CC BY
71
М. С. Федорова (Москва)
К вопросу о типологии женских образов в литературе первой половины XVIII в. (на примере «Повести о царевне Персике»)
Статья посвящена анализу и типологии женских образов в памятнике русской литературы XVIII в. - «Повести о царевне Персике». Данный аспект исследования позволяет проследить эволюцию женских образов в русской литературе, выявить закономерности устойчивых связей повести XVIII в. с агиографической традицией древнерусской книжности, а также понять причины появления художественных типов, отвечающих культурным запросам нового времени.
Ключевые слова: русская литература, XVIII век, типология, женские образы, «Повесть о царевне Персике».
«Повесть о царевне Персике» была популярна в читательской среде на протяжении ХУШ-ХК вв., доказательством чего является наличие двенадцати списков произведения.
Некоторые ученые, в числе которых исследователь В. И. Малышев, считают, что повесть является переводным художественным текстом. Н. И. Петров, С. П. Розанов1 предполагали южнославянское, а именно болгарское, происхождение данного произведения. В. Д. Кузьмина приходит к выводу, что «"Чюдо пресвятыя Богородицы о царевне Персике..." не может быть переводом с латинского первоисточника, а является "творческой переделкой легенды", сделанной в начале XVIII в.»2.
Сюжет повести отдаленно восходит к чуду Иоанна Дамаскина, произошедшему в VIII в., когда по его молитве к Богоматери отсеченная кисть снова приросла к руке. Также можно говорить о том, что сюжетообразующим стержнем повести служит ее тесная связь с фольклором. Волшебная сказка «Безручка» достаточно популярна как в западноевропейском, так и в восточнославянском фольклоре.
Повесть является сложным единством, сочетающим в себе основные элементы агиографического произведения и типичные черты авантюрной повести начала XVIII в. Произведение носит скорее житийный, агиографический характер, тем невероятнее его появление и бытование в среде, подвергшейся секуляризации сознания.
Типичные черты повести Петровской эпохи легко просматриваются в тексте произведения: это отношение к просвещению и вос-
питанию молодых людей, география событий, перенесенных в «заморские страны», психологизм, отображенный в описании чувств главных героев. Затрагивая тему просвещения, автор отмечает, что Евгения, одного из главных героев повести, отец «посла его ради всякаго свободнаго учения в Рим, да тамо обучается всяких благоразумных нравов»3. Он же украшен не только красотой, но «и учением, аки лучами украшена...» (с. 257).
Интересным является сопоставление учености Евгения и его невесты, а затем супруги, Персики. Автор даже в столь незначительных подробностях противопоставляет современную ему эпоху и Древнюю Русь. Из текста повести известно, что царевна Персика не обучалась за границей, но воспитывалась в традиции христианского благочестия, изучала Святое Писание, и «егда же начинаше кралевич, что от учения своего, иже в Риме изучился, глаголати с нею - она же вся реченная от него яснее разумеваше и предлагаше ему» (с. 261).
В повести несколько женских персонажей: царевна Персика, ее мачеха царица Люция, царица Александра, королева Гликерия. Первые два главных персонажа описаны автором достаточно подробно, два остальных всего несколько раз появляются на страницах повести. Также следует отметить, что образ Пресвятой Богородицы является ключевым на протяжении всего произведения, а в одном из эпизодов Богоматерь предстает как действующий персонаж повести.
Имя главной героини «заимствовано, вероятно, из сочинения Николая Спафария о сивиллах, где говорится, что первая сивилла Персика ("Персидская") "ходила во златых ризах, зраку была мла-дообразна, красотою зело добра"»4. Не случайно Персика скрывает свое настоящее имя от будущего супруга, и не случаен ее выбор нового имени (имя Елизавета имеет древнееврейское происхождение и в переводе значит «обет Богу», «почитающая Бога»). Отходя от сказочного имени, Персика называет себя именем реальным и этим именем подчеркивает свое истинное стремление к вере, принадлежность своей души Богу.
Образ царевны Персики во многом строится по модели житийного образа. В повести наличествуют такие типичные для агиографического произведения сюжетообразующие мотивы, как происхождение от благочестивых родителей, воспитание в вере, мученичество.
Детство царевна Персика проводила в чтении книг Священного Писания: «Егдаже бысть царевна Персика шести лет от рождения своего, нача ю мати ея царица Александра сама поучати книгам бо-
жественнаго писания. Девица бо сущи остроумна вся глаголемая ей добре разумеваше и в скорее времени изучися всякаго любомудрия, яко духовнаго, тако и внешняго...» (с. 255). Через все произведение проходит лейтмотивом воспринятое с детства осознание близости и заступничества Божьей Матери, необходимости молитвы к Ней: «а наипаче поучаше ю мати ея, да непрестанно во уме своем имеет ангельская словеса, еже есть: "радуйся, обрадованная, Господь с тобою!", еже она, яко остроумна сущи, добре восприят реченное; и бысть зело премудра, в меру пришедши совершенных философов» (там же). Автор отмечает не только ум героини, но и ее мудрость, сравнивая с философами и поясняя, что в ней сочетается органично духовное и телесное начало. Он наделяет главный женский персонаж такими положительными качествами, как любомудрие, премудрость, искренняя вера в Бога, почитание родителей. Не скрывается от внимания читателя внешняя красота царевны Персики. Неоднократно разные персонажи описывают красоту царевны: «яко зеница красна - ей же подобной ни во всем крузе земном бысть» (там же); «прекрасну сущу, и в златом одеянии; аще бо и кровию истощися, обаче красота ея не увяде» (с. 260); «Егда же кралевич узре ю, воззревшую на него, паче уязвися сердечною любовию к ней и часто взирая на красоту лица ея.» (там же). Описание красоты внешней постоянно дополняется упоминанием о внутреннем богатстве царевны, ее разуме. «Да вижду тя добродетельми украшену, аки прекрасную маргариту» (с. 255), - говорит о ней царица Александра. «Егда же начинаше кралевич, что от учения своего, иже в Риме изучился, глаголати с нею - она же вся реченная от него яснее разумеваше и предлагаше ему» (с. 261). Король Кир также обращает внимание на красоту и премудрость царевны: «слушая таковых словес премудрых и, зря на красоту ея, зело удивляшеся, и возлюби ю, яко истую дщерь свою» (там же). «И бысть любима ради премудрости своея» (там же). Царевна Персика настолько расположила к себе короля Кира, что «и всякия великия дела краль Кир без ея совету не творяше; и всеми любима и почитаема бе» (там же).
К житийной традиции можно отнести эпизоды «родительских наставлений»: «по умертви моем, потщися вся глаголанная мною добре исправити» (с. 255), «а наипаче не удаляй от себе всещедрую заступницу Богородицу, яже тебе великая мати бысть, и будет во всяких случаях, сохраняя и спасая тя! Поминай же и мене, матерь свою, по умертви моем, яко добре трудившуюся о воспитании твоем и возращении!» (там же).
Автор неоднократно подчеркивает неимоверное смирение царевны Персики - сначала по отношению к родителям, божьему Промыслу, а затем даже к ненавидящей ее мачехе: «аки незлобивая агница, по наущению возлюбленныя своея матере царицы Александры, яко матери, повиновашеся» (с. 258). Она старается не нарушать родительской воли, несмотря на уговоры мачехи: «Отец бо мой, аще увесть мя исходящу, всячески гнев на мя воздвигнет!» (с. 259).
Художественные приемы, в частности, яркие, красочные сравнения, встречающиеся на страницах повести, являются тем истоком, из которого разовьются более изощренные художественные техники литературы позднего периода. Автор часто сравнивает Персику с «неповинной агницей»: «Не возложи рук на неповинную сию агницу, с незлобивыми птенцы - чады ея...» (с. 264); «красотою лица, яко солнце, сияющу...» (с. 266); «.яко благаго корене благая ветвь!» (с. 255). Неоднократное сравнение царевны с агницей носит библейский оттенок, отсылающий к именованию безвинной жертвы Иисуса Христа, часто встречающемуся в житиях святых.
Мучения царевны Персики, отсылающие нас к древнерусской традиции жанра жития, являются одним из ключевых моментов повествования. Она подвергается серьезным испытаниям по воле мачехи, которая не может простить ей превосходства по красоте и уму: «Царевна же по приятии великаго мучения бысть аки изумлена: вос-та от земли, нача бегати по непроходимому лесу, и лице свое, красотою сияющее, о древеса одравши» (с. 259).
В повести есть художественные детали, служащие для лучшего понимания замысла произведения. Например, икона, образ Пресвятой Богородицы, имеет важное значение. Перед смертью царица Александра благословляет им Персику, вновь и вновь давая наставление в первую очередь заботиться о своей душе и непрестанно молиться Пресвятой Богородице: «И давша ей образ Пресвятыя Богородицы и рече ей: "сию имей непрестанно помощницу себе!"» (с. 256). Таким образом, духовные наставления не только передаются на словах, но имеют реально воплощенный символичный образ.
Как во многих произведениях Древней Руси, в данной повести мы находим противопоставление двух персонажей, олицетворяющих своими характерами, поступками доброе и злое начало. Тем самым автор возвращается к словесности более раннего периода, когда любой персонаж мог восприниматься только однозначно: положительно или отрицательно. Смешение в вымышленных героях различных качеств, ориентированность их на реальных людей по-
является с секуляризацией сознания. Вот почему для повести начала XVIII в. данный способ раскрытия художественных образов достаточно нетипичен.
Явление Пресвятой Богородицы, Ее заступничество и чудо, которое произошло, также отсылает нас к древнерусской традиции: «И приложи принесенныя с собою руки к рукам ея отсеченным; и абие сотвори ю, якобы никогда руце ея отсечены были» (там же). Небольшой эпизод, рассказывающий о чуде, вынесен и в название повести, тем самым автор подчеркивает его значимость. Пресвятая Богоматерь обращается к царевне Персике со словами: «Дщи моя возлюбленная! Что тако скорбно стужаеши Ми? Или уже мниши, яко Тя оставих? Поистине убо непрестанно с тобою пребывах. Не скорби убо! Се имаши руце!» (там же). Через всю повесть проходит светлый образ Божьей Матери, оберегающей царевну Персику. На страницах произведения Божья Матерь появляется не только непосредственно в момент чуда, но и через молитвы, обращаемые к ней, через родительские наставления царевне Персике, через художественную деталь - икону, которую передает умирающая царица Александра своей дочери.
Интересным для исследования представляется также персонаж, являющийся противоположностью царевны Персики, - ее мачеха Люция. Автор строит противопоставление образов на основании положительных/отрицательных качеств героинь. Таким образом, персонажи олицетворяют собою борьбу добра и зла, которую можно соотнести как с житийной, так и со сказочной традицией.
Аналогии также можно провести с образом царицы Александры. Поддавшись уговорам министров, царь Михаил ищет себе новую жену, «в красоте подобну бывшей царице Александре» (с. 257). Если первая жена царя Михаила была найдена в пределах государства, вторую для него находят в иноземной стране «в некоем государстве от африкийских стран» (там же). В описании выбора невесты автор использует прием повтора (с. 254-255, 257). Внешне обладая яркой красотой («обретоша некую великую княжню, зело прекрасну» (с. 257)), царица Люция является злым, лицемерным человеком. Автор повести неоднократно подчеркивает ее пороки и противопоставляет их добродетелям царевны Персики. Ненависть Люции противопоставляется любви Персики к Богу, к окружающим: «Егда же узре ю мачеха ея Люция и абие подивися красоте ея; и от того часа вложи в ню диавол ненависть на царевну Персику» (с. 258). Читатель понимает, что за Персикой стоит Пресвятая Богородица, за Люцией - дьявол. Антитеза образов переносится на про-
тивоборство добра и зла. Царица Люция не может смириться с тем, что Персика красивее ее: «Нача Люция завистию на царевну сне-датися, аки ехидна, зрящи себе красотою хуждши ея бытии» (там же). Зависть Люции неоднократно подчеркивается автором произведения: «И, яко змия, скрываше яд свой, аки бы любяше ю; внутрь же, аки копием, завистию хотяше ю збости» (там же), «Завистию же мачехи моея Люции сицевая злая пострадах» (с. 266), «ты завистию змииною поощряема» (с. 267).
Автор повести использует яркие художественные средства в создании образа Люции. Например, сравнивает Люцию с ехидной, змеей: «абие бестудная та ехидна» (с. 258), «На незлобивую же царевну Персику уже явно яд свой завистливый изливаше» (там же), «потаенная змия» (с. 259), «яко лукавая та змия» (с. 263). Создается впечатление, что он наделил Люцию всевозможными грехами, создав однозначно отрицательный персонаж. Люция, будучи неверной своему супругу, пытается оклеветать в грехе блуда Персику: «абие бестудная та ехидна не сохраньши ложа мужа своего, но оскверни е: обретши некоего от раб своих, нача с ним блудно жити» (с. 258), «нача бо к царю Михаилу лжесоставныя грамоты писати на царевну» (там же). Она не только дважды пыталась погубить царевну Персику, но стремилась разрушить ее брак, соблазняя королевича Евгения: «видевши Евгения, зело распалися похотию плотскою на него» (с. 263), «нача льстити его, яко да сотворит с нею блуд» (там же). Символична кончина Люции: «И тако Люция смертию безобразною погибе, еюже хоте и иных ногубити» (с. 267). Стремясь погубить невинную Персику, она сама погибает неправедной смертью.
Таким образом, перед нами предстает некий собирательный образ отрицательного героя, наделенный качествами, противоположными добродетелям положительной царевны Персики. Образ, соотносимый со сказочным персонажем «злая мачеха» и людьми, действующими по наущению дьявола, из житийной литературы.
Отдельного внимания заслуживает образ царицы Александры. Александра - дочь князя, которую министры отыскали в «некоем граде» как достойную супругу царю Михаилу. Автор подчеркивает буквально в одной фразе совокупность многих христианских добродетелей, говоря о жене царя Михаила: «добрая жена его» (с. 255). Приводя в повествовании примеры поучения царевны Персики, показывая, как Александра любит свою дочь и прививает ей христианскую веру, он косвенно раскрывает новые черты в характере данного персонажа: «Мати ея царица Александра сама поучати книгам божественнаго пи-
сания...» (там же), «а наипаче поучаше ю мати ея, да непрестанно во уме своем имеет ангельская словеса, еже есть: "радуйся, обрадованная, Господь с тобою!"» (там же). «Премудрая царица Александра» (с. 256) смогла передать свою мудрость дочери, тщательно занимаясь ее воспитанием. Царица Александра чувствует свою заслугу в воспитании дочери и перед смертью говорит ей: «.поминай же и мене, матерь свою. яко добре трудившуюся о воспитании твоем и возращении!» (с. 255). Царица Александра, воплощая собой положительный женский образ, своим примером учит дочь вере и любви. Без Александры не появился бы тот идеальный образ царевны Персики, который в итоге предстает перед читателем повести.
Гликерия - еще один женский образ, созданный автором повести. Этот персонаж дается автором пунктирно, однако в немногочисленных своих появлениях в повести показан достаточно емко. Милосердие, жертвенность, любовь к ближним Гликерии проявляются в ее словах и поступках. Королева Гликерия любит и уважает своего сына, доверяет его здравым суждениям: «якоже хощеши, чадо, тако и твори; иди невозбранно!» (с. 259). Царевна Персика стала для Гликерии настолько любимым и близким человеком, что при виде опасности «кралева же паче себе хотяше смерти предати, нежели неповинной Персике, что зло сотворити» (с. 264).
Как большинство повестей Петровской эпохи, «Повесть о царевне Персике» показывает разные человеческие характеры. В отличие от произведений предшествующего периода, автор склонен ярко изображать человеческие чувства, их многообразие, зачастую преувеличивать их. В повести встречаются примеры психологизма, разворачиваются сцены, переполненные эмоциями, героини не скрывают чувств, они плачут, рыдают, рвут на себе волосы: «Кралева же, сия слышавши, нача рыдати о нем неутешно» (с. 260), «остави неутешный плач дщери своей Персике, и царю Михаилу» (с. 256), «И нача горько и болезненно рыдати и власы главы своея терзати» (с. 264).
Конец повести: «Евгения же, утвердив на царстве болгарском пребывати и с Персикою, дщерию своею, во вся дни живота своего о Христе Иисусе Господе нашем, Емуже слава ныне и присно и во веки веков. Аминь» (с. 267) помещен в контекст агиографической традиции, согласно которой автор начинает и заканчивает повествование молитвой, воздавая хвалу Господу.
Таким образом, мы находим в данной повести многие житийные приемы, которые характерны для древнерусской словесности: рождение героини от благочестивых родителей, ее мученические ис-
пытания, художественные сравнения, изображение благочестивого брака, моральных качеств главной героини, ее веры, верности, любви к Богу, смирения, христианских добродетелей, послушания, ума, премудрости и красоты. В повести можно выделить положительные и отрицательные женские образы. К первому типу относится царевна Персика, царица Александра и королева Гликерия. Ко второму -царица Люция. В повести неизменно присутствует образ Пресвятой Богородицы, являющийся в житийной традиции несомненным образцом для подражания православного человека.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Петров Н. И. О влиянии западноевропейской литературы на русскую // Труды Киевской духовной академии. Киев, 1872. Кн. 8. С. 758; Розанов С. П. Рецензия // Сиповский В. В. Русские повести XVП-XVШ вв. СПб., 1904. Т. 9. Кн. 4. С. 377.
2 Кузьмина В. Д. Источник повести о царевне Персике // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 452.
3 Сиповский В. В. Русские повести XVII-XVШ вв. СПб., 1905. Т. 1. С. 256257. Далее ссылки на данное издание приводятся в тексте статьи.
4 Словарь книжников и книжности Древней Руси. СПб., 1998. Вып. 3. Ч. 3. С. 229.
Fedorova M. S.
To the Typology of Female Characters in the Literature of the First Half of the Eighteenth Century (on the Example of «The Story of Tsarevna Persik»)
The article is devoted to the analysis and typology of female characters in the Russian literature oeuvre of the eighteenth century - «The Story of Tsarevna Persik». This aspect of research allows tracing the evolution of female characters in the Russian literature, exemplifying regularities of lasting links between the eighteenth-century novel and hagiographic tradition of the Old-Russian book-learning and understanding of appearance of new artistic types, satisfying cultural needs of new times.
Keywords: Russian literature, eighteenth century, typology, female characters, «The Story of Tsarevna Persik».
