CC BY
158
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 10. ЖУРНАЛИСТИКА. 2005. № 3
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ ЖУРНАЛИСТИКА И ВЛАСТЬ
Я.Н. Засурский. Искушение свободой. Российская журналистика: 1990 — 2004 / М.: Издательство Московского университета, 2004. — 547 с.
Крайние даты журнальных и газетных публикаций, сложивших эту книгу, — май 1990 г., которым датирована "правдинская" статья "Не поучиться ли у Мэрдока?", и июнь 2004 г., когда "Независимой газете" давалось интервью «Стиль "Лебединого озера"». Между ними почти восемь десятков статей и бесед за перестроечное и постперестроечное 15-летие. Причем, как замечает профессор Я.Н. Засурский в коротком авторском "Вместо предисловия", все они воспроизводятся в том виде, в каком печатались изначально. Незначительная стилистическая правка в содержание текстов не вторгалась и многоразличных ключевых аспектов развития журналистики в общем контексте становления и эволюции молодой российской демократии и рыночной экономики не касалась.
Такая сохранность изначальных текстов, собранных под одной книжной обложкой, предоставляет читателям редкостную возможность наглядно проследить не только "успехи, поражения и нерешенные проблемы СМИ" (с. 5), но и самое движение анализирующей и обобщающей авторской мысли, которая, оперативно погружаясь в то, как "менялась российская журналистика, менялось и ее осмысление", вбирала, впитывала в себя все эти изменения, глубоко проникалась ими. При этом еще одна важная оговорка автора, создавшего современную историю постсоветской журналистики по ее неостывшим следам, — в книге не надо искать ответов "на вопросы, в ней содержатся размышления по поводу важнейших проблем развития журналистики и того, как назревали эти проблемы" (с. 6).
Главная их них — журналистика и власть. У автора, как историка современности, не было перестроечной эйфории, увлекшей многих, но был здравый, спокойный, аналитический взгляд на новую ситуацию, выдвинувшую новые задачи. Суть этих задач определяется образным уподоблением: прессе не пристало звучать хором, восхваляющим власть. Если уж быть ей хором, то как в древнегреческой трагедии, где хоровой голос предостерегает героев от опасностей и ошибок.
В 1990 г. с "правдинской" полосы прозвучало для нее, казалось бы, невероятное: "Мы привыкли говорить о борьбе с буржуазной прессой" (с. 10), но не пришла ли наконец пора "подумать скорее о выживании нашей прессы на мировом рынке"? И не отстраненно, не самоуспокоенно подумать, а действенно принять "решительные меры по ликвидации последствий командной системы для того, чтобы проложить путь открытой и плюралистической прессе" (с. 11). Не высвободившись из административных пут, препятствующих широте, объективности и доступности информации, она не выполнит свою "роль инструмента гласности, общественного контроля".
С этими программными тезисами плотно стыкуются уроки августовского путча 1991 г. Я.Н. Засурский извлекал их непосредственно на пике переломных событий, положивших конец собственно советской истории и предопределивших дальнейший путь истории российской. Гласность должна стать повседневной и повсеместной нормой оперативной журналистики, которую следует закрепить законодательно. "Ни Советы, ни правительство, никакие органы исполнительной или законодательной власти не должны иметь возможность заставить прессу лгать" (с. 16). Лишь освященная законом гласность в силах "обязать государственных деятелей терпеть поблизости от себя око народа — журналистов" (с. 15). И будь они в таком качестве недремного народного ока возле президентской дачи в Форосе, то могли бы стать для М.С. Горбачева "гораздо более надежным гарантом его безопасности, чем хорошо вооруженные охранники" (с. 17), не исполнившие прямого служебного долга. "Свободу может защитить только свобода!"...
Принципиально разграничение понятий самоцензуры и самоконтроля, последовательно проведенное в контексте темы журналистика и власть. Самоцензура, по аналогии с литературой, — это тот внутренний редактор из поэмы Александра Твардовского "За далью — даль", который тормозит, сдерживает незаемную мысль, не позволяет ей вырваться на вольный простор, жестко сковывает, строго регламентирует узкими пределами дозволенного. Самоконтроль же сродни ответственности, диктуемой моральными нормами журналистской этики.
Ответственность журналиста — не подотчетность его правительству и государству, а самостоятельная, но объективная и беспристрастная оценка их функционирования. И если, рассуждая о журналистской ответственности, официальные лица имеют обычно в виду ответственность именно перед государством, то тем, стало быть, нужнее преодолеть укоренившийся синдром этатистского с их стороны диктата "в первую очередь в информационной и медийной сфере" (с. 106). Стойкой его инерции,
идущей "от тоталитарного и авторитарного наследия советских времен", и, значит, понижению подлинной ответственности, в русле которой только и может быть реализована свобода печати, потворствует неразработанность статуса независимой журналистики. Поэтому самоцензуры в прессе по-прежнему больше, чем самоконтроля, моноголосие преобладает над многоголосием. "...Вновь возникает государственное давление владельцев СМИ, давление рекламы, которое трудно преодолеть, если журналисты не будут защищены общими профессиональными договоренностями" (с. 22). Сказано за десять лет до издания книги. В год ее выхода ситуация, вызвавшая озабоченность и беспокойство автора, не разрядилась, а обострилась...
Обозначив вектор анализирующей и синтезирующей авторской мысли, поучительно выделить ее отдельные сцепляющие звенья, фиксируемые хронологически.
Год 1994, названный "золотым периодом" самопознания "четвертой власти", но и на его гребне государство не отрекается от пагубных для журналистики представлений "о том, что печать — это самое дальнобойное оружие, а журналисты — его подручные" (с. 24). Только отказ от такого прагматичного взгляда предоставит журналисту "реальную свободу и независимость" (с. 25), откроет "возможность... обходиться без самоцензуры", но развить в себе, усовершенствовать возросшее чувство самоконтроля...
Год 1996 — жаркая предвыборная кампания и избрание Б.Н. Ельцина президентом России. Автор бьет тревогу: "...Наши СМИ снова превратились в СМИП — средства массовой информации и пропаганды" (с. 27). И что с того, если отделы пропаганды в ЦК и обкомах КПСС ушли в советское "прошлое. Власть изменилась: выяснилось, что, помимо власти государственной, есть еще и другая власть... Оказалось, что власть представлена не только государственными институтами, но и новой экономической властью. Это привело к рокировке в позиции многих средств массовой информации, когда официальная точка зрения отстаивается не только государственными органами печати, но и частными. Возникает ситуация, которая существовала в свое время в Германии, когда Бисмарк создавал официозы: газета частная, а выражать точку зрения государства она может гораздо активнее, чем само государство... Новая ситуация в развитии нашей журналистики свидетельствует о кризисе свободы печати. Сначала у нас был кризис, основанный на отношениях с властью, с государством, теперь это кризис в отношениях с властью экономической" (с. 28).
А кризис, какой бы ни была его природа, на то и кризис, чтобы в тупиковых для прессы условиях "снова появилось то прислужничество, которое отпугивает аудиторию" (с. 30). Газет-
но-журнальные и особенно телевизионные баталии компроматов, отражая коррумпированность общества, породили беспредел этический. Телефонное право перерастает в право кулачное (вплоть до пистолетного и автоматного). Информационные войны заступают место достоверной информации. Нет саморегулирования СМИ, в ходе которого создавались бы "определенные нормы профессионализма" (с. 30), призванные "ограждать граждан и журналистов от расправ внеправовыми методами", а профессиональная совесть журналиста поднималась бы до уровня хотя бы "самых общих, самых главных общечеловеческих ценностей". Оставлена концепция СМИ как оппонентов власти. Оставлена и концепция "четвертой власти" (хотя на словесном уровне декламаций она нередко повторяется и сегодня как некое заклинание). "Телевидение снова стало инструментом, причем гораздо более конформистским, чем было" (с. 41), как самого правительства, так и близких ему частных корпораций. Все вместе взятое актуализирует потребность в действенной защите прав человека и гражданина. Особенно "сегодня, в условиях, когда отчетливо видна угроза фашизма" (с. 51), одним из рупоров которого выступает газета "Завтра". Она "называет себя газетой Российского государства" (с. 40), но, выделяясь "наибольшим экстремизмом", проявляет себя как "националистическое издание, склонное к ксенофобии"...
Прозорлив вывод 1998 года, ставший за истекшее семилетие еще более злободневным: «Если мы не сумеем перейти к другим подходам в отношениях между гражданами, средствами массовой информации и властью, мы рискуем пойти по уже хорошо известному и испытанному в России пути: нужен хороший царь, хорошая сильная рука, царь будет думать за нас и все нам скажет, как надо делать, а мы будем его слушать. "Некого слушаться" — этот голос, который звучит в нашей прессе, очень опасен, и, пока мы не сумеем выработать у наших граждан чувство того, что надо слушать голос своей совести, мы никуда не сдвинемся. Меня возмущают раздающиеся в нашей прессе стоны по поводу того, что нет хозяина. Да, на предприятии, на заводе, наверное, нужен хозяин, но в стране хозяином должен быть гражданин. Этого ощущения, даже этого понятия в выступлениях российской прессы вы не найдете» (с. 50)...
Эти и другие на первый взгляд кажущиеся разрозненными суждения и предостережения, выводы и оценки сведены в стройную систему периодизации истории постсоветской журналистики, ее четырех типовых сначала перестроечной, потом постперестроечных моделей. Первую Я.Н. Засурский называет инструментальной; вторая — "четвертой власти"; третья — авторитарно-корпоративная; четвертая — комбинация "свободной прессы и капита-
ла политической информации" (с. 64). Вызрела ли пятая, отвечающая нынешней реанимации административно-командной системы под эвфемизмами управляемой демократии, укрепления вертикали власти, эффективности ее региональных и федеральных аппаратов, президентской администрации и т.п.? Алярмист-ские опасения разных лет, прозвучавшие в книге, уже стали суровой реальностью новейшего времени.
Еще на закате ельцинской поры "финансовая элита во взаимодействии с президентской администрацией" (с. 66) заменила собой агитпроп ЦК (и отчасти пятое — идеологическое — управление КГБ!). То был явный шаг назад от обещанного идеала открытого гражданского общества. Ныне мы воочию наблюдаем не шаг вперед — шаг назад, а шаг за шагом назад, или, прибегая вослед автору к образу литературному, — движение вверх по лестнице, ведущей вниз. СМИ выводятся за рамки информационного поля в сферу политики. Утверждается модель подконтрольных государственных СМИ, хотя и обновленных, модернизиро-ванных1
Вызывающе нагляден в этом отношении пример Чечни: ограничение, дозирование информации о военных действиях. Засекречены даже "точное количество погибших и размеры ущерба, нанесенного и той, и другой стороне, — все это до сих про неизвестно общественности, хотя эта информация носит характер первостепенной важности для семей тех, кто погиб, сражаясь в Чечне. СМИ обязаны быть в состоянии обеспечить публикацию подобной важнейшей информации. Соответствующие законы содержат детальное описание ограничений доступа к информации, однако в России такого закона просто не существует" (с. 68).
Аналогичная ситуация, когда речь идет о борьбе с терроризмом, остро выдвинувшей большие и сложные "проблемы теоретические, практические и юридические. Должны быть поставлены границы насилию со стороны тех, кто защищает от насилия" (с. 151). А между тем «мы не видим, как насилие осуществляется преступниками, но мы видим, как наши силовые структуры применяют насилие без всякого уважения к личности. Главный принцип наших сил безопасности состоит в том, чтобы уцелели их сотрудники. В частности, в ситуации, связанной с захватом мюзикла "Норд-Ост", серьезные чины заявляли, что главное достижение проведенной операции в том, что не погиб ни один спецназовец. А что погибло сто пятьдесят мирных людей — это мало беспокоит наших руководителей. В этом ужас ситуации. Наши силовые структуры не готовы жертвовать собой ради граждан. Ценности смещаются... Государственная концепция борьбы с насилием не построена на том, чтобы предупреждение
насилия преследовало цель защиты граждан» (с. 149). Защиты не только и не просто жизней, но и тех незыблемых прав человека, которые "оказываются урезанными", потому что на них как раз и "идет атака" под антитеррористическими лозунгами. "На первый план выдвигаются проблемы тех, кто защищает, а не тех, кого защищают... Наш опыт неудачный: защищая от терроризма, мы убиваем людей. И сожалений по этому поводу государство не высказывает" (с. 149—150). Закрытость информации, достигаемая путем изощренных ограничений и прямых запретов, для него предпочтительнее, как ни бесспорна, ни самоочевидна истина, которую демонстрирует опыт США, где журналисты "стойко противостоят давлению на информационные потоки со стороны возмущенной общественности, издателей, владельцев и редакторов" (с. 125). Борьбу с терроризмом нельзя вести "за счет ущемления прав человека. Цензура не может помочь в борьбе с террором", подобно тому как не могут помочь ей ни отмена одномандатных избирательных округов, ни президентские назначения или снятия губернаторов...
Именно в неуступчивом, наступательном споре с человеконенавистнической философией терроризма, экстремизма, фанатизма, фундаментализма как неотъемлемой составной частью барьерного сознания, "тоталитарного мышления, которое чуждо" (с. 124) гуманистической природе открытого общества, в тексты Я.Н. Засурского стремительно врывается понятие глобализма. Если угроза терроризма глобальна и "требует адекватного ответа" (с. 126) не иначе как "в глобальном контексте" (с. 118), то и "глобализация открытого общества представляется особенно неотложной в условиях новых угроз гражданскому обществу со стороны террористов, экстремистов и фанатиков, со стороны нетерпимости, фундаментализма и тоталитаризма" (с. 120).
В пример и урок патриотистской печати, модно падкой на антиглобалистскую истерию, Я.Н. Засурский взвешенно предостерегает от популистских спекуляций на якобы стираемой национальной идентичности народов и стран: "Глобализация совсем необязательно означает стандартизацию и унификацию мира" (с. 94), напротив, открывает путь возможному и необходимому созданию "множества глобальных сетей не только для больших стран и народов, но и для малых этнических групп, способствуя сохранению связей разбросанных по миру диаспор". Автор аргументированно детализирует далее: "Многие приравнивают глобализацию к американизации. Это не совсем верное представление. Глобализация позволяет создать не только глобальную американскую информационную систему в Интернете, который изначально появился в США, но, если хотите, и глобальную мордовскую, чувашскую или бурятскую виртуальную империю" (с. 242).
Как видим, параллельно антиглобалистской истерии автору принципиально чужда и внедряемая патриотистскими СМИ анафема Западу, прежде всего США. Мало того, что он категорически не приемлет, решительно отвергает ее, но еще и рекомендует: преодолевая наследие тоталитарного прошлого, разумно опереться и на европейский подход к правам человека, и на американский опыт в реализации идеи саморегулирования деятельности СМИ. И это при всем том, что сам признает: развитие партнерских взаимоотношений России и Запада далеко не идиллично, "остаются проблемы с обеих сторон: в России — в выступлениях национал-патриотов и левых ортодоксов, в США — в речах и статьях утративших государственную субсидию и профессию советологов" (с. 238).
С узколобой точки зрения национал-патриотов, это непозволительная вольность, космополитическая крамола глобалиста, который в упор не различает зияющей пропасти между "нашими" и "не нашими". С позиции здравого рассудка, не принимающего прокрустовой схемы непременно "двухполюсного мира и связанной с ним конфронтационной стилистики СМИ" (с. 239), — глубокое понимание изменившихся политических и экономических, социальных и духовных реалий современности, в тугом сплетении которых "глобализация сделала Земной шар маленьким, и это очень серьезный момент для человечества — исчезновение надежного убежища. В каком-то смысле все оказались на общем уязвимом корабле; всем надо думать о том, как вместе спасаться. Америка здесь не в лучшем положении" (с. 306), как равным образом не в лучшем, но по-своему не в лучшем положении и страны бывшего социалистического лагеря. "Тот, кто пытается выделить, вычленить и отсечь развитие постсоциалистических стран от глобальных информационно-коммуникационных систем, совершает большую ошибку. В постсоциалистических странах происходит как бы двойная перестройка, двойная реструктуризация, двойная эволюция, двойная смена ориентиров — социально-политических, экономических и технологических: развитие демократии и рыночной экономики в постсоциалистическом европейском регионе, с одной стороны, а с другой стороны, — в информационно-коммуникационной сфере — процессы глобализации, конвергенции, дигитализации, которые носят общемировой характер. И Россия здесь не является исключением, она подчиняется общим глобальным тенденциям, иногда усиленным благодаря наличию научно-технического и человеческого потенциала, но часто и ослабленным экономическими и структурными обстоятельствами" (с. 243—244)...
Не углубляясь в другие тематические пласты многопроблемной и разноаспектной книги и даже вовсе не касаясь таких
специальных тем, как журналистика в Интернете или реклама, лоббизм, пиар в журналистике, выделим некоторые ее сюжеты хотя бы обзорно, перечислительно.
Пласт исторический: авторский взгляд на давнее и недавнее прошлое в контексте мировой и отечественной истории. Здесь и многовековая история христианства с ее взлетами и падениями, победами и поражениями, понятая и поданная как "вечный спор между терпимостью и непримиримостью в борьбе за правду, истину, веру" (с. 77), который "привел к развитию более толерантных форм коммуникации. Дух ненависти к инакомыслящим был преодолен, но это был путь в две тысячи лет, и он еще отнюдь не завершился. История христианства — это и история борьбы за права человека, за свободу мысли и мнений, за свободу печати, против цензуры и разных форм гонения на инакомыслящих"... Здесь и такое уникальное, самобытное явление русской журналистики и — шире — культуры, как "толстые" журналы
XIX в. ("Современник", "Отечественные записки", "Вестник Европы"), сыгравшие авангардную роль в духовном прогрессе личности и общества и по-своему отозвавшиеся в программно-эстетических ориентациях литературно-художественных журналов
XX в. — "Красной нови" А. Воронского, "Нового мира" А. Твардовского... и многотрудная, драматичная, но тем не менее знавшая творческие подъемы история советской печати, в русле которой названы достойные благодарной памяти имена Алексея Аджубея, Анатолия Аграновского, других известных журналистов...
Пласт учебно-воспитательный, образовательный связан с научной и преподавательской деятельностью Я.Н. Засурского как профессора, доктора филологических наук и его служебной деятельностью бессменного на протяжении полувека декана факультета журналистики МГУ. Путеводная нить, на каковую нанизаны статьи и беседы, образующие этот тематический пласт, — накопленный факультетом опыт гуманитарного образования журналистов. Уместен, органичен здесь и мотив автобиографический, исповедально намекающий на крутые перипетии полувекового руководства факультетом. «Конечно, имея собственное мнение по разным спорным вопросам, я как функционер порой был вынужден подчиняться определенным идеологическим установкам и именно поэтому не чувствовал себя "человеком на своем месте". Я ведь с большой неохотой и под сильным нажимом товарищей по работе (но не товарищей из ЦК партии) пошел на деканство. Я не был, что называется, "партийным кадром" и тем не менее в политической конъюнктуре всегда старался найти то рациональное зерно, которое можно было разумно реализовать... Во всяком
случае решений, роняющих человеческое достоинство, я себе не позволял» (с. 416). Признание, мало сказать, доверительное, откровенное, но характерное, если угодно, типологичное для людей, которые, живя и трудясь в тоталитарном климате, представляли собой нравственно здоровую часть общества и делали полезное, нужное дело с полной самоотдачей, по чести и совести...
Пласт "футурологический" представляет собой авторский за-гляд в будущее в перспективе отсчитавших начальные годы XXI в. и даже III тысячелетия. Он отнюдь не безоблачен. "В новом тысячелетии, — предрекает, например, Я.Н. Засурский, — существует опасность утраты христианских традиций, заповедей, того, что завещано в Нагорной проповеди. И мне кажется, что, как бы ни были различны Восток и Запад, эти заветы очень важно сохранить и в следующем тысячелетии" (с. 95). Но, допуская новые грядущие испытания (а возможно, и катаклизмы), он наперекор им предвидит необратимое движение информационного общества — не синоним открытого гражданского, но его необходимое условие! — к обществу знаний. И, следовательно, интеллигенции, занесению которой в "красный" свод исчезающих видов растительного и животного мира деятельно противятся, будут противостоять книги, подобные этой рецензируемой...
В заключение приведем мимолетный эпизод, имевший место на презентации в Литературной гостиной Союза писателей Москвы. Кто-то из выступавших предложил включить "Искушение свободой" в список обязательной литературы и призвать студентов журфака изучать ее как учебник. Я возразил: обязывать не надо, труд Я.Н. Засурского сам найдет себе читателя, постоит за себя, а вот кого не лишне обязать к чтению, так это власть.
Увы, люди власти из верхних ее эшелонов, как правило, предпочитают сами не читать, в лучшем случае довольствуются пересказом референтов. Но пусть хотя бы таким опосредованным путем книга все же пробьется, дойдет туда. Если такое случится, польза будет двоякая и для власть предержащих, и для журналистов...
В.Д. Оскоцкий
ВЕСТИ. МОСК. УН-ТА. СЕР. 10. ЖУРНАЛИСТИКА. 2005. № 3
...И С МОЕЙ КНИЖНОЙ ПОЛКИ
В статье профессора Н.А. Богомолова "С моей книжной полки" ("Вестник Московского университета". Серия Журналистика. 2004. № 4) прозвучал призыв к сотрудникам факультета публиковать сведения о "провинциальных" изданиях, посвященных вопросам журналистики, но не всегда доступных по незначительности тиража и слабо поставленной в настоящее время библиографической работе. Полагая этот призыв своевременным и полезным, публикуем несколько заметок о новых книгах в регионах России, связанных главным образом с историей местной печати России XIX, XX в.
К активному изучению местной печати прошлого исследователей подталкивает успешное функционирование местных периодических изданий, не в пример центральным, а также 300-летие отечественной журналистики, отмеченное в 2003 г.
В 2002 г. вышло исследование В.Д. Сергеева "Из истории вятских газет. 1838—1917" (Вятка; Киров, 2002. 250 экз.). В брошюре дано описание десяти местных газет, сообщены ценные сведения о сотрудниках, издателях и редакторах. В рубрике "Приложение" опубликованы интересно подобранные отрывки, объявления из газет, приводятся отзывы читателей, условия подписки, цензурные документы. В конце работы дан полный перечень всех вятских газет за 1917 г. В 2002 г. в Тольятти вышла книга "Проблемы региональной журналистики" (150 экз.). Это материалы Всероссийской научно-практической конференции в Тольяттинском университете, прошедшей в октябре 2002 г. В сборнике краткими статьями представлена пресса и другие СМИ 12 регионов России: Урала, Казани, Воронежа, Ростова, Поволжья, Краснодара, Перми и некоторых других. Они касаются как истории, так и современного бытия региональных СМИ. Всего в книге принимали участие около 50 авторов. Ответственный редактор Н.С. Ярыгина.
В 2003 г. в Тюмени издана книга "Сибирский листок" в четырех томах соответственно за 1890—1894, 1895—1900, 1901— 1907, 1908—1911 гг., в составлении которой приняли участие В. Белобородов и Ю. Мандрика. Книга ставит своей целью сделать доступным читателю комплект газеты, который хранится в научной библиотеке Тобольского государственного историко-ар-хивного музея-заповедника и является единственным на территории Тобольской области, а возможно, и во всей России. В образцах текстов здесь обстоятельно показаны содержание, автор-
ский состав, жанры крупнейшей частной газеты Сибири (Тюмень, 2003. 300 экз.). Обещан и пятый том. Материалы газеты даны в хронологической последовательности, где чередуются проблемные статьи: "К вопросу о внешкольном образовании в деревне", "О переселенческом вопросе...", "Об установлении Северного морского пути" и городская хроника "Злоба дня для захолустья", большое число "Писем в редакцию", "Писем депутата" Государственной Думы.
В 2003 г. в Ростове-на-Дону вышла книга А.И. Станько "Реклама в донской прессе" (XIX в.). Она состоит из четырех разделов, примечаний и краткого словаря рекламных терминов, охватывает время от зарождения рекламы в донской прессе (1830) до 1890 г. (тираж книги 500 экз.).
В том же году в Майкопе издана книга З. Хуако "Мир печати Адыгеи" к 100-летию со дня выхода первой адыгейской газеты.
В 2004 г. появился сборник статей под названием "Российская провинциальная частная газета" под редакцией Л.Е. Крой-чика и Ю.Л. Мандрики (Тюмень, 2004. 200 экз). Книга охватывает различные аспекты русской периодической печати XIX — начала XX в., содержит четыре части, именной указатель, указатель изданий, справки об авторах статей в сборнике. В ней представлены частные газетные издания Ростова-на-Дону, Воронежа, Кубани, Оренбурга, Орла, Иркутска, Тобольска, Дона, Приазовья, Сибири, Ставропольского края. В указателе изданий насчитывается около 180 региональных газет.
Своеобразное солидное издание представляют три книги "Тобольские губернские ведомости" — антология тобольской журналистики конца XIX — начала XX в. Первые два тома называются «"Тобольские губернские ведомости". Сотрудники»; третий — «"Тобольские губернские ведомости". Редакторский корпус». Книги выпущены к 150-летию первой сибирской газеты. Юбилей будет праздноваться в 2007 г. Эти фолианты содержат сведения об одиннадцати редакторах газеты, образцы газетных статей и других материалов, намечают периодизацию истории газеты, раскрывают псевдонимы.
Книга достаточно удачно проиллюстрирована карикатурами и рисунками из сатирических журналов "Искра" и "Маляр", относящихся к провинциальной жизни и ее печати, в частности, с 1859 по 1914 г. Это еще раз свидетельствует о глубокой осведомленности редакции столичной "Искры" о нравах провинции того времени. Именной указатель в одном только третьем томе занимает 15 стр. Каждый том составляет более 600 стр. текста. Книга составлена и прокомментирована Ю. Мандрикой. Тираж ее 300 экз.
До сих пор мы говорили о книгах, относящихся преимущественно к истории газет, газетного дела. Однако есть книги и о русских "толстых" журналах, например монография В.В. Гапо-ненкова, вышедшая в издательстве Саратовского государственного университета под названием «Журнал "Русская мысль". 1907 — 1918 гг. Редакционная программа, литературно-философский контекст», тираж 500 экз.
Указанная монография исследует наиболее сложный и важный период издания журнала после смерти В.А. Гольцева под редакцией П.Б. Струве. Это обстоятельное, хорошо аргументированное исследование содержания редакционной программы издания и основных периодов развития журнала в 1907—1918 гг. Названный труд — существенный вклад в изучение печати начала XX в., дающее много материала для размышления, оценки всего исторического периода от поражения первой русской революции до победы советского строя, указывающего на весьма значительную роль таких представителей русской интеллигенции, мыслителей и критиков, как Ю.И. Айхенвальд, Д.С. Мережковский, В.Я. Брюсов, Л.Я. Гуревич, С.Л. Франк, в отечественной печати, литературном процессе.
Особого внимания историков и теоретиков печати заслуживает монография проф. В.В. Прозорова "Власть современной журналистики, или СМИ наяву" (Саратов, 2004. Тираж 500 экз.). Книга состоит из 9 глав. Она представляет собой бесспорный вклад в современную теорию журналистики, изучение самых различных сторон деятельности СМИ, тесно связанных с первоосновой любой литературно-информационной деятельности — словом. Ее главная проблема — анализ влияния современных СМИ на аудиторию. Она показывает взаимосвязь всех СМИ и утверждает незаменимость печатных средств массовой информации, текстов, несмотря на бурное развитие аудиовизуальных способов передачи информации.
Книга нуждается в более обстоятельной рецензии, чем позволяет наша заметка в обзоре литературы, выходящей в регионах и имеющей скромный тираж. Монография В.В. Прозорова тесно связана с феноменом массовой культуры и объясняет многие процессы, происходящие в современных СМИ России.
Б. И. Есин
