CC BY
133
УДК 821.121.1.09"18" DOI 10.17238/issn1998-5320.2016.26.25
А. А. Семакина,
Московский городской педагогический университет
ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАННОЙ ТРИЛОГИИ И. А. ГОНЧАРОВА
И «ФАУСТОВСКИЙ СЮЖЕТ»
В статье рассматриваются женские образы из романной трилогии Гончарова в свете «фаустовского сюжета». Гончаров полагал, что в литературах разных народов существует родство между творческими типами. Эта идея в полной мере воплотилась в художественной антропологии писателя. Из творчества Гёте Гончаровым был более всего востребован «фаустовский сюжет»: в своих героинях писатель воссоздавал «фаустовские» черты. Автор доказывает, что использование данных черт придавало многим женским персонажам Гончарова объёмность и человеческую глубину. Ключевые слова: И. А. Гончаров, романная трилогия, женские персонажи, «фаустовский сюжет».
В статье «Лучше поздно, чем никогда» И. А. Гончаров писал о «наследственном родстве» между «творческими типами» [2, с. 77], которые неизменно появляются в художественных произведениях разных эпох и народов. Несомненно, речь шла и об образах, созданных Гёте и получивших определение «вечных». Таков, например, тип «Фауста» из одноимённой книги писателя.
Влияние Гёте на творчество Гончарова в науке отмечалось неоднократно (Е. А. Краснощекова [6], В. И. Мельник [8], М. В. Отрадин [10], Ю. М. Лощиц [7], И. А. Беляева [1], З. Хайнади [12] и др.). Особое внимание всегда уделялось цитациям, аллюзиям и реминисценциям из «Фауста» Гёте, а также истории освоения русским писателем опыта «романа воспитания».
Мы обратимся к проблеме «фаустовского сюжета» в романной трилогии Гончарова, под которым, вслед за И. А. Беляевой, понимаем определённую сюжетную модель, в которой важен «фаустовский» тип героя, готового ради познания и обретения гармонии экспериментировать «над собой, над жизнью» и стремящегося «достигнуть искомой полноты бытия через любовь» [1, с. 9, 10] и приближение к абсолютной красоте. В романах Гончарова красота явлена в образе земной женщины, именно поэтому в нашей работе в связи с «фаустовским сюжетом» акценты будут сделаны на женских образах.
Обратимся сначала к роману «Обрыв», наиболее сложному, как нам видится, в плане архетипи-ческих параллелей и сближений в персонажной сфере. В «Обрыве» Гончаров не даёт прямых указаний на родство свойств и черт своих героинь с женскими персонажами из «Фауста» Гёте. Однако присутствует общая интонация в содержании образов. На первый план выходит прежде всего гётев-ская Гретхен.
Есть точное и ёмкое определение характера героини, предложенное И. С. Тургеневым: «Она мила, как цветок, прозрачна, как стакан воды, понятна, как дважды два - четыре» [11, с. 211]. Эта характеристика напоминает Марфиньку, одним из архетипических источников образа которой можно считать гётевскую Гретхен. Ключом их общности, думается, служит тип характера.
«Ясен, открыт, понятен сразу» [2, с. 77] облик Марфиньки, которая, по мнению Гончарова, относится к «положительному» женскому типу, вмещающему в себя всё самое лучшее, что дала эпоха (в оппозицию к характеру «идеальному»: пушкинские Ольга и Татьяна). Гретхен, как и Марфинька, воплощает собой мир простых чувств, естественного, здорового существования. Героини действительно похожи своей прозрачностью, но герой Гончарова, впрочем, как и Фауст, ищет не этого, он ловит красоту в разных её жизненных проявлениях. Фауст под действием настойки, которую получает из рук ведьмы по наущению Мефистофеля, видит в Гретхен отголосок Елены Прекрасной, хочет соблазнить её. Он принимает миловидность Гретхен за абсолютную красоту, Райского же Марфинька интересует отчасти как живое воплощение гармонической меры между красотой и жизнью. Он хочет изменить героиню, развить её красоту, вспомним его размышления об «умной красоте» [3, т. 7, с. 356]. Но роль соблазнителя и искусителя Райскому, подобно Фаусту, присуща, ведь он хотел «попробовать разбудить сон» [3, т. 7, с. 231] героини, изменить её детские представления о жизни. Но Марфинька, чистая и светлая натура, не поддавалась на провокации брата: «Вы не простой <...> иногда у вас что-то такое в глазах», - говорит она ему [3, т. 7, с. 253]. Вспомним, что Гретхен так же чувствует опасность в Мефистофеле, да и отчасти в самом Фаусте, как и Марфинька в глазах Бориса.
Фауст, в отличие от Райского, так и не принял мира Маргариты, низменные влечения явно вытесняют в нём порыв чистой любви. Думается, Гончаров не просто показывает, что Райскому не удастся ничем «испортить» Марфиньку, которая является воплощением «чистотой девической скромности» [3, т. 7, с. 386], но предлагает нетрагическую вариацию на тему гётевской Гретхен, признавая свою правду и силу в той жизненной позиции, что представляет собой эта героиня.
В образе Веры также немало общего с Гретхен. Обе героини поставлены в схожую ситуацию искушения, их отчасти сближает её трагический исход (в случае с Верой не реализующийся). Несмотря на взаимные чувства Веры и Волохова, «никто из них не мог, хотя бы и хотел, внезапно переродиться» [3, т. 7, с. 614]. Решение расстаться было мудрым и единственно правильным, но сердце Веры взяло верх над чувством собственного достоинства. Она «во взгляде Христа искала силы, участия, опоры, опять призыва» [3, т. 7, с. 594].
В душевном смятении гётевская Гретхен также молится. Кроме сознания нравственной вины, в ней говорит и чувство греха, которое дано ей по её вере, и страх перед наказанием. Совершив аморальный проступок, она не только не находит поддержки и помощи, но испытывает вину перед Богом: ей трудно дышать от мощных звуков органа, на неё давят своды собора.
У Веры же, в отличие от Гретхен, есть близкие люди рядом, которые готовы помочь, поддержать её. Она открывает свой «грех» Тушину и, самое главное, Бабушке, от которой ждёт не снисхождения и жалости, но очистительного огня. Она готова несколькими годами, работой всех сил ума и сердца очиститься от греха. Для Гретхен этот путь закрыт. Она одинока. Испытав всё беспредельное унижение публичного позора и страдания от совершённых ею грехов, она лишилась рассудка. Предпочтя мученическую смерть, Божий суд и искреннее раскаяние побегу, героиня спасла свою душу.
Очевидна, на наш взгляд, ещё одна параллель между героинями Гёте и Гончарова. Стоит сравнить знаменитую сцену в тюрьме, когда Фауст объяснялся с Гретхен, и другую сцену объяснения - Веры с Во-лоховым. Казалось бы, ситуации - в плане «декораций» - разные, но по содержанию они схожи: и Фауст, и Марк просят возлюбленную бежать с ними. Маргарита предпочитает наказание побегу, ведь она искренне раскаивается. Вера также отказывает Марку, который предлагает ей уехать, тем самым предпочтя раскаяние не только перед близкими, но и перед самой собой, перед Богом.
Итак, Вера и Марфинька представляют как бы две разные ипостаси Гретхен. Одна - трагическую её сторону, другая - идиллическую. При этом обе сестры оказываются, каждая по-своему и в силу своего личностного масштаба, «больше» Гретхен: они в силах бороться с искушениями. Однако во многом соотнесённость с образом Маргариты и сближает двух сестёр, столь разных по характеру.
Образ Веры как искательницы истины, однако, содержит в себе немало фаустовского. Стоит обратить внимание на ситуацию пары: у Фауста есть Мефистофель, у Веры их как минимум два -Марк и Райский. Подобно Фаусту, Вера не хочет мириться с бессмысленностью мгновения. Её душа противится смертности чувства, на котором настаивает Марк со своей теорией «любви на срок». Таким образом, фаустовская ситуация в случае с Верой связана с ключевым звеном, которое присутствует как у Гёте, так и у Гончарова: это - оппозиция мгновения и вечности. Фауст хочет, чтобы мгновение не проходило, то есть было вечным. Вера же хочет вечной любви. Мефистофель у Гёте предлагает Фаусту испытать полноту мгновения, предлагает разные варианты. Марк же не пытается обманывать Веру, он ей сразу говорит, что ничего вечного не существует. Он готов открыть героине мир новых знаний и прежде всего знания любви, цена которых для неё оказалась слишком высокой. Думается, мы можем назвать его даже анти-Мефистофелем. Фауст доверяет свою душу тёмным силам (Мефистофелю), Вера - Волохову. За этим незамедлительно следуют страдания.
Обратимся к эпизоду строительства плотины. Невидящего героя можно сравнить с Верой, которая слепа в любви. Занимаясь трудом, Фауст понимает, что он счастлив. Это и есть то самое мгновение, которое он желает остановить, после чего умирает. На наш взгляд, для Веры этим мгновением является близость с Марком, ведь на секунду она подумала, что возлюбленный переменил свои взгляды на любовь: «О, какое счастье! Боже, прости...» [3: т. 7, с. 617].
Мефистофель желает завладеть душой Фауста, но ангелы уносят её. Марк также хочет завладеть Верой, предлагает ей бежать. В роли ангела-хранителя в данной ситуации выступают не посланники небес, но близкие люди: Бабушка, Райский и Тушин, которые помогают Вере найти свой путь. Здесь мы говорим о ситуации «спасения», которую Гончаров просто переносит в реальную плоскость, ведь он считал, что спасение должно происходить непременно на земле, а не на небе, иначе нельзя достигнуть «вечного Правосудия» [4, с. 185]. Если у Гёте Фауст спасён ангелами, и прежде всего молящейся о нём Гретхен, то у Гончарова спасители Веры-Фауста - живые, из плоти и крови.
Итак, общей чертой Веры и Фауста является жажда полноты жизни, бессмертной любви. Поэтому они готовы открыть свою душу для тёмных сил, однако их гибель является освобождением. Душу Фауста уносят ангелы, Вера же после падения находит для себя новую правду, благодаря Бабушке, Райскому и Тушину.
Некоторое сходство с Гретхен присутствует и в характере Ольги Ильинской из романа «Обломов», в которой Гончаров подчёркивает «простоту и естественную свободу взгляда» [3, т. 4, с. 190]. Героиню отличает быстрое духовное развитие: она «как будто слушала курс жизни не по дням, а по часам» [3, т. 4, с. 231].
Интересен взгляд Ю. М. Лощица [7], которой видит в романе «Обломов» параллели с «Фаустом». По его мнению, Штольц по отношению к Илье Обломову является Мефистофелем. Роль Гретхен, своеобразно интерпретированную, играет в романе Ольга Ильинская, которая по сюжету, подобно Гретхен, оказывается приманкой для Обломова-Фауста. Однако едва ли стоит обвинять Ольгу в сговоре со Штольцем-Мефистофелем, ведь у героини была особая миссия - пробудить Обломова ото сна, к тому же Ильинская по-настоящему полюбила Илью Ильича.
Подобно Гретхен, Ольга хотела любить и жить, но в итоге оказалась «в омуте горя и сомнений» [3, т. 4, с. 417]. Ильинская, в отличие от героини Фауста, не обречена на одиночество: в горькие минуты Ольга искала спасения в разговорах со Штольцем. Ему же она позже и открыла свою душу. А после исповеди «у ней сердце отошло, отогрелось» [3, т. 4, с. 417].
Героиня, в противоположность Гретхен, не проста, её внутренний мир намного сложнее. Обломов, кстати, пытается искушать Ольгу, спрашивает, готова ли она пойти по пути, «где женщина жертвует всем» [3, т. 4, с. 286] ради любви. В сущности - это путь Гретхен [1, с. 14]. Ольга решительно отвечает: «Никогда <...> на нём... впоследствии всегда... расстаются» [3, т. 4, с. 287]. Другими словами, героиня к себе «ситуацию» Гретхен примеряет, но не принимает подобного течения событий.
В семейной жизни со Штольцем в Ольге также сказываются фаустовские интонации, о чём справедливо писал В. А. Недзвецкий: «Даже знаменитая сцена Ольгиной тоски и неудовлетворённости <...> самим Гончаровым объяснена в духе распространённой идеи немецкой философии и литературы (в частности, "Фауста" Гёте) об извечном стремлении "живого, раздражённого ума... за житейские грани", тоске по абсолюту» [9, с. 26]. Она изучает жизнь и постигает её смысл. Ольга боится «впасть во что-нибудь похожее на обломовскую апатию», в «сон души», в «оцепенение» [3, т. 4, с. 469]. Думается, она, подобно Фаусту, также чувствует себя «слепым червем», ведь её не удовлетворяют знания, которыми она владеет. Штольц же, подобно Вагнеру, предлагает Ольге свою истину, которая приведёт героиню к гармонии, а именно: необходимо быть проще. Он находит для Ольги объяснение, сравнивая это состояние с дерзаниями человеческого духа, что испытывали «Манфреды и Фаусты», однако предлагает супруге не столько отказаться от этих вопросов, сколько научиться жить вместе с ними. Но Ильинская не согласна с доводами мужа, ведь она «не знала этой логики покорности слепой судьбе» [3, т. 4, с. 477].
Также хотелось бы отметить, что, помимо Гретхен и Фауста, в Ольге присутствуют черты Мефистофеля. Подобно герою Гёте, Ольга пыталась искушать Обломова [7, с. 190-191], она хотела вывести его из зоны комфорта, однако не для того, чтобы низвергнуть в бездну, а во имя спасения. Она желала пробудить Илью Ильича, «доследить до конца, как в его ленивой душе любовь совершит переворот...» [3, т. 4, с. 343], заставить его действовать во имя любви, но потерпела фиаско. Можно сказать, что Ольга является анти-Мефистофелем, ведь она действует во имя любви, а не во имя зла.
Таким образом, в Ольге Ильинской есть черты Гретхен, Фауста и Мефистофеля. С образом Гретхен её сближает любовная история, но она не готова идти по пути Маргариты, пути страсти, что делает Ильинскую сильнее Гретхен. Общей чертой Ольги и Фауста является поиск гармонии, она изучает жизнь и постигает её смысл. С Мефистофелем Ольгу роднят черты искусителя, она предлагала Обломову действовать и искать, но делает это ради спасения, а не для того, чтобы погубить героя.
Лизавета Александровна, героиня романа «Обыкновенная история», вполне может ассоциироваться с невинной Гретхен. В двадцать лет она была выдана за мужчину вдвое её старше, который не действовал «напрямик с её сердцем», но стремился «хитро овладеть... её умом, волей, подчинить её вкус и нрав своему» [3, т. 1, с. 303].
Лизавета Александровна хотела любить и быть любимой. Ей нравилось, что супруг «тонок, проницателен, ловок» [3, т. 1, с. 151], любит работать. Но при этом он был абсолютно равнодушен к жене, о чувствах говорить не любил. За эту тиранию он платил ей богатством, роскошью, всеми наружными и сообразными с его образом мыслей условиями счастья. Вспомним, что самое простое
средство завоевать Гретхен - подбросить ей шкатулку с дорогими безделушками. Возможно, что именно достаток Петра Иваныча стал для Лизаветы Александровны той самой шкатулкой Маргариты.
Героиня хотела «жить полною жизнию, чувствовать своё существование, а не прозябать!..» [3, т. 1, с. 151]. При этом стоит отметить, что она не борется за своё счастье так, как это будут делать Ольга и Вера в последующих романах Гончарова, в ней присутствует какая-то недосказанность и, возможно, ограниченность. Лизавета Александровна больше созерцает, чем действует.
В данном случае нам важен сам факт манипуляции героиней: была выдана замуж за богатого человека, живёт в достатке, но платит за это большую цену - она не чувствует жизни. Как отмечает В. Н. Ильин, дом Адуева-старшего - «дно адово» [5, с. 49], в котором жизнь постепенно превращается в смерть. Героиня Гончарова, оказавшись там, начинает постепенно душевно угасать. Нельзя сравнивать катастрофу Гретхен и «омертвление» Лизаветы Александровы, но всё же нечто общее в этом есть, ведь героиня Гончарова начинает увядать из-за предательства чувства со стороны супруга, поэтому есть тут какая-то жертвенность. Вспомним, что в эпилоге романа «Обыкновенная история» мы видим полное равнодушие героини. Как и Гретхен, она чувствует, что жизнь завершена. Адуева не лишилась рассудка, но впала в полную апатию, когда её рассудок спит. Стоит обратить внимание на то, что мотив болезни героини и намёки на скорую смерть, явственно присутствующие в конце романа, подчеркнут в её образе интонации «вечно женственного» начала, что явлено будет и в Гретхен, молящейся за Фауста во второй части книги Гёте уже на Небесах.
Подводя итог, хочется отметить, что в романах Гончарова фаустовские литературные архетипы перекликаются, даже в чём-то объединяются. По нашему глубокому убеждению, смысл подобного состоит в разработке и освоении писателем «фаустовского сюжета» на русской почве, применительно к новому времени и к национальным традициям духовной культуры. Из «Фауста» Гончаров берёт общие ситуации, крупные мазки - и предлагает своим персонажам в этих ситуациях побывать (испытание любовью, искушение, поиск гармонии и т. д.). Отсюда зачастую получается так, что одна и та же героиня может быть и Фаустом, и Гретхен, и Мефистофелем. Важно, что фаустовский комплекс (под ним можно понимать мотивную структуру и образную ткань) расширяется и усложняется у Гончарова от романа к роману.
В первом романе смутно и слабо, на уровне общих аналогий представлены переклички Лизаве-ты Александровны с Гретхен (не так важно, пала героиня или нет, важен сам факт манипуляции ею, искушения достатком). Есть в ней и намёк на «Ewig-weibliche». Но перекличек с Фаустом, тем более с Мефистофелем, тут ещё нет. В дальнейшем структура образа в романах Гончарова усложняется, ведь типологически Лизавета Александровна, Ольга и Вера чрезвычайно близки, но в Адуевой присутствует такая черта, как надмирность, в героине многое скрыто.
В двух других романах женские персонажи, особенно центральные, пронизаны фаустовскими токами, в них показан диапазон внутренних исканий. Получается, что Гретхен таит в себе и Фауста, и Мефистофеля. Но это не самое главное: жизнь предлагает многогранные испытания для современной женщины. И лучшие её представители, героини «самобытные и самодеятельные» [2, с. 77], в своих исканиях и требованиях к жизни уравнялись с Фаустом, а может быть, оказались и сложнее его.
Библиографический список
1. Беляева, И. А. Обломов и проблема «русского Фауста» / И. А. Беляева // Русистика и компаративистика : сб. науч. ст. Литовский эдукологический университет. - Вильнюс, 2013. - Вып. VIII. - С. 7-20.
2. Гончаров, И. А. Лучше поздно, чем никогда (Критические заметки) / И. А. Гончаров // Гончаров И. А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. Статьи, заметки, рецензии, автобиографии, избранные письма. - М. : Гос. изд-во худож. лит., 1952-1955. - С. 64-113.
3. Гончаров, И. А. ПСС в 20 т. / И. А. Гончаров. - СПб. : Наука, 2004. - Т. 1, с. 151, 303, т. 4, с. 190, 231, 286, 287, 343, 417, 469, 477, т. 7, с. 231, 253, 356, 386, 594, 617.
4. Гончаров, И. А. Письмо Романову К. К., 6 марта 1885 г. С.-Петербург / И. А. Гончаров // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. : Альманах. - М. : Студия ТРИТЭ : Рос. Архив, 1994. - С. 184-186.
5. Ильин, В. Н. Продолжение «Мёртвых душ» у Гончарова / В. Н. Ильин // Возрождение. - Париж, 1963. № 139. - С. 43-70.
6. Краснощекова, Е. А. И. А. Гончаров: Мир творчества / Е. А. Краснощекова. - СПб. : Пушкинский фонд, 1997. - 492 с.
7. Лощиц, Ю. М. Гончаров / Ю. М. Лощиц. - М. : Молодая гвардия, 1986. - 367 с.
8. Мельник, В. И. И. А. Гончаров в контексте русской и мировой литературы / В. И. Мельник - М. : ГАСК, 2012. - 355 с.
9. Недзвецкий, В. А. Романы И. А. Гончарова / В. А. Недзвецкий // Гончаров И. А.: Материалы юбилейной гончаровской конференции 1987 года. - Ульяновск : Симбирская книга, 1992. - С. 3-37.
10. Отрадин, М. В. Проза И. А. Гончарова в литературном контексте / М. В. Отрадин. - СПб. : Изд-во С.-Петербург. ун-та, 1994. - 168 с.
11. Тургенев, И. С. Фауст, траг. Соч. Гёте. Перевод первой и изложение второй части. М. Вронченко / И. С. Тургенев // Тургенев И. С. Собр. соч.: в 30 т. Т. 1. - М. : Наука, 1978-1990. - С. 197-235.
12. Хайнади, З. Обломов как Анти-Фауст / З. Хайнади // Вопросы литературы. - 2010. - № 4. - С. 360-386.
A. A. Semakina, Moscow City Teacher Training University
FEMALE CHARACTERS IN I. A. GONCHAROV'S NOVEL AND «FAUSTIAN PLOT»
The article examines images of women from Goncharov's novel of the trilogy in the light of «Faustian plot». Goncharov supposed that there is a kinship between creative types in the literatures of different nations. This idea is fully embodied in the writer's artistic anthropology. Faustian story was mostly demanded from Goethe's creativity. The author proves, that Goncharov created «Goethe's features» in his characters, which gave many of his female characters human depth.
Keywords: I. А. Goncharov, novel trilogy, female characters, Faustian plot.
References
1. Belyaeva I. А. Oblomov and the problem of the «Russian Faust». Rusistika i komparativistica: sb. nauch. st. Litovskiy edukologicheskiy universitet, Vil'nus, 2013, no. 8, pp.7-19.
2. Goncharov I. А. Better late then never: (critical notes). Goncharov I. A. Sobr. soch.: v 8 t., Vol. 8, M., Gos. izd^ hudoz. lit., 1952-1955, pp. 64-113.
3. Goncharov I. А Polnoye sobraniye sochinenij: v 201. [Complete works in 20 vol.]. Vol. 1, p. 151, 303, vol. 4, p. 190, 231, 286, 287, 343, 417, 469, 477, vol. 7, p. 231, 253, 356, 386, 594, 617. SPb., Nauka, 2004.
4. Goncharov I. А. Letter to Romanov К.К. from 6 March 1885. S.-Peterburg. Rossijskij Arhiv: Istiriya Оtechestva v svidetel'stvah i dokumantah XVIII—XXvv.: Al'manah. М., Studiya TR^E, Ros. Arhiv, 1994, pp. 184-186.
5. Il'in V. N. Goncharov's sequel of «Dead souls». Vozrozdenie. Paris, 1963, no.139, pp. 43-70
6. Krasnoshekova Е. А. I. А. Goncharov: Mir tvorchestva [I. А. Goncharov: The world of creativity]. SPb., Pushkinskij fond, 1997, 492 p.
7. Loshic Y. М. Goncharov [Goncharov]. М., Molodaya gvardija, 1986, 367 p.
8. Мel'nik V. I. I. А. Goncharov v kontekste russkoj i mirovoi literature [I.A. Goncharov in the context of the world literature]. М., GASK, 2012, 355 p.
9. Nеdzvеtskiy V. А. Goncharov novels. Goncharov I. А.: Materiali ubileiniy goncharovskoy konferentsii 1987 goda. Ul'yanovsk, 1992, pp. 3-37.
10. Otradin М. V. Proza I. А. Goncharova v literaturnom kontekste [Goncharov's prose in the literature context]. SPb., Izd^ S.-Peterburg. un-t^ 1994, 168 p.
11. Turgenev I. S. Faust, trag. work of Gеtе. Translation of the first part and presentation of the second. М. Voronchenko. Turgenev I. S. Sobrabie svchinenij v 301. Vol. 1. М., Nauka, 1978-1990, pp. 197-235.
12. Hajnadi Z. Oblomov as Anti-Faust. Voprosi literaturi. 2010, no. 4, pp. 360-386
© А. А. Семакина, 2016
Автор статьи: Семакина Александра Андреевна, аспирант, Московский городской педагогический университет, e-mail: Lenor495@mail.ru
Рецензенты:
Т. А. Алпатова, доктор филологических наук, профессор кафедры русской классической литературы, Московский государственный областной университет.
М. В. Кузавова, кандидат филологических наук, учитель, Лицей № 507 города Москвы.
