CC BY
356
43 См.: Долбилов М. Д. Культурная идиома возрождения России... С. 259.
44 Мещерский В. П. Воспоминания... С. 55.
45 Там же. С. 55.
46 Там же. С. 378-379.
47 Кавелин К. Д. Наш умственный строй. С. 143,144.
48 Мещерский В. П. Воспоминания. С. 379.
49 Там же. С. 378.
50 См.: Кавелин К. Д. Собр. соч. Т. II. С.17.
51 Мещерский В. П. Воспоминания. С. 77.
52 Секиринский С. С., Шелохаев В. В. Либерализм в Рос-
сии: Очерки истории (середина XIX - начало ХХ века). М., 1995. С. 92.
53 Мещерский В.П. Воспоминания. С. 75.
54 Там же. С. 80.
55 Костомаров Н. И. Автобиография. Бунт Стеньки Разина. Киев, 1992. С. 160.
56 Цит по: Чалая Т. П. Н. И. Костомаров (1817-1885): общественно-политические взгляды и деятельность: Дис. . канд. ист. наук. Воронеж, 2006. С. 146.
57 Мещерский В. П. Воспоминания. С. 82-83.
58 Там же. С. 82.
59 Там же. С. 84.
УДК [9:323.28] (470-89) «1871/1887» (075.8)
ЖЕНЩИНЫ НА ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССАХ В РОССИИ XIX ВЕКА
Н.А. Троицкий
Саратовский государственный университет, кафедра истории России E-mail: istfak@sgu.ru
Статья представляет собой обобщающее исследование (на основе опубликованных и разысканных в архивах новых данных) участия российских женщин в политических процессах XIX в. Рассматриваются причины растущей революционной активности женщин в их поведении перед царским судом, статистка, итоги и значение их выступлений на судебных процессах.
The Women on the Political Trials in Russia of the 19th Century NA Troitskiy
The article is written on the basis of the published and archived information. In the article, participating of the Russian women is examined in the political trials of the nineteenth age. Reasons of revolutionary activity of women are probed. The conduct of women is studied on a court, statistics, appearances on trials.
С 1 июля 1817 г. по 11 сентября 1871 г. в Петербургской судебной палате шел процесс по делу нечаевцев (т.е. участников революционно-народнической организации «Народная расправа», которую создал С.Г. Нечаев). На нем впервые в истории России предстали перед судом по политическому делу женщины - сразу восемь1. До тех пор на политических процессах никогда не судилась ни одна женщина. Да и не только в России, в целой Европе после Великой французской революции XVIII в. процесс нечаевцев был первым политическим процессом с участием женщин. Это обстоятельство отметил в речи на процессе адвокат Е.И. Утин2.
Зато в дальнейшем, до конца века, на каждом более или менее крупном процессе женщины оказывались среди обвиняемых постоянно и на равных делили с мужчинами самые жестокие приговоры, вплоть до вечно-каторжных и смертных.
Всего на 55-ти политических процессах с 1871 по 1894 г. суду были преданы 158 женщин3: из них 15 судились по два раза, двое (С.А. Иванова и Э.Л. Улановская) - по три и одна (С.Е. Новаков-ская) - четыре раза. Вели они себя перед царским судом не менее, а то и даже более героически, чем их сопроцессники - мужчины.
Уже на первом из тех процессов юная 20-летняя Александра Дементьева (невеста и будущая жена одного из идеологов народничества П.Н. Ткачева) «крамольно» выступила по «женскому вопросу», указав на бесправие женщин как фактор, непрестанно вооружающий их против правительства. «Даже те немногие отрасли знаний, которые предоставлены женщинам (учительствовать, быть стенографистками, отчасти врачами. - Н. Т.), обставлены такими преградами, - говорила Дементьева, - что весьма немногие имеют возможность пользоваться ими <...> Самою простою, ближайшею мерою, которая могла бы дать женщинам возможность заниматься полезным трудом, было бы позволение им приобретать более обширное образование и обучаться в гимназиях и институтах различным практическим занятиям»4.
Речь Дементьевой на процессе нечаевцев вошла в историю русского освободительного движения. В 1886 г. газета «Общее дело» заслуженно помянула ее как «первое свободное и мужественное слово, публично обращенное русской женщиной к ее политическим судьям»5. Перепечатанная почти всеми русскими газетами эта речь, наряду с выступлениями П.Н. Ткачева, Ф.В. Волховского, П.Г. Успенского и других подсудимых, сильно пошатнула тот взгляд на нечаев-цев (как на головорезов, для которых нет ничего святого), что вдалбливали в сознание общества власти и рептильная пресса.
© Н.А. Троицкий, 2007
Сама Дементьева - обаятельная, смелая и настолько жизнерадостная, что председатель суда даже пенял ей на это, требуя «воздержаться от неуместных улыбок»6, - «во время суда возбуждала всеобщее к себе сочувствие»7.
И на следующих процессах подсудимые-женщины не уступали своим собратьям-мужчинам в идейной и моральной стойкости. Так, на процессе по делу участников исторической Казанской демонстрации (в Петербурге, на площади перед Казанским собором) 6 декабря 1876 г. все четверо женщин - 16-летняя (!) Фелиция Шефтель, а также будущая народоволка Софья Иванова, Варвара Ильяшенко и Лидия Николаевская, самой старшей из которых шел 22-й год, - держались с таким же достоинством, как и главные обвиняемые
А.С. Емельянов (Боголюбов) и М.М. Чернавский. Корреспондент народнического журнала «Вперед!» сообщал, что все они оставили у «одной из русских наиболее известных знаменитостей» такое впечатление: «они одни тут порядочные люди, суд же, прокуратура и прочие - все как есть «жулье», сброд, с которым им, по воле судьбы, приходится разговаривать»8.
Но особенно сильное впечатление на российскую и даже на зарубежную общественность произвели женщины, судившиеся по делу «50-ти» в Особом присутствии Правительствующего Сената (ОППС) 21 февраля - 14 марта 1877 г. Здесь их было уже вдвое больше, чем на процессе нечаевцев, - 16. Такой, в оценке И.С. Тургенева, «знаменательный и ни в какой другой земле - решительно ни в какой - невозможный» факт9 не только удостоверил перед Россией и Западом проявившуюся первый раз в деле нечаевцев и с тех пор возросшую тягу русских женщин к революционной борьбе, но и придал особый колорит процессу «50-ти». Все женщины этого процесса были очень молоды (только двое из них - В.Н. Батюшкова и Е.П. Медведева - имели по 27 лет, всем остальным было по 20-24 года). Их юный задор, не по-женски твердая уверенность в себе, стойкость и чисто женское обаяние10 трогали очевидцев.
Кульминацией процесса стал день 9 марта
1877 г., когда после речей защитников слово получили обвиняемые, отказавшиеся от защиты. Первой в тот день выступила Софья Илларионовна Бардина - самая авторитетная участница «Всероссийской социально-революционной организации» народников (так называемых «москвичей»). Она построила свою речь как противовес обвинительной речи, очищая пункт за пунктом народнической программы от клеветы обвинения и разъясняя их действительный смысл. Так, она заявила, что никто из русских социалистов не считает ни целесообразным, ни возможным «вырезать поголовно помещиков, дворян, чиновников» (как тщится доказать обвинитель) и вообще не имеет «тех кровожадных и свирепых наклонностей, которые всякое обвинение так охотно приписывает всем социалистам»: «мы стремимся уничтожить
привилегии, обуславливающие деление людей на классы - на имущих и неимущих, но не самые личности, составляющие эти классы». «Мы не хотим также, - говорила далее Бардина, - основать какое-то царство рабочего сословия, которое стало бы угнетать другие сословия, как то предполагает обвинение. Мы стремимся ко всеобщему счастью и равенству. Это может показаться утопичным, но, во всяком случае, уж кровожадного-то и безнравственного здесь ничего нет».
Провозгласив таким образом со скамьи подсудимых идеалы революционного народничества и подчеркнув перед судом свою преданность этим идеалом и стойкость («какова бы ни была моя участь, я, господа судьи, не прошу у вас милосердия и не желаю его»), Бардина в заключение речи выразила непреклонную веру в правоту и неодолимость освободительного движения. «Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение не может быть остановлено никакими репрессивными мерами ... Председатель суда сенатор Петерс: Нам совсем не нужно знать, в чем вы так убеждены! - Бардина: Оно может быть, пожалуй, подавлено на некоторое время, но тем с большей силой возродится снова, как это всегда бывает после всякой реакции, и так может продолжаться до тех пор, пока наши идеи не восторжествуют. Преследуйте нас! - за вами пока материальная сила, господа. Но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи - увы! - на штыки не улавливаются!»11.
То была первая в стенах царского суда программная революционная речь. Замечательно, что произнесла ее женщина.
Вторым (вслед за С.И. Бардиной) с программной речью на процессе «50-ти» в исторический день 9 марта 1877 г. выступил знаменитый рабочий-революционер Петр Алексеев. Тексты их речей были отпечатаны в нелегальной типографии общества «Земля и воля» и разошлись по России (где только ни находили их жандармы при обысках!)12, а после того как П.Л. Лавров перепечатал их в 5-м томе журнала «Вперед!», они получили громкую известность и за границей. Вождь венгерского социалистического движения, в прошлом герой Парижской Коммуны Лео Франкель опубликовал в своей газете «Arbieter Wochen-Chronick» (20 мая 1877 г.) очерк «Русская социалистка» о Бардиной с воспроизведением ее речи и с таким выводом: «Какие могучие корни пустил социализм в России, каких вдохновенных, глубоко убежденных в правоте социализма людей имеет эта страна, находящаяся под властью кнута! В этом убеждает процесс и речи на нем обвиняемых»13.
В том же 1877 г. на грандиозном процессе «193-х» по делу о «хождении в народ» женщин среди подсудимых было уже 38! Правда, здесь никто из них не взял на себя роль такого трибуна революции, как Софья Бардина. Но вели себя
перед карателями все 38 с гражданским (а иные и с революционным) достоинством. Юная (22-х лет) пропагандистка Мария Гейштор, отказавшаяся отвечать на вопросы суда, воскликнула: «Я должна заявить, что настоящий строй в России мне ненавистен, потому что в нем всем живется очень гадко, не исключая и вас, господа судьи!»14. Софья Лешерн фон Герцфельдт (вскоре после этого - первая женщина в России, приговоренная к смертной казни по политическому делу) на вопрос суда, признает ли она себя виновной, отрезала: «Я не желаю отвечать суду, основанному на произволе и насилии»15, а Екатерина Брешко-Бреш-ковская (будущая «бабушка русской революции», как назовут ее эсеры в 1917 г.) к такому же ответу добавила: «Что же касается той наглой клеветы, которою наполнен обвинительный акт16, то я заявляю, что она вполне достойна представителей подобного суда, и на нее я отвечаю полнейшим презрением!»17.
Даже случайно оказавшаяся среди подсудимых Идалия Польгейм, выдавшая на предварительном следствии все, что могла знать, на суде при виде массового героизма сопроцессников - и мужчин, и женщин - отказалась поддерживать обвинение18.
На следующий же день после того как был объявлен приговор по делу «193-х», 24 января
1878 г. в приемной петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова прогремел одинокий выстрел из револьвера в руках женщины, имя которой с того дня и до объявления судебного приговора ей самой 31 марта гремело по всему миру. То была 28-летняя Вера Ивановна Засулич.
Член общества народников «Земля и воля» Засулич стреляла в могущественного петербургского градоначальника19 с намерениями, рискуя при этом собственной жизнью, - привлечь внимание общества к диким злоупотреблениям властью со стороны Трепова. Ведь по его приказу был телесно наказан (высечен розгами) только за то, что не снял перед ним шапку, политический узник, дворянин, народник (Боголюбов), судебный приговор о котором к тому времени еще не вступил в законную силу.
На скамье подсудимых Вера Засулич, хотя и ждала, по ее собственному признанию, что ее «повесят после комедии суда»20, держалась с поразительным достоинством и хладнокровием. «Мне казалось, заявила она судьям о надругательстве над Боголюбовым, - что такое дело не может, не должно пройти бесследно <...> Я решилась хоть ценою собственной гибели доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью. Я не нашла, не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие. Страшно поднять руку на человека, но я должна была это сделать»21.
Очень помог Вере Засулич ее адвокат П.А. Александров. Он сумел внушить присяжным
заседателям сакраментальную мысль: осудить Засулич - значит оправдать Трепова, а при потворстве Треповым любой из них, присяжных, со временем может оказаться на месте Боголюбова. В результате, на все пункты обвинения Засулич присяжные ответили: «Нет, не виновна».
Постсоветские «демократы» - театральный режиссер Марк Захаров и адвокат Анатолий Ку-черена - клеймят оправдание Веры Засулич судом присяжных (под председательством А.Ф. Кони!) как «вопиющий подрыв законности» и показатель «недоразвитости российского общества в смысле цивилизации»22. Знали бы Кучерена и Захаров, что оправдательному приговору по делу Засулич рукоплескали в суде лучшие юристы и журналисты страны (Н.С. Таганцев, Г.К. Градовский), государственный канцлер Российской империи светлейший князь Александр Михайлович Горчаков и Федор Михайлович Достоевский, уровень цивилизованности которых для Захарова и Куче-рены просто недосягаем!
Реакция, естественно, встретила оправдание Засулич с крайним раздражением и злобой. Князь В.П. Мещерский воспринял его «будто в ужасном кошмарическом сне», как «наглое торжество кра-молы»23. Похоже реагировали на это К.П. Победоносцев, П.А. Валуев, М.Н. Катков24, а министр юстиции граф К.И. Пален даже плакал от досады: «за небрежное ведение дела Засулич» Александр II уволил его25. «Удивительно еще, как правительство не задохнулось от бессильной злобы», - отметила народническая газета «Начало»26.
Карательные «верхи» восприняли неожиданное и досадное для них оправдание злонамеренной преступницы тем болезненнее, что о нем одобрительно судила-рядила общественность всей Европы27. «В течение 48 часов, - констатировал французский ежемесячник «Revue de deux Monde», - Европа забыла о войне и мире, о Бисмарке, Биконсфилде и Горчакове, чтобы заняться только Верой Засулич и ее удивительным процессом»28.
В самой России революционные и даже либеральные круги под впечатлением дела Засулич резко активизировались. Поначалу многие восприняли оправдание террористки как первоапрельскую шутку, поскольку суд заседал 31 марта и газеты сообщили о нем 1 апреля 1878 г., а затем почти вся Россия впала в «либеральное опьянение»29.
«Казалось, - вспоминал Б.Г. Короленко, - начинается какое-то слияние революционных течений с широкими стремлениями общества»30. Тот факт, что Трепов не был убит (пуля Засулич только ранила его и не помешала ему прожить еще 11 лет), смягчал естественное предубеждение людей против террора. Повсеместно нарастал подъем оппозиционного духа, бил ключом боевой задор31. «Мы ликовали: начинается!» - свидетельствовал рабочий-революционер Петр Моисеенко32. А Лев Толстой не без тревоги прогнозировал: «За-
суличевское дело - не шутка <...> Это похоже на предвозвестие революции»33.
Действительно, с 1878 г. противоборство народничества царскому режиму вступило в новую, еще более взрывоопасную фазу. На «белый» террор царизма против народников-пропагандис-тов эти последние стали отвечать «красным» террором. Александр II, не желая идти ни на какие уступки политической оппозиции, повелел судить народников военным судом по законам военного времени34. На политических процессах 1878-1881 гг. чинилась вакханалия каторжных (зачастую без срока) и смертных приговоров. Жертвами этой вакханалии были и женщины.
Подобно большинству подсудимых-мужчин, женщины в военных судах избирали тактику бойкота, афишируя свою нетерпимость к военизированному судопроизводству. Софья Александровна Лешерн фон Герцфельдт - первая женщина-революционерка, приговоренная в России к смертной казни (13 мая 1879 г., по делу Южного Исполнительного комитета), - отказалась от каких бы то ни было показаний и от защиты, не отвечала на вопросы суда, а в последнем слове заявила: «Я могу только выразить полнейшее презрение к суду и прокурору»35. Выслушав смертный приговор, Лешерн, по свидетельству жандармского генерала
В.Д. Новицкого, сказала, «что она первая покажет, как женщины умирают», а после конфирмации (вместо повешения - вечная каторга) «очень осталась недовольна»36.
Точно так же вела себя на процессе «киевских бунтарей» (30 апреля - 4 мая 1879 г.) Наталья Александровна Армфельдт37. Она во всеуслышание назвала суд «позорным», пыталась взять на себя вину Л.К. Брандтнера, стрелявшего в жандармов (чтобы тем самым спасти его от виселицы), не дрогнула перед суровым приговором (14 лет 10 месяцев каторги), а смягчение кары не хотела принять: когда ей объявили о конфирмации, она «стояла, заткнув пальцами уши»38.
Вызывающе смело держались перед судом и Александра Афанасьева («Шемякин суд! убийцы!» - крикнула она судьям после оглашения смертного приговора И.М. Ковальскому39); и Мария Ковалевская, заявившая от имени товарищей: «Мы считаем ниже своего достоинства говорить что-либо в свою защиту»40; и женщины процесса «11-ти» (1880 г.) Мария Ковалик, Александра Малиновская, Мария Коленкина, отказавшиеся от всяких показаний, причем Коленкина прервала обвинительную речь прокурора негодующим возгласом: «Какая наглая ложь!», объявила, что не желает слушать такую речь, и потребовала увести ее из судебного зала обратно в тюрьму41.
Даже 14-летняя (!) Виктория Гуковская, судившаяся на процессе «28-ми» летом 1879 г. вместе с такими испытанными революционерами, как Д.А. Лизогуб, С.Я. Виттенберг, С.Ф. Чубаров, не уступала в мужестве никому из сопроцессни-ков. В ответ на попытки суда вытребовать у нее
какие-нибудь показания она говорила одно: «Не желаю ни на какие вопросы отвечать!», а когда суд затеял было экспертизу с целью определить ее точный возраст и, таким образом, выявить, «с разумением» или «без разумения» участвовала она в антиправительственной демонстрации после суда над Ковальским, Гуковская решительно воспротивилась этой затее: «Я не желаю никакой экспертизы. Экспертиза совершенно излишня. Во-первых, я предоставляю суду определить мне, сколько ему угодно лет и, во-вторых, объявляю, что сколько бы мне ни было лет, я все делала сознательно и соответственно своим убеждениям»42.
С 1880 по 1894 г. на политических процессах в России судились преимущественно народовольцы. Среди них предстали перед судом 48 женщин. Ни одна из них не смалодушничала и не предала своих товарищей, как это случалось у некоторых подсудимых-мужчин, вроде И.Ф. Окладского, Н.И Рысакова, В.А. Меркулова, М.Н. Канчера, И.С. Горкуна, не говоря уже о С.П. Дегаеве, который стал предателем и провокатором без суда. А между тем царский суд выносил женщинам «Народной воли» приговоры, не менее свирепые, чем мужчинам. Достаточно сказать, что на процессе по делу 1 марта 1881 г. обе судившиеся там женщины, а на процессе «20-ти» (1882 г.) и «14-ти» (1884 г.) по две из трех подсудимых-женщин были приговорены к смертной казни (правда, казнить царизм отважился в XIX в. только одну женщину
- Софью Перовскую; остальных смертниц губили в каторжных норах на Каре в Забайкалье и в застенках Петропавловки и Шлиссельбурга).
В качестве примера героизма русских женщин перед царским судом можно было бы сослаться на поведение чуть ли не каждой из народоволок, за исключением разве только М.В. Грязновой, которая на процессе «16-ти» в 1880 г. не проявила должной стойкости. Все они держались поистине мужественно, хотя и с меньшей активностью, чем мужчины. Впрочем, помня о том, что среди женщин на процессах «Народной воли» не оказалось ровни Андрею Желябову или Герману Лопатину, нельзя забывать другое - что среди них не нашлось подобных Ивану Складскому или Николаю Рысакову.
Если не считать Марии Грязновой, любая из женщин «Народной воли», осужденных на каторгу, смогла бы, пожалуй, умереть на эшафоте так же героически, как умерла Софья Перовская. «Единственное мое желание, - заявила судьям на процессе «16-ти» Софья Иванова, - заключается в том, чтобы меня постигла та же участь, какая ожидает моих товарищей, хотя бы даже это была смертная казнь»43. Татьяна Лебедева на процессе «20-ти» смело оправдывала цареубийство, подчеркивая, что она «вполне сознательно и совершенно добровольно принимала в нем участие»44. Самоотверженно вела себя Софья Шехтер и на суде (процесс М.Р. Попова - Д.Т. Буцинского в 1880 г.), и затем на каторге, где в 1883 г., когда ее
по случаю коронации Александра III амнистировали, она уведомила тюремщиков: «Я не считала царское правительство вправе меня карать, не считаю его вправе меня миловать, от амнистии отказываюсь»45.
Безупречно стойкими были Евгения Фигнер на процессе «16-ти», Геся Гельфман на процессе первомартовцев, Анна Якимова и Лила Терентьева на процессе «20-ти». Народоволец Александр Михайлов в письме к друзьям перед приговором по делу «20-ти» так отозвался о женщинах этого процесса: «Терентьева - розовый бутон, невинный и свежий, но беспощадно колющий своими шипами враждебную, бесцеремонную руку. Лебедева - сильная, решительная и самоотверженная натура. Якимова - простой цельный человек, до конца отдавшийся делу»46.
Каннибальский приговор по делу «20-ти» (10 человек, включая двух женщин, - к виселице, пять человек - к вечной и еще пятеро - к 20-летней каторге) взбудоражил российскую и мировую общественность. «Что о приговоренных? - писал в те дни родным Лев Толстой. - Не выходят у меня из головы и сердца. И мучает, и негодование поднимается, самое мучительное чувство»47.
За границей началась международная кампания в защиту осужденных. Патриарх европейской литературы Виктор Гюго обратился к правительствам и народам с «Призывом», который был опубликован в газетах разных стран и распространялся в списках по России. «Цивилизация должна вмешаться! - требовал Гюго. - Сейчас перед нами беспредельная тьма, среди этого мрака десять человеческих существ, из них две женщины (две женщины!), обреченные на смерть <...> Пусть русское правительство поостережется! <...> Оно должно опасаться первого встречного, каждого прохожего, любого голоса, требующего милосердия!»48.
Царизм вынужден был уступить. Александр III заменил виселицу пожизненной каторгой девяти смертникам (включая обеих женщин - Т.И. Лебедеву и А.В. Якимову). Казнен был только Николай Суханов как офицер, изменивший присяге, а все «помилованные» царем смертники и «вечники», как называли тогда осужденных на вечную каторгу, были замурованы без срока в одиночные казематы Петропавловской (с 1884 г. -Шлиссельбургской) каторжной тюрьмы. Там они почти все погибли в первые же шесть лет49. Не зря об Александре III говорили, что он заменил смертную казнь через повешение смертной же казнью через каторжное удушение.
О двух женщинах, судившихся на политических процессах в России XIX в., надо говорить особо. Это Софья Львовна Перовская и Вера Николаевна Фигнер.
Самой выдающейся из женщин русского народничества и вообще самой обаятельной личностью среди народников была, бесспорно, Софья Перовская - «общая любимица» и высший
моральный авторитет, «нравственный диктатор» (по выражению С.М. Степняка-Кравчинского) всех организаций, в которых ей довелось участвовать, Большого общества пропаганды (так называемых «чайковцев»), «Земли и воли» и «Народной воли». Все, кто знал Перовскую, относились к ее «чарующей личности» (ни в чем не уступавшей самым женственным из женщин и самым мужественным из мужчин) с восхищением. «Любовь и энтузиазм» к ней везде, где ей приходилось действовать, «переходили в настоящий культ»: «когда, устремив на человека свой пытливый взгляд, проникавший, казалось, в самую глубину души, она говорила: «Пойдем!», кто мог ответить ей: «Не пойду»?»50.
«В ней, - вспоминал о Перовской знаменитый Герман Лопатин, - было пропасть доброты, сердечности, скромности и всяческой женствен-ности»51. В.Д. Лебедева рассказывала о ней Льву Толстому: «Хрупкая, нежная, она оставила у меня впечатление яркого светлого метеора»52. Кстати, сам Толстой воспринимал Перовскую как «идейную Жанну д’ Арк»53.
История нередко строит поистине мефистофельские гримасы. Вот одна из них: прокурор по делу 1 марта 1881 г. Н.В. Муравьев - по мнению постсоветского адвоката А.Г. Кучерены, «великий русский юрист»54, а в оценке действительно великого русского юриста А.Ф. Кони, «жалкий честолюбец», «мазурик и христопродавец», «фальсификатор правосудия»55, - был другом детства Софьи Перовской. В 1856-1859 гг. отец Муравьева служил губернатором, а отец Перовской - вице-губернатором в Пскове. Семьи губернатора и вице-губернатора жили тогда по соседству, и дети их постоянно играли друг с дру-гом56. Однажды маленькая Соня с помощью брата Васи и сестры Маши даже спасла жизнь своему будущему обвинителю, вытащив его из пруда, в котором он чуть было не утонул57.
На процессе первомартовцев Муравьев требовал виселицу для Перовской с таким озлоблением, какого он не имел даже к Андрею Желябову. Именно Перовскую силился он представить олицетворением безнравственности и жестокости, вообще будто бы свойственных народовольцам. «Обыкновенное нравственное чувство отказывается понимать», - негодовал «мазурик и христопродавец», - как могла женщина встать «во главе заговора» и «с циничным хладнокровием» организовать такое «злодеяние», как цареубийство, да еще «любоваться» этим «делом рук своих»58.
Перовская вела себя на процессе сдержанно, хотя и с таким самообладанием и достоинством, что государственный секретарь Е.А. Перетц, наблюдая за ней в дни суда, понял: «Она должна владеть замечательной силой воли и влиянием на других»59. Во всяком случае, на выпады прокурора против нее лично она не отвечала. Но попытка выставить всех вообще народовольцев жестокими и безнравственными отщепенцами от общества
возмутила ее настолько, что она все свое очень краткое - «последнее слово» целиком употребила на отповедь этой попытке. «Много, очень много обвинений сыпалось на нас со стороны прокурора. Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить, - я все их подтвердила на дознании, - но относительно обвинения меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежении к общественному мнению, относительно всех этих обвинений я позволю себе возражать и сошлюсь на то, что тот, кто знает нашу жизнь и условия, при которых нам приходится действовать, не бросит в нас ни обвинения в безнравственности, ни обвинения в жестокости»60.
Идейная убежденность Перовской, благородство, несокрушимая сила и вместе с тем детская нежность ее характера впечатляюще отразились в ее предсмертном письме к матери от 22 марта 1881 г. Обычным путем (через Департамент полиции) такое письмо не дошло бы до адресата. Подобные же письма народовольцев А.Д. Михайлова, А.А. Квятковского, А.И. Баранникова и др. были задержаны и остались в жандармских архивах. Перовская смогла переслать письмо матери через своего адвоката Е.И. Кедрина61. Текст письма вскоре был передан за границу, где впервые он был опубликован в 1882 г. «Красным крестом» партии «Народная воля»62, а затем обошел прессу многих стран мира. Английский журнал «Атенеум» назвал это письмо «самым замечательным и трогательным из всех известных миру произведений эпистолярной литературы»63.
На русском языке письмо Софьи Перовской печаталось многократно64. В нем просто и скромно, без малейшей рисовки, сказалось качество, больше всего характерное для народовольца как типа «народного заступника» - самоотверженная преданность своему долгу. «Я жила так, как подсказывали мне мои убеждения, - писала Перовская, - поступать же против них я была не в состоянии; поэтому со спокойной совестью ожидаю все, предстоящее мне»65.
Предстояла ей (и она это знала) смерть на эшафоте. Софья Львовна Перовская стала первой в России женщиной, казненной по политическому делу. А казнь ее (с четырьмя сопроцессниками) оказалась последней в России публичной смертной казнью. Держалась она в последние часы перед смертью героически. Очевидцы (самые разные - от революционеров до их карателей) свидетельствовали, что именно Перовская на пути к эшафоту и затем уже под виселицами «была спокойнее всех и даже до конца сохраняла легкий румянец на щеках»66. Великая актриса М.Г. Савина, видевшая с балкона своей квартиры, как первомартовцев везли к месту казни, вспоминала: «Софья Перовская зарделась и просто сияла на темном фоне мрачной процессии»67.
Выдающийся английский политик, историк, публицист, умеренный либерал Джон Морли (1838-1923 гг.) пророчески заявил в апреле 1881 г.
на страницах своего «Forthnightli Review» («Двухнедельного обозрения»), что «Софья Перовская станет святой в революционном календаре»68. Он мог бы сказать: «не только в революционном». Женщины Парижа вотировали текст призыва «К женщинам всего мира» протестовать против казни Перовской69. Софью Львовну прославили романисты, поэты, драматурги - И.С. Тургенев и А.А. Блок, И.Я. Франко и С.М. Степняк-Крав-чинский, Бернард Шоу и Генри Эллис (Англия), Филиппо Турати (Италия), Константин Милле (Румыния), Джоакин Миллер (США), Лу Синь (Китай) и Такубоку Исикава (Япония); живописцы В.И. Суриков, В.С. Кудряшов, Т.Г. Назаренко; скульпторы Г.И. Кепинов, И.Ф. Рахманов, З.М. Виленский, О. Гризелли; кинорежиссеры Я.А. Протазанов, П.И. Чардынин, Л.О. Арнштам, поставившие три (!) художественно-биографических фильма о Перовской.
В советское время именем Перовской были названы улица в Ленинграде и малая планета во Вселенной. В постсоветской же России улица Перовской переименована в Конюшенную, а издатели взапуски перепечатывают «роман» гитлеровского прислужника (повешенного за служение фашистам по приговору Верховного суда СССР) П.Н. Краснова «Цареубийцы», где Софья Львовна представлена чудовищем с «безобразными губами» и «выпученными глазами», которые смотрят «тупо», но горят «неистовой, лютой злобой». Этот рожденный воображением лжероманиста, монстр вещает: «Надо прежде всего научиться лгать!», и ползает в одной рубашке под землей, роет подкоп.
Из женщин, судившихся на политических процессах в России 1881-1894 гг. после казни
С.Л. Перовской, одна выделялась по своей роли в освободительном движении и тому интересу, который она привлекала к себе со стороны российской и зарубежной общественности так же, как ранее выделялась Перовская. Речь идет о Вере Николаевне Фигнер.
Яркая личность из плеяды корифеев «Народной воли», слывшая в карательном процессе «Венерой русской революции»70, высший авторитет в партии после гибели Желябова и Перовской, «мать-командирша», как называли ее (не достигшую и 30-ти лет!) товарищи по делу, Вера Фигнер к моменту своего ареста, 10 февраля 1883 г., оставалась последним на свободе членом легендарного Исполнительного комитета народовольцев.
Арест Фигнер, имя которой получило громкую известность по материалам всех предыдущих процессов «Народной воли», очень обрадовал царские «верхи». Глава правительства граф Д.А. Толстой в тот же день, 10 февраля, донес царю об этой удаче, и Александр III на полях его донесения злорадно отметил: «Наконец, попалась!»71.
Здесь уместно сказать о судьбе одной жандармской легенды. Начальник Харьковского губернского жандармского управления генерал
И.К. Турцевич доложил в Департамент полиции будто Вера Фигнер (арестованная в Харькове) при обыске пыталась отравиться, но жандармы победоносно отняли у нее яд72. Эта жандармская версия тогда же получила хождение среди прочих толков и проникла в литературу. Принял ее на веру и повторил даже автор самой крупной из монографий о «Народной воле» С.С. Волк73, почему-то не посчитавшись с тем исчерпывающим разъяснением, которое дала ей сама Фигнер. Оказывается, Вера Николаевна проглотила конспиративную записку, а жандармы вообразили, что она приняла яд: «кусочки желтого кали, хранившиеся в портмоне как химические чернила, были приняты за смертоносный цианистый калий»74.
Фигнер знала, что ее за все содеянное будут судить, и она готовилась достойно представить на суде свою партию (что и сделает!), вовсе не помышляя о самоубийстве. «Я должна была жить, чтобы быть на суде - этом заключительном акте деятельности активного революционера. Как член Исполнительного комитета, я должна была сказать свое слово - исполнить последний долг, как его исполняли все, кто предварил меня»75.
Естественно, революционерка с такой репутацией оказалась тогда на суде (то был знаменитый процесс «14-ти» 24-28 сентября 1884 г.) центральной фигурой. И она выступила в этой роли впечатляюще.
Собственную деятельность Фигнер (как и Перовская) не скрывала. В первом же после ареста показании она заявила, что состоит членом «Народной воли» и агентом 3-й степени Исполнительного комитета76, и перечислила все свои «государственные преступления» от участия в Казанской демонстрации 1876 г. до устройства типографии в Одессе в 1882 г., не преминув отметить, что она «принимала участие в убийстве генерала Стрельникова» (без оговорки о косвенном характере участия)77. С 19 февраля по 3 апреля 1883 г. в Петропавловской крепости Фигнер писала обширные (30 страниц бисерным почерком) автобиографические показания78, в которых она, подобно Александру Михайлову, Степану Ширяеву, Александру Квятковскому, Николаю Колодкевичу, Михаилу Грачевскому и другим корифеям первого призыва ИК, мотивировала историческую обусловленность революционного пути для партии в целом и каждого из ее членов в отдельности.
Разумеется, Фигнер, как и ее предшественники, не задавалась целью распропагандировать своими показаниями царских чиновников79, но расчет на то, чтобы лишний раз подчеркнуть перед карателями необратимость и неодолимость освободительного движения, у нее, видимо, был. К тому же не исключалась возможность огласки таких показаний в обществе. Впрочем, каратели, не исключая самого царя, тоже проявили любопытство к документам такого рода, желая постигнуть секрет силы духа своих врагов. Госу-
дарственный секретарь А.А. Половцов 23 марта 1883 г. записывал в дневнике со слов министра юстиции Д.Н. Набокова: «государь читает дневник (т. е. автобиографические показания. - Н.Т.) Веры Филипповой80 и очень им интересуется»81.
Однако все попытки следователей выведать у нее хоть что-нибудь о «сообщниках» Фигнер решительно пресекла. В материалах процесса «14-ти» сохранилось несколько ее показаний с отказами отвечать на такие вопросы. Вот одно из них от 16 июня 1883 г.: «Никаких объяснений по поводу лиц, арестованных в последнее время в г. Харькове, и вообще обстоятельств дознаний, возникших там после моего ареста, я сделать не могу. Вера Фигнер»82.
В речи на суде Фигнер кратко резюмировала свои автобиографические показания. Поскольку власти клеймили ее за «кровожадность», она смело и с подкупающей искренностью объяснила собственное участие в террористических актах. «Я не могла бы со спокойной совестью привлекать других к участию в насильственных действиях, если бы сама не участвовала в них <...> Собственно говоря, партия «Народная воля» предпочитала употреблять меня на другие цели - на пропаганду среди интеллигенции, но я хотела и требовала себе другой роли. Я знала, что и суд всегда обратит внимание на то, принимала ли я непосредственное участие в деле, и то общественное мнение, которому одному дают возможность свободно выражаться, обрушивается всегда с наибольшей силой на тех, кто прямо участвует в насильственных действиях, так что я считала прямо подлостью толкать других на тот путь, по которому не шла бы сама. Вот объяснение той «кровожадности», которая должна казаться такой страшной и непонятной и которая выразилась в тех действиях, одно перечисление которых показалось бы суду циничным, если бы они не вытекали из таких мотивов, которые, во всяком случае, мне кажется, не бесчестны»83.
Другие подсудимые по делу «14-ти» единодушно признали Веру Фигнер своим лидером: с нее брали пример, к ней в трудную минуту обращались за советом. Когда некоторые офицеры
- из числа подсудимых - решили было подать прошение о помиловании, лейтенант Александр Штромберг, человек безупречного мужества, все-таки захотел узнать, что думает об этом Фигнер. Вера Николаевна ответила: «Никогда я не посоветую другим делать то, чего ни при каких условиях не сделала бы сама»84. После этого не только Штромберг, но и вообще никто из «14-ти» не подал прошение о помиловании.
После смертного приговора и замены его вечнокаторжным Фигнер 20 лет провела в одиночном склепе главной в России Шлиссель-бургской каторжной тюрьмы. Она и там все это время «являлась естественным центром, около которого привычно группировались остальные ее товарищи»85. Когда же она в знак протеста
против издевательств тюремной администрации сорвала погоны с плеч смотрителя тюрьмы, т.е. нанесла ему «оскорбление действием», за что ей вновь полагалась по инструкции смертная казнь, все узники Шлиссельбурга заявили о своей готовности к любому бунту, если Веру Николаевну «тронут хоть пальцем». Власти предпочли замять случившееся без суда и смертного приговора86.
Хотя после казни Софьи Перовской царизм в XIX в. не посчитал более нужным казнить ни одной женщины, многие из них гибли на каторге. Одни, как Татьяна Лебедева, Софья Лешерн фон Герцфельдт, Мария Кутитонская, Наталья Армфельдт, Лила Терентьева (всех не перечесть), умирали от последствий бесчеловечно-жестокого режима. Другие (Софья Гинсбург - в Шлиссель-бургской и Мария Ветрова - в Петропавловской крепости, Надежда Сигида, Мария Калюжная, Антонина Лисовская, Мария Ковалевская, Надежда Смирницкая - в каторжной тюрьме на Каре) кончали с собой87. До самоубийства каратели доводили политических узниц и в обычных тюрьмах. Так покончили с собой Виктория Гуковская (не прожив и 17-ти лет), Александра Охременко, Александра Хоржевская. А 20-летнюю Софью Гуревич в дни Якутской трагедии 1889 г. царские охранники закололи штыками88.
Мартиролог имен героических женщин, участниц освободительного движения в России XIX в., загубленных царскими палачами во цвете лет, велик и трагичен. Но их жертвы не были напрасными. Имена Софьи Перовской и Веры Фигнер, Софьи Бардиной и Веры Засулич, Татьяны Лебедевой и Софьи Лешерн89 встали в ряд имен, которые воодушевляли и поднимали на борьбу новые поколения «народных заступников», пока революции 1905 и 1917 гг. не привели к падению опостылевшего миллионам россиян полуфеодального царского режима.
Примечания
1 Вот их имена: Е.И. Беляева, Ю.В. Бобарыкова, Л.Е. Воронцова, А.Д. Дементьева, Е.Н. Лихутина, Е^. Томило-ва, А. И. Успенская (Засулич) и В.В. Александровская. Заметим, что к следствию по делу нечаевцев были привлечены 15 женщин (см.: Нечаев и нечаевцы: Сб. материалов. М.; Л., 1931. С. 13 и сл.).
2 См.: Правительственный вестник. 1871.1 (13) августа. С. 3.
3 См. таблицы политических процессов в России 1871— 1894 гг. с перечнем обвиняемых на каждом процессе и с анкетными данными о них: Троицкий Н.А. Царские суды против революционной России. Политические процессы 1871-1880 гг. Саратов, 1976. С. 338-390; Он же. «Народная воля» перед царским судом (1880-1894). 2-е изд. Саратов, 1983. С. 358-408.
4 Правительственный вестник. 1871. 4 (16) июля. С. 3.
5 Материалы для биографии П.Н. Ткачева // Былое. 1907. № 8. С. 159.
6 Правительственный вестник. 1871. 2 (14) июля. С. 1.
7 Никитенко А.В. Дневник (1866-1877). М., 1956. Т. 3. С. 231. Яркий портрет Дементьевой нарисовал в дни суда корреспондент «Русских ведомостей»: «Цветущая и красивая девушка с умным и решительным выражением лица; отличается непринужденностью манер, симпатичностью голоса, замечательным даром слова; говорит удивительно отчетливо, последовательно, без запинок < ... >; одета просто, но с большим вкусом; волосы носит подрезанными довольно коротко и грациозно зачесанными назад» (см.: Физиономия политического процесса от нашего корреспондента // Русские ведомости. 1871. 8 июля. С. 1).
8 К злобе дня // Вперед! Лондон. 1877. Т. 5. С. 143.
9 Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Т. 12, кн. 1. Письма. М.; Л., 1966. С. 103.
10 «Они были рассажены рядком на передних скамейках и представляли настоящий цветник, - вспоминала о женщинах процесса «50-ти» Вера Фигнер. - Молодые, миловидные личики невольно привлекали взгляды: трогательной, одухотворенной красотой сияла самая любимая подруга - Лидия Фигнер; виднелись шапка темных кудрей Бардиной с ее оригинальным лицом и улыбкой и красивая головка Медведевой; одна подле другой сели три Субботины, которых студенты-швейцарцы называли в отличие от всех нас ласкающим «Schmetter Linge» (бабочки), и в огромных синих очках, с вызывающим видом, бросалась в глаза О. Любатович (см.: Фигнер В.Н. Процесс «50-ти». М.,1927. С. 19-20).
11 Полный текст речи С.И. Бардиной на процессе 50-ти см.: Революционное народничество 70-х годов XIX века: Сб. документов и материалов: В 2 т. М., 1964. Т. 1. С. 352-357.
12 См.: РГИА. Ф. 1410. Оп. 3. Д. 58-83.
13 Цит. по: Дроздов П.И. Вехи многовековой дружбы (К истории советско-венгерских связей). М., 1965. С. 277.
14 Государственные преступления в России в XIX в. СПб., 1906. Т. 3. С. 256.
15 Там же. С. 255.
16 Обвинительный акт по делу «193-х» клеймил готовность народников к «совершению всяких преступлений», включая замысел «перерезать всех чиновников и зажиточных людей» (Там же. С. 9-10, 104).
17 Там же С. 268
18 Там же. С. 103-107, 269.
19 Могущество Трепова объяснялось не столько его должностью, сколько личной дружбой с царем Александром II. По слухам, он был даже внебрачным сыном Николая I.
20 Рошфор В.-А. Вера Засулич и народовольцы // Голос минувшего. Пг., 1920-1921. С. 86.
21 Процесс Веры Засулич. СПб., 1906. С. 48. (Курсив мой.
- Н.Т.)
22 Захаров М.А. «Хватает ли нам демократии?» // Известия. 1995. 28 янв. С. 2; Кучерена А.Г. Когда люди плачут - желябовы смеются // Независимая газета. 2000. 31 окт. С. 8.
23 Мещерский В.П. Мои воспоминания. СПб., 1898. Ч. 2 (1865-1881). С. 404-405.
24 Победоносцев К.П. Письма к Александру III. М., 1925. Т. 1. С. 119; Валуев П.А. Дневник 1877-1884 гг. Пг., 1919. С. 26; Катков М.Н. Собрание передовых статей «Московских ведомостей» (1878 г.). М., 1897. С. 161.
25 Перетц Е.А. Дневник государственного секретаря (1880-1883). М.; Л., 1927.
26 Революционная журналистика 70-х годов. Рап8, 1905. С. 57.
27 См. об этом: Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 12, кн. 1. С. 312; Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1966. С. 378.
28 Valbert G. Le process de Vera Zassulich // Revue de deux Mondes. Paris, 1878. Т. 27. Р. 216. Напомню здесь читателю: в то время только что закончилась Русско-турецкая война, готовился мирный Берлинский международный конгресс, и у всех на устах были имена светил европейской дипломатии О. Бисмарка (Германия), Б. Биконсфилда (Англия), А.М. Горчакова (Россия).
29 Лавров П.Л. Философия и социология. М., 1965. Т. 2. С. 7.
30 Короленко В.Г. История моего современника. М., 1965. С. 437.
31 Даже финские «вейки» (извозчики), если их притесняла полиция, грозились тогда наслать на нее «самого Сасу-лиса с пуской» (см.: Русанов Н.С. На родине. М., 1931. С. 153).
32 Моисеенко П.А. Воспоминания старого революционера. М., 1966. С. 28.
33 ТолстойЛ.Н. Полн. собр. соч. Юб. изд. М., 1963. Т. 62. С. 411.
34 Царские указы об этом были обнародованы 9 августа 1878 и 5 апреля 1879 г.
35 Процесс социалистов В. Осинского, С. Лешерн фон Герцфельдт и И. Волошенко. [Женева]. 1879. С. 12
36 Баум Я.Д. Суд и казнь Л.К. Брандтнера, В.А. Сви-риденко и В.А. Осинского (в освещении жандарма Новицкого) // Каторга и ссылка. 1929. № 7. С. 70-71.
37 Н.А. Армфельдт (1850-1887) - дочь профессора Московского университета. А.О. Армфельдта. Лев Толстой, близко знакомый с их семьей, после осуждения Натальи Александровны неоднократно хлопотал перед властями
о смягчении ее участи (Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Л.Н. Толстого. 1828-1890. М., 1958. С. 571, 579, 581, 583).
38 Баум Я.Д. Указ. соч. С. 71.
39 Лион С.Е. Первая вооруженная демонстрация (по личным воспоминаниям и архивным материалам) // Каторга и ссылка. 1928. № 8-9. С. 69.
40 Революционная журналистика 70-х годов. С. 300.
41 РГВИА. Ф. 1351. Оп. 2.1880. Д. 241. Т. 1. Л. 4-об., 19, 480.
42 Ведомости Одесского градоначальства. 1879. 18 авг. С. 2.
43 Процесс 16- ти террористов. СПб., 1906. С. 228.
44 Процесс 20-ти народовольцев в 1882 г. Ростов н/Д, 1906. С. 102.
45 Берман Л.Л. Киевский процесс «21-го» в 1880 г. //
Каторга и ссылка. 1931. № 8-9. С. 89. (прим. Е.Н. Ковальской).
46 Письма народовольца А.Д. Михайлова. М., 1933. С. 204.
47 Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Юб. изд. Т. 83. С. 326.
48 Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1965. Т. 15. С. 684.
49 См. о них: Троицкий Н.А. «Народная воля» перед царским судом. 2-е изд. (ук. имен).
50 Кропоткин П.А. Указ. соч. С. 281; Аптекман О.В. Общество «Земля и воля» 70-х годов. Пг., 1924. С. 81, 253; Чудновский С.Л. Из давних лет. М., 1934. С. 136; Степняк-Кравчинский С.М. Избранное. М., 1972. С. 464, 466-467.
51 Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1975 г. Л., 1977. С. 144.
52 Лебедева В.Д. Встречи с Л.Н. Толстым (Отрывки из воспоминаний) // Современник. 1912. № 4. С. 179. Автор
- двоюродная сестра народоволки Т.И. Лебедевой.
53 Там же.
54 Кучерена А.Г. Когда люди плачут - желябовы смеются. С. 8. Любопытно, знает ли Кучерена об этих оценках Кони, да и ведомо ли ему, кто такой Анатолий Федорович Кони.
55 Кони А.Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1966-1969. Т. 2. С. 296, 364; Т. 8. С. 219, 245; ГАРФ. Ф. 564 (А.Ф. Кони). Д. 441. Л. 38.
56 Кстати, по сей день стоит во Пскове (не отмеченный никаким мемориальным знаком) дом, в котором жила Софья Перовская: ул. Советская, 42
57 Об этом и других эпизодах детства С.Л. Перовской см.: Перовский В.Л. Воспоминания о сестре. М.; Л., 1927. Василий Львович Перовский (1850-1942) участвовал вместе с Софьей Львовной в обществе так называемых «чайковцев».
58 Дело 1 марта 1881 г. Правительственный отчет. СПб., 1906. С. 277-278.
59 Перетц Е.А. Дневник... С. 54.
60 Дело 1 марта 1881 г. С. 349. На дознании по делу
1 марта 1881 г. Перовская, подчеркнув 30 раз (!) на 4,5 страницах относительно ее знакомств, связей и фактов - «отвечать не желаю», рассказала о мотивах перехода «Народной воли» к насилию: «Стремясь поднять экономическое благосостояние народа и уровень его нравственного и умственного развития, мы видели первый шаг к этому в пробуждении в среде народа общественной жизни и сознания своих гражданских прав. Ради этого мы стали селиться в народе для пропаганды, для пробуждения его умственного сознания. На это правительство ответило страшными репрессиями, делавшими почти невозможной деятельность в народе <...> Это и заставило партию перейти решительно на путь борьбы с правительством, при которой террористические факты являлись одним из важных средств» (1 марта 1881 г. по неизданным материалам. Пг., 1918. С. 287).
61 Кроме Перовской, Кедрин защищал на других процессах (талантливо и смело) народовольцев А.Д. Михайлова, А.В. Якимову, А.В. Буцевича, Я.В. Стефановича.
62 См.: Тихомиров Л.А. Софья Львовна Перовская. Лондон, 1882. С. 23-24.
63 Athenaeum. 1883. № 2893 (цит. по: Таратута Е.А. С.М. Степняк-Кравчинский - революционер и писатель. М., 1973. С. 308).
64 Последний раз в кн.: 1 марта 1881 г. Казнь императора Александра II. Документы и воспоминания. Л., 1991.
С. 294-295.
65 1 марта 1881 г. С. 295.
66 Цит. официальный отчет о казни, сообщение корреспондента английской газеты «Times» и воспоминания графа Р.Л. фон Пфейля: 1 марта 1881 г. М., 1931. С. 206, 210, 250.
67 Цит. по: Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели. Берлин, 1921. Ч. 2.С. ЗЗ.
68 Morley J. Home and foreigh affairs // Fortnightly Review. 1881. V. 29. № 173. Р. 669-670.
69 la Revolte. 1881. 14 Mai. P. 2.
70 Хроника социалистического движения в России 1878-1887 гг. Официальный отчет. М., 1906. С. 215.
71 РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 335. Л. 184.
72 ГАРФ. Ф. 102. 7 д-во, 1884. Д. 747. Ч. 4. Л. 10 об., 12.
73 См.: Волк С.С. «Народная воля» (1879-1882).
М.; Л., 1966. С. 148.
74 Фигнер В.Н. Запечатленный труд. Воспоминания: В 2 т.
М., 1964. Т. 1. С. 360.
75 Там же. С. 370.
76 Вера Фигнер здесь строго следовала уставу ИК, который обязывал членов комитета в случае ареста называть себя всего лишь агентами 3-й степени, ибо комитет должен был выглядеть «неуловимым и недосягаемым».
Но поскольку агенты ИК были двух степеней доверия (по восходящей!), агент 3-й степени - это и есть, в сущности, член Комитета.
77 РГВИА. Ф. 1351. Оп. 3. Д. 51. Ч. 1-2. Л. 8 об.
78 Подлинник см. там же. Л. 15-44. Опубликованы в № 2-4 журнала «Былое» за 1917 г.
79 Любопытно, что граф Д.А. Толстой, пожелав после ареста Фигнер лично допросить ее, долго разглагольствовал перед ней о бесплодности «красного» террора и
УДК 9(470.44-25) «1871/1892»
МУНИЦИПАЛЬНЫЕ ВЫБОРЫ И СОСТАВ САРАТОВСКОЙ ГОРОДСКОЙ ДУМЫ В 1871-1892 годах
в заключение сказал: «Жаль, нет времени, а то я убедил бы вас». Фигнер на это в тон министру ответила: «Я тоже жалею. Надеюсь, я обратила бы вас в народовольца» (см.: Фигнер В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 362).
80 Фамилия Веры Фигнер по мужу, с которым она разошлась еще в 1876 г.
81 Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. М., 1966. Т. 1. С. 71.
82 РГВИА. Ф. 1351. Оп. 3. Д. 51. Ч. 1-2. Л. 133.
83 Речь В.Н. Фигнер на процессе «14-ти» впервые была опубликована в Листке «Народной воли» (1886. № 3). Полностью воспроизведена в мемуарах Фигнер (см. ее указ. соч. Т. 1. С. 381-388).
84 Фигнер В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 390.
85 Галерея шлиссельбургских узников. СПб., 1907. Ч. 1. С. 250.
86 Там же. С. 288-289. Подробно об этом см.: Фигнер В.Н. Указ. соч. Т. 2. Гл. 25-26.
87 О Карийской трагедии 7 ноября 1889 г., когда в знак протеста против надругательства тюремщиков над Надеждой Сигидой 18 политкаторжан прибегли к массовому самоубийству, см.: Карийская трагедия (1889 г.). Воспоминания и материалы. Пг., 1920.
88 О Якутской трагедии, когда за коллективный протест против карательного произвола четверо ссыльных были убиты охранниками, а выжившие преданы суду и еще трое из них повешены, см.: Якутская трагедия
22 марта 1889 г. Сб. воспоминаний и материалов. М., 1925. И Якутская, и Карийская трагедии вызвали взрыв протеста в цивилизованном мире против царского деспотизма.
89 Не зря царские каратели называли тогда имя Софья «апокалипсическим». Кроме только что названных прошли горнило политических процессов женщины народничества Софья Иванова, Софья Гинсбург, Софья Богомолец, Софья Новаковская, Софья Субботина - мать троих дочерей-революционерок, осужденных по делу «50-ти» (перед тем как их мать была осуждена на процессе «193-х»).
М.В. Зайцев
Саратовский государственный университет, кафедра истории России E-mail: ZaytsevMV@info.sgu.ru
В статье рассматривается функционирование системы городских выборов в Саратове в 1871-1892 гг. На основе широкого круга источников (в том числе архивных) автор систематизирует данные о количестве избирателей и об их участии в выборах, описывает принципы организации и особенности избирательной кампании. Значительное место в работе занимает анализ социального состава Саратовской городской думы указанного периода и перечисле-
ние лиц, наиболее часто проходивших в гласные. Выводы автора затрагивают объективные предпосылки изменения городской избирательной системы в 1892 г.
Municipal Voting and the Saratov City Duma’s Structure in 1871-1892 M.V. Zaytsev
The following article examines functioning of Saratov’s city electoral system in 1871-1892. On the base of many sources (including archive sources) author systematized data about number of voters and their voting, described the organization and particulars of election. An
© М.В. Зайцев, 2007
