CC BY
63
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОГО РАЗВИТИЯ
Научная статья
УДК 342
Значение решений Суда Евразийского экономического союза для правового пространства стран-участниц и национальных судов
Гусев Андрей Владимирович 1, Савоськин Александр Владимирович 2, Галицков
Владимир Александрович 3
1 Уральский юридический институт МВД России, Екатеринбург, Россия, gusev.1983.av@mail.ru
2 3 Уральский государственный экономический университет, Екатеринбург, Россия
2 savoskinav@yandex.ru
3 v_galitskov@mail.ru
Аннотация. В условиях повышающегося санкционного давления на Россию со стороны западных стран все большее значение приобретает Евразийский экономический союз и интеграция стран в рамках евразийского пространства. Вместе с тем подобная интеграция осложнена необходимостью создания не только единого экономического, но и правового пространства. Ключевым институциональным элементом построения единого правового пространства является Суд Евразийского экономического союза, призванный сгладить противоречия, неизбежно возникающие между правовыми системами участников интегративного образования.
В статье на основе анализа практики Суда Евразийского экономического союза, опыта функционирования иных интегративных судов делаются выводы о значении международной судебной практики и о применимости ее не только в национальном материальном, но и национальном процессуальном праве. Отдельно анализируется возможность оспаривания решений Суда Евразийского экономического союза в Конституционном Суде РФ.
Ключевые слова: суд, толкование права, Евразийский экономический союз, решение суда, интегративное образование, международный суд
Для цитирования: Гусев А. В., Савоськин А. В., Галицков В. А. Значение решений Суда Евразийского экономического союза для правового пространства стран-участниц и национальных судов // Вестник Уральского юридического института МВД России. 2022. № 1. С. 106-111.
Original article
The significance of the decisions of the Court of the Eurasian Economic Union for the legal space of the participating
countries and national courts
Gusev Andrey V. 1, Savoskin Alexander V. 2, Galitskov Vladimir A. 3
1 Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia, Yekaterinburg, Russia, gusev.1983.av@mail.ru
2 3 Ural State University of Economics, Yekaterinburg, Russia
2 savoskinav@yandex.ru
3 v_galitskov@mail.ru _
© Гусев А. В., Савоськин А. В., Галицков В. А., 2022
Abstract. In the context of increasing sanctions pressure on Russia from Western countries, the Eurasian Economic Union and the integration of countries within the Eurasian space are becoming increasingly important. At the same time, such integration is complicated by the need to create not only a single economic, but also a legal space. The key institutional element in building a single legal space is the Court of the Eurasian Economic Union, designed to smooth out the contradictions that inevitably arise between the legal systems of participants in an integrative education.
Based on the analysis of the practice of the Court of the Eurasian Economic Union, the experience of functioning of other integrative courts, the publication draws conclusions about the importance of international judicial practice and its applicability not only in national substantive, but also in national procedural law. Separately, the possibility of challenging the decisions of the Court of the Eurasian Economic Union in the Constitutional Court of the Russian Federation is analyzed.
Keywords: court, interpretation of law, Eurasian Economic Union, court decision, integrative education, international court
For citation: Gusev A.V., Savoskin A.V. Galitskov V.A. The significance of the decisions of the Court of the Eurasian Economic Union for the legal space of the participating countries and national courts // Bulletin of the Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia. 2022. № 1. P. 106-111.
Создание Таможенного союза, а позже Евразийского экономического союза (далее - ЕАЭС), стало важным шагом в экономической интеграции постсоветского пространства. Вместе с тем с правовой точки зрения такая интеграция осложнена рядом факторов, негативное влияние которых как раз и должен был ослабить Суд ЕАЭС.
Создание любых международно-правовых объединений (а тем более экономических и таможенных) предполагает выработку единых замещающих правил (правовых позиций) по новым или неясным, или спорным вопросам, которые неизбежно возникают в силу особенностей порядка создания и имплемента-ции международных интегративных норм и обусловлены самой международной природой этих публично-частных отношений.
Сложность правового регулирования и последующего правоприменения международных норм в условиях функционирования наднационального именно экономического интегративного образования в первую очередь обусловлена большим количеством субъектов с различным правовым статусом. Применительно к ЕАЭС это и страны-участницы в целом, и их органы или публичные должностные лица, это сами органы ЕАЭС, их должностные лица и персонал, это, наконец, хозяйствующие субъекты как субъекты частного права, обладающие ограниченной международной правосубъектностью.
Другой важной проблемой является проблема со-относимости терминов в разных языках участников интегративного образования. Акты ЕАЭС принимаются на русском языке и зачастую характеризуются краткостью формулировок, что в сочетании с многозначностью используемых категорий порождает проблему их толкования и выработки единых межгосударственных подходов. Именно на Суд ЕАЭС возлагается обязанность формировать однозначную и общепринятую терминологию, признаваемую и обязательную для всех субъектов единого экономического пространства.
Отдельную проблему образует необходимость постоянно сочетать универсальные принципы международного публичного права и специальные положения Договора о ЕАЭС, содержательное наполнение которых отнесено к компетенции Суда ЕАЭС.
Еще одна проблема формирования единого правового поля связана с запаздыванием актов стран - участниц Союза. Часть требуемых национальных актов может отсутствовать, а другие вступают в силу не одновременно, что порождает проблему единообразия правоприменения при хронологическом несовпадении правил поведения.
То обстоятельство, что нормативное регулирование (как международное, так и национальное) всегда отстает от реального общественного, - также является объективным негативным фактором. А факт несоответствия чаще всего выясняется не в процессе правотворчества, а в процессе судебного правоприменения, то есть разрешения конкретных споров. Именно на Суд ЕАЭС возлагается обязанность «примирить» реальность с действующим правовым регулированием (особенно когда последнее не соответствует реалиям времени) и сформулировать на будущее правовую позицию, которой воспользуется и международный (национальный) законодатель (иной правотворческий орган), и национальные судебные системы до внесения советующих нормативных изменений.
Поэтому, как уже было указано выше, Суд ЕАЭС призван устранить существующую правовую неопределённость и сформулировать правовые позиции, обеспечивающие единообразие в применении норм Договора о ЕАЭС и связанных с ним международных актов, а также национального законодательства, принятого в их развитие.
При этом Суд ЕАЭС уполномочен самостоятельно определять и выбирать оптимальный вариант поведения из числа возможных вариантов и, не изменяя сути самого правила, более точно сформулировать содержание правового акта применительно к слож-
ностям социально-экономической жизни именно тогда, когда в этом возникает необходимость, то есть в ситуации открытого конфликта.
Толкование международных норм - это самостоятельный метод деятельности Суда ЕАЭС. Его задача
- снять пробелы, многозначность и иную неясность норм, принятых в ЕАЭС, а также устранить их хронологическую рассогласованность появления. Поэтому вполне очевидно, что большая часть правовых позиций Суда ЕАЭС вытекает из деятельности по установлению судьями истинного содержания правового акта для его последующего практического применения.
Самое главное в таком толковании - это единство процессов познания и формулирования содержания правовой нормы, трансформируемое в словесную форму. В этом контексте деятельность Суда ЕАЭС по толкованию состоит из двух компонентов: «а) уяснения содержания нормативного предписания и б) его разъяснения» [1, с. 29]. Иными словами, невозможно формирование правой позиции, то есть разъяснения нормы права, вне ее толкования, которое предполагает, что судебный орган не только сам узнает содержание применяемой нормы, но и раскрывает это свое знание участникам судебного спора и всем остальным субъектам права - потенциальным участникам соответствующих правоотношений.
Влияние решений международных интегративных судов на международное и национальное материальное право общеизвестно. В то же время международные суды, не всегда являясь классическими органами правосудия, все же обычно соблюдают соответствующие принципы состязательности, гласности и др., но зачастую вырабатывают свой подход к процедуре рассмотрения дела, оценке доказательств, применению принципов, которые в последующем воспринимаются национальными судами. Поэтому особую ценность представляет практика Суда ЕАЭС, влияющая на процессуальное законодательство. Однако с учетом относительно небольшой (и во многом еще только формируемой) практики работы Суда ЕАЭС в настоящей статье мы затронем опыт еще одного инте-гративного суда - Европейского суда по правам человека, решения которого, в свою очередь, оказывает влияние на процессуальные механизмы в Суде ЕАЭС.
Возможность применения решений Европейского суда по правам человека к практике Суда ЕЭАС возникает из схожести их процедур (Европейский суд по правам человека также рассматривает не только заявления государств, но и заявления частных субъектов права и тоже регулярно пользуется своим правом толковать базовый для него Договор - Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 года).
Что касается обязательности учета позиций непосредственно Суда ЕАЭС в деятельности национальных судов, то эта обязанность не является международно легитимированной, но признается странами
- участницами Союза в национальных актах. Например, в России принято Постановление Пленума Вер-
ховного Суда РФ от 26.11.2019 № 49, в п. 2 которого прямо указано, что «судам следует учитывать акты Суда ЕАЭС, вынесенные по результатам рассмотрения споров, связанных с реализацией положений Договора, иных международных договоров в рамках Союза и (или) решений органов Союза, а также по иным вопросам, отнесенным к его компетенции».
Конституционный Суда РФ (в отличие от Верховного Суда РФ) еще не высказался относительно юридической силы актов Суда ЕАЭС (поскольку еще не рассматривал соответствующих споров, а правом обобщения судебной практики или иного толкования вне конкретного дела (опять-таки в отличие от Верховного Суда РФ) он не обладает. Однако он уже неоднократно формулировал и подтверждал свою правовую позицию об обязательном и прямом применении в гражданском и арбитражном процессе (Постановление Конституционного Суда РФ от 14.07.2015 № 21-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы»). Высказывался по этому поводу и Верховный Суд РФ (например, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2003 № 23). Однако вопрос о юридической силе решений международных интегративных судов именно для процесса отправления правосудия окончательно так и не решен, поскольку в России достаточно популярна точка зрения о решениях таких судов как содержащих сразу два прецедента - «жесткий» и «мягкий» [2, с. 304].
По нашему мнению, сам факт формулирования правовых позиций международным интегративным судом сигнализирует о наличии дефекта либо в международном праве, либо в национальном законодательстве, либо в правоприменительной практике (за качество которой отвечает национальная судебная система). Иными словами, отсутствие дефекта в национальной или международной правовых системах исключило бы в подавляющем числе случаев не сами споры, а появление правых позиций, разъясняющих что-либо для национальных судов и иных субъектов правоприменения.
Более того, здесь следует напомнить, что, в отличие от национальных судов, международные инте-гративные суды лишены возможности самостоятельно дисквалифицировать дефектную национальную
норму, поскольку это бы означало нарушение государственного суверенитета. Иными словами, они лишь констатируют ее дефектность и «уведомляют» об этомсоответствующее государство и всех остальных членов объединения. В этом смысле показательна позиция А.С. Исполинова в отношении решений Европейского суда по правам человека, который, по его мнению, «лишь устанавливает факт нарушения государством Конвенции, но не предписывает никаких конкретных мер, кроме выплаты (и то не всегда) относительно скромной компенсации заявителю» [3, с. 45-67]. Эта позиция полностью применима и к Суду ЕАЭС [4, с. 81-106] (с оговоркой об отсутствии компенсации).
С учетом современного развития права и повсеместного признания авторитета и компетенции ин-тегративных международных судов можно смело утверждать, что их решении являются непосредственно действующими, наряду с индивидуальными правоприменительными актами. В то же время в качестве самостоятельного источника процедуры рассмотрения судебных споров российскими судами и судами стран - участниц Договора о ЕАЭС воспринимаются не всегда, даже когда они принимают не консультативные, а обязательные по своей силе решения.
В свете усиления санкционного давления на Россию (в том числе в связи с военной операцией на территории Украины) проблема прямого применения правовых позиций решений международных инте-гративных судов все более обостряется. Тем более, что, в отличие от ЕАЭС, многие другие интегративные объединения, в которые входит Россия, содержат несколько иной набор стандартов, не характерных не только для отечественной правовой системы, но и для российской системы морально-нравственных ценностей, особенно в том значении, которое зачастую придается им в европейской правовой традиции. В настоящее время подобных центробежных тенденций на пространстве ЕАЭС не наблюдается, но их нельзя исключать, а потому вопрос применимости позиций Суда ЕАЭС еще может стать темой для отдельного противостояния.
Минимизация подобных расхождений в подходах любого международного интегративного Суда с фундаментальными национальными ценностями и характеристиками обеспечивается в России посредством проверки их решений на соответствии Конституции РФ. Сама эта возможность была предусмотрена в 2015 году (путем введения в действие Федерального конституционного закона от 14.12.2015 № 7-ФКЗ), а в последующем нашла свое конституционное закрепление в связи с поправками в Конституцию РФ в 2020 году. Согласно этим нормам, Конституционный Суд РФ может проверить решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека на соответствие Конституции РФ и в случае расхождения с ее смыслом - заблокировать его применение. В полной мере этот вывод применим только к решениям Европейского суда по правам человека, но не к ре-
шениям Суда ЕАЭС, поскольку последний формально не отнесен к судам по защите прав и свобод человека (хотя и не может исключаться из числа органов, обеспечивающих защиту субъективных прав и свобод).
Анализируя процедуру разрешения конфликта между решением международного суда и национальной правовой системой, следует отметить, что Конституционный Суд РФ все же не является и не может являться вышестоящим судом по отношению к международному, а потому он не оценивает правильность (обоснованность) решения последнего и, тем более, не проверяет соблюдения процессуальных правил рассмотрения дела. Иными словами, он никоим образом не пересматривает решение международного суда, а лишь дает оценку соответствия его содержания нормам Конституции РФ и в случае выявления фактов несоответствия - исключат возможность применения такого международного судебного решения на территории РФ без влияния на его юридическую силу для иных участников международного интегративного объединения.
В России и нормативным (причем конституционным), и теоретическим основанием существования соответствующего механизма косвенной дисквалификации решения международного суда является исключительность полномочия Конституционного Суда РФ по толкованию Конституции РФ, при этом пересечение компетенции национального органа конституционного контроля и международного суда не происходит, поскольку Конституционный Суд РФ не рассматривает дела заявителя по существу, а лишь проверяет соответствие положений международного договора Конституции РФ в том смысле, который придается такому договору правоприменительной практикой.
Нормативные (а не теоретические) основания для такого подхода содержит третий раздел Венской конвенции «О праве международных договоров», согласно которому право толковать международные договоры (правда, без указания на их истолкование в правоприменительной практике) предоставлено любому национальному правоприменительному органу, а приоритет в этом вопросе наднациональных судов не устанавливается. Российская правовая и судебная система не является производной (а тем более, вторичной) по отношению к правовой системе Европейско-азиатского содружества, а потому приоритет наднациональных судов, независимо от степени и качества интеграции, недопустим, хотя и предполагается в некоторых аспектах[5, с. 77-85].
С учетом поправок 2020 года в Конституцию РФ в России окончательно установился процессуальный механизм «защиты собственной конституционной идентичности» [6, с. 1-9], который заключается не в защите от решений международных интегративных судов (прежде всего от решений Европейского суда по правом человека), а в защите положений Конституции и государственности от извращённого пони-
мания международных договоров в международной судебной практике.
Несмотря на то, что изначально этот механизм создавался как мера защиты от решений Европейского суда по правам человека, он в полной мере может быть применен и к решениям Суда ЕАЭС, тем более, что в Постановлении Конституционного Суда РФ от 14.07.2015 № 21-П указано, что «правовые позиции Европейского суда, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции РФ и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции РФ».
Таким образом, когда Конституционный Суд РФ придет к выводу, что решение Суда ЕАЭС принято на основании толкования международного договора, противоречащего Конституции РФ (иными словами, выявит противоречия между правовой позицией Суда ЕАЭС относительно Договора о ЕАЭС или иного интегративного международного договора), такое решение не будет подлежать применению на территории России, а сама Россия«может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств» [7, с. 40].
Текущая практика работы Суда ЕАЭС не дает оснований полагать, что такой механизм будет применяться к его решениям. И дело здесь не только в субъективных факторах (прежде всего судьях), но и в объективных предпосылках. Евразийский экономический союз включает в себя страны, исторически более близкие, имеющие многовековую общую историю, объединённые во многом советским наследием, мировоззрением и культурой. С другой стороны, нельзя исключать возможность нарастания дезинте-грационных процессов и в рамках ЕАЭС (особенно в случае его расширения), а потому России необходим механизм блокирования исполнения решений Суда ЕАЭС как альтернатива выходу из объединения или применение механизма наложения вето на решение международного суда.
Решения Суда ЕАЭС, оставаясь правоприменительными, а не нормативными актами (формально не предназначенными для постоянного применения и не направленными на неопределенный круг лиц), уже стали и останутся впредь крайне важным источником национального и международного права. Особенно заметно это при совершенствовании процессуального законодательства, поскольку они традиционно выступают первопричиной для реформирования и обновления правил правосудия. Зачастую именно наднациональный суд, не скованный установками (правовыми, политическими, экономическими, конъюнктурными, свойственными любому отдельному государству), способен не просто выявить проблемную зону, но и предложить консолидированное решение, в том числе на основании опыта, имеющегося в странах - участницах объединения, помочь в определе-
нии проблемных мест, существующих в гражданском судопроизводстве не только Российской Федерации, но и других государств - участников Договора о ЕАЭС.
В завершение следует констатировать, что статутные нормы права ЕАЭС, породившие разночтения в правоприменении и ставшие предметом рассмотрения Суда ЕАЭС, в последующем действуют в редакции, приданной судебным толкованием. Однако судебное толкование в ЕАЭС не является абсолютным и первостепенным, поскольку остается ограниченным как самой правовой нормой, так и принципами международного и национального права, а значит, в каждом конкретном деле ключевое значение имеют пределы и ограничения, признаваемые Судом при судебном толковании и подлежащие установлению при исследовании каждого судебного казуса и его нормативных последствий.
Список источников
1. Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. Москва: Юридическая литература, 1982. Т. II. 360 с.
2. Дьяченко Е. Б., Мысливский П. П., Нешатаева Т. Н. Евразийская интеграция: роль Суда. Москва: Статут, 2015. 304 с.
3. Исполинов А. С. Исполнение решений международных судов: теория и практика // Международное правосудие. 2017. № 1. С. 45-67.
4. Карасев А. Т., Кожевников О. А., Мещерягина В. А. Отдельные вопросы имплементации норм законодательства Евразийского экономического союза в законодательство Российской Федерации // Антимонии. 2022. № 21. С. 81-106.
5. Кожевников О. А., Крысанов А. В. Конституционная реформа 2020 г.: к вопросу об особенностях исполнения решений межгосударственных органов и судов зарубежной юрисдикции в Российской Федерации // Вестник московского государственного областного университета. 2021. № 3. С. 77-85.
6. Зорькин В. Д. Конвенция о правах человека в российской правовой системе: проблемы имплементации // Журнал конституционного правосудия. 2016. № 1 (49). С. 1-9.
7. Бондарь Н. С. Конституция России в современную эпоху глобальных перемен: от политических иллюзий к юридическому реализму (Серия "Библиотека судебного конституционализма". Вып. 9). Москва: Юрист, 2018.
References
1. Alekseev S.S . General Theory of Law: in 2 volumes. Moscow: Legal Literature, 1982. Vol. II. 360 p.
2. Dyachenko E. B., Myslivsky P. P., Neshataeva T. N. Eurasian integration: the role of the Court. Moscow: Statut, 2015. 304 p.
3. Ispolinov AS Execution of decisions of international courts: theory and practice // International justice. 2017. No. 1. P. 45-67.
4. Karasev A. T., Kozhevnikov O. A., Meshcheryagina V. A. Some issues of implementing the norms of the
legislation of the Eurasian Economic Union in the legislation of the Russian Federation // Antimony. 2022. No. 21. P. 81-106.
5. Kozhevnikov O. A., Krysanov A. V. Constitutional reform in 2020: on the issue of the specifics of the execution of decisions of interstate bodies and courts of foreign jurisdiction in the Russian Federation // Bulletin of the Moscow State Regional University. 2021. No. 3. S. 77-85.
6. Zorkin V. D. Convention on Human Rights in the Russian Legal System: Problems of Implementation // Journal of Constitutional Justice. 2016. No. 1 (49). pp. 1-9.
7. Bondar N. S. The Constitution of Russia in the Modern Era of Global Changes: From Political Illusions to Legal Realism (Series «Library of Judicial Constitutionalism», Issue 9). Moscow: Jurist, 2018.
Информация об авторах
Гусев Андрей Владимирович - кандидат юридических наук, доцент
Савоськин Александр Владимирович - доктор юридических наук, доцент
Галицков Владимир Александрович - кандидат юридических наук
Information about the authors
Gusev Andrey V. - Candidate of Law, Associate Professor
Savoskin Alexander V. - Doctor of Law, Associate Professor
Galitskov Vladimir A. - Candidate of Law
The article was submitted 28.02.2022; approved after reviewing 11.03.2022; accepted for publication 24.03.2022.
Вклад авторов
Все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Гусев А. В. - сбор материала, обработка материала, участие в написании статьи
Савоськин А. В. - идея, обработка материала, написание статьи, научное редактирование текста
Галицков В. А. - сбор материала, обработка материала, участие в написании статьи, оформление, перевод
Author Contributions
All authors have made an equivalent contribution to the preparation of the publication. The authors declare no conflict of interest.
Gusev Andrey V. - collection of material, processing of the material, participation in writing the article
Savoskin Alexander V. - idea, processing of the material, writing the article, scientific editing of the text
Galitskov Vladimir A. - collection of material, processing of the material, participation in the writing of the article, design, translation
Статья поступила в редакцию 28.02.2022; одобрена после рецензирования 11.03.2022; принята к публикации 24.03.2022.
