CC BY
107
УДК 81'23
«ЖИВОЕ» СЛОВО НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ТЕОРИИ И ЭКСПЕРИМЕНТА В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ НАУКЕ
С.А. Чугунова
Статья представляет собой обзор экспериментальных исследований, результаты которых бросают вызов амодальному символическому пропозициональному подходу к значению слова и поддерживают телесный подход, согласно которому, означивание следует трактовать как динамический процесс симуляции многообразного ситуативного опыта индивида. Ключевые слова: значение слова; телесный подход; перцептуальная симуляция; аффорданс
«Если субъекту предъявить какое-либо слово в промежуток времени, слишком короткий для того, чтобы его можно было понять, то, например, слово «горячий» введет в контекст своего рода переживание жара, которое создаст вокруг него определенную смысловую ауру. Слово «твердый» вызывает, так сказать, одеревенение спины или шеи, и только во вторую очередь оно проецируется в поле зрения или слуха и принимает вид знака или слова» [4, с. 301-302].
В предисловии к книге Б. Бергена «Громче слов, или новая наука о том, как понимает ум» (перевод мой -С.Ч.) Дж. Лакофф называет телесный подход к познанию в когнитивной науке революцией, ведь на кону ни много ни мало как природа человеческого ума (то же: разум, сознание). Еще недавно западная наука считала человека рациональным существом, чья ментальность во многом превосходит его телесную организацию, ум трактовала как абстрактное, рациональное, лишённое эмоций устройство, способное полностью отображать внешний мир, а язык рассматривала как логическую систему символов, которая, будучи частью ума, овнешняет абстрактные концепты и определяет их в терминах окружающей действительности. Сегодня из экспериментальных исследований уже известно, что мышление осуществляется теми же нейронными структурами, что и зрительное восприятие, двигательная активность и эмоциональные состояния организма. Язык наполняется смыслом благодаря участию сенсомоторной и эмоциональной систем - философия питается физиологией [8, с. ix-x].
Начиная с 1970-х гг. западная наука прониклась идеей, что значение, вкладываемее человеком в то или иное слово, напрямую зависит от его личного опыта взаимодействия с объектом - денотатом или референтом слова, и, стало быть, значение в большой степени индивидуально и культурно-специфично [Op. cit., с. 12-13]. В качестве когнитивного механизма, обеспечивающего понимание, была предложена перцептуальная симуляция, которая поддерживает не только восприятие и действия, сообразующиеся с условиями текущей ситуации, но и абстрактное мышление [6]. Слова активизируют участки мозга, рядоположенные или пересекающиеся с участками, активными во время перцепции объектов -референтов слов или действий с ними [30, с. 85]. Когда мы воспринимаем какую-либо фразу, например, «Открой дверь!», в работу включаются те же системы мозга - перцептуальная, моторная и эмоциональная, что и при выполнении самого действия. Однако механизм симуляции не сводится исключительно к воспроизведению прежнего сенсомоторного опыта, он имеет антиципирующий, подготовительный характер. Например, воспринимая выражение «Держи щетку!», мы мысленно, хотя и бессознательно, готовимся к определенному действию рукой. Когда же читаем что-то вроде «Подними подушку!», мы невольно настраиваемся на мягкий легкий предмет, не требующий значительного мышечного напряжения [10, с. 126]. Психологическим толчком к запуску механизма перцептуальной симуляции являются аффордансы - еще одно понятие, используемое в когнитивной психологии в связи с идеей о телесности познания. Заимствованный из экологической теории восприятия Дж. Гибсона [16], аффорданс представляет собой возможность активного действия по отношению к предметам окружающей среды, которые как бы приглашают человека к взаимодействию [10, с. 127]. Например, когда мы видим бутылку, нам невольно хочется взять ее в руки. Еще раньше о повелительно-побудительном характере вещей для человека -Aufforderungscharakter и о пристрастном характере человеческого восприятия писал в своей концепции гештальтпсихолог К. Левин: «Хорошая погода и определенный ландшафт зовут нас на прогулку. Ступеньки лестницы побуждают двухлетнего ребенка подниматься и спускаться; двери - открывать и закрывать их, мелкие крошки - подбирать их, собака - ласкать, ящик с кубиками побуждает к игре, шоколад или кусок пирожного "хочет", чтобы его съели» [19, с. 60] - со ссылкой на [3]. Данные нейронауки подсказывают, что перцепция объекта активизирует участки мозга, ответственные за двигательную активность [10, с. 127].
Пролить определенный свет на природу механизма телесной симуляции позволяют экспериментальные методы исследования; обзор некоторых их них приводится в работе [7].
Метод, демонстрирующий эффект согласования (compatibility effect), основан на допущении, что если понимание вербального сообщения действительно вызывает активацию перцептивных и моторных нейронных репрезентаций, то вербальное сообщение выступает в роли своего рода прайминга по отношению к реальному действию с предметом и его перцепции. Индивид будет быстрее производить действие, если оно согласуется с вербальным сообщением, и медленнее, если между ним и вербальным сообщением имеется рассогласование. В экспериментах А. Гленберга и М. Кашака [17] испытуемым (далее - ии.) предлагались предложения с семантикой направленности описываемого действия к себе или от себя: Ср.: Приложи палец к своему носу! - Приложи палец к водопроводному крану! / Открой ящик стола! - Закрой ящик стола! / Энди дал тебе пиццу. - Ты дал Энди пиццу. / Лиз рассказала тебе историю. - Ты рассказал Лиз историю. Часть предложений не имела смысла. Ии. должны были оценить предложения как осмысленные или бессмысленные путем нажатия одной из кнопок на специально сконструированном ящике. Важно, что одна кнопка для ответа помещалась ближе к участнику эксперимента, а другая -дальше от него. Результаты подтверждают эффект согласования - осмысленные предложения с семантикой направленности к себе в целом оценивались быстрее как правильные нажатием ближней кнопки, а с семантикой направленности от себя - нажатием дальней кнопки.
То же самое должно происходить и с восприятием изображенного предмета. Если индивид прочел Некто вбил гвоздь в пол, он затем выполнит задание по картинке быстрее, если на ней изображен гвоздь с острием, направленным вниз, чем если острие направлено горизонтально (когда гвоздь вбивают в стену). Если индивид прочел Егерь увидел в небе орла, он затратит меньше времени на задание по картинке, изображающей птицу с распростертыми крыльями, чем
если крылья будут сложены. Эффект согласования при восприятии изображенных предметов подтвердился, в частности, в экспериментах Р. Зваана [29; 31].
Метод с эффектом согласования применяется для верификации гипотезы телесной специфичности [13]. Так, результаты с запоминанием нового слова (глагола на искусственном языке) наглядно демонстрируют, что правши гораздо лучше запоминают слова и их значения, если предъявление слова сопровождается картинкой какого-либо действия правой рукой, и хуже, если на картинке действие производит левша [25].
С эффектом согласования тесно связан эффект интерференции (interference effect). Первый, как выяснилось, наблюдается, когда понимание вербального сообщения о действии активирует нейронные структуры, ответственные за само действие, и затем поддерживают его, ускоряя моторную реакцию. Однако в случае одновременного выполнения заданий, требующих активацию одних и тех же нейронных структур, должен наблюдаться обратный эффект -интерференции. Впервые эффект интерференции был зафиксирован как эффект Перки [26], когда ии. одновременно мысленно представляли различные предметы на экране и затем реально видели их изображения, спроецированные на экран без их ведома, но в конце концов сочли увиденное исключительно за субъективные мысленные образы. Если понимание языкового стимула активирует зрительную память, то нечто похожее на эффект Перки должно наблюдаться при одновременной переработке языкового и визуального стимулов с общей семантикой. В эксперименте Д. Ричардсона и соавторов [27] ии. прослушивали предложения с глаголом с «вертикальной» (sink: Корабль тонет в океане) или «горизонтальной» (push: Шахтер толкает тележку) семантикой и воспринимали визуальные стимулы, после чего следовало задание на их категоризацию. Ожидалось, что идентификация последних затрудняется, если картинка появляется вверху или внизу экрана при прослушивании предложения с «вертикальным» глаголом и слева или справа экрана при прослушивании предложения с «горизонтальным» глаголом. Результаты подтвердили авторскую гипотезу.
В другом эксперименте ии. демонстрировались схематичные изображения людей, выполняющих какое-либо действие одним из трех органов - ртом (пить), рукой (чесать) или ногой (бежать). Затем на экране компьютера появлялся глагол, описывающий действие на картинке. Задача ии. состояла в том, чтобы оценить глагол как адекватно выражающий действие на картинке или нет. В итоге выяснилось, что у ии. уходило больше времени, чтобы отвергнуть неверный глагол, описывающий другое действие того же органа (пинать вместо бежать), и меньше времени, чтобы отвергнуть неверный глагол, описывающий действие другого органа (пить вместо бежать) [9]. Все это заставляет поверить, что понимание глагола с семантикой движения не обходится без запуска механизма моторной симуляции в образах движения. Слово активирует участки мозга, контролирующие моторные реакции у человека.
Метод симуляции времени (simulation time effect) предполагает воспроизводство в переживании не только перцептивного и моторного опыта индивида, но и темпорального опыта протекания тех или иных процессов и действий. Если язык заставляет нас симулировать реальность, то, следовательно, языковые выражения с семантикой времени должны влиять на субъективное переживание времени, а, возможно, и на скорость переработки и принятия решений относительно содержания этих выражений. В эксперименте Э. Лофтус и Дж. Палмера [20], ии. смотрели короткие фильмы о дорожных происшествиях. Затем у них спрашивали о скорости машин, которые contacted 'задели друг друга' (hit 'столкнулись' / collided with 'врезались' / bumped into 'врезались с грохотом' / smashed into 'врезались с грохотом и рассыпались на части'). В результате выяснилось, что семантика глагола в вопросе влияла на суждения субъекта о скорости визуального стимула, которая возрастала при увеличении интенсивности удара в качестве семантического признака глагола.
Исследовательская группа [14] проследила зависимость скорости чтения от «скоростной» семантики слова. Тексты для чтения были разбиты на строки, в каждой из которых содержался глагол или наречие с семантикой скорости движения: Ср.: a man strolled 'мужчина неспешно прогуливался' / raced 'пронесся'. Ии. должны были оценить скорость своего чтения в конце каждой строки, в то время как компьютер фиксировал реальное время. Результаты показали, что реальное время чтения практически не различалось во всех трех случаях, хотя ии. думали иначе. Им показалось, что они читали по-разному - дольше в случае с неспешно прогуливался и быстрее в случае с пронесся. В экспериментах Т. Мэтлок [21] ии. читали текстовые отрывки о путешествии на различные расстояния (100 или 20 миль), с различной скоростью (100 м/ч и 40 м/ч) и по различному ландшафту (простому или сложному) и затем делали выводы относительно соответствия целевого предложения содержанию прочитанного. В итоге оказалось, что скорость принятия решения напрямую зависит от описанного в тексте расстояния и скорости передвижения - ии. реагировали быстрее, прочитав о коротком путешествии на высокой скорости по простой местности, и медленнее, прочитав о долгом путешествии на малой скорости по сложной местности.
Сюда же можно отнести представления о движении времени [5; 11; 12; 22; 23; 24; 28]. Так, в концептуализации времени у человека огромное значение приобретают корпореальные (телесные) отношения по осям «впереди-позади» и «верх-низ», причем доминирующей в концептуализации времени, по-видимому, следует считать ось «впереди-позади». То, что зачастую это горизонтальная ось, обусловлено биологически - человек изначально передвигается вдоль горизонтальной оси вперед к своей цели, и, следовательно, будущее оказывается перед ним, а прошлое - позади: She has a bright future ahead of her 'Перед ней блестящее будущее'; Don't look back, the past was bleak 'Не оглядывайся, прошлое было унылым'. Тем не менее, есть языки, в которых время ассоциируется с вертикальным измерением: Ср.: бурят. яз.: арбан наha дээшэ ябаха 'старше на десять лет'; (букв. быть выше на десять лет), энэ доро 'сразу, тотчас' (букв. под этим); кит. яз.: shanyue 'прошлый месяц' (букв. верхний месяц), xiayue 'следующий месяц' (букв. нижний месяц); мандарин: shang-ban-tian 'утро' (букв. верхняя половина дня); xia-ban-tian 'день' (букв. нижняя половина дня), shang-ban-yue 'первая половина месяца' (букв. верхняя половина месяца), xia-ban-yue 'вторая половина месяца' (букв. нижняя половина месяца); япон. яз.: ima kara sanbyaku-nu sakanoboru, Edo-jidai dearu 'Триста лет назад был период Эдо' (букв. Если подняться на триста лет от сейчас, будет период Эдо), Kamakura-jidai kara yonhyaku-nen kudaru to Edo-era dearu be 'За четыреста лет до периода Эдо был период Камакура' (букв. Если опуститься на четыреста лет от периода Камакура, будет период Эдо).
В работе [11] описываются эксперименты, позволяющие заключить, что носители английского и китайского языка
мандарин не только говорят, но и думают о времени по-разному. Так, китайцы продолжают представлять движение времени по вертикали, даже переходя на английский язык. Они быстрее делали выводы относительно предложений с темпоральной семантикой («правильно/неправильно»), например March comes earlier than April 'Март предшествует апрелю', в том случае, если перед этим им демонстрировали изображения с вертикальной последовательностью объектов, и медленнее, если с горизонтальной. Эксперимент с носителями английского продемонстрировал обратную зависимость. Вместе с тем, обе группы реагировали быстрее после «горизонтального» прайминга, когда утверждение содержало не собственно темпоральную лексику (earlier/later 'раньше/позже'), а пространственную (before/after 'прежде/после': March comes before April).
В другом эксперименте [12; 15] экспериментатор стоял рядом с ии. - носителями английского или китайского мандарина, указывал жестом на точку в пространстве и просил представить, что это «настоящее». Затем он просил испытуемого показать жестом, где в этом случае будет «прошлое» и «будущее» (языком общения экспериментатора с носителями английского был английский, а с носителями мандарина - мандарин). Также задавались вопросы о завтраке и обеде относительно ланча и об августе и октябре относительно сентября. Результаты показали, что носители мандарина гораздо чаще жестикулировали в вертикальной плоскости, чем носители английского: 42% vs. 5%. Даже проживающие в СШЛ китайские билингвы, которых опрашивали исключительно на английском языке, использовали в жестикуляции вертикальную плоскость в 37%. Небезынтересно, что если в прошлом в китайском языке использовалось исключительно вертикальное письмо, причем писали справа налево, то сегодня получило распространение горизонтальное направление письма слева направо (в КНР с 1956 г., на Тайване с 2004 г.). Но и в этом случае носители мандарина, говоря и думая о времени, жестикулируют в вертикальной плоскости [Op. cit.].
Исследуя билингвальное мышление китайцев с навыком ежедневного общения на английском языке в сравнении с монолингвальным мышлением британцев, группа Л. Майлза попыталась свести влияние языка к минимуму [24]. В этом эксперименте китайских билингвов просили последовательно разместить по три фотографии известного китайского и известного американского актеров в разные годы их жизни. В результате испытуемые размещали фотографии как в горизонтальном порядке, но только слева направо (более молодое лицо - слева, более зрелое - справа), так и вертикальном порядке, но только сверху вниз (более зрелое лицо - вверху, более молодое -внизу). Но интересно то, что по отношению к американскому актеру чаще применялось горизонтальное расположение (62,5% vs. 37,5%), а по отношению к китайскому актеру - вертикальное (65,6% vs. 34,4%).
Понимание означивания как динамического процесса симуляции ситуативного опыта индивида, а не как извлечения из памяти мертвого символа амодальной пропозиции, поддерживается и данными нейронауки (neural imaging), полученными с помощью позитрон-эмиссионной томографии и функциональной магнитно-резонансной томографии мозга. Оба метода позволяют регистрировать активность тех или иных нейронных зон через дополнительный приток крови к ним. В частности, исследования показывают, что двигательная зона коры головного мозга с близлежащими к ней участками, контролирующая работу частей тела (например, рук, ног, рта), активизируется при восприятии слов, означающих эти органы [1S].
Телесный подход к значению слова не является открытием для отечественной науки: «Необходимость учета специфики реальной жизни слова была уже давно замечена нашими языковедами» [1, с. 21]. Психолингвистическая теория слова, разрабатываемая профессором A.A. Залевской и ее учениками с 1970-х гг. в рамках основанной ею Тверской психолингвистической школы, трактует слово как достояние человека, которое «живо только тогда, когда мы его не просто знаем, а переживаем как слитое с продуктами переработки многообразного опыта и всегда включенное во множество связей и отношений, вне которых не может восприниматься и опознаваться окружающий нас физический и социокультурный мир» [Там же, с. 30] (об «интерфейсной» концепции значения слова A.A. Залевской см. [2]).
Интерфейсная теория слова акцентирует живое общение и ставит вопрос: что там - за словом - у пользующегося языком человека? Важными этапами на пути к интерфейсной теории значения слова, кроме прочего, явились: трактовка лексикона человека как функциональной динамической (самоорганизующейся) системы; обнаружение множественности принципов организации лексикона; выявление специфики индивидуального знания; трактовка слова как узла пересечения множественных связей (в том числе по разным видам выводных знаний); осмысление двойной жизни значения слова, обращенного одной своей ипостасью к социуму (обеспечивает взаимопонимание, или разделяемое знание, между людьми), а другой - к личности (опосредует сознательный и подсознательный выход на единую информационную базу индивида, его многомерный вербальный и невербальный образ мира, в новых терминах - мультимодальный гипертекст). Вполне закономерно, таким образом, что интерфейсная теория значения слова признаёт роль тела человека в означивании языковых явлений: «Семиозис как нейробиологическая способность человека возможен только на основе взаимодействия тела, мозга и культуры», «означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными» [2, с. 97].
The article deals with the experimental research that poses challenge to the amodal symbolic propositional approach to the word meaning. Experimental results advocate the embodied cognition approach, according to which making meaning is a creative dynamic process of mental simulation of multifold individual situation experience.
Key words: word meaning; embodiment cognition; perceptual simulation; affordance
Список литературы
1. Залевская A.A. Значение слова через призму эксперимента: монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2011. 240 с.
2. Залевская A.A. Интерфейсная теория значения слова: психолингвистический подход. Zalevskaya A. Interfacial theory of word meaning: A psycholinguistic approach. London: IASHE, 2014. 1S0 p.
3. Леонтьев ДА., Патяева Е.Ю. Курт Левин: в поисках нового психологического мышления // Психологический журнал. 2001. Т. 22, № 5. С. 5-16.
4. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / пер. с франц. СПб.: «Ювента», «Наука», (1945) 1999. 603 с.
5. Чугунова CA. Время в языке и сознании: Интегративный подход Saarbrücken : LAP Lambert Academic
Publishing, 2012. 424 c.
6. Barsalou L.W. Language comprehension: Archival memory or preparation for situated action? // Discourse Processes. 1999. Vol. 28, № 1. Pp. 61-80.
7. Bergen B. Experimental methods for simulation semantics // M. Gonzalez-Marquez, I. Mittelberg, S. Coulson & M.J. Spivey (Eds.), Methods in Cognitive Linguistics: Ithaca. John Benjamins, 2007. Pp. 277-301.
8. Bergen B. Louder than words: The new science of how the mind makes meaning. Basic Books, 2012. 296 p.
9. Bergen B., Narayan S. & Feldman J. Embodied verbal semantics: evidence from an image-verb matching task // R. Alterman & D. Kirsh (Eds.), Proceedings of the Twenty-Fifth Annual Conference of the Cognitive Science Society, July 31st - Aug 2nd 2003. Part 2. Boston: Psychology Press, 2003. Pp. 139-144.
10. Borghi A.M. Language comprehension: Action, affordances, and goals // Y. Coello & A. Bartolo (Eds.), Language and action in cognitive neuroscience. Psychology Press, 2013. Pp. 125-144.
11. Boroditsky L. Does language shape thought?: Mandarin and English speakers' conceptions of time // Cognitive Psychology. 2001. Vol. 43, № 1. Pp. 1-22.
12. Boroditsky L., Fuhrman O. & McCormick K. Do English and Mandarin speakers think about time differently? // Cognition. 2011. Vol. 118, № 1. Pp. 123-129.
13. Casasanto D. Embodiment of abstract concepts: Good and bad in right- and left-handers // Journal of Experimental Psychology: General. 2009. Vol.138, № 3. Pp. 351-367.
14. Connell L., Rayne L. & Lynott D. Time flew by: Reading about movement of different speeds distorts people's perception of time // S. Vosniadou & D. Kayser (Eds.), Proceedings of the Second European Cognitive Science Conference. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum, 2007. Pp. 437-441.
15. Fuhrman O., K. McCormick, Chen E., Jiang H., Shu D., Mao S. & Boroditsky L. How Linguistic and Cultural Forces Shape Conceptions of Time: English and Mandarin Time in 3D // Cognitive Science. 2011. Vol. 35, № 7. Pp. 13051328.
16. Gibson J.J. The ecological approach to visual perception. Boston: Houghton Mifflin, 1979. 332 p.
17. Glenberg A. & Kaschak M. Grounding language in action // Psychonomic Bulletin & Review. 2002. Vol. 9, № 3. Pp. 558-565.
18. Hauk O., Johnsrude I. & Pulvermüller F. Somatotopic representation of action words in human motor and premotor cortex // Neuron. 2004. Vol. 41, № 2. Pp. 301-307.
19. Lewin K. Vorsatz, Wille und Bedürfnis, mit Vorbemerkungen uber die psychischen Kräfte und Energien und die Structur der Seele. Berlin: Springer, 1926.
20. Loftus E.F. & Palmer J.C. Reconstruction of automobile destruction: An example of the interaction between language and memory // Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior. 1974. Vol. 13, № 5. Pp. 585-589.
21. Matlock T. Fictive motion as cognitive simulation // Memory & Cognition. 2004. Vol. 32, № 8. Pp. 1389-1400.
22. Miles L.K., Nind L.K. & Macrae C.N. Moving through time // Psychological Science. 2010. Vol. 21, № 2. Pp. 222-223.
23. Miles L.K., Betka E., Pendry L.F. & Macrae C.N. Mapping temporal constructs: Actions reveal that time is a place // The Quarterly Journal of Experimental Psychology. 2010. Vol. 63, № 11. Pp. 2113-2119.
24. Miles L.K., Tan L., Noble G.D., Lumsden J. & Macrae C.N. Can a mind have two time lines? Exploring space -time mapping in Mandarin and English speakers // Psychon Bull Rev. 2011. Vol. 18, № 3. Pp. 598-604.
25. Nooijer J.A. de, Gog T. van, Paas F. & Zwaan R.A. When left is not right: Handedness effects on learning object-manipulation words using pictures with left or right-handed first-person perspectives // Psychological Science. 2013. Vol. 24, № 12. Pp. 2515-2521.
26. Perky C.W. An experimental study of imagination // American Journal of Psychology. 1910. Vol. 21. Pp. 422-452.
27. Richardson D., Spivey M., McRae K. & Barsalou L. Spatial representations activated during real-time comprehension of verbs // Cognitive Science. 2003. Vol. 27, № 5. Pp. 767-780.
28. Santiago J., Lupiáñez J., Pérez E. & Funes M.-J. Time (also) flies from left to right // Psychonomic Bulletin & Review. 2007. Vol. 14, № 3. Pp. 512-516.
29. Stanfield R. & Zwaan R. The effect of implied orientation derived from verbal context on picture recognition // Psychological Science. 2001. Vol. 12, № 2. Pp. 153-156.
30. Zwaan R.A. Embodied cognition, perceptual symbols, and situation models // Discourse Processes. 1999. Vol. 28, № 1. Pp. 81-88.
31. Zwaan R., Stanfield R. & Yaxley R. Do language comprehenders routinely represent the shapes of objects? // Psychological Science. 2002. Vol.13, № 2. Pp. 168-171.
Об авторе
Чугунова С.А. - доктор филологических наук, профессор кафедры теории английского языка и переводоведения Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского,
chugunovasveta 1@rambler. ru
