CC BY
70
--^п^фт»*-
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА Russian Literature
М.А. Дроздова (Москва)
ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В ПЕРЕВОДНОЙ НОВЕЛЛИСТИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ XVII В.
Аннотация. Статья посвящена женским образам переводной новеллистической повести XVII в. на примере таких популярных в Древней Руси произведений, как «Повесть о семи мудрецах», «Повесть о королевиче Валтасаре», «Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей». В процессе исследования выявляются типы «злой жены» и добродетельной матроны. Рассматриваются разные интерпретации распространенного типа «злой жены» в оригинальной и переводной древнерусской словесности. Особое внимание уделено различию типологических черт этого образа, что позволяет говорить о разнице восприятия феноменов «добра» и «зла» в иностранной литературе и словесности Древней Руси, а также о степени восприимчивости новых идей древнерусским книжником XVII в.
Ключевые слова: женский образ; тип «злой жены»; переводная новеллистическая повесть XVII века; женский персонаж; мирская повесть XVII века; древнерусская словесность переходного периода.
M. Drozdova (Moscow) Women's Images in Translated Novel of 17th Century
Abstract. The article deals with female images in translated novel of the 17th century on example of such popular in Ancient Russia art works as "The Tale of the Seven Wise Men", "The Story of Korolevich Belshazzar", "The Tale of the Merchant". The study identified types of "evil wife" and virtuous matron. The author considers different interpretations of common type of "evil wife" in the original and translated ancient Russian literature. Special attention is paid to the difference between images features that allows talking about the distinction in perception of "good" and "evil" in foreign literature and literature of Ancient Russia, as well as the degree of ancient scribe's open-mindedness to new ideas in 17th century.
Key words: image of women; "evil wife" type; translated novel of the 17th century; female character; secular novel of the 17th century; ancient Russian literature of transition period.
В данной статье мы рассмотрим оригинальные черты женского образа переводной новеллистической повести XVII в. на примере таких популярных в Древней Руси произведений, как «Повесть о семи мудрецах»1, «Повесть о королевиче Валтасаре»2, «Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей»3. [Далее перечисленные тексты цитируются по указанным источникам.]
«Повесть о семи мудрецах»4 - древнерусский перевод XVII в. распро-
страненной на Востоке и Западе индийской истории о напрасно обвиненном сыне и злой мачехе, обрамляющей набор новелл. Основной темой повести является тема женского коварства и женской злобы5, столь близкая средневековой литературе, что подтверждает общеизвестность истории на Руси; ведь, как писал А.С. Орлов, дошедших до нас «русских рукописных текстов Истории насчитывают свыше 40»6, - а уже А.М. Панченко утверждает, что число их близится к сотне7.
Ту же проблему разрабатывает «Повесть о королевиче Валтасаре», по мнению Е.К. Ромодановской, представляющая компиляцию широко известных в мировой литературе новелл о женском коварстве, составленную древнерусским книжником8. Противоположной теме, защиты чести женщины, посвящена широко распространенная на Руси «Повесть о купце, за-ложившемся о добродетели жены своей», переведенная с польского языка в конце XVII в., возможно, одновременно с фацециями9.
Вышеперечисленные новеллистические произведения в качестве центральных женских персонажей представляют типы «злых жен»10. Эти образы типичны, схематичны, различаются лишь степенью насыщенности типологических черт. К тому же сам жанр новеллы использует всегда «готовый характер, определяемый... одним штрихом»11.
В «рамочной» части «Повести о семи мудрецах» представлены женские персонажи-антиподы. Главная героиня, вторая супруга Елеозара, является «злой женой». Однако автор, сохраняя интригу, знакомит читателя с мачехой Диоклетиана, как с «дЬвой юной и красной» (С. 194). Именно привлекательность стала для цезаря ориентиром в выборе невесты: «По-нудися красотЬ ея...и сотворша бракъ» (С. 194). Безымянные героини новелл мудрецов - также жены «млады велми и прекрасны» (С. 203), «велми красны» (С. 207), «прекрасны лицем» (С. 213), «зЬло красны и горазды» (С. 225). Также и автор «Повести о королевиче Валтасаре» называет изменницу-супругу «Флорентой прекрасной» (С. 401), «прекрасной сожи-телницей» (С. 402). Действительно, красота «злой жены» - типологическая черта этого образа именно в переводной литературе.
В рассматриваемых новеллах негативные эпитеты, сравнения или метафоры используются в описании отрицательного женского персонажа чрезвычайно редко. В «Повести о семи мудрецах» однажды во сне Диоклетиану грезится мачеха в виде лютого зверя, который «пущаше на него слины» (С. 196). Поведение мачехи при встрече реминисцирует к образу зверя, виденному во сне: «Писание же Диаклетианово зубами раздра и одЬяние свое растерза до пояса и лице свое до крови одра, нача вопити великимъ гласомъ» (С. 197) или, как позже рассказывает об этом Диоклетиан: «Руками сама си от лютости своея . лице свое окровави, и зубы своими сама себе изъяде» (С. 234). Данная воплощенная во сне метафора -единственное отрицательное повествование о «злой жене» до разоблачения ее предательства, остальное же время образ сопровождают положительные эпитеты: «любезная» (С. 198), «любимая» (С. 201), «пресвЬтлая» (С. 205), «прелюбезная» (С. 209), «милая» (С. 222), «пресладкая» (С. 227). Это неоднозначное отношение авторов новелл к типу «злой жены» ярко
отличается от преподнесения данного образа в произведениях древнерусских книжников, которые недвусмысленно называют «злую жену» «змеей» или «окаянной». Тот факт, что в новеллистических повестях отрицательные женские персонажи не сопровождаются постоянными тропами негативного характера, формирует оригинальную типологическую черту образа «злой жены» в жанре новеллы12.
В переводной рыцарской повести и ее древнерусских аналогах авторы также именуют «злых жен» «прекрасными»13, однако в новеллистической литературе помимо приятной внешности писатели похвально описывают и сам брак с такой супругой. Брак цезаря Елеозара с предательницей представлен как «чюденъ и пресвЬтелъ зЬло» (С. 194), супружество королевича Валтасара с лукавой женой именуется «честным браком» (С. 401), в котором чета живет «вельми любезно» и «людемъ житию их позавидети» (С. 401). Взгляд же древнерусских авторов повестей, как мы не раз отмечали, более прямодушен: «НЬкто вънидЬ въ богатъ домъ къ вдовЬ и оженися ею, но бяше зла. И людие хваляху ему, он же рече: «Не нынЬ хвалитЬ ми, но егда избуду ея» (С. 485)14. Безусловно, такая особенность знакомства читателя с женским персонажем переводной новеллы имеет истоком условие жанра: новелла должна иметь занимательный сюжет, внезапные перипетии, неожиданную развязку.
Превращение «прекрасных сожителниц» в злобных изменниц не мотивируется авторами рассматриваемых новеллистических повестей, а происходит неожиданно. Древнерусский книжник в подобных случаях прибегал к так называемому deus ex machina, поясняя, что злоба была навеяна женщине дьявольским наущением. Ни в одной из рассмотренных нами переводных повестей иностранные авторы не пользуются столь специфическим приемом.
Некоторая попытка объяснения трансформации женского характера дана в «Повести о семи мудрецах»: придворные вселяют в ум цесаревны идею избавления от пасынка: «И по нЬкоемъ времяни сказаша мачехЬ его... о цесаревЬ сынЬ... како бы его погубити мысляше» (С. 195). После этого образ супруги приобретает типологическую черту «злой жены»: за-цикленность на поставленной безнравственной и жестокой цели. Однако почему героиня прислушалась к мнению придворных, зачем лично ей нужна смерть Диоклетиана, остается необъясненным. Читатель может лишь догадываться, что цесаревна озабочена вопросами наследования трона.
Автор «Повести о королевиче Валтасаре» не только не мотивирует внезапную перемену Флоренты, но даже противоречит логике развития этого характера. Прощаясь с супругом, жена «плакася горко на многъ час», но слова любви ее были, как уточняет автор, «лстивыми» (С. 402). Флорен-та просит супруга оставить на память его прекрасный портрет, и читатель ожидает некой злой хитрости, связанной с этой просьбой. Затем Валтасар видит через окно сцену измены жены. Однако любовник «образом зЬло неискусенъ» (С. 403) бьет Флоренту и заставляет ее порочить написанный лик супруга, что после отрицаний она с плачем исполняет, поскольку мужчина «велми нача ю принуждати». Ее слова при этом отнюдь не вы-
дают недоброжелательности к мужу, а напротив: «Се начертание драгаго моего сожителника», - говорит она (С. 403). Жертва Флорента отнюдь не походит на тип злой, коварной супруги, но автор настаивает на этом определении, возвращаясь к описанию похотливости женщины: «Нача с нею на ложницЬ опочивати и что имъ годЪ творити» (С. 403).
Именно похотливость представляют авторы новелл главным качеством «злой жены». Мачеха в «Повести о семи мудрецах» склоняет пасынка к постыдному блуду откровенными речами: «О сладкий мой Диоклетиане, ты очию моею возгорание, ляги со мною и буди наслаждася моея красоты, и азъ да наслаждуся твоея доброты... обвесели мое желание» (С. 197). Более того, хитроумная царица держит при себе в образе девицы наложника, и автор без стеснения объясняет причину притягательности юноши для царевны: «Тайный же удъ его зЪло велий есть, к нему же она возжделЪние имяше и разжизание свое симъ утоляше похотное и любоблудное угашаше хотЪние и услаждашеся» (С. 234). Такую физиологическую детализацию мы, безусловно, не могли бы встретить ни в одной оригинальной древнерусской повести, даже сатирического характера.
В «Повести о королевиче Валатсаре» помимо изменницы Флоренты читатель знакомится с похотливой царицей, изменяющей царю с «поползнем»; любовницей царя и Валтасара, тайно сходящейся с отроком, хоронившемся в сундуке; волшебной девицей из кольца, которая «рада бысть к растлению греха» (С. 407). «Повесть о царевиче Валтасаре» повествует именно о страстных блудницах, которые не совершают иных злодеяний кроме прелюбодеяния: они не пытаются сжить со свету законных мужей, а лишь наслаждаются страстью во всех ее проявлениях.
Большинство женских персонажей вставных новелл «Повести о семи мудрецах» - блудницы. Существенно, что автор вводит рациональную причину склонности женщины к «чюжеложству»: из-за преклонного возраста мужья «утЬшати не можаше» молодых жен «прекрасных лицем» (С. 213). Во второй и четвертой новеллах мудрецов бойкие и молодые красавицы изменяют своим мужьям, почитая это обыкновенным событием. Смеховая атмосфера позволяет автору повествовать об этом без элемента оценки и осуждения. Читатель погружается в пространство, где нет критериев добра и зла, есть лишь чувственные удовольствия: блуд здесь называется «потешением тЬла» (С. 203), «утЬхой» (С. 213), «хотЬнием» (С. 203). Изменница жена предает невинного мужа суду и с помощью «лукавых словес» (С. 205) после его смерти наследует с любовником все имущество - и автора, очевидно, восхищает ловкость героини. Или жена «рыцаря стара» возжелала вместо мужа любить попа, поведала свое желание матери, и та пеняет ей, что лучше бы любить дворянина, во избежание большого греха! Дочь оправдывает свою идею, открывая матери проблемы интимных отношений с супругом: «Егда спящу ему со мною, на ложи лежитъ, аки клада неподвижная» (С. 213). И хотя порой появляются формулы и топо-сы, представляющие блуд «возжделением похотным» (С. 207), «пламенем ярости несытьства» (С. 208), в новом сюжетном пространстве они уже не содержат того негативного смысла, который им был присущ.
Как говорилось выше, авторы новелл, намеренно или исподволь поясняя рациональные причины беззаконий женских характеров, тем самым оправдывают их. К примеру, речь цезаря к супруге, полная сладострастия и слабоволия, провоцирует цесаревну на злой умысел: «О вселюбезная и пресладкая..., утЬха и возжделЬние, прекрасная моя цесарева, ничтоже в поднебесной точно красотЬ твоей, ничтоже ми любезнее тебе... что восхо-щеши да сотворю ти по воли твоей, но не буди же ми того, в чемъ преслу-шати тебе» (С. 195). В ответ жена задумывает жестокое покушение на пасынка: «Она же, видЬвъ к себЬ усердие цесарево и несумнЬнную сладкую любовь еже к себе, и дерзновение восприм же» (С. 195). Вспомним, что писал древнерусский книжник в «Беседе отца с сыном о женской злобе» об отношениях, в которых властвует женщина: «Зло и мужу тому, иже слушает жены!.. мнози человецы грады многими владЬют, а женам своим работают» (С. 488). И действительно, цезарь-отец склоняется к требованию жены повесить единственного сына, что осуждают даже его подданные, справедливо говоря: «Аще бы и сто сыновъ у него было не моглъ бы сего сотворити» (С. 199). То же отрицательное влияние женщины наблюдаем и в третьей притче мудрецов, где купец восклицает: «О, бЬда ми, Что сотво-рих! Убихъ вЬрную свою сороку для слова жены своея!» (С. 209). Таким образом, мы видим, что, по мнению иностранного автора, причиной дерзкой греховности жены является слабоволие мужа.
В «Повести о королевиче Валтасаре» сами положительные герои, обманутые мужья, имеют страстные помыслы. Валтасар, увидев ложе царское под деревом, «восхотЬ от нЬкоего помысла» (С. 404) подсмотреть за сценой любви. Царь вместе с королевичем Валтасаром, избавившись от жен-изменниц, заводят общую любовницу, безжалостно запирают ее в башне, лишь периодически посещая с известной целью, и после поражаются тому, что ей захотелось хотя бы подобия свободы, которую она пыталась найти в ласках отрока. На фоне положительных, но сластолюбивых героев похотливость героинь не выглядит вопиющей неожиданностью и беззаконием. К тому же Флорента и царевна подвергаются избиениям со стороны своих любовников, что вызывает скорее жалость к этим женским персонажам: «Поползень нача царицу ругати и бити по ланитома» (С. 404), любовник Флоренты «рыкнувъ на ню» «бияше ю по ланитома и ругается ей» (С. 403).
Несмотря на то, что сюжет новеллы, таким образом, тяготеет к амбивалентности: положительные герои не кажутся столь правыми, а отрицательные столь неправыми, авторы вносят в произведения рудименты традиционной идеи «злобы» женщины15. Писатели вкладывают в уста героев проклятия женской злобе в виде риторических восклицаний, усиленных корневым повтором: «О, злое острое дияволе оружие! О, зло всего злее злая жена!» (С. 406). Герои ссылаются на «Слова о злых женах», приписываемые Иоанну Златоусту.
Женщины также удостаиваются казни или забвения16. Столь печальный итог или умалчивание о последующей судьбе героини - типологическая черта образа «злой жены» также и в оригинальной древнерусской сло-
весности. Флорента просто исчезает из сюжета, когда Валтасар покидает ее, царевна с поползнем, как и безымянная наложница с отроком, позорно расстреляны героями, а трупы их брошены псам. Еще более печален конец цесаревны «Повести о семи мудрецах», ее постигли публичное оскорбление: «О проклятая и блядемъ подобная» и позорная казнь: «ПовелЪл... к свирЪпымъ и необузднымъ конемъ привязати и скоро их гнати». Хотя, как считает ее супруг: «Подобна (достойна) еси ты, злострастная, тремъ смер-тем, а не токмо единой за свой великий грЪх и студ» (С. 234).
Таким образом, обобщая оригинальные особенности изображения типа «злой жены» в переводной новеллистической повести17, мы констатируем факт различия художественных методов новеллы и древнерусской повести XVII в., из чего и проистекает несходство18. Используя терминологию авторов сборника «Истоки русской беллетристики», можно сказать, что сюжеты оригинальных древнерусских повестей, которые задействуют тип «злой жены», телеологические, поскольку позиция автора в них сформулирована однозначно и авторское видение выстраивает недвусмысленную логику развития событий. Сюжеты новелл стремятся к амбивалентности, поскольку авторская позиция склоняется к объективности, и часто она лишена оценочности. Эта особенность наиболее ярко проявляется в «Повести о Валтасаре королевиче» и новеллах мудрецов «Повести о семи мудрецах».
Однако переводная новелла знакомит читателя и с положительными женскими персонажами, добрыми матронами. В «Повести о семи мудрецах» антиподом главной героине, «злой жене» цезаря является эпизодический персонаж, первая супруга Елеозара и мать Диоклитиана, «дЪва суща, красна зЪло и велелЪпна» (С. 192, 193), преисполненная любви и мудрости. Последней волей умирающей царицы было материнское попечение о сыне: она просила мужа, когда тот женится второй раз («цесаревна» была дальновидна), отдать ребенка на воспитание мудрецам до его взросления. О положительном характере героини свидетельствуют также детали сцены ее упокоения, поскольку «бЪ плача и кричания по ней много» (С. 193). Контрастность характеров усиливает добродетельность одной супруги и злонравие другой. Тот же прием наблюдаем в «Повести о королевиче Валтасаре», в которой единожды возникают образы доброй матери и жены купца, выделяющиеся среди множества жен-изменниц. Итак, в рассматриваемых новеллистических повестях положительные женские персонажи лишь эпизодически появляются в пространстве интриг и каверз «злых жен».
«Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей», напротив, акцентирует внимание на идеальном женском характере19. Образ положительной Флорентии противопоставляется внесценическим собирательным отрицательным персонажам купеческих жен, которым Амбросий дает следующую характеристику: «Показуютъ при юношахъ мяхкая глаго-лания и плясания, и радостны ся творят о похотной вещы» - что происходит, по его мнению, от праздной жизни в изобилии: «Жены во младости и во всяком изобилии оставлшиися, по своей воли живущия» (С. 81). Имен-
но это противопоставление и рождает основной конфликт произведения.
Автор новеллы придерживается идеи взаимовлияния характеров мужа и жены, соответствия облика супруги природе мужа20. «Непостоянный и блудолюбивый» (С. 79) Амбросий имеет жену неверную, «добронравный и благоразумный» Викентий живет с супругой «добродЬтелной... мило-стивной и рассудителной» (С. 80). Как мы отмечали, некоторое внимание к этой идее проявляли и авторы вышерассмотренных новелл.
Флорентия, как и положительные женские персонажи древнерусской повести, хранит традиционный уклад жизни, который был изложен, например, в «Домострое»21. Ее моральные принципы имеют в основе религиозную систему ценностей: она «во всем благонравна и благочестива есть, понеже и крЬпкожителна». Люди говорят о ней как о «благочестивой и боящейся Бога» (С. 82), дети зовут ее «любезной матерью», слуги «пре-милостивой госпожой» (С. 87). Викентий также богопослушен: он негодует на непотребную беседу Амбросия о похотливости купеческих жен: «Кая ваша смЬхотворная словеса слышю и недоумЬваюся, и къ сердцу ихъ не прилагаю» (С. 80). Именно такое отношение к греху восхваляет апостол Павел: «А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас» (Еф. 5:3).
Существенен тот факт, что благоразумный Викентий любит жену именно за ее добродетели, не слепо: перечислив достоинства Флорентии, он восклицает: «И того ради азъ люблю ея всею душею моею» (С. 80). Супруг не одурманен женской красотой, что и подчеркивает в своей речи: если бы супруга не была добродетельна, то он «не токмо изрядною ея красотою возжделЬнъ не быхъ,... но никогда бы моглъ к ней возвратитися» (С. 81). Герой называет Флорентию своей вдохновительницей, именно ей он обязан богатством, успехом и счастливой жизнью, если бы она не поддерживала его, то он бы «былъ с печали убогъ и безприютенъ, и блого-получия во своихъ купеческихъ дЬлахъ с великия печали никогда имЬти моглъ» (С. 81).
Отношения супругов покоятся на истинах Новозаветного писания22, почему Викентий и уверен, что супруга «не вдастъ себе ко блудной похоти и не повинется (не покорится) воли не своего мужа» (С. 82). В послании к Коринфянам апостола Павла читаем: «Жена не властна над своим телом, но муж» (1 Кор. 7: 4) или «жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу» (Еф. 5: 22).
Для того чтобы охарактеризовать героиню, автор использует типичный для древнерусского книжника мотив молитвы героя, в которой проявляются особенности его характера23. Оставшись одинокой в лесу, Флорен-тия оплакивает «нелицемЬрную любовь» своего супруга, именуя его «дражайшим сожителем. и прелюбезным хранителем.младости и тлЬнныя красоты» (С. 85), «Богом дарованным пастырем» (С. 86). Как любящая мать она молит Бога о благочестивой жизни своих детей, с которыми несправедливо разлучена: «И коснися имъ с высоты славы твоея, сим сирым отроковицам, десницею твоею, и воздержи ихъ от всЬх злых творений» (С. 86). В заключение проявляется милосердие Флорентии, которая, под-
ражая последней воле Христа, просит Господа о прощении людей, ложью и хитростью разлучивших ее с семьей: «Не постави им во грЪхъ сего, иже мя, злочастную, разлучиша от любезнаго моего сожителя и дЪти наша осиротЪша» (С. 86).
Автор новеллы подобно древнерусскому книжнику рассматривает жизненные конфликты как противоборство добрых и злых сил в их борьбе за человека24. «Слышите, любимицы, сию притчю: идЪже диаволъ не можетъ сотворити, той научитъ и послет человека, волю диаволю творя-щаго» (С. 82). Существенно, что помощником дьявола автор именует бабу-ворожею, помогающую Амбросию в исполнении его недоброго дела, а не самого зачинщика злого умысла! Традиционно именно «злая жена» воспринимается в литературе орудием дьявола, злодеяния мужчины не интерпретируются в таком ключе, хотя автор и называет героя «лстивым» (С. 88), поступок его «злым лукавством» (С. 88), карая его позорной казнью.
Как переодевшийся отрок Истван Флорентия прекрасной внешностью и смекалистым умом добивается расположения султана в Александрии: «Вельми удивися красотЪ лица его и многому разуму» (С. 87). Подобно отрокам на службе у иноземного правителя, Петру Златые Власы, Александру из новеллы об Александре и Лодвике, королевичу Валтасару, Фло-рентия делает успешную карьеру: «И бысть Истванъ повсюду славенъ и всЪм началствующим и купецким людем знаемъ... и пребываше в вели-чествии» (С. 87). Когда скрытое стало явным, «царь же салтанъ начать дивитися з боляры своими доброму разуму и смиреномудрию жены Фло-рентии, яко в толикой печали и во многом сетовании... уцЪломудрися и во всемъ служении своемъ царю салтану любима велми бысть» (С. 93). Данная перипетия, превращение женщины в юношу, прекрасно справившегося с мужскими обязанностями, исподволь выражает мнение автора о равенстве мужчины и женщины. Однако сильная и независимая Фло-рентия, ведущая жизнь царского приближенного Иствана, мечтает о том, чтобы вернуться к мужу и быть прощенной им. При этом мудрая женщина сама принимает решение остаться в послушании у супруга, поскольку это соответствует ее женской природе: «Она же яко добропослушная и добрая жена, рекла: «Тако буди воля господина моего надо мною! Не могу ослу-шатися его» (С. 85).
Восстановление Флорентии в женском облике автор представляет величественно: «И облечеся Флорентия в женское платие, и бысть велми прекрасна, добротою своею процвЪтая, яко же доброплодный финикъ, и добронравиемъ украшаяся, яко маслина плодовита» (С. 93). Писатель делает акцент на единстве мира внутреннего и внешнего: красоту героини обусловливает именно ее добродетель, женщина украшается добронравием. По воссоединению после долгих испытаний вера супругов лишь укрепилась: «Нача жити в велицЪй радости и в веселии, славяше Христа Бога и Пречистую Его Богоматерь. И от имЪния своего начаша милостыню многу творити» (С. 94).
Таким образом, в «Повести о купце, заложившемся о добродетели
жены своей» автор отстаивает идею чести женщины, ее способности постоять за себя и оправдаться. Он представляет героиню, которая выгодно отличается от окружающих ее персонажей мужчин своей честностью, силой, мудростью.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Повесть о семи мудрецах // Памятники литературы древней Руси, XVII век. Кн. 1. М., 1988. С. 192-266.
2 Повесть о королевиче Валтасаре // Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, Н.В. Понырко. Т. 15. XVII век. СПб., 2006. С. 401-407.
3 Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей // Памятники литературы древней Руси, XVII век. Кн. 1. М., 1988. С. 79-94.
4 Азволинская И.Д. Повесть о семи мудрецах (датировка древнейших русских списков XVII в.) // ТОДРЛ. 1981. Т. XXXVI. С. 255-258.
5 Казовская И.Д. Комментарии к «Повести о семи мудрецах» // Памятники литературы древней Руси, XVII век. Кн. 1. М., 1988. С. 637-638.
6 Орлов А.С. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII-XVII веков. Л., 1934. С. 122.
7 Панченко А.М. Глава VII // Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе / отв. ред. Я.С. Лурье. Л., 1970. С. 543.
8 Ромодановская Е.К. Комментарии к «Повести о королевиче Валтасаре» // Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, Н.В. Понырко. Т. 15. XVII век. СПб., 2006. С. 518.
9 Ромодановская Е.К., Хайковская Е.Э. Комментарии к Повести о купце, за-ложившемся о добродетели жены своей // Памятники литературы древней Руси, XVII век. Кн. 1. М., 1988. С. 611.
10 Державина О.А. Фацеции. Переводная новелла в русской литературе XVII века. М., 1962.
11 Панченко А.М. Глава VII // Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе / отв. ред. Я.С. Лурье. Л., 1970. С. 545.
12 Дроздова М.А. Образ «злой жены» в произведениях древнерусской словесности XVII века // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2015. Т. 1. № 4. С. 9-15.
13 Дроздова М.А. Образ «злой жены» в переводном рыцарском романе XVII века на примере образа королевы Милитрисы в «Повести о Бове Королевиче» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2016. № 3 (57). Ч. 1. С. 20-22.
14 Слово о злых женах // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. Вторая половина XV века. СПб., 1999. С. 485-486.
15 Титова Л.В. Беседа отца с сыном о женской злобе. Новосибирск, 1987.
16 Шашков С.С. История русской женщины. СПб., 1879.
17 Буланин Д.М. Древняя Русь // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век / отв. ред. Ю.Д. Левин. Т. 1. СПб., 1995. С. 17-73.
18 Анпилогова Е.С. Образ русской женщины по памятникам литературы конца XVI - начала XVIII веков // Исторические науки. 2006. № 3. С. 73-80.
19 Люстров М.Ю. Новелла Боккаччо в русской и шведской версиях XVII века //
Летняя школа по русской литературе. Т. 11. № 1. СПб., 2015. С. 14-18.
20 Щапов А.П. Влияние общественного миросозерцания на социальное положение женщины в России // Щапов А.П. Сочинения. Т. 2. СПб., 1906. С. 55-101.
21 Мамонова И. О принципе идеализации женского персонажа в произведениях древнерусской литературы // Мировоззрение славян и взаимодействие культур. Ханты-Мансийск, 2007. С. 317-325.
22 Осоргин Н. Союз Адама и Евы как основание таинства брака // Русская женщина и православие. Богословие. Философия. Культура. СПб., 1996. С. 5-18.
23 Омельянчук С.В. Образ женщины в древнерусской литературе // Вестник Липецкого государственного педагогического университета. 2011. Вып. 2 (5). С. 3-9. (Гуманитарные науки).
24 Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI - первой трети XVIII века. Теория литературных формаций. М., 2008. С. 344.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Azvolinskaya I.D. Povest' o semi mudretsakh (datirovka drevneyshikh russkikh spiskov XVII v.) [Tale of the Seven Wise Men (Dating of the Oldest Russian Lists of the 17th Century)]. TODRL, 1981, vol. 36, pp. 255-258. (In Russian).
2. Drozdova M.A. Obraz "zloy zheny" v proizvedeniyakh drevnerusskoy slovesnosti XVII veka [The Image of "Evil Wife" in the Works of Ancient Russian Literature of the 17th Century]. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina, 2015, no. 4, vol. 1, pp. 9-15. (In Russian).
3. Drozdova M.A. Obraz "zloy zheny" v perevodnom rytsarskom romane XVII veka na primere obraza korolevy Militrisy v "Povesti o Bove Koroleviche" [The Image of "Evil Wife" in Translated Romance 17 Century by the Example of the Image of the Queen Militrisa in "The Tale of Bova, the King's Son"]. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki, 2016, no. 3 (57), part 1, pp. 20-22. (In Russian).
4. Anpilogova E.S. Obraz russkoy zhenshchiny po pamyatnikam literatury kontsa XVI - nachala XVIII vekov [The Image of Russian Women in the Literature of the 16-18 Centuries]. Istoricheskie nauki, 2006, no. 3, pp. 73-80. (In Russian).
5. Omel'yanchuk S.V Obraz zhenshchiny v drevnerusskoy literature [Female Image in Ancient Russian Literature]. Vestnik Lipetskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, Series: Gumanitarnye nauki [Humanities], 2011, no. 2 (5), pp. 3-9. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
6. Panchenko A.M. Glava VII [Chapter 7]. Lurye Ya.S. (ed.) Istoki russkoy belletristiki. Vozniknovenie zhanrov syuzhetnogo povestvovaniya v drevnerusskoy literature [The Origins of Russian Fiction. The Emergence of Genre Storytelling in Ancient Russian Literature]. Leningrad, 1970, p. 543. (In Russian).
7. Panchenko A.M. Glava VII [Chapter 7]. Lurye Ya.S. (ed.) Istoki russkoy belletristiki. Vozniknovenie zhanrov syuzhetnogo povestvovaniya v drevnerusskoy literature [The Origins of Russian Fiction. The Emergence of Genre Storytelling in Ancient Russian Literature]. Leningrad, 1970, p. 545. (In Russian).
8. Bulanin D.M. Drevnyaya Rus'. Istoriya russkoy perevodnoy khudozhestvennoy literatury [The History of Russian Translated Fiction]. Levin Yu.D. (ed.) Drevnyaya Rus'. XVIII vek [Ancient Russia. The 18th Century]. Vol. 1. Saint-Petersburg, 1995, pp. 17-73. (In Russian).
9. Lyustrov M.Yu. Novella Bokkachcho v russkoy i shvedskoy versiyakh XVII veka [Novella Boccaccio in Russian and Swedish Versions of the 17th Century]. Letnyaya shkola po russkoy literature [Summer School on Russian Literature]. Vol. 11, no. 1. Saint-Petersburg, 2015, pp. 14-18. (In Russian).
10. Shchapov A.P. Vliyanie obshchestvennogo mirosozertsaniya na sotsial'noe polozhenie zhenshchiny v Rossii [Influence of Public Outlook on the Social Position of Women in Russia]. Shchapov A.P. Sochineniya [Works]. Vol. 2. Saint-Petersburg, 1906, pp. 55-101. (In Russian).
11. Mamonova I. O printsipe idealizatsii zhenskogo personazha v proizvedeniyakh drevnerusskoy literatury [On the Principle of Idealization of the Female Characters in the Works of Ancient Russian Literature]. Mirovozzrenie slavyan i vzaimodeystvie kul'tur [World View of the Slavs and the Interaction of Cultures]. Khanty-Mansiysk,
2007, pp. 317-325. (In Russian).
12. Osorgin N. Soyuz Adama i Evy kak osnovanie tainstva braka [Adam and Eve is the Basis of the Sacrament of Marriage Union]. Russkaya zhenshchina ipravoslavie. Bogoslovie. Filosofiya. Kul 'tura [Russian Woman and Orthodoxy. Theology. Philosophy. Culture]. Saint-Petersburg, 1996, pp. 5-18. (In Russian).
(Monographs)
13. Orlov A.S. Perevodnye povesti feodal'noy Rusi i Moskovskogo gosudarstva XII-XVII v. [Transferable Story Feudal Russia and the Moscow State of the 12-17 Centuries]. Leningrad, 1934, p. 122. (In Russian).
14. Derzhavina O. A. Fatsetsii. Perevodnaya novella v russkoy literature XVII v. [Facetiae. Translated Novel in Russian Literature of the 17th Century]. Moscow, 1962. (In Russian).
15. Titova L.V. Beseda ottsa s synom o zhenskoy zlobe [Father and Son Talk about Women's Anger]. Novosibirsk, 1987. (In Russian).
16. Shashkov S.S. Istoriya russkoy zhenshchiny [The History of Russian Women]. Saint-Petersburg, 1879. (In Russian).
17. Uzhankov A.N. Stadial'noe razvitie russkoy literatury XI - pervoy treti XVIII veka. Teoriya literaturnykh formatsiy [Stadial Development of Russian Literature of the 11 - the First Third of the 18th Century. The Theory of Literary Formations]. Moscow,
2008, p. 344. (In Russian).
Марина Андреевна Дроздова - аспирант Литературного института им. А.М. Горького.
Научные интересы: филология, герменевтика, медиевистика, психология. E-mail: [email protected]
Marina Drozdova - postgraduate student at the Maxim Gorky Literature Institute. Research interests: philology, hermeneutics, medieval studies, psychology. E-mail: [email protected]
