CC BY
99
А.С. Янушкевич В.А. ЖУКОВСКИЙ В БАВАРИИ
Томский государственный университет
В истории русской литературы имя В.А. Жуковского неразрывно связано с Германией. Чтобы убедиться в этом, достаточно воспроизвести следующий ряд суждений его современников: «Поэзия Жуковского... воспитана на песнях Германии. Она передала нам ту идеальность, которая составляет отличительный характер немецкой жизни, поэзии и философии» [1, с. 59]; в его поэзии «отразился первый отблеск Германского новейшего романтизма» [2, с. 207]; вся его деятельность свидетельствует о «благородных усилиях. познакомить нас с Германским миром» [3, с. 175]; его гений «всегда был прикован к фантастической Германии» [4, с. 91]. Эту связь признавал и сам поэт, когда уже в конце жизни сказал: «.я (во время оно родитель на Руси немецкого романтизма и поэтический дядька чертей и ведьм немецких и английских).» [5, с. 664].
«Германофильство» Жуковского (выражение Александра Веселовского, известного и авторитетного исследователя творчества поэта) [6, с. 2] -предмет постоянных размышлений и споров прижизненной критики и современного литературоведения. Лучшим судьей в этих спорах оказалось время. Стало очевидным, что Жуковский был не только пропагандистом немецкой культуры, переводчиком на русский язык идей и образов немецкого романтизма. Он поистине открыл романтическую, «туманную Германию», воссоздал в своих переводах, статьях, дневниках, рисунках мир ее природы, донес до русского читателя живую душу и аромат ее поэзии. Вся его творческая жизнь - ступени к постижению ее характера, духа, национального своеобразия (об этом подробнее: [7, с. 57-73]).
I
«Вот я и в Барейте...»
Хотя к встрече с немецким миром Жуковский готовился почти 15 лет, хотя его заочное знакомство было длительным, целенаправленным, тщательным и продуктивным, все-таки подлинное открытие Германии осуществилось только после путешествий по Германии. Впервые это произошло в 1820-1822 гг.. вполне в зрелом возрасте, когда Жуковский был уже известным поэтом, переводчиком Шиллера и Гёте. После этого было еще три достаточно длительных его знакомства со страной: в 1826-1827, 1832-1833, 1838-1839 гг. Наконец, в 1841 г. после женитьбы на дочери немецкого художника Герхарда Рейтерна
Елизавете он переселяется в Германию, где в 1852 г. в Бадене находит свой последний приют.
Маршруты его немецких путешествий были столь разнообразны, что, пожалуй, трудно назвать город Германии, который бы не посетил Жуковский. Особенно подолгу он жил в Пруссии, что объяснялось родством принцессы Шарлотты, великой княгини, а впоследствии русской императрицы Александры Федоровны, с берлинским двором (как известно, ее отцом был прусский король Фридрих-Вильгельм III). Жуковский в 1818 г. становится ее учителем русского языка и в составе свиты великой княгини путешествует по Германии в 1820-1822 гг.
Это путешествие было особенно важно для поэта, так как он открывал для себя впервые миро-образ Германии, уже воссозданный им в переводах. Русский романтик в ежедневных дневниковых записях, затем в подробных письмах-отчетах великой княгине Александре Федоровне запечатлел живые черты природы, искусства, представителей немецкого общества: государственных деятелей, писателей, художников, актеров, ученых. Наконец, он созидал этот мир в своем творчестве. Статьи «О Рафаэлевой мадонне», «Путешествие по Саксонской Швейцарии», перевод «Орлеанской девы» Шиллера, создание своеобразного поэтического либретто берлинского придворного праздника на сюжет поэмы Т. Мура «Лалла Рук» (об этом см.: [8, с. 658-675]) - все это способствовало творческому оживотворению картин немецкого мира, проникновению в его ментальность.
Именно в это время на пути Жуковского оказалась Бавария, точнее, Жуковский сознательно выбрал ее. В его дневнике нет записей о посещении баварских городов, зато в письме Александре Федоровне от 14 октября 1821 г. из Штутгарта он так рассказывает о своем первом баварском вояже: «Из Эгры, осмотрев все то, что служит памятником Валленштейна, через Вейсенштат и живописный замок Бер-нек, поехал я в Байрейт, где провел день, чтобы познакомиться с J. Paul; я провел с ним несколько приятных минут: забавный оригинал, который понравился мне своим простодушием. В Ниренберге пробыл я дня три; его древности весьма привлекательны; я поклонился праху Альбрехта Дюрера, осмотрел старинный замок императоров, ратушу, ее подземные тюрьмы и несколько прекрасных готических церквей. Картины немецкой школы. которые видел я в замке и в некоторых частных галереях, за-
ставили меня переменить несколько мой план и повернуть в Минхен, чтобы осмотреть тамошнюю богатую галерею. Кто ее не видел, то не имеет понятия
о Рубенсе. Она богата картинами итальянской школы, но еще более фламандской и немецкой. Последними наполнен Шлейзгейм, находящийся в миле от Минхена...» [9, с. 338-339].
Уже эта первая встреча с Баварией достаточно определенно обозначила маршрут и круг интересов Жуковского, связанных с этим немецким государством. Впоследствии к Байрейту, Нюрнбергу, Мюнхену добавятся еще Бамберг и Регенсберг, но известная дифференциация восприятия наметится еще четче. Байрейт для Жуковского - это прежде всего писатель Жан-Поль (Иоганн Пауль Фридрих Рихтер), а после его смерти в 1825 г. - город его памяти. Он будет ездить сюда и в 1826-м, и в 1833-м г. на поклон к любимому писателю. Бамберг и Регенсберг -центры средневековых ценностей и готической архитектуры, великолепных ландшафтов. Нюрнберг -обитель немецкого Возрождения, город Ганса Сакса и Альбрехта Дюрера, Виллибальда Пиркгейме-ра и Мартина Бехайма. Наконец, Мюнхен - столица современного искусства, прежде всего живописи и архитектуры, дружеских контактов с братьями Генрихом и Петером Гессами, Петером Корнелиусом, Вильгельмом Каульбахом, Лео фон Кленце и другими художниками.
Далеко не случайно знакомство Жуковского с Баварией началось с посещения Байрейта. Для него это была органичная часть большого путешествия по литературной, романтической Германии. В течение первого пребывания в стране он перезнакомился почти со всеми ее виднейшими представителями. Он встречался с Э.Т.А. Гофманом [10, с. 91]1, Ф. де ла Мотт Фуке, Беттиной фон Арним, Людвигом Тиком, Гёте. Бесспорно, сильнейшее впечатление на Жуковского в это время произвели две самые оригинальные личности немецкой литературы - Жан-Поль и Л. Тик. В некотором смысле именно они стали для него в начале 1820-х гг. таким же символическим воплощением художнического, романтического характера, каким природа Саксонских Альп, ее туманы выступали по отношению к натурфилософии Германии. И так же как постоянный ритуал родства душ осмыслял русский романтик свое паломничество в Веймар, к Гёте (и до и после его смерти), он видел в Жан-Поле больше, чем популярного писателя предромантической Германии.
Открыл для себя Жан-Поля Жуковский еще в середине 1810-х гг. К.К. Зейдлиц, биограф поэта, говоря о пребывании Жуковского в Дерпте в 18151817 гг., замечает: «Жуковский укреплялся в знании немецкого языка и литературы. В большом ходу
были в ту пору творения Жан-Поля, Гофмана, Тика, Уланда и др., с которыми Жуковский здесь впервые познакомился» [11, с. 80-81]. К 1818 г. относятся его выписки из «Приготовительной школы эстетики» («Vorschule der Aesthetik»), находящиеся в тетради для занятий с великой княгиней Александрой Федоровной [12, л. 13 об.-14]. В библиотеке поэта (собрание книг Научной библиотеки ТГУ) имеется 2-е издание этого труда Жан-Поля (Berlin, 1813), содержащее пометы Жуковского, совпадающие с выписками (подробнее см.: [13, с. 182-186]).
В центре внимания читателя «Пропедевтики» (так в России называли труд Жан-Поля) оказывается прежде всего проблема романтической поэзии и ее сущности. Ему не могла не импонировать святая вера Жан-Поля в то, что в этот век надежда «в двух руках - науке и искусстве» и что последнее - «сильнейшее средство». Особенно акцентирована следующая мысль немецкого писателя: «Die Poesie darf singen was niemand zu sagen wagt in schlechter Zeit» (Поэзия могла петь о том, о чем никогда не осмеливаются сказать в тяжелое время. - Нем.).
Одним словом, Жуковский всем своим предшествующим литературно-эстетическим развитием был подготовлен к встрече с Байрейтом и его символом - писателем Жан-Полем. Нельзя забывать и того факта, что эта поездка была стимулирована великой княгиней, у которой Жан-Поль был «люби-мейшим писателем» [14, с. 230], рассуждения которого о смерти ее матери - королевы Луизы были всегда в ее сердце. Показательно, что Жуковский в марте 1818 г. переложил их в стихи (подробнее см.: [15, с. 496-497]). Как уже говорилось выше, в письме к великой княгине от 14 октября 1821 г. Жуковский лаконично отчитался о своей поездке к Жан-Полю.
Но в одном из альбомов Жуковского имеется несколько строк, написанных рукою Жан-Поля и датированных: Baireut, d. 12 Jul. 1821. К автографу приложен завернутый в бумажку локон с надписью: «Eine Locke Jean-Paul’s, statt einer früher verlorenen 1834 von seiner Tochter Emma empfangen» (Локон Жан-Поля, подаренный в 1834 г. его дочерью Эммой вместо потерянного ранее. - Нем.). Здесь же находится веточка анютиных глазок, взятая «с гроба Ж. Пауля в 1826 году» [16, л. 33-33 об.]. В дневнике (запись от 2 (14) августа 1826 г.) читаем: «Посещение гроба Жан-Пауля и встреча на гробе его брата. Барейт» (с. 189). На основании этих фактов посещение Жуковским Байрейта можно датировать совершенно точно: 12 июля 1821 г. и 14 августа 1826 г. н. ст. Первый раз - это «было несколько приятных минут» встречи с «забавным оригиналом»; второй -уже дань памяти умершему писателю.
1 В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте статьи с указанием страницы в скобках.
Впечатление Жуковского от короткой встречи 1821 г. оказалось настолько прочным, что поэт не забыл деталей бытового образа Жан-Поля и более чем через 20 лет. В октябре 1844 г., когда поэт уже окончательно поселился в Германии, он рассказал об этом знакомстве посетившему его во Франкфурте писателю, переводчику и пропагандисту творчества Жан-Поля в России Ивану Бецкому: «Я нарочно заезжал в 1820 году (ошибка памяти: в 1821 г. - А.Я.) в Байрейт, чтобы видеть немецкую знаменитость. <.> После первого знакомства я просил его, чтобы он показал мне комнату, где он занимается. страшный беспорядок. на столе навалены книги и бумаги; от стола проведена была маленькая лестница в большую клетку любимых им канареек. На полу лежал большой пудель и толстый кот; подле стола стояли полки с ящиками, по которым были разложены кучи заметок. <.> Я изъявил желание видеть, как именно он занимается, как читает. Немец схватил обеими руками белого пуделя, уложил друга на одном конце дивана и улегся сам, положив голову на послушное животное, и начал читать вслух.» [17, с. 242-243].
Экстравагантный бытовой облик Жан-Поля, более всего поразивший Жуковского при встрече, был причиной того, что о нем ходило множество анекдотов. Вероятно, именно пребывание в Германии снабдило Жуковского тем солоноватым анекдотом, который русский поэт, по свидетельству мемуаристов, очень любил и часто рассказывал, сопровождая примечанием. «Ведь это историческое происшествие»: «Великий герцог Кобург-Готский пригласил Жан-Поля провести у него несколько дней. Он написал ему собственноручно очень милостивое письмо. После очень обильного обеда, не найдя никакой посуды и тщательно проискав во всех коридорах угол, где он мог бы облегчиться от тяжести, он вынул письмо великого герцога, воспользовался им, выбросил его за окно и преспокойно заснул. На другой день великий герцог пригласил его к утреннему завтраку на террасу, где он должен был восхищаться цветниками и статуями: “Самая красивая - Венера, которую я приобрел в Риме”, и дальше - “Вы будете в восторге”. Но, о ужас! Подходит к Венере -у нее на голове письмо великого герцога, и желтые ручьи текут по лицу богини. Герцог гневается на своих слуг, но надпись: “Г-ну Жан-Полю Рихтеру” его успокаивает. Вы представляете себе смущение бедного Жан-Поля!..» [18, с. 57, 454].
Этот физиологический, брутальный юмор вносил необходимую контрастность интонации в портрет немецкого писателя. Жан-Поль Жуковского существует в двух измерениях: высоком, идеальном контексте его творчества и сниженном, бытовом облике его человеческого портрета. И этот живой образ был близок самому Жуковскому-арза-масцу, склонному к буффонаде и галиматье, и по-
эту «чистой красоты» и высоких мгновений. Думается, особенно в середине 1820-х гг., когда Жуковский становится воспитателем наследника и тщательно готовится к этой миссии, ему особенно был дорог Жан-Поль, автор педагогических трактатов. В письме А.П. Елагиной от 13 февраля 1829 г. читаем: «Леваны переводить не советую, ибо ее нельзя перевести, и по-русски выйдет галиматья из того, что по-немецки превосходно» [19, с. 106-107]. Речь идет о сочинении Жан-Поля «Левана, или учение о воспитании», которое не могло не привлечь внимание Жуковского своими просветительскими установками.
Жуковский ни разу не говорит о достопримечательностях Байрейта, что является редкостью и не характерно для его дневниковых записей. Но зато объяснить это совсем нетрудно: Байрейт интересует его не как путешественника, открывающего архитектуру, природу Германии, но прежде всего как русского поэта-романтика, поклонника Жан-Поля, внимательно всматривающегося в духовный миро-образ страны.
Романтическая Германия для него - страна художников и поэтов. Все это рождает особую атмосферу его знакомства с деятелями немецкой культуры: атмосферу взаимопонимания, резонанса поэтических душ. И образ родины романтизма в его личностном варианте - тоже гармония противоположностей, синтез интонаций, целостный универсум, сложенный из разнородных фрагментов. Л. Тик, Гёте, Ф. Ламотт-Фуке, К.-Д. Фридрих, Л. Деври-ен, Э.Т.А. Гофман, А. Гумбольдт, Гуфеланд, члены прусской королевской семьи - каждый из них и все вместе они создавали в восприятии Жуковского немецкий духовный космос. Отсутствие в нем Жан-Поля было просто невозможно. Слишком многое было связано в творческой памяти Жуковского с миром его поэтических идей. Автор «Приготовительной школы эстетики», «Леваны», «Титана», размышлений о смерти королевы Луизы приблизился к русскому поэту после первой и единственной их очной встречи. А Байрейт как символ Жан-Поля приблизил к Жуковскому Баварию, с ее особым натурфилософским и интеллектуально-духовным миром.
II
«В Ниренберге... я поклонился праху Албрехта Дюрера.»
Важнейшей страницей в баварских путешествиях Жуковского был всегда Нюрнберг. Уже в 1821 г., в цитированном выше письме Александре Федоровне, он выделяет этот город, «древности которого весьма привлекательны», и сразу же замечает: «Я поклонился праху Албрехта Дюрера.» Имя этого выдающегося художника эпохи немецкого Возрожде-
ния в дневнике Жуковского в самых разных контекстах упоминается около 20 раз. При посещении любой большой картинной галереи, церкви взгляд Жуковского буквально выхватывает творения «великого немца».
Вот лишь несколько примеров. «11 <августа 1821 г.>. Милан. <.. .> La biblioteca Ambrosiana... <.. .> .Несколько рисунков Леонардо и Албрехта Дюрера; Дюреров S. Hubertus» (с. 129); «4 <октября 1821 г.>.
Штуттгарт. Картины Буассере. <...> Симеон, Лазарь, Иоахим и Иосиф, Албрехта Дюрера. Положение в гроб Албр <ехта> Дюрера» (с. 158); «13 (25) апреля <1833>. Генуя. <.> Palazzo Reale в улице Баль-бы... <...> La confirmation d’Albert Durer» (с. 272); «17 (29) мая 1838. Берлин. <...> Рассматривали. Албрехта Дюрера. Надобно иметь очень привычные глаза, чтобы понимать превосходство старых мастеров пред новыми.» (с. 376) и т.д. Наконец, атмосфера одного из любимых романов Жуковского -«Странствия Франца Штернбальда» Л. Тика (в библиотеке поэта имеется его экземпляр с дарственной надписью и собственноручной корректурой автора) (об этом см. : [20, с. 341-346]) - воскрешает жизнь немецкого художника XVI в. «в освещении романтического художнического идеала» [6, с. 507].
И все-таки эпицентром дюреровских впечатлений оказывается родина художника - Нюрнберг. 7 сентября 1838 г. Жуковский приезжает в Нюрнберг и в течение двух дней осматривает город. Он отмечает многие его исторические достопримечательности, и в числе главнейших - фрески и картины Дюрера. В библиотеке поэта сохранился путеводитель по Нюрнбергу («Neues Taschenbuch von Nürnberg. Nürnberg, 1819») (см.: [21, с. 221]), составленный Карлом Майнбергером. На обложке путеводителя как символ города - портрет Альбрехта Дюрера в окружении Муз. Уже во «Введении» Жуковский отчеркивает все, что говорится об истории города. В основном тексте - пометы путешественника еще более многочисленны и касаются описания церквей, дома Дюрера и его творений.
Дневниковая запись от 7 (19) сентября 1838 г. расшифровывает лаконичные указания в путеводителе. Трижды возникает имя Дюрера: «Большая зала с фреском Албрехта Дюрера. <.> Дюреровы Апостолы. <.> Некоторые из старых знакомцев: Дюре-рова Богоматерь, Самаритянин, Семейство и пр.» Заканчивается запись словами: «.потом дома рисовал» (с. 412).
Страсть Жуковского к рисованию общеизвестна. В его архиве хранятся десятки рисунков, в том числе многочисленные виды Германии. На отдельных, строго датированных листах поэт воссоздает пейзажи Баварии, ее достопримечательности, тем самым претворяя свои субъективные эмоциональные впечатления в объективные, зрительные. Вербальный образ дневниковой записи, документаль-
ные свидетельства, отметки в путеводителях, которые Жуковский любил и часто использовал в качестве записных книжек, рисунки - все это в своей совокупности создавало объемную картину того или иного места.
Один из рисунков в альбоме Жуковского имеет надпись: «Замок в Ниренберге 7 (19) сентября» [22, л. 9]. Этот рисунок - составная часть живописного альбома «Зарисовки видов Германии». Русский поэт как бы иллюстрирует словесный образ дневника. Рисунок нюрнбергского замка в характерной манере au trait (контуром) воссоздает и внутренний двор, и башню (с которой Жуковский осматривал панораму города и делал записи в путеводителе), и вход в подземелье, но замкнутое пространство дано с перспективой таинственной дали. Сквозь ворота приоткрывается вид города, а фигурки удаляющихся паломников воспроизводят иллюзию движения. Таким образом, дневниковая запись, маргиналии в путеводителе, рисунок замка - все это единая цепь впечатлений Жуковс-кого-путешественника, его страстное стремление все увидеть, детально рассмотреть, запечатлеть зрительно и вербально.
В словесном портрете Нюрнберга опорные моменты - имена его великих сынов, деятелей немецкого Возрождения. Жуковский посещает их дома, кланяется их праху. Возникает единая цепь немецкой культуры, звенья которой - живопись Альбрехта Дюрера, поэзия Ганса Сакса, общественно-публицистическая деятельность Виллибальда Пирк-гейма, научные открытия создателя глобуса, географа Мартина Бехайма. Практически люди одного поколения (1470-1570-х гг.), они обозначили торжество идей гуманизма во всех сферах человеческого бытия. И эта сторона мирообраза Нюрнберга не могла не привлечь внимания русского поэта-про-светителя.
III
«Минхен мне полюбился.»
Особое место в баварском путешествии Жуковского занимает Мюнхен. В сознании русских путешественников 1830-х гг. столица Баварского королевства осмысляется как Мекка современного искусства. Александр Тургенев сравнивает его с Флоренцией, называет «Афинами Германии» (цит. по кн.: [23, с. 63]). Петр Вяземский считает его «подготовительным курсом к Риму» [24, с. 277-278], а властителя Баварии и Мюнхена короля Людвига I называет «царем-художником» и «царем-поэтом» [24, с. 277]. Характеризуя общее впечатление от города, Николай Греч замечает: «Наслаждению изящности в Мюнхене способствует то обстоятельство, что город невелик, что произведения искусств не рассеяны в нем отдельными точками, как в столи-
цах огромных, а возникают одно подле другого и вскоре сольются в прекрасное целое» [25, с. 45].
Открытие Глиптотеки, которая предназначалась Людвигом I для хранения и экспозиции богатейшего собрания скульптур, а затем Пинакотеки, «прекраснейшего из всех виденных мной хранилищ живописи» [25, с. 58], Королевский дворец с удивительными фресками по мотивам произведений немецкой классики, роскошный дворец герцога Максимилиана, сокровища Шлейзгейма и Валгаллы -все это определило особую атмосферу паломничества русских в Мюнхен, тем более что город находился на пути в Италию.
Для Жуковского, тщательно готовящегося к большому путешествию с наследником в страну Данте и Рафаэля, Мюнхен действительно был «подготовительным курсом». Кроме того, еще в 1821 г. Жуковский заметил: «Картины немецкой школы, которые видел я в замке и в некоторых частных галереях, заставили меня переменить несколько мой план и завернуть в Минхен, чтобы осмотреть тамошнюю богатую галерею. Кто ее не видал, тот не имеет понятия о Рубенсе» [9, с. 339]. К 1838 г. культурная ситуация в Мюнхене столь разительно изменилась благодаря деятельности Людвига I, что проехать мимо столицы Баварии было просто невозможно. Наконец, нельзя не учитывать и того факта, что с 1837 г. русским посланником в Мюнхене становится ближайший друг Жуковского, арзамасец Д.П. Северин (1792-1865), и поэтому посещение города - это одновременно и радость общения с «Резвым Котом» (арзамасское прозвище Северина). В этом смысле переписка Жуковского с Дмитрием Севериным 1838-1845 гг. - прекрасный комментарий к мюнхенским впечатлениям поэта.
Итак, 10 (22) сентября 1838 г., в субботу, в 11 часов вечера, в сильный дождь, Жуковский въезжает в Мюнхен (с. 413) и в течение 13 дней, до 24 сентября (6 октября н. ст.), совершает длительный осмотр города и его достопримечательностей. Дневниковые записи за этот период пестрят названиями галерей и частных собраний картин, дворцов, церквей, именами многочисленных художников, которых собрал в баварской столице Людвиг I.
Пожалуй, главный смысл мюнхенского вояжа Жуковского - знакомство с современным искусством Германии, прежде всего с новой живописью. Показательна определенная эстетическая переориентация Жуковского в это время. На смену романтической мистико-символической живописи, связанной прежде всего с именем Каспара Давида Фридриха, приходит интерес к сюжетной исторической и религиозной живописи назарейцев. В мае 1833 г. в Риме он знакомится с немецкими представителями этой школы: Фридрихом Овербеком, который, по его мнению, «самый интересный и близкий к идеалу живописца» (с. 294), Петером Корне-
лиусом, Францем Кателем, Эдуардом Штейнли, посещает их мастерские, беседует о новых тенденциях в живописи. Высоко он ценит живопись своего будущего тестя Герхарда Рейтерна, в которой особенно отмечает «правдивость», «прелесть истины», «полное отсутствие манерности» [26, с. 368-370].
Немецкая школа живописи все больше привлекает его внимание. «По моему мнению, - пишет он в том же 1838 г., - живопись в Германии идет своею дорогою вперед - и идет широкими шагами». А как ее главное достоинство отмечает «глубокое чувство религиозности» [27, с. 345]. Говоря о перспективах развития таланта Карла Брюллова, он замечает: «Желал бы для Брюллова только одного, чтобы он к своему итальянскому мастерству присоединил и идеальность, и глубокое чувство религиозности живописцев германских» [27, с. 345]. Характерно, что во время пребывания в Мюнхене 13 (25) сентября появляется запись: «Киль. Разговор о Брюллове» (с. 414). Речь идет о беседе с Л.И. Килем (17891851), начальником колонии русских художников в Риме, среди которых в то время находился и автор «Последнего дня Помпеи» - Карл Брюллов.
В Мюнхене контакты Жуковского с немецкими художниками значительно укрепляются. Посещение мастерских Петера Корнелиуса, братьев Генриха и Петера Гессов, Людвига Шванталера, Юлиуса Шнора, Вильгельма Каульбаха, Августа Байера, общение с немецкими архитекторами, прежде всего с Лео фон Кленце, - все это создает особую атмосферу эстетического переживания. Именно здесь у Жуковского зародилась идея собирать рисунки художников немецкой и итальянской школы. В письмах к Д.П. Северину 1839-1840 гг. рефреном проходит мысль об этом.
Собирательская деятельность Жуковского, начатая в 1838 г., увенчалась успехом. Достаточно сказать, что к 1848 г. в его коллекции насчитывалось около 200 произведений немецкой графики, в том числе рисунки почти всех виднейших представителей мюнхенской школы [19, с. 174].
Большое впечатление на Жуковского во время посещения Мюнхена в 1838 г. произвели фрески Королевского дворца, выполненные известными мюнхенскими живописцами на сюжеты произведений античности и немецкой классики. В дневниковой записи от 29 сентября подробно описывается убранство каждого зала, перечисляются имена Бюргера и Виланда, Гёте и Шиллера, Клопштока и Тика. Достаточно подробно говорится о сюжетах из Нибелунгов. Кстати, заметим, что именно к концу 1830-х - началу 1840-х гг. относится пристальный интерес Жуковского к «народной немецкой Илиаде» [28, с. 62], его попытки переложения «Песни о Нибелунгах» на русский язык [13, с. 492-502].
Эстетические впечатления мюнхенского вояжа, связанные с живописью, дополняются почти еже-
дневным посещением театра. Особый восторг ста- из Комо Жуковский писал Северину: «.не могу не
рого театрала вызывает игра Фердинанда Эсслера, сказать словечка благодарности за твое минхенское
«67-летнего ветерана» (с. 417). Эпитеты «превосхо- гостеприимство. <...> Мне у вас пожилось весьма
ден» и «несравненно» сопровождают оценку испол- хорошо. Приедем опять, но на самое короткое вре-
нения им ролей старого отца в пьесе А.-В. Иффлан- мя, дни на три, не более. Жаль. Минхен мне полю-
да «Dienstpflicht» и Валленштейна в трагедии Шил- бился.» [29, с. 153].
лера. Таковы характерные эпизоды приобщения русс-
Вероятно, не прошли бесследно для русского по- кого поэта, «германофила» В.А. Жуковского к миру
эта и его встречи с литераторами, жившими в Мюн- Баварии. Разумеется, кратковременность пребыва-
хене. Он постоянно общается с Фридрихом Маль- ния не дала ему возможности увидеть эту область
тицем, поэтом, состоявшим на русской дипломати- Германии во всем многообразии. В свою очередь,
ческой службе, встречается с поэтессой Гельминой объем статьи не позволил нам воссоздать все эта-
Шези. Наконец, его интерес вызывают поэтические пы баварского путешествия. Но и то, что сумел раз-
опыты баварского короля Людвига I, которые пред- глядеть, запечатлеть поэт, свидетельствует об ост-
ставлены в библиотеке поэта. роте его зрения. Он совершал прежде всего «эсте-
Мир современного искусства открылся русско- тическое путешествие», и каждый этап его странс-
му поэту в многообразии проявлений. Архитектур- твия, каждый город королевства имел для него аро-
ные ансамбли, Глиптотека и Пинакотека, собра- мат времени, был связан с именами своих великих
ния фресок, мастерские художников воспринима- сынов. На пути к эпосу Жуковский открывал в этом
лись Жуковским как органическая часть Баварии, мире новые сюжеты и новую поэтику. Одним сло-
ее мирообраза. Мюнхен действительно подготовил вом, паломничество Жуковского в Баварию состо-
Жуковского к восприятию искусства Италии, к но- ялось, и оно имело свои последствия как для его
вым встречам с представителями немецкой культу- творческого развития, так и для русской культуры
ры в Риме. Через несколько дней после отъезда, уже вообще.
Литература
1. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979.
2. Полевой Н.А., Полевой Кс. А. Литературная критика. Л., 1990.
3. Бакунин М.А. Собр. соч. и писем: В 3 т. Т. 2. М., 1934.
4. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 1. М., 1953.
5. Жуковский В.А. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М.; Л., 1959-1960.
6. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский: Поэзия чувства и «сердечного воображения». Спб., 1904.
7. Лебедева О.Б., Янушкевич А.С. Германия в зеркале русской словесной культуры XIX - начала XX века. Köln; Weimar; Wien, 2000.
8. Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи: XVIII - первая половина XIX века (Литературное наследство. Т. 91). М., 1982.
9. Русская старина. 1902. № 5.
10. Жуковский В.А. Дневники. Спб., 1903.
11. Зейдлиц К.К. Жизнь и поэзия В.А. Жуковского. СПб., 1883.
12. Российская Национальная библиотека им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (РНБ). Рукописный отдел. Ф. 286. Оп. 1. № 96.
13. Библиотека В.А. Жуковского в Томске: В 3 ч. Ч. 2. Томск, 1978-1988.
14. Загарин П. (Поливанов Л.И.) В.А. Жуковский и его произведения. М., 1883.
15. Жуковский В.А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 2 / Примеч. А.С. Янушкевича. М., 2000.
16. РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 228.
17. Москвитянин. 1845. Ч. 3.
18. Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989.
19. В.А. Жуковский. Издание «Русского библиофила». [Ноябрь-декабрь. 1912].
20. Янушкевич А.С. Экземпляр романа Тика «Странствия Франца Штернбальда» с авторской правкой в библиотеке В.А. Жуковского // Тик Л. Странствия Франца Штернбальда. Серия «Литературные памятники». М., 1987.
21. Библиотека В.А. Жуковского: Описание / Сост. В.В. Лобанов. Томск, 1981.
22. РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 62.
23. Федор Иванович Тютчев: В 2 т. Т. 2 (Литературное наследство. Т. 97). М., 1989.
24. Kauchtschischwili N. LItalia nella vita e nell'opera di P.A. Vjazemskij. Milano, 1964.
25. Греч Н.И. Путевые письма из Англии, Германии и Франции. Ч. 3. СПб., 1839.
26. Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985.
27. Русский архив. 1885. № 3.
28. Жуковский В.А. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 11. Спб., 1902.
29. Русская старина. 1902. № 4.
