игоря Святославича на Кончака упомянутой иконы у русского (черниговского) войска и народа уже не было: устье Дона и Синее море (оно именовалось то «Белым», то « Черным» - в зависимости от того, кто им владел: белые правобережные русичи или заднепровские черные христиане) -все это было в прошлом, как и счастливые («жирня») времена, о которых надо было теперь напоминать («убуждать» в памяти). Крылатый образ Богоматери, судя по приведенному тексту, находился в Тьмутаракани Азовской, в храме, поставленном в знак победы Мстислава Владимировича над касож-ским (адыгским) князем Редедей. Азовская Тьмутаракань и тьмутараканские святыни стали недосягаемой мечтой черниговских
людей: ариане-половцы, захватившие их
южные земли, нещадно оскорбляли и Святую Троицу, и Богоматерь Марию; борьба черниговских людей с половцами носила, помимо всего прочего, еще и религиозный характер.
Итак, я считаю крылатую Деву Обиду Богородичным образом, вышедшим на помощь потомкам Дажь-Божа внука. В контексте с упоминанием Девы Обиды находится еще один загадочный отрывок «Слова», который непосредственно следует за только что приведенным:
«За нимъ кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу мычучи в пламяне розее».
+ а 5 к го т я ъ
е б мягко« г а§- У я ь
V в к * ф ■Х'Х ы
% г & л е А ея
л А Т м X [Р ю
э 8 •р н о о «с е носовое юс малый
& Ж § 0 и шт Э€ о носовое юс большой
$ Дз г п •V ц Э€ йотированный юс малый
£Ь 3 ь р ч Ф€ йотированный юс большой
и е с ш ш в. ижица
Рис. 2. Глаголица - одна из двух древнейших славянских азбук, созданная Константином (Кириллом) - Философом
Я отмечал в 1994 году, что видеть в Карне и Жле (= Желе) каких-то двух мифических (языческих) дам бессмысленно. Глагол «кли-кати» («кликнути») употреблен в единственном числе аориста (то же самое можно сказать о глаголе «поскочити»); «пламяный рог» у Карны и Жли - тоже один (на двух?) [1, с. 23-25] (ср.: [2, т. 3, с. 22-26], потому что «Карна» и «Жля» - всего лишь эпитеты, даваемые Богородице (ср. в современных молитвах: «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим...»). Здесь я приступаю к описанию некоторых деталей, которые мне стали известны или ясны только теперь. Если «Карна» и «Жля» - это еще одно (иносказательное) упоминание Пресвятой Богородицы в «Слове о полку Игореве», то Ее знаком можно считать тот самый «пламяный рогъ», который Она держит, видимо, в правой руке. Прежде чем решить вопрос о руке
Богородицы Марии, я попытаюсь соотнести упоминаемую реалию с одной из букв древнеславянской азбуки «.глаголицы»', это может быть, разумеется, буква, обозначавшая фонему [г] - у Константина (Кирилла) она называется словом <<ръци» <скажи>. Эта буква представляла собой голову с поднятым вертикально рогом (некоторое подобие современной буквы «ерь» - Ь). В докирилловой азбуке «чертами» («протоглаголице») [6] она могла именоваться словом «рогъ»; в этом случае возникала паронимическая пара «рогъ» >< «Роженица» (второе слово, известное в русском фольклоре [7]), хорошо соответствует слову «Богородица»), Постепенно слово «Роженица» стало восприниматься как внутренняя форма слова «Родь» (одного из многочисленных имен Отца Вседержителя), хотя первоначально корень «rod-» слова «Роженица» и созвучный ему корень слова «Родъ» не были родственными (в первом случае гласная фонема в корне «rod-» имела нисходящее ударение, во втором -восходящее) [8].
Рис. 3. Слева - збручский идол. Камень X века. Краковский музей. Справа - четыре стороны збручского идола
Интересно, что древнее (1Х-Х века) каменное изваяние Роженицы, то есть Богородицы Марии (это фрагмент четырехчастной скульптуры, которую мы считаем не вполне корректным называть принятым в археологии именем «Збручский идол» [7, с. 460-461;
9, т. 2, с. 450-451] и именуем далее «Збруч-ской скульптурой»), дает возможность наглядно представить описанный выше «Рогъ».
Изваяние состоит из трех ярусов; верхний -это сама Богоматерь Мария, в царской ша-почке-мурмолке, держащая в правой руке свой буквенный знак - «Рогъ»', средний ярус -Сын Божий, Предвечный Младенец Иисус Христос; нижний ярус - Святой Ангел (видимо, Симарглъ - Серафим-архангел [10]), один из трех в общем изваянии (подобные ангельские фигуры часты на современных иконах Пресвятой Богородицы). Б.А. Рыбаков уверенно отождествляет его с Велесом, что, конечно, ошибочно, поскольку Велесъ -олицетворение не божественных, а противоположных им сил. Разумеется, качество древнего Богородичного образа не соответствует тем великолепным образам, которые известны сейчас (некоторые из них, по преданию, восходят к портретам, созданным самим апостолом Лукой). Однако любое изображение можно счесть не адекватным оригиналу и отвергнуть; так были в эпоху иконоборства, в 717-842 годы, отвергнуты все самые совершенные иконы Христа Спасителя и Пресвятой Матери Его Марии [11]. Так происходило и гораздо позже, - например, во времена равноапостольного Владимира Святого - «Красного Солнышка» (умер в 1015 году), который, как принято считать, впервые крестил Русь и утопил в Днепре самим же им поставленных на теремском дворе «языческих кумиров»: Перуна, Хорса, Дажь-Бога, Стрибога, Мокошъ и Симаргла. В действительности всё это были православнохристианские образы, но они не соответствовали греческим православным канонам того времени. Владимир же таковым канонам вынужден был подчиниться по политическим соображениям.
Остановимся на имени «Мокошъ». В работе 1994 года («Воспоминания о Черной земле») [1] я представил этимологию этого слова, определив в нем корень \*та-\ (ларин-гальный вариант корня [*таа-] слова «ма-ти» <мать>) и общий облик начальной формы слова [*та/суу\ (позже - [*токуу]) со значением <мать>; форма «Мокошъ» значила нечто похожее на современную русскую ласкательную форму «Матушка». Теперь в имени «Мокошъ» видят непременно что-либо языческое, обидное (обычно оно еще и искажается - превращается в «Макошъ»)', между тем сторонники постулата о позднем славянском христианстве неожиданно делают ино-
гда правильные выводы. Так, Б.А. Рыбаков [7, с. 14-25], например, вполне резонно подарил одному из изваяний Збручской скульптуры имя «Мокошь» (у него, впрочем, как раз «Макошъ»). Не следовало бы только здесь говорить о язычестве, как не следует значение миссии апостола Андрея Первозванного сводить только к его восхождению на Киевские холмы и произнесению оттуда фразы насчет будущего сего града. «Будущее», благодаря активной деятельности апостола Андрея и его шести спутников, в числе которых был даже один славянин (Лихославъ) [1, с. 90-96], начиналось уже в I веке Христовой эры. А благодаря еще одному спутнику Андрея Сипуану (Силе), который перед этим ходил с апостолом Павлом на свою родину в Антиохию и там назвал сородичей именем «христиане», стали и мы именоваться «христианами» (ничего, что во вторую очередь!). И до сих пор часть русского народа, самая коренная его часть, именуется «христианами» (речь идет о русских «крестьянах», которых долгое время именовали «колхозниками», а теперь произвели в «фермеры»).
Завершая разговор о древнем образе Пресвятой Богородицы, отметим особое расположение рук Ее на Збручской скульптуре. Руки Роженица (= Мокошь), то есть Пресвятая Богородица, держит параллельно, правую -чуть выше левой (так руки держат и все остальные Божественные фигуры на Збручской скульптуре). Этот Божественный жест повторяется на современных Богородичных иконах (Елецкой, Иверской, Девпетерувской, Мелетинской, Тамбовской, Виленской, Мол-ченской, Старорусской, Жировицкой, Владимирской, Оранской, Ярославской, Абуль-ской и многих других) [5]; иногда, как на Лиддской, - это точное соответствие тому, что мы видим на Збручской скульптуре. Одной из рук (той, которая внизу) Богородица держит обычно Предвечного Младенца, вторая является некоторым знаком (Самой Пресвятой Богородицы или Святого Духа) - им она спасает православных людей от всяких напастей [12]).
*
Следующий фрагмент рассуждения о православных образах «Слова о полку Иго-реве» я бы хотел начать не с текста «Слова», а с православных образов, сосредоточенных на
Збручской скульптуре. Вторая грань этого четырехчастного изваяния представляет мужскую фигуру, отождествляемую обычно с «языческим» Перуном» [7, с. 461; 9, т. 2, с. 420-421], иногда, впрочем, со Свентославом, но второе имя трактуется как эпитет к первому [9, т. 2, с. 421]. В «Слове о полку Игореве», нет, впрочем, ни имени «Перунъ», ни эпитета «Свентославъ», однако образ Перуна (или Свентослава) там, безусловно, есть.
Обратим внимание на символы, которые сопровождают описываемую Божественную фигуру. Здесь хорошо угадываются изображение Коня, а рядом с ним (чуть выше) - некий предмет, похожий на царский жезл («кадуцей») или на небольшое копьё. Конский символ особенно интересен - это некий аналог (трансформация) самой первой буквы Кирилловой азбуки («глаголицы») и докирилловой азбуки «чертами» - «писаного креста», именуемого словом [*а1уу] <отец> (у Кирилла-Константина это буква «азъ»), В народе буквы, изобретенные якобы Кириллом, назывались «чурами» (от названия азбуки - «чурилица») или «курами» (от «курши-ца») [6] - отсюда и выражение «тъмутара-канские куры» («до куръ Тьмутороканя»), то есть <кресты на храмах города Тьмутарака-ни> (ср.: [2, т. 3, с. 118-122]). Между прочим, на маковках русских храмов бывают иногда вместо крестов их дублеты - петухи; такие преобразования автор статьи наблюдал даже на некоторых неглавных церквах Оптиной пустыни.
Возвращаясь к образу Коня, могу совершенно точно указать на сходство «писаного креста» («кура», «чура» и тому подобное) с всадником, скачущим на коне. Но буква [*а/уу] («писаный крест») была у православных славян символом Бога Отца, своего рода главной буквенной иконой [6]. Одно из древнерусских слов со значением <конь> -(«орь» - из [*огг]) - начиналось в древние времена не с [о], а с краткого [*я], как и слово [*а0{у] <отец>.
Слово «орь», между прочим, парони-мично имени «Хоре» (др.-рус. «Хърсъ», ста-росл. «Хръсъ»); ср. в «Слове» о князе Все-славе Брячиславиче: «,..въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева до куръ Тмутороканя, великому Хръсови вълкомъ путь прерыска-ше...» [4, с. 36]. Несомненно, внутренняя форма <Конь> угадывалась и в имени
«Хърсъ», и оно было самым высоким восточнославянским представлением Бога (Бога Отца); свидетельством Божественной царственности является и кадуцей <царский жезл>; само же имя «Хоре», как считают исследователи, иранского происхождения; в нем древний корень [*Хиг-], который повторяется в клике «Ура!» [1, с. 41-48] и в прилагательном «хороший» (др.-рус. «хорошъ»), но здесь следует видеть, несомненно, довольно позднее преобразование (второе полногласие), первоначальное же значение данного слова, видимо, - <Богоподобный; красивый, как Бог>. Имя «Хърсъ» было не единственным именем Бога Отца (может быть, оно было даже эпитетом к имени); еще одним таким эпитетом было, по-видимому, слово «Перунъ». Этимология этого слова обсуждалась неоднократно [13], но никто не обратил внимания на фонетическое тождество корня [*рег-] слова «Перунъ» и приставки [*рег-] слов типа «премудрый», «предобрый», «прекрасный» с усилительным значением (все -церковнославянского происхождения!). Слово «Перунъ», таким образом, можно наделить самым высоким значением; это высшая ступень Божественности. Но - только это! Никакого <грома>, <стрелы> и проч. в семантике этого слова первоначально не было; все это поздние семантические сдвиги (ср. укр. «перун», белор. «пярун», чеш. регип, пол. рюгип <гром>).
Еще одно имя Бога Отца - «Сварогъ». В нем можно вполне обнаружить переосмысление («народную этимологию») слова «Саваоф» (одного из древнееврейских имен Всевышнего Бога). У балтийских славян атрибутами Сварога являются Конь и копьё [9, т. 2, с. 420]. И, наконец, - имя «Родъ»; оно, как уже говорилось, только паронимично слову «родъ», однокоренному словам «родити», «Роженица», с нисходящим ударением на фонеме [о] (ср. «о'т роду» - с переносом корневого ударения на предлог; такое бывает при нисходящем тоне). Божественное имя «Родъ» содержало восходящее ударение на фонеме [о], отсюда слово «наро'дъ» - без переноса ударения на приставку. Этимологически слово «Родъ» с Божественным значением связано со словом «Рать» <поход>, <войско> (в отвлечении от Божественных имен слово «Родъ» означало <Предводитель>, <Царь, избранный народом в случае военного похода или обороны> [8] (ср.: [13, т. 3, с. 490-491]).
И - последняя деталь: народные вышивки, представляя Божественного Всадника (Бога Отца Вседержителя), часто рядом с Конем помещают плуг, и этот важный в жизни народа предмет становится тоже символом Божественности и Святости (ср. также образ Николая Мирликийского, представленного в «Былине о Вольге и Микуле» крестья-нином-пахарем Микулой Селяниновичем).
Завершая разговор о втором образе Збручской скульптуры - образе Бога Отца Вседержителя, нельзя не отметить некоторого параллелизма его с образом Матери Бо-жией - Пресвятой Богородицы Марии. Здесь, как и в первом случае, присутствует Предвечный Младенец Иисус Христос, и тем самым подчеркивается причастность Бога Отца к рождению «Сына Человеческого» (он именно «рожденъ», а не «сотворенъ»). Здесь же (внизу) изображена голова Ангела - одного из трех на Збручской скульптуре.
*
Обратимся еще к одному Божественному образу Збручской скульптуры. Б.А. Рыбаков почему-то нашел в этом образе женские черты и даже назвал предполагаемую «Даму» именем «Лада». Так все просто получилось у авторитетного ученого, а ведь это самый сложный образ, хотя в нем и придется разобраться, потому что в «Слове о полку Игоре-ве» этот Божественный персонаж упомянут несколько раз (и всюду в тексте констатируются не вполне ясные места).
Знаком упомянутой Божественной фигуры является кольцо, которое находится в правой руке. В православной символике такое кольцо («Око Господне») играет важную роль. Оно как знак, как символ словно оторвано от своего носителя, который уже не угадывается. Правда, «Оком Господним» часто называется Пресвятая Богородица (ср. Ее иконы «Недреманое Око Господне» и «Всевидящее Око Господне»), но здесь, несомненно, мы сталкиваемся с вторичным и переносным смыслом указанной функции Девы Марии: Она является «Оком Господним» не сама по себе, а благодаря слитию со Святым Духом. Интересно, что на иконе «Всевидящее Око Господне» Пресвятая Богородица изображена с четырьмя очами. Это загадочное представление Пресвятой Богородицы волнует многих православных лю-
дей, но ответ на загадку знают немногие. Дело в том, что одним из тайных, буквенных, образов Пресвятой Богородицы является буква «Мыслетъ», а она состоит из четырех кружочков-глазков, соединенных попарно скобками ([14, 15]). Таким образом, «Око Господне» представлено не одним Богородичным глазом и даже не двумя ее глазами, а целой четверкой глаз - благодаря контаминации образов. С другой стороны, о важности именно образа Ока свидетельствует тот факт, что многие православные русские люди носят наряду с крестом на шее круглый каменный знак-амулет, который равноценен кресту-знаку и потому, как и крест именуется словом «Кур» [16]. Почти на всех Богородичных иконах присутствует знак Святого Духа [12] - в виде подковообразной буквы [*\еШ\ (у Константина - «вееде») или голубеобразному скрещению рук. Некоторое время назад я обратил внимание на образ Пресвятой Богородицы из Рильского монастыря (Болгария), где Пресвятая Дева Мария, как обычно, держит приподнятой у-образно правую руку, но эта рука у Нее - в зеленой перчатке. Зеленый цвет - цвет Святого Духа (см. икону «Святой Троицы» Андрея Рублева): будучи цветом перчатки на руке Пресвятой Богородицы, он подчеркивает в Богородице Святого Духа, который составляет силу Матери Господа Иисуса Христа.
Збручская скульптура, между тем, дает образ иного воплощения мысли о слитии Богородицы и Святого Духа. Знак «Око Господне» - в руке Бога Святого Духа, но второй (средний) ярус статуи Святого Духа представлен изображением Предвечного Младенца, и это изображение символизирует причастность Святого Духа к рождению Иисуса Христа («Рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери Его Марии съ Ио-сифомъ, прежде нежели сочетались они, оказачось, что она имеет во чреве от Духа Святого» - Евангелие от Матфея, 1, 18). Статуя Святого Духа находится на Збруч-ской скульптуре рядом с Богородичным изваянием: Богородица - словно в окружении Бога Отца Вседержителя (слева) и Бога Святого Духа (справа).
Буквенным знаком Святого Духа в доки-рилловой азбуке «чертами» была, как уже говорилось, подковообразная буква [*уеШ] с числовым значением <3>. Перевернутая
кружками (глазочками) вниз, она превращается в число <5> (на руке это та же у-образность) и обозначение фонемы [сГ\ (у Константина эта буква называется словом «добро»). Образ глаз при этом сохраняется, поэтому в докирилловой азбуке буква, названная Константином словом «добро», имела в своем названии корень [*£#-] со значением <видеть> (он же и в слове «два» ([*а7-уа|; ст.-сл. «дъва» - с переогласовкой корневой фонемы); видимо, первоначальное имя числа <2> совпадало со словом «глаз» в двойственном числе [6].
В «Слове о полку Игореве» упоминается Божественное существо, в имени которого имеется тот же корень [*<#-], но в своем варианте с долгим гласным [*£///-]. Это - Дивъ, который «...кличетъ връху древа, велитъ по-слушати земли незнаеме, Волъзее, и Помо-рию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутораканский блъванъ» [4, с. 9]. В этой фразе надо заново разобраться. Во-первых, почему «кличетъ връху древа»! Мысль о том, что это — зловещее существо на дереве, должна быть отвергнута (ср. [2, т. 2, с. 114]). «Дивъ» не добавляет русским беды, он сочувствует русским людям, а Его «древо» - это деревянное изваяние, подобное Збручской скульптуре (правда, каменной); «Дивъ» находится на одной из граней предполагаемой скульптуры именно вверху, на верхнем ярусе, под ним - Предвечный Младенец, а еще ниже - Ангел. Он видит все и в Пространстве и во Времени (Он - «Око Господне»), Во-вторых, что это за незнаемые земли, перечисленные Им? Скорее всего это -забытые, потерянные земли, которые были центрами древнего Православия и письменной культуры; для нас важно здесь упоминание Тьмутаракани и «тъмутараканского болвана» - видимо, весьма заметной скульптуры, хотя и деревянной, но подобной каменной Збручской.
Второе упоминание Дива в «Слове» как будто противоречит тому, что только было сказано: «Уже снесеся хула на хвалу, уже тресну нужда на волю, уже връжеся дивъ на землю» [4, с. 25]. Здесь будто и наступает время сослаться на некоторые фольклорные сведения, согласно которым «Дивъ» в народе слывет за не очень симпатичную фигуру; ср. украинскую поговорку: «Щоб на тебе див прийшов» [2, т. 2, с. 112]. Но отрицательное
отношение к Диву - явление новое, а в том тексте, который взят из «Слова», описывается трагедия, которая касается прежде всего Дива и лишь потом людей, которые еще недавно поклонялись Богу Святому Духу в облике Дива; трагедия - в том, что «Дивъ» оказывается не «връху древа», а «внизу», «на земли» («връхъ - низъ», «хвала - хула», «воля -нужда» - великолепная игра в антонимы с инвариантным значением <Добро - Зло>). Падение Дива - не добровольное действие, это принуждение, это трагедия народа, лишенного, благодаря наступлению арианства, Святой Троицы и образа Пресвятой Богородицы (всё это позже возвратится, но уже в иных обликах, отрицающих старые, и прежние облики будут приняты за языческие самыми тонкими знатоками православной религии).
Упоминается в «Слове о полку Игореве» и еще одно имя Бога Святого Духа - «Стри-6огъ»\ «...се веетри, Стрибожи внуци, вее-ютъ съ моря стреелами на храбрыя плъки Игоревы». Перовая часть слова «Стрибогъ» содержит корень [*ster-1[ (вариант [*з/г-]) со значением <пространства> («просторъ», «сторона», старосл. «страна»), совладения пространством> («простираться»), <резкого движения> («струя», «стрижъ», «стру-мень» <поток, быстрое, резкое движение, стремнина>). Мы вынуждены отметить некоторое соответствие между данным рядом слов и рядом образуемых дериватами слов «дух» и «ветер», поэтому и «ветры» -«стрибожъи внуци». Смысл образованной здесь метафоры не вполне ясен. Почему «ветры» так враждебно относятся к русским людям? Видимо, потому, что они не просто потомки (созвучия) Стрибога, они - сироты? Стрибога больше нет, он повержен, он упал с «древа» на «землю». И ветры словно потеряли разум, они делают вред тем, кого должны были бы защищать, как защитил бы их сам Стрибогъ.
*
Подходя к описанию центрального православного образа в «Слове о полку Игореве» (он же есть и на Збручской скульптуре), я хотел бы отметить насильственный, искусственный характер отторжения древних православных реалий от современного православия у исследователей и иных лиц, упорно
держащихся за догму о древнем (до IX-X века) славянском язычестве. Праздник Ивана Купалы... Абсолютно прозрачное имя и прозвище... Совпадающая с днем Иоанна Крестителя дата... Полная аналогия Иоанну Крестителю... И - нет! Если нельзя найти языческий корень в имени «Иван» («Иоанн»), найдем его хоть в слове «Купала» - даром, что это явная калька со слова «Baptistes» <Купающий>. И причем здесь «народные этимологии» и поиски внутренних форм типа «купа», то есть <копна> и под.!
Точно так же дело обстоит и в случае со словом-именем «Дажъ-Богъ» («Даждъ-Богъ»). Ведь это квинтэссенция христианской Господней молитвы «хлебъ наш насущный даждь нам днесь». Но вот, что мы читаем в энциклопедии, посвященной «Слову»: «ДАЖЬБОГ (Даждьбог) - языч. божество вост. славян, сопоставимое с южнослав. «Да-бог» (или Дайбог) и чеш. Dacbog...» [2, т. 2, с. 79]. Конечно, такое, не вполне корректное отнесение формы «Даждъ-Богъ» к восточно-славянским языковым фактам (это форма все-таки южнославянская, церковнославянская) может завести в тупик доверчивого человека. Но ведь тот же человек с доверием воспримет фразу о «языческом божестве» Дажьбоге и будет искать какой-то смысл в этом «божестве». И ничего не найдет, кроме банальных ссылок на образ Солнца и лишенных какой-либо мотивации объяснений совершенно ясных форм «дажь» и «даждь» посредством готского слова «dags» и немецкого «Tag» <день> [2, т. 2, с. 80]. И никому из исследователей «Слова» не могло придти в голову, что Дажъ-Богъ - это не языческое божество, а самое настоящее православнохристианское имя, что это Господь Иисус Христос. Видимо, такое происходило от нежелания или страха вступить в противоречие с очень давними и очень авторитетными отцами Церкви, такими, например, как Иоанн Златоуст (347^07). Но пугающие исследователей слова святого Иоанна Златоуста: «А друзии веруютъ въ Стрибога, Дажъбога, Переплута, иже вертячеся ему пиють въ розехъ» [2, т. 2, с. 79] - могли иметь политический характер и вовсе не отражали того факта, что верующие в Дажь-Бога и Стрибога люди были неправославными или вообще не христианами; просто они чтили более древние православно-христианские обычаи,
привитые, например, тем же апостолом Андреем Первозванным, но адаптированные к народной ментальности и далекие от новых официальных канонов (не так уж они были, кстати, от них далеки!).
На Збручской скульптуре «Дажъ-Богъ» представлен без каких-либо знаков; Он помещен на верхнем ярусе статуи, средний ярус занимает образ Предвечного Младенца («Сварожича»); Ангела в нижнем ярусе нет. Если речь зашла бы о буквенном знаке Бога Сына, его можно было бы теперь просто вспомнить [6] - это буква с именем «Госпо-дин» (*\Baatyy]), обозначавшая фонему [*6] и имевшая, по всей видимости, в докирилличе-ской азбуке «чертами» вид чаши («бадьи»); такой образ сохранился на современной Богородичной иконе «Неупиваемая чаша» в виде Предвечного Младенца с поднятыми вверх руками, находящегося в чаше. Буква [*Baatyy] походила еще на трезубец (такие знаки находим на алекановских (вблизи Рязани) погребальных сосудах, обнаруженных в 1898 году В.А. Городцовым (там же, кстати, встречается крестообразный буквенный знак Бога Отца и знак-глазок Бога Святого Духа) [17]. Правда, алекановские знаки-трезубцы перевернуты, словно их наносили на сосуды, поставленные дном вверх; нечто подобное встречается и было описано A.A. Мансуровым в качестве луговых мет под Касимовом [17, с. 289].
Константин Философ, создавая свою азбуку на базе более древней славянской азбуки «чертами», изменил чашеобразную (похожую также на трезубец) букву \*Baatyy\, преломив ее верхнюю часть и лишив ее таким образом чашеообразности; свою букву он так и назвал словом «букы». Это был лишь один из эпизодов борьбы с «языческим» символизмом древних славян; в новой «кириллице» с таким символизмом было абсолютно покончено, но это произошло уже после кончины равноапостольного Кирилла, хотя не исключено, что «новая кириллица» как раз и была изобретена самим Константином Философом, но отвергнута им же после «обретения» в Корсуни более подходящей азбуки вместе с Евангелием и Псалтырью, писанными древними чертами, над усовершенствованием которых Константин, однако, немало поработал.
Я не имею возможности изучить Збруч-скую скульптуру вблизи (она находится в Польше, в Краковском музее), но, если бы мне представилось такое счастье, я бы стал искать на камне следы буквенного знака Дажъ-Бога - ту «Неупиваемую чашу», которую мы видим и в наше время на одной из Богородичных икон. Б.А. Рыбаков не решился отождествить описанную только что Божественную фигуру с каким-либо «языческим» именем, он отметил вопросительным знаком как раз то место, где, по моим расчетам, должен был бы располагаться чашеобразный знак.
*
В заключительной части статьи я хотел бы представить Божественные образы «Слова о полку Игореве» и Збручской скульптуры в системе, точнее - я хотел бы увидеть и осмыслить эту систему, несомненно, содержащую самую важную информацию.
Состоящая из четырех фрагментов-статуй Збручская скульптура образует две трехэлементные композиции. Первая (остерегаюсь назвать ее главной, хотя вижу ее несомненную важность и способность становиться самой главной) - это Пресвятая Богородица Мария ((Дева Обида», «Карна и Жля») в окружении Бога Отца («Хорса») и Бога Святого Духа («Дива», «Стрибога»). Это по сути начало высочайшего культа Пресвятой Богородицы и в православной, и в католической церкви (католики, впрочем, особенно активно подчеркивают свою приверженность именно к этой системе образов). Несомненно, такая композиция вызывала воинственный гнев у византийских и некоторых иных иерархов церкви в период арианства (IV век) и несторианства (с V века и в наше время). Еще более ненавистной и в годы арианства и в долгую эпоху иконоборства была вторая композиция - Пресвятая Троица, представленная образами трех ипостасей Всевышнего Бога; на Збручской скульптуре это образ Бога Сына (<Дажь-Бога»), находящегося в окружении Бога Отца («Хорса») -справа и Бога Святого Духа (<Дива», «Стрибога») - слева. Именно так изображена Пресвятая Троица на гениальном творении святого Андрея Рублева (приблизительно 1360-1430). Семантика Рублевской «Святой Троицы» необыкновенно возвышенна и широка,
она касается самых сокровенных идеалов русского народа - его стремления к Примирению во многих конкретных случаях и Миру вообще.
Вдохновитель святого Андрея Рублева святой преподобный Сергий Радонежский (1314-1392) сделал немало для достижения Мира на Русской православной земле; речь может идти о Мире между Софийным и Троическим канонами Православного христианства, как и о Мире между Правобережной («Белой») и Левобережной («Черной») по отношению к Днепру землями или по отношению к Москве и Рязани; Москва становилась постепенно центром всей Русской православной земли. Святой преподобный Сергий Радонежский приходил, кстати говоря, в Рязань, где уже существовал Троицкий монастырь, созданный по примеру основанного самим Сергием на Московской земле, с целью примирения великого князя Рязанского Олега Ивановича (умер в 1402 году) с великим князем Московским Дмитрием Ивановичем Донским (1350-1391). Оба великих князя причислены теперь к лику святых. Эта миссия Сергия Радонежского удалась во многих своих целях; она, в частности, послужила возрождению и укреплению Веры русского народа во Святую Троицу.
В «Слове о полку Игореве» совершенно четко представлено Святое Единство Пресвятой Троицы (несмотря на то, что в имени по крайней мере двух ипостасей Всевышнего Бога содержится формант «-Богъ»: здесь нет трех разных Богов, и это фиксируется общим именем Троицы - «Троян». Хорошо известно Время Пресвятой Троицы на Руси (в XI веке прошло ни много - ни мало шесть веков Трояна, то есть Троическое православное христианство началось на Русской земле в V веке; полоцкий князь Всеслав Брячиславич жил уже в седьмом веке Трояна и хорошо представлял себе значение всех Трояньих веков). Но это было только Троическое православное христианство, но не христианство вообще; истоки христианства в его первоначальном виде прослеживаются на земле восточных славян с самого начала своего бытования, то есть с самого начала Христовой эры. Свою землю русичи называли Землей Трояньей; Левобережная (Заднепровская) Русь именовалась землей черных христиан и Тройской землей [1]. Великий песнопевец и
историк Русской земли Боян представлял себе хорошо Тропу Троянъю, то есть тот путь, по которому была на Русь принесена в V веке Вера в Святую Троицу. И так далее.
Не исключена возможность изображения Единой Святой Троицы (Трояна) в человеческом образе. Такое можно представить, внимательно читая список «языческих кумиров», водруженных святым равноапостольным Владимиром на теремском дворе, а затем их утопившим. Начинается список с имени деревянного Перуна, который, в силу своей древесности, и мог плыть по Днепру под слезы провожающих его русских людей. Это была, видимо, основа ансамбля святых скульптур (Хорса, Дажъ-Бога и Стрибога), сама являвшаяся скульптурой (здесь представлено второе имя Трояна, а первого имени в перечне святых имен нет). Нечто подобное мы видим на иконе святых Веры, Надежды, Любови и Матери их Софьи; эта икона во времена иконоборчества, наверное, была своего рода заменой иконы Святой Троицы. Но об этом я хотел бы рассказать в отдельной статье.
1. Руделев В. Воспоминания о Черной земле: История слов, имен и народов. Тамбов, 1994. С. 21-24.
2. Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 т. СПб., 1995. Т. 2. С. 331-335.
3. Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1954. С.320-326.
4. Слово о полку Игореве, Игоря Святьславича, внука Ольгова. М., 1954 [Рукопись XVIII в. и текст издания 1800 года]. С. 14. При цитации орфография упрощается.
5. Снессорева С. (сост.). Земная жизнь Пресвятой Богородицы и описание святых чудотворных Ее икон... Ярославль, 2000.
6. Руделев В.Г. // Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2001. Вып. 2 (22). С. 63.
7. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1994. С. 461-470.
8. Руделев В.Г., Поповичева И.В. II Экология языка и речи. Слово в диалектном тексте (Матер, межвуз. науч.-практ. конф. 27-29 мая 1999 г.). Тамбов, 1999. С. 23-30.
9. Мифы народов мира: В 2 т. М., 1982.
10. Руделев В.Г. II Тамбовские хроники: Истори-ко-краеведч. бюл. Тамбов, 1999. № 6-7. С. 9-11.
11. Карташев A.B. Вселенские соборы. М., 1994. С. 455-525.
12. Руделев В.Г. II Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2003. Вып. 1 (29). С. 104-108.
13. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и дополн. О Н. Трубачева. М., 1986-1987. Т. 3. С. 246-247.
14. Руделев В.Г. II Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 1999. Вып. 2. С. 48-54.
15. Руделев В.Г. II Вестн. Тамб. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2004. Вып. 2 (34). С. 48-51.
16. Сообщено С.Ю. Дубровиной.
17. Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 160-161.
Поступила в редакцию 29.08.2004 г.
КАТЕГОРИЯ ВРЕМЕННОГО ПОРЯДКА В ТРЕТЬЕЛИЧНОМ НАРРАТИВЕ
Е.А. Попова
Popova E.A. The category of tense order in third-person narrative. The article deals with fictional text in the process of literary communication, which is seen as the most perfect and harmonious type. The textual function is revealed of syntactical constructions that serve to express simultaneity in third-person narrative.
Современная наука о языке, занятая проблемой лингвистической интерпретации человека, признала своим важнейшим объектом текст. «Язык дан человеку или создан человеком для речевого общения, текст -продукт и средство коммуникации. Текст и говорящее лицо становятся ориентирами исследовательского процесса» [1].
Как было замечено еще Э. Сепиром, «история цивилизации характеризуется постоянным расширением сферы действия коммуникации» [2], поэтому в современном мире, прежде всего благодаря средствам массовой информации, компьютерной технике, значительно увеличилось количество общающихся между собой людей, техническое усложнение форм их взаимодействия упростило процесс общения. Но, несмотря на все это, самым совершенным и гармоничным типом общения была и остается литературная коммуникация. Именно она предоставляет человеку, вступившему посредством книги в контакт с другим человеком, возможность наращивания своего потенциала (гуманистического, интеллектуального, эмоционального, жизненного и других). Так как назначение литературы состоит в том, чтобы выражать национальный идеал, служить истине, добру, красоте, то литературная коммуникация объединяет людей: автора с читателями и читателей между собой.
Благодаря своей неканоничности, проявляющейся в несоблюдении всех условий естественного диалога, литературная коммуникация способна создать подлинное братство людей, состоящее из потенциальных писателей и читателей. (Сказанное не распространяется на современную массовую литературу и на массовую культуру в целом, хотя массовая литература и представляет собой историческую оценочную категорию.) Однако подобный результат общения автора и читателей невозможен без диалога между повествователем и читателями. В процессе литературной коммуникации диалог между автором и читателями носит опосредованный характер, то есть деятельность каждого коммуниканта является однонаправленной (и автор, и читатель общаются не с друг с другом, а с текстом), что требует от автора создания образа своего нарративного заместителя, поскольку сам автор на вход в вымышленную реальность художественного текста не имеет права. Таким заместителем автора в мире художественного текста, без которого не может состояться общение между автором и читателем, становится повествователь, или образ автора, по В.В. Виноградову.
Повествователь играет активную роль в создании и восприятии нарративной реальности: знакомит читателей с персонажами, передает различными способами их слова и мысли, сообщает о поступках персонажей
