CC BY
106
61. Schmied, J. East African Englishes [Text] / J. Schmied // The Handbook of World Englishes / B. Kachru, Y. Kachru, and C.L. Nelson (ed.). - Oxford, U.K., Carlton, Victoria, Australia : Blackwell Publ., 2006. -P. 188-202.
62. Song, L. China English from a Socio-Cultural Perspective [Text] / Li. Song // Социально-гуманитарные науки на Дальнем Востоке. - 2009. - № 1 (21). -С. 165-174.
63. Stanlaw, J. Japanese English. Language and Culture Contact [Text] / J. Stanlaw - Hong Kong : Hong Kong University Press, 2004. - 375 p.
64. Symposium : Englishes in World Contexts [Text] // World Englishes. - Oxford, UK, Boston, USA : Wiley-Blackwell. - 2009. - Vol. 28, №2. - P. 190-269.
65. The Lesser-Known Varieties of English. An Inroduc-tion [Text] / D. Schreier, P. Trudgill, E. Schneider,
УДК 81.00 ББК 81.00
М.Ю.
a.o. (eds). - Cambridge : Cambridge University Press, 2010. - 370 p.
66. The Three Circles of English. Language specialists talk about the English language [Text] / E. Thumboo (ed.) - Singapore : Unipress, 2001. - 446 p.
67. Trudgill, P. International English: A Guide to the Varieties of Standard English [Text] / P. Trudgill and J. Hannah. - London, New York, Sydney, Auckland : Edward Arnold, 1982. - 156 p.
68. Xu, Zhichang. Chinese English : Features and Implications [Text] / Xu Zhichang - Hong Kong : Open University of Hong Kong Press, 2010. - 244 p.
69. WolfH.-G. WorldEnglishes : ACognitive Sociolinguistic Approach [Text] / H.-G. Wolf, F. Polzenhagen. -Berlin, New York : Walter de Gruyter & Co, Mouton de Gruyter, 2008. - 278 p.
70. World Englishes. - Oxford, UK, Boston, USA : Blackwell, 1985-2011.
знаковость культурных структур повседневности
В статье рассмотрены вопросы семиотических подходов к изучению категории повседневности. Процесс смыслообразования в рамках категории повседневности представлен в виде самоорганизующейся системы определенных культурных структур.
Ключевые слова: знак; культура; повседневность; целеустремленная система
M.U. Ryabova
ON SEMIOTICS OF THE EvERYDAY CuLTuRE
In pursuit of a systemic representation ofpatterns of the everyday culture, Ifocus on the category of everydayness. Generation of meaning within the category of everydayness has been explained by the allusion to the purposeful system.
Key words: sign; culture; everydayness; purposeful system
Повседневность можно определить как категорию бытия, ограниченную рамками пространства-времени в координатах «здесь» и «сейчас» жизни субъекта. Повседневность -это жизнь в целом и ее реалии. Культура повседневности - это культура в многообразии всех жизненных проявлений, это то, во что погружен человек, как и где он живет и мыслит, как говорит и общается.
Культура повседневности включает организацию человеческих взаимоотношений, культуру общения и поведения, культуру ведения дискуссий, политическую культуру, культуру массовых коммуникаций, культуру ежедневного быта и др. Таким образом, исходным пунктом осмысления культуры повседневности является человек с соответствующим ему осознанием окружающего мира (в форме обы-
денного сознания). Обыденное сознание, направленное на понимание процессов языкового функционирования, общения, всех видов коммуникации, институциализировалось как лингвистика обыденного сознания, или лингвистика обыденного метаязыкового сознания [Голев, 2009], или как теория обыденной лингвистики. Объектом изучения теории обыденной лингвистики стали все факты «стихийного и экстенсивного развития» учения об обыденном метаязыковом сознании, включая такие аспекты, как: закономерности метаязы-ковой деятельности говорящего и слушающего, портрет метаязыковой личности (индивидуальной и коллективной), виды социального взаимодействия языковых личностей, языковая политика, вопросы так называемой «народной лингвистики».
Обыденное метаязыковое сознание как характеристика человека в его ежедневном бытовании лежит в центре категории повседневности, философской и культурологической, научный интерес к которой проявился в философии постмодерна в форме проблемы «По-вседнева».
Термин «Повседнев» (от фр. Quotidien и англ. quotidian, нем. Alltag, alltagsleben) появился в традиции социолого-гуманитарных наук как результат переориентации современных философских исследований на рассмотрение проблематики повседневной жизни, где, по мнению большинства исследователей, протекают наиболее важные процессы культурного бессознательного. Проблема изучения повседневности позволяет исследовать жизнь не в ее крайних проявлениях, а в том виде как она проявляется в быту (в большей степени в бессознательном виде).
Традиция изучения повседнева достаточна глубока. Первоначально она развивалась как философия жизни (Аристотель). Затем эта проблема приобрела актуальность благодаря деятельности школы Анналов, отказавшейся изучать историю «великих» людей, предпочтя им историю «молчаливого большинства», достаточно грамотного, чтобы оставить после себя письменные следы [Ильин, 2001].
Новый импульс теория повседнева получила в работе Мишеля де Серто «Изобретение повседнева», в которой описывалась практика повседневной жизни [De Certeau, 1984]. Затем была опубликована книга
Э. Гоффмана «Мизансцена повседневной жизни» [Goffman, 1973], за которой последовала публикация П. Бувье «Работа повседнева: попытки социо-антропологического подхода» [Bouvier, 1989]. Таким образом, оформилась философская традиция повседнева как категории описания культурного бессознательного, проявляющегося в широком диапазоне социокультурных практик, включая политические институты жизни и собственно антропологические аспекты жизни современных народов.
Большой вклад в изучение культуры по-вседнева внес французский философ П. Бур-дье, который описал в своей книге «Различие» привычки и вкусовые предпочтения разных слоев французского общества, отметив престижность тех или иных игровых, языковых и прочих пристрастий, убедительно показав,
что повседневность представляет собой ту область жизни, где коренятся язык и поведение людей, что повседневность определяет манеру мышления и языковых практик представителей социальных групп [Bourdieu, 1979].
сегодня интерес к изучению категории повседневности снова возрастает одновременно в русле философии, социо-антропологии, культурологии и лингвистики. Что делает изучение повседневности актуальным сегодня? По мнению Б. Вальденфельса, восстановление в правах повседневности препятствует тому, чтобы повседневность сводилась лишь к повседневной жизни. «Везде, где универсальные и социальные формы мышления и действия обособляются в жизни, такие как homo oeconomicus, politicus, scientificus, homo атрофируется в остаточную или краевую фигуру. Следует объединение и иссушение повседневной жизни и ее сценариев. сегодня интерес к теме повседневности может рассматриваться как симптом возникновения вакуума, генезис которого связан с обесценивающим давлением односторонней рационализации» [Вальденфельс, 1991, с. 48].
С другой стороны, внимание современной науки к проблеме повседневности связано с такими вопросами, как: семиотика вещей, восприятие картины мира обыденным сознанием, архетипы массового сознания как регуляторы поведения, этикет, престиж, мода, реклама, имидж, взаимодействие традиционных высоких и бытовых форм культуры. Современная культурная действительность основана на нескольких общих принципах: приобре-таемости, тиражируемости, связи с техникой, создании и потреблении коллективом [Кна-бе, 1989]. Данные принципы характеризуют культуру повседневности, которая предстает как некоторым образом «культура с маленькой буквы», культура человечная и демократичная, что и обусловливает повышенный интерес науки к ее изучению в связи с необходимостью отличать традиционную культуру от альтернативной, культуру как духовность от не-культуры и бездуховности.
Исследование культуры повседневности, организованной по законам самоорганизующейся знаковой системы, проводится с семиотической платформы с помощью выделения некоторых данных нам априори смыслопорождающих структур, определяемых как куль-
турные структуры. Под культурными структурами понимаются трансцендентальные образования дискурсивной природы, которые (1) предшествуют конкретному акту смыслоо-бразования индивида; (2) структурируют или форматируют механизмы отдельных переживаний, (3) позволяют людям наделять смыслом действия и выражения [Вийк, 2011]. Идея форматирования или формирования культурными структурами смыслов повседневной жизни распространена в гуманитарных и социальных науках. Предполагается, что культурные структуры могут объяснить смысл отдельных действий или выражений и являются необходимыми условиями формирования значения действий, составляющих, в том числе, и смысл повседневности.
I. Определение понятия «повседневность». Содержание понятия «повседневность» варьируется в зависимости от подходов, применяемых в исследованиях. так, в работе И.Т. Касавина, С.П. Щавелева приведены следующие аспекты повседневности.
1. Повседневность как социологический феномен выступает в форме усредненного общественного мнения.
2. Как психологический феномен повседневность соответствует набору неизменных поведенческих реакций на окружение.
3. В социоантропологическом ракурсе повседневность есть кумулятивный опыт группы, который транслируется в процессе изучения языка, ритуалов и др.
4. В когнитивно-социологическом аспекте повседневность выступает как использование результатов культурного творчества.
5. В методологическом плане повседневность «это статический образ мира, в котором искусственно приостановлены креативные, инновационные процессы и выделяются исключительно стабильные, не подвергаемые сомнению основания жизнедеятельности человека (традиции, ритуалы, категориальные системы)».
6. С трансцендентальной точки зрения повседневность - есть «оповседневливание», секуляризация архетипа или исторических априорных структур.
7. Экзистенциальное измерение повседневности представляет собой способность транслировать некое внешнее состояние ми-
ра в состояние «мир в себе» [Касавин, 2004, с. 12-14].
Повседневность в форме усредненного общественного мнения проявляется, в частности, и в том, что способность усвоить некие культурные коды способствует повышению социального статуса личности. Так, по мнению С.Т Махлиной, мы часто наблюдаем, что посредственность занимает главенствующее положение в том или ином сообществе, институте, учреждении и т. д. Почему это происходит? Вероятно, потому, что посредственность совсем не посредственна. «Именно человек, лишенный блестящих талантов, часто хорошо вписывается в систему установившихся кодов в той или иной среде. Человек со стороны, возможно и очень талантливый, не всегда способен освоить систему условностей, присущих данной группе людей. Вот он и вынужден довольствоваться малыми победами. Обычно слава и победа достаются не лучшим, а тем, кто освоил необходимые коды. Пример тому - И. Ньютон и Р. Гук. У Гука было и меньше честолюбия, и меньше стремления зафиксировать свое превосходство. В итоге человечество знает Ньютона, имя Гука осталось для историков науки. На войне также, как правило, умирают лучшие. Потом об их героизме пишут книги, а почести достаются совсем не всем, кто действительно вел себя героически» [Махлина, 2009, с. 5]. Усреднен-ность проявляется и в том, что «в каждом конкретном случае, несмотря на общность эмоциональных выражений, несмотря на общеупотребительный алфавит передачи или сокрытия тех или иных эмоций, которые владеют человеком, в каждой общности - своя система кодов». Как правило, связать отдельные знаки в единую систему оказывается возможным лишь тогда, когда человек уже вписан в эту систему, и изменить свое положение довольно сложно. Власть захватывают те, кто наиболее полно освоил систему общеупотребительных знаков в данном сообществе. Это могут быть люди умные, талантливые, но чаще - это те, кто усвоил алфавит знаковых кодов [Там же. С. 5].
Неизменность поведенческих реакций на окружение проявляется в существовании в разных культурах кодексов поведения, что в языковом плане выражается в наборе речевых формул социального этикета, регулирующего
выбор говорящего в том или ином случае, в той или иной коммуникативной ситуации.
В процессе изучения языков повседневность заключается в необходимости запоминания и регулярного повторения, тренинга определенных грамматических моделей, паттернов, языковых клише и устойчивых выражений, будь то пословицы и поговорки или так называемые «крылатые выражения», цитаты известных людей, авторитетных личностей, писателей и др.
Таким образом, культура повседневности всегда связана с использованием результатов предшествующего опыта, с освоением творческого, интеллектуального, материального, научного и иного наследия человечества. В лингвокультурологическом аспекте данная зависимость обнаруживает себя в характерной для современной культуры повседневности тенденции к интердискурсивности коммуникативного пространства, что особенно очевидно в дискурсах медийной коммуникации и сетевой коммуникации. Именно сетевые и медийные средства массовой коммуникации в максимальной степени избилуют языковыми клише, характеризуются аллюзивно-стью своего дискурса, выражающегося в бесконечных намеках, отсылках и ссылках к известным контекстам, словам, выражениям, песням, кинофильмам, романам и др. В результате возникает глобальное гипертексту-альное пространство, при котором все связано со всем, сегодняшний день связан с вчерашним и завтрашним одновременно. Вероятно, характерной приметой культурных структур повседневности является то, что роль оригинального творчества стала ничтожна, все сводится к цитации уже известного, зачем творить и изобретать, достаточно по-новому связать уже известные истины и сплести определенный сюжет.
С.Т. Махлина отмечает, что современный мир пронизывает явление глобализации, которая влияет на семиотику повседневности. Глобализация вовлекает в общий поток научных разработок, инновационных продуктов, финансовых, материальных и трудовых ресурсов все большую часть планеты, все большую численность населения из разных стран с разными культурными традициями. «Явления взаимопроникновения языков семиотики повседневности стали широ-
ко распространенными. На современном этапе эти явления стали столь разнонаправленными и многообразными, что можно говорить о транскультурных тенденциях. Теперь уже можно констатировать не только взаимодействие западных и восточных, северных и южных культур, но к ним прибавилось разнообразие и взаимопроникновение синхронных и диахронных воздействий» [Махлина, 2009, с. 223].
Итак, к основным отличительным признакам культурных структур повседневности можно отнести: повторяемость, цикличность, ритмичность событийного наполнения обыденного существования, выражающееся в ритмах временных периодов и пульсациях пространств;
- замкнутость, герметичность пространств поседневности;
- консервативность и устойчивость форм культуры;
- усредненность форм и объектов;
- массовидность распростронения обыденных феноменов;
- отнесенность к частной жизни;
- обывательское поведение или быт.
Таким образом, средоточием указанных
сторон повседневности оказывается обыденное сознание, отражающее жизненные проявления обывателя (в нейтральном смысле слова), обитателя определенного социокультурного пространства, участника бытия. Обыденность связана с отдельной личностью и ее непосредственным окружением. В лингвистике это проявляется в актуальности исследований некодифицированного, естественного языка и исследовании сферы метаязыко-вого сознания, изучаемого в русле лингвопер-сонологии. Лингвоперсонология характеризуется тем, что ее исследования сосредотачиваются на изучении языковой способности отдельных языковых личностей, лингвистический интерес смещен от элитарного человека к простому смертному, от авторитета к миноритету и от эпохального исторического времени к повседневности и обыденности [Максимова, 2011].
В когнитивном измерении категория повседневности может рассматриваться как один из способов освоения мира или один из способов человеческой активности, как структура познания, базисные компоненты кото-
рой концентрируются вокруг вопроса «как», а не «что» [Сыров, 2000]. Повседневность как структура познания позволяет соотносить все наши восприятия и переживания и таким образом представляет собой совокупность процедур конфигурации и реконфигурации, как машина по производству значений, по созданию и преобразованию всевозможных объектов [Там же]. Данный способ преобразования значений и объектов К. Леви-Стросс назвал кодом, что позволяет говорить о повседневности в семиотическом измерении.
Одной из конституирующих черт культурных структур повседневности является наглядность, т. е. предполагается, что все объекты окружающего мира должны восприниматься как нечто телесное, как образы, а не понятия. Таким образом, можно говорить о знаковом характере повседневности; при том, что человеческий опыт есть поле знаковых систем со специфическими принципами конфигурации, а наглядность есть принцип кодирования содержания повседневности. Наглядность в коде представляет собой иконический принцип означивания, который проявляется в эффекте телесности, вещности, образности, использовании графиков, схем, рисунков и др. Эффект телесности, воплощенный в наглядных образах, в максимальной степени проявляется в современных дискурсах средств массовой коммуникации: на страницах газет, журналов, электронных средств коммуникации, современной прозы в виде эксплуатации образов мужской и женской сексуальности. Как отмечает С.Т. Махлина, мыслители постмодернизма рассматривали телесность как основание жизни. Символика тела, присущая первобытной культуре, вновь актуализируется в наше время и становится востребованной. Объективированные особенности человеческого тела диктуют дизайнерам и архитекторам создание определенных вещей и зданий, продиктованных этими особенностями. Наиболее ярко это проявляется в современной рекламе, где демонстрация телесности выступает как культ здоровья и привлекательности. В рекламе изобилуют образы полураздетых привлекательных молодых женщин и мужчин, предлагающих разного рода товары массового потребления. «При этом для привлечения привлекательности рекламы значительно чаще используется образ жен-
щины. Пол женщины как нельзя лучше воплощает эту утопию сексуальной непрерывности и готовности. Потому-то все в этом обществе феминизируется, сексуализируется на женский лад: товары, блага, услуги, отношения самого разного рода...» [Махлина, 2009, с. 182]. Сегодня Сексуальная система знаков в рекламе вызывает наиболее интенсивную отдачу, ибо язык тела общепонятен и интенсивен. Массмедиа сегодня включили весь алфавит сексуального в амплитуду своей активности. «Все средства массовой информации, независимо от уровня их извращенности и утонченности, внушают аудитории мысль, что сексуальные аппетиты и сексуальная привлекательность (бросающегося в глаза рыночного свойства) необходимы, чтобы жить полной жизнью, достичь славы и счастья. Хитроумно составленные, воздействующие на воображение рекламные объявления, обыгрывающие и эксплуатирующие жажду исполнения «беззаконных» фантазий и желаний, навязывают потребителю, по сути дела, псевдонормативную сексуальность, якобы присущую тем, кому жизнь сулит успех» [Махлина, 2009, с. 183].
В практике речевых жанров и коммуникативных форм наглядность как свойство культурных структур повседневности выражается в креолизации текста.
II. Креолизация. Креолизированный текст представляет собой «сложное текстовое образование, в котором вербальные и иконические элементы образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функциональное целое, направленное на комплексное прагматическое воздействие на адресата» [Тельминов, 2009]. Целостность креолизованного текста обусловлена коммуникативно-когнитивной установкой адресанта, единой темой. Связность проявляется в тесном взаимодействии вербального и иконического компонентов на разных уровнях: содержательном, языковом, коммуникационном. На содержательном уровне связность проявляется в соотнесенности семантических связей знаков обоих кодов (вербальных и иконических, которые обозначают одно и то же). Между компонентами креолизованного текста могут существовать композиционно-семантические отношения, т. е. изображение коррелирует со словом, предложением, текстом и др. Категории темпо-
ральности и локативности реализуются с помощью вербальных и иконических средств.
Восприятие креолизованного текста основано на построении единого целостного концепта, в создании которого участвуют как концепт вербального текста, так и концепт изображения, плюс знания и представления, образующие индивидуальное когнитивное пространство адресанта.
Иллюстрация представляет собой наиболее важный элемент сообщения, его визуальный и композиционный центр, так как приковывает внимание реципиента мгновенно и напрямую, образуя доминанту поля лингвистических средств воздействия.
Иконические средства креолизованно-го текста воспроизводят картину мира, шкалу ценностей, эстетические и этические идеалы нации, составляющие концептосферу ее повседневной культуры. Е.Е. Анисимова выделила основные функции иконических элементов в структуре креолизованного текста: аттрактивная, информативная, экспрессивная, эстетическая функции. В качестве дополнительных функций были выделены: символическая (выражение абстрактных идей и понятий), иллюстративная (воспроизведение информации в виде наглядных образов), аргументирующая (подтверждение вербальной информации) [Анисимова, 2003].
Иконическая наглядность позволяет придать информации большую убедительность, напрямую воздействовать на сознание обывателя; изображение может выразить мысль иносказательно, более завуалировано, позволяя интерпретировать эту мысль более свободно.
По характеру взаимоотношения между вербальной и невербальной частями информации, содержащейся в креолизованном тексте, можно выделить следующие типы текстов:
а) репетиционные тексты, в которых изображение повторяет вербальный текст;
б) аддитивные тексты, где изображение привносит дополнительную информацию;
в) выделительные тексты, в которых изображение подчеркивает какой-то аспект вербальной информации, по своему объему значительно превосходящую иконическую;
г) оппозитивные тексты - содержание картинки противоречит вербальной информации, что производит комический эффект;
д) интегративные тексты - изображение встроено в вербальный текст;
е) изобразительно-центрические тексты
- с ведущей ролью изображения, вербальная часть лишь поясняет и конкретизирует их [Тельминов, 2009].
Проиллюстрируем данные типы отношений креолизованными текстами из американского журнала «The New Yorker» [http://www.newyorker.com.humor/ issuecartoons/2011/11/28].
На рис. 1 представлен креолизованный текст, вербальный компонент которого содержит следующее высказывание: «Hang on, I think they’re just aiming for our hats» (Держись, кажется, им нужны только шляпы). Икони-ческий компонент поддерживает смысл вербального сообщения, развивая и усиливая его в сторону расширения значения «aiming for» (целятся в шляпы, и, как следствие, в головы), при том, что общий смысл данного креолизо-ванного текста можно определить как продуцирующий комический эффект. А сам текст охарактеризовать как репетиционный креоли-зованный текст.
‘Hang on, I think they're just aiming for our hats.
Рис.1
На рис. 2 можно видеть пример так называемого аддитивного текста, когда икониче-ский компонент привносит дополнительную информацию по сравнению с вербальной. Вербальный смысл текста передан словами: «I love you anyway, too» (Я тебя тоже люблю, не смотря ни на что). Иконический смысл заключен в содержании самого рис. 2, партнер, как видно, безмятежно спит, не помнит, или не хочет никаких признаний.
“I love you anyway, too"
Рис. 2
На рис. 3, представляющем собой крео-лизованный текст, вербальный код содержит информацию относительно сложности для женщины сделать правильный выбор: «The paradox of choice». А может быть, она перфекционистка и поэтому ей трудно выбрать? Ведь на ее лице нет улыбки: «Or perhaps she’s just a perfectionist. She certainly isn’t smiling...». Невербальная информация, переданная средством рисунка, поддерживает более серьезную и одновременно комичную тональность истории - пистолет в руке продавца - угроза для жизни клиента, если она не сделает окончательный выбор. Таким образом, смысл заглавия к тексту «Paradox of choice» основан на реализации двух контрастных значений: выбор обуви и выбор между жизнью и смертью. Иконический компонет текста находится в оп-позитивных отношениях к вербальному.
The paradox of choice. Perhaps that’s what’s happened to the woman in this cartoon by Chon Day.
Or perhaps she’s just a perfectionist. She certainly isn’t smiling...
Креолизованный текст «The Little Mermaid, Ten Years Later» (Русалочка, десять лет спустя), представленный на рис. 4, можно отнести к выделительным, так как объем вербальной информации текста значительно превосходит объем иконической, иллюстрирующей процесс обмена «любезностями» супругов, смысл упреков передается словесно. Жена: «Rescuing you was the biggest mistake I ever made!» (Твое спасение - самая большая ошибка, которую я совершила!). «Some prince you turned out to be!» (Ну и принц из тебя получился!); «I shoulda given you to the sea witch!» (Надо было отдать тебя морской ведьме!). Муж: «I am sick of renting a tank whenever your mom visits!» (Меня тошнит от того, что приходится арендовать бассейн, когда приезжает твоя мамаша!); «You haven’t been the ‘little’ anything in years!» (Ты уже сто лет как не «малышка»!); «I liked you much better when you were mute!» (Ты мне нравилась гораздо больше, когда молчала).
Рис. 5 иллюстрирует креолизованный текст, который можно классифицировать как интегративный, так как изображение встроено в вербальный компонент информации, составляя с ним единое смысловое пространство. Текст озаглавлен «The best is the enemy of the food» (Лучшее - враг еды). Основное содержание истории - непритязательный в еде посетитель ресторана, который даже не понял, ел ли он вообще, и если ел, то готов оплатить по счету.
The Best Is the Enemy of the Food Posted by Robert Mankoff I’m not. When it comes to food, the best is the enemy of the good, and the good is the enemy of the merely O.K.-which I’m O.K. with.
Whatever the opposite of a foodie is, I am. The guy in this cartoon of mine is basically me:
“ Waiter; I 'd like to order, unless I've eaten, in ’which case bring me the check."
Рис.5
Look, as far as I’m concerned, any variety of apple a day will keep the medical profession at bay...
Рис. 6 иллюстрирует изобразительноцентрические тексты с ведущей ролью икони-ческого компонента информации, вербальная только конкретизирует или поясняет последнюю. Смысл данного текста в том, что идут дискуссии относительно авторства произведений, приписываемых В. Шекспиру. Существует мнение, что под именем Шекспир писали два человека, что и иллюстрирует рисунок, так как на призыв из зала «Автора!» (Author!), выходят двое. Имя Шекспир при этом возникает только благодаря иконическому компоненту - один из персонажей рис. 6 очень напоминает лицо, изображенное на известном портрете драматурга.
“ Author! Author!”
Рис.6
Итак, изображение и слово в поликодовом сообщении креолизованного текста не являются суммой семиотических знаков, их значения интегрируются и образуют сложный смысл. В процессе восприятия креолизованного текста происходит двойное декодирование заложенной в нем информации: при извлечении концепта изображения происходит его «наложение» на концепт вербального текста, взаимодействие двух концептов приводит к созданию единого общего смысла креолизо-ванного текста. Другими словами, дискурсы разных текстов смешиваются и адресат воспринимает сразу двойную информацию: очевидный смысл прямо выраженного и скрытого дискурса, направленного на достижение истинных целей адресанта. Это и достигается с помощью креолизованного текста. Таким образом, креолизованный текст предстает сложным текстовым образованием, в котором вербальные и иконические элементы образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функциональное целое, нацеленное на комплексное воздействие на адресата коммуникации [Тельминов, 2009].
Очевидно, процесс смыслообразования, происходящий в нашей повседневной жизни, можно представить в виде определенной самоорганизующейся системы неких культурных структур, обусловленных социальными символическими системами коммуникации, в которых большую роль играет иконический принцип организации структуры знака.
Библиографический список
1. Анисимова, Е.Е. Лингвистика текста и межкультур-ная коммуникация (на материале креолизованных текстов) [Текст] / Е.Е. Анисимова. - М. : Академия. 2003. - 128 с.
2. Вальденфельс, Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности [Электронный ресурс] / Б. Вальденфельс; пер. с англ. - М. : Прогресс, 1991.
- С. 39-50. - Режим доступа : //http: //ec-dejavu.ru/d/ daily/html (дата обращении : 07.l2.2011).
3. Вийк, К. Формирование значений в повседневной жизни : роль структур культуры в индивидуальном сознании [Текст] / К. Вийк // Вопросы философии.
- 2011. - №10. - С. 167-176.
4. Голев, Н.Д. Обыденное метаязыковое сознание : онтологические и гносеологические аспекты [Текст] / Н.Д. Голев. - Кемерово; Барнаул : Изд-во Алтайского ун-та, 2009. - Ч.1. - 532 с.
5. Ильин, И.П. Постмодернизм. Словарь терминов [Текст] / И.П. Ильин. - М. : ИНИОН РАН, INTRA-DA, 2001. - 382 с.
6. Касавин И. Т. Анализ повседневности [Текст] / И.Т. Касавин, С.П. Щавелев. - М. : Канон+, 2004. -432 с.
7. Кнабе, Г. Диалектика повседневности [Текст] I Г. Кнабе. - Режим доступа : //http://www.gumer.in-foIbibliotek_buks/culture/articleIknabe_dialpovs.php (дата обращения : G6.12.2G11).
8. Махлина, С.Т. Семиотика культуры повседневности [Текст] / С.Т. Махлина. - СПб. : Алетейя, 2GG9.
- 232 с.
9. Сыров, В.Н. О статусе и структуре повседневности (Методологические аспекты) [Электронный ресурс] / В.Н. Сыров // Личность. Культура. Общество. - 2GGG. - Т.2. Спец. Выпуск. - Режим доступа : //http://siterium.trecom.tomsk.su/syrov/Syrov_12. htm (дата обращения : G7.12.2G11).
10. Тельминов, Г.Н. Интернет-реклама как вид креолизованного текста [Текст] / Г.Н. Тельминов // Вест-
УДК 81’373,45
ББК 81.2
Е.Ф. Серебренникова
«Новейшая» ЛИНГВИстИКА: К ПРОБЛЕМЕ ОтГРАНИЧЕНИЯ в поле современной лингвистики
В статье поставлен вопрос об отграничении понятия «новейшей лингвистики» как научного течения, соотносящегося с понятием «современной научной парадигмы» и выделяемого на фоне других имеющихся течений в синхронии современного состояния лингвистического знания. Уточняется объект, методология, некоторые ключевые понятия, отражающие новизну данного течения.
Ключевые слова: новейшая лингвистика; науки о речемыслительной деятельности; новые эпистемы; дискурс
Ye.F. Serebrennikova
ник Нижегородского ун-та им. Н.И. Лобачевского.
- 2009. - №5. - С. 300-304.
11. De Certeau, M. The Practice of everyday life [Text] / M.De Certeau. - Berkeley : Univ. of California Press,1984. - 204 p.
12. Goffman, E. La mise en scene de vie quotidian [Text] / E. Goffman. - P. : Les Editions de Minui, 1973. -256 p.
13. Bouvier, P. Le travail au quotidien, demarche socio-an-tropologique [Text] / P. Bouvier. - Paris : PUF, 1989.
- 190 p.
14. Bourdieu, P. La distinction : Critique sociale du jugement de gout [Text] / P. Bourdieu. - Paris : Les Editions de Minuit, 1979. - 672 p.
THE «INNOvATIvE LANGuAGE SCIENCE»: ON DELINEATION OF THE NOTION wITHIN CONTEMpORARY LINGuISTICS
The article focuses on the concept of «innovative language science» as a scientific trend correlating with the notion of «contemporary scientific paradigm» and distinguished at the background of other trends at the synchronous cross-section of present-day linguistic knowledge. The object, methodology and several key concepts reflecting the innovative nature of this trend are specified.
Key words: innovative language science; speech-cognitive activity research areas; new epistemes;
discourse
Сочетание «новейшая лингвистика» релевантно по отношению к течению, предполагающему новый для данного момента времени подход к объективно существующему - «вечному» объекту анализа в лингвистике как области знания. Позиция течения, отвечающего качеству теоретической новизны в векторе решения поставленных вопросов в ходе накопления знания, может быть отграничена на фоне условного среза существующих направлений в целом в современной лингвистике.
Очевидно, что такого рода «синхронный» срез в истории лингвистики должен соотно-
ситься с признанным сегодня понятием «научной парадигмы», которая учитывает реальность «спиралевидной», а не «революционной» эволюции лингвистического знания, стремящегося приблизиться к сущностным параметрам онтологии и феноменологии «языка». «Парадигма» составлена «наилучшими достижениями, определяющими модель исследования», признанными научным лингвистическим сообществом [Кун, 1975].
Современная парадигма характеризуется, согласно Е.С. Кубряковой [Кубрякова, 1995], следующими основными доминантами:
