УДК 94(37).08
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 4
Т. К. Лабутина
ЖЕНЩИНЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА СЕВЕРОВ
Данная статья посвящена роли родственниц императоров династии Северов в политической жизни первой половины III века н. э.
Рассматривая события II-III веков н. э., мы отмечаем, что на протяжении всего времени от завоеваний Траяна и до реформ Диоклетиана развитие Римского государства определялось следующими взаимосвязанными процессами: сенат постепенно сходил с исторической сцены, самостоятельный авторитет императора возрастал, происходило изменение социально-правового состава жителей империи, а также менялись состав римской армии и условия военной службы.
Традиционно конец II-III век оценивается негативно — как время не просто трансформации политической системы, но надлома и разрушения системы принципата, на что указывает и сама формулировка «кризис третьего века». Такая установка была унаследована современными историками от авторов античности — Геродиана [1] и Диона Кассия. Геродиан, который родился около 170 г., и Дион Кассий, дату рождения которого относят к промежутку между 155 и 164 гг., оба едва застали правление Марка Аврелия и лишь на основании чужих слов могли судить о его предшественниках. Их зрелые годы пришлись на время правления Коммода и Северов: Дион Кассий, будучи сенатором, выступил очевидцем целого ряда значимых исторических событий (например, Dio, LXXIII, 7, 1-2; 19, 1; 21, 1-3), а Геродиан если не жил, то бывал в Риме во время правления Коммода (Herod., I, 15, 4), Септимия Севера (Herod., III, 8, 10) и Каракаллы. Разделяя систему ценностей сенаторского сословия, которое, как мы уже сказали, постепенно теряло политическое влияние, они оба считали, что со смертью Марка Аврелия началась политическая деградация государства, наступил «век железа и ржавчины», по меткому выражению Диона Кассия (Dio, LXXII, 36, 4), а правление «пяти хороших императоров» стало для них «золотым веком Антонинов». Впрочем, идеализация прошлого была свойственна не только историкам, но и обществу в целом, на что указывают попытки некоторых политических лидеров рассматриваемого нами периода представить свою деятельность как восстановление прежнего положения вещей (в связи с этим можно вспомнить Пертинакса, Септимия Севера, Опилия Макри-на и Александра Севера). Негативная оценка рубежа II-III вв. закрепилась в общепризнанной хронологии.
Хронологически интересующий нас период принято делить на время правления императоров династии Антонинов, гражданскую войну 193-197 гг., время правления императоров династии Северов и кризис III в. Это деление условно.
Такое понятие, как «императорский дом Северов», традиционно присутствует в исторической литературе [2, с. 57; 3, с. 37; 4, с. 1], и мы им пользуемся, подразумевая императоров, правивших Римом с 197 г. по 235, т. е. Септимия Севера, его сыновей Ка-ракаллу и Гету, а также Элагабала и Александра Севера, которые были в родстве между собой. Однако ни Геродиан, ни Дион Кассий, ни историки Августов не объединяют их
© Т. К. Лабутина, 2012
в династию Северов и не называют так. Впрочем, следует отметить, что Элий Лампри-дий назвал биографию Александра «Александр Север», и это тем более интересно, что в других книгах «Истории Августов» его называют всегда только Александром, сыном Маммеи (SHA, Carus et Carinus et Numerianus, III, 4; SHA, Aurel., XLII, 4).
Время правления императоров династии Северов на фоне разрушения системы принципата уникально как период сохранения видимости относительной стабильности при общем углублении кризиса. Особенно это относится к правлению Александра: он удостоился похвал Элия Лампридия, и составители остальных жизнеописаний Августов отмечали его как «хорошего» императора (например, SHA, Maximini duo, VII, 3), но вместе с тем сами обстоятельства его смерти недвусмысленно указывали на то, что эпоха «солдатских императоров» к 235 г. уже началась. Именно такая видимость стабильности позволила отделить Северов от кратковременных правителей гражданских войн и периода кризиса III в. Септимий Север и Александр правили достаточно долго и твердо, каждый — более десяти лет, в согласии с сенатом, при поддержке армии и народа. При этом они контролировали всю территорию государства, обеспечивали надежность границ и не допускали появления узурпаторов. Каракалла и Элагабал не пользовались настолько полной поддержкой населения, однако благодаря в основном своим личным качествам, и в их правление империя также сохраняла целостность.
Согласно Диону Кассию, Септимий Север действительно рассчитывал закрепить власть над империей за своими потомками. При этом он опирался на авторитет Анто-нинов и позиционировал себя и своих сыновей как продолжение этой династии (SHA, Sever., XX, 1-2). Его претензия была правомерна, несмотря на отсутствие кровного родства с Антонинами, поскольку на протяжении почти всего II в. императорскую власть в римском государстве наследовал достойнейший. Септимий Север даровал имена Ан-тонинов обоим своим сыновьям (Herod., III, 10, 5; SHA, Sever., XIX, 1), а самого себя позиционировал как «сына Марка Аврелия» и «внука Антонина Пия». Тем самым он признавал «достойнейшими» себя, и их, уравнивая одновременно сыновей в правах и подготавливая как их самих, так и римлян к тому, что в дальнейшем Каракалла и Гета будут править совместно.
Тенденция позиционировать себя как продолжателей династии Антонинов коснулась не только Севера и его сыновей. Точно так же и отчасти из тех же соображений поступил и Опилий Макрин, назвав Антонином своего сына Диадумена (SHA, Carac., VIII, 10), имя Антонин принял Элагабал, став императором (Herod., V, 3, 12), а Александр Север был вынужден отказаться от него, единственно чтобы не быть связанным с памятью об Элагабале (SHA, Alex. Sever., V, 3). Последними, кто претендовал на преемственность своей власти от Антонинов, были Гордианы, но к тому времени имя Антонин уже не имело прежнего авторитета, и они не были в этом настойчивы, что дало возможность Юлию Капитолину сказать, что они носили только первое имя Антонинов или и вовсе не носили его, а назывались Антониями (SHA, Gordiani tres, IX, 5). Сама же идея передачи власти достойнейшему сохранялась в политической памяти римлян еще долго, в частности, она вновь оказалась актуальна в 270 г. для обоснования права на престол императора Аврелиана (SHA, Aurel., XIV, 5).
Север не преуспел в осуществлении своих династических планов, поскольку один из его сыновей, Гета, был убит на следующий год после его смерти, а второй, Каракалла, пал жертвой заговора пять лет спустя, не назначив преемника. Однако после краткого правления префекта претория Опилия Макрина, сменившего Каракаллу, власть вновь
вернулась к родственникам Севера, а точнее, его жены, и они правили империей в течение последующих семнадцати лет.
Элагабал и Александр были внуками сестры Юлии Домны Юлии Мэсы, и родство их с Септимием Севером было слишком отдаленным, чтобы он сам или его сын Кара-калла рассматривали их в качестве потенциальных наследников своей власти. Отцы этих мальчиков были римскими гражданами и занимали посты в римском провинциальном управлении, а матери принадлежали к кругам образованной знати восточной части римской империи.
То, что сначала Элагабал, а потом Александр заняли императорский трон, стало результатом интриги и политического расчета, подкрепленного удачным стечением обстоятельств. Геродиан, Дион Кассий и авторы «Истории Августов» отмечают, что роль самих императоров в этой интриге была пассивной, а организовали политический переворот Юлия Мэса и ее дочери Юлия Соэмида и Юлия Маммея. По большому счету в данном случае речь идет о том, что сестра и племянницы императрицы Юлии Домны сумели предложить на роль глав государства ее юных внучатых племянников, привлечь на их сторону поддержку сената, армии и симпатии народа, и от их лица почти двадцать лет править государством. Собственно, вследствие этого и возникла возможность говорить о «династии Северов».
Конечно, такая ситуация сложилась не случайно, и мы далеки от мысли приписывать успех «сирийских принцесс» исключительно силе их характера, а конечную неудачу — просчету Юлии Маммеи. Эти женщины происходили из богатой и знатной семьи, которая дала им возможности и связи для того, чтобы сначала подняться на вершину римского общества, а потом удерживаться там.
Возвышение этой семьи началось в конце 180-х годов, когда, находясь в Сирии, Септимий Север женился на Юлии Домне, младшей дочери Юлия Бассиана, жреца бога Солнца из города Эмесы. Кроме Юлии Домны у Юлия Бассиана была старшая дочь Юлия Мэса, которая состояла в браке с Юлием Авитом и имела от него двух дочерей Юлию Соэмиду и Юлию Маммею. Старший сын Севера и Юлии Домны Бассиан родился 4 апреля 188 г. в Лугдуне (Dio, LXXVI1I, 6,5), а второй, Гета, 27 мая 189 г. на Сицилии (Dio apud Xiph., LXXVII, 2,5; SHA, Geta, III, 1).
По преданию, Септимий Север избрал себе в жены Юлию Домну, узнав, что ей было предсказано, что она станет женой императора (SHA, Sever., III, 8; SHA, Alex. Sever., V, 4). Этот выбор был исключительно удачным. Север породнился с богатой знатной семьей и обрел в лице Юлии Домны достойную римского императора спутницу жизни. По всей видимости, она обладала довольно решительным характером и была честолюбива.
Юлия Домна играла заметную роль сначала при дворе Септимия Севера, а потом Каракаллы, и пользовалась почетом, но на государственные дела она могла влиять лишь опосредованно, далеко не всегда успешно, потому что и Север, и Каракалла все решения принимали самостоятельно. Насколько нам позволяют судить источники, Юлия Домна собрала вокруг себя кружок литераторов и философов, которому сочувствовали некоторые представители администрации императора и сенатской аристократии. Посредством этого кружка она не только придавала известный блеск императорскому двору, но и исподволь способствовала распространению в обществе нужных идей и принятию императором нужных решений. Так, по-видимому, результатом успешной интриги, организованной императрицей, стало устранение префекта
претория Плавциана в 205 г. и ссылка его дочери, которую Север избрал в жены для Каракаллы (SHA, Sever., XVIII, 8). Север был императором воинственным и не жил в Риме постоянно. По словам Э. Бирли, к 204 г., т. е. за сорок лет своей жизни, он ни разу не провел в Италии более года подряд [5, с. 169]. Юлия Домна сопровождала его в военных кампаниях — против Песценния Нигера, против парфян, в походе против британцев (Dio, LXXVII, 17, 5).
После смерти Севера Юлия Домна сохранила свое влияние. Каракалла и Гета непримиримо враждовали между собой, но императрица добивалась того, чтобы они правили совместно, и в течение некоторого времени ей удавалось сдерживать в рамках разумности их взаимную неприязнь. Она демонстрировала равное отношение к обоим сыновьям, но, насколько можно судить по источникам, отдавала предпочтение Гете (SHA, Geta, V, 1). В 212 г. Каракалла убил Гету и запретил ей его оплакивать (Dio, LXXVIII, 2, 3-6).
Однако и после смерти Геты Юлия Домна не потеряла своего престижа. О ее взаимоотношениях с Каракаллой источники передают противоречивые сведения, что заставляет нас думать, что их отношения действительно были неоднозначными. Дион Кассий говорит о ее ненависти к сыну (Dio, LXXIX, 23). Впрочем, писатели «Истории Августов» свидетельствуют о том, что о ней в обществе ходили самые скандальные слухи и, видимо, даже неприличные шутки и анекдоты (SHA, Carac., X, 1-3). Но она оказывала Каракалле всестороннюю поддержку, и фактически руководила гражданской администрацией империи (Dio, LXXVII, 18, 2; LXXVIII, 4, 2-3). Во время кампании против парфян, предпринятой Каракаллой в 217 г., Юлия Домна сопровождала сына на восток. Она находилась в Антиохии, когда до нее дошла весть о его смерти. Дион прямо обвиняет Юлию Домну в том, что она была очень властной женщиной и, не желая примириться с жизнью на положении частного лица, пыталась совершить переворот и править единолично, но не преуспела в этом и вскоре умерла, добровольно отказавшись от пищи (Dio, LXXIX, 23).
Говоря о Юлии Домне, мы можем провести параллель с Ливией, супругой Августа, другой женщиной, которая умела ставить политические цели и достигать их, несмотря на то, что в правовом отношении римская политика была закрыта для женщин. Сближает их и то, что они были требовательными и амбициозными союзницами своим мужьям, а сыновья воспринимали их вмешательство в политику почти как стремление узурпировать власть [6, с. 147].
Юлия Мэса, старшая сестра Юлии Домны, к моменту смерти Каракаллы находилась в Риме, где прожила все годы, прошедшие с момента воцарения Севера (Herod., V, 3, 2). Придя к власти, Макрин выслал ее на родину, в Эмесу, позволив ей сохранить огромное богатство (Herod., V, 3, 2; SHA, Macr., IX, 1). Оттуда Юлия Мэса следила за тем, как менялись настроения в обществе. На рубеже II-III вв. в Римской империи исчезла преемственность власти, но каждый последующий император получал всю ее полноту, если умел добиться согласия сената и склонить на свою сторону армию. Этой ситуацией и воспользовалась Юлия Мэса. Опираясь на богатства и связи своей семьи, она организовала заговор против Макрина, целью которого была передача императорской власти ее старшему внуку, сыну Юлии Соэмиды.
Все три источника сходятся в описании подготовки к этому перевороту. Юлия Мэса распространила среди воинов слух о том, что ее старший внук является побочным сыном и наследником Каракаллы (Элий Спартиан в жизнеописании Каракаллы
называет Элагабала его сыном без всяких оговорок (SHA, Carac., XI, 7; IX, 2)), а также о том, что она выплатит донатив воинам, если они его поддержат. Последний аргумент оказался решающим. Ночью 15 мая 218 г. Мэса с дочерьми и внуком явилась в лагерь III Галльского легиона, расквартированного под Эмесой, а на следующий день сын Юлии Соэмиды был провозглашен императором (SHA, Macr., IX, 6; Herod., V, 3-4). Следует особо отметить, что новый император в отличие от своих родственниц не обладал лидерскими качествами и поэтому сделался ширмой для их амбиций.
Дион Кассий называет этого императора Авитом или Варием Авитом (Dio, LXXVIII, 30, 2), а Геродиан — Бассианом (Herod., V, 3, 3), но в историю он вошел как Элагабал, по имени бога Солнца, которому поклонялись в городе Эмеса и жрецом которого он был. Элагабал родился в марте 204 г. (Dio, LXXIX, 20, 2), и его отцом был Секст Варий Марцелл, уроженец Апамеи, который сделал успешную карьеру всадника, а затем был избран в сенат. Источники крайне недоброжелательны к Элагабалу, но если искать разумное объяснение его действиям, то в них можно увидеть попытку превратить Рим в подобие восточного теократического государства. И действительно, император, стоящий во главе него, как верховный жрец верховного бога сам практически сливался с этим богом, даже носил его имя. Как царь и бог, он не признавал чуждых ему римских традиций и римских институтов власти. Каждое свое действие он считал ритуальным, подобно древним царям Крита и египетским фараонам, он не жил, а священнодействовал. Однако все это оказалось совершенно несовместимо с римскими традициями и римской моралью (Herod., V, 8, 1).
Источники сходятся в том, что Элагабал практически не занимался государственными делами, считая своими основными обязанностями соблюдение религиозных ритуалов. Юлия Мэса и ее дочь Юлия Соэмида правили римской империей от его лица в течение четырех лет. Интересно отметить, что хотя они не проводили репрессий в отношении сената, это не помешало сенатской историографии оставить об Элагабале самую дурную память. Мы полагаем, что такого рода реакция была подобна реакции сенаторского сословия на желание Коммода представать полубогом и героем в образе Геракла или на желание Антонина Каракаллы быть царем по образу Александра Великого. Элагабал не сомневался в своем праве быть выше людей и, став императором, не дал себе труда изменить свое поведение в соответствии со своим новым статусом, более того, он отослал в Рим свой портрет в ритуальных одеждах, чтобы сенаторы привыкали к виду своего нового господина (Herod., V, 5, 6-7). Такой подход не имел ничего общего с прежним официальным обожествлением римских принцепсов, и Элагабал еще решительнее, чем его предшественники, отказался быть первым среди равных. И поплатился за это суровее, чем они. Кроме того, сама Юлия Соэмида вела себя не так, как было прилично римской женщине. Она посещала заседания сената (SHA, Heliog., IV, 1-4.), а также собирала на Квиринале так называемый сенакул — женский сенат. Эти ее действия вызвали бурное возмущение и сената, и всего римского общества, которое выливалось в критику, насмешки, и в конце концов привело к убийству и самой Юлии Соэмиды, и ее сына. В источниках описано, как преторианцы, поверив неизвестно кем пущенному слуху о том, что Александр убит, расправились с Элагабалом (Herod., V, 8, 8; Dio, LXXX, 20, 2).
Правление преемника Элагабала Александра стало еще одной, более удачной и на этот раз последней попыткой вернуться к политической традиции II в. Александр родился 1 октября 208 г., он был сыном Гессия Марциана. Имя Александра он получил,
лишь став императором, Дион Кассий называет его Бассианом (Dio, LXXVIII, 30, 3), а Геродиан — Алексианом (Herod., V, 3, 3).
Александр, как и его предшественник, пришел к власти совсем юным, и также в результате заговора, который был организован не им. Юлия Мэса, видя, что Элагабал стремительно теряет политическую поддержку и не собирается ничего менять в своем поведении, приняла решение узаконить в качестве его наследника своего второго внука, сына Юлии Маммеи (Herod., V, 8, 2). Александр был официально усыновлен Элага-балом, как было принято во II в. Эта ситуация вызвала разногласия внутри правящей семьи, и возникновение заговора против Элагабала, за которым стояла Юлия Мэса. Мы видим, как в условиях отсутствия правителя-мужчины, обладающего ярко выраженными лидерскими качествами, женщины, стоящие во главе государства, заменили одного слабого императора другим, менее одиозным.
Александр получил замечательное классическое образование (SHA, Alex. Sever., III, 1-3), но не был подготовлен к самостоятельному принятию политических решений — видимо, потому что не был к этому предназначен — от его лица правила сначала Юлия Мэса, а потом Юлия Маммея (Herod., VI, 1, 1). После смерти Элагабала и Юлии Соэмиды обе женщины недвусмысленно склонились к союзу с сенатом. По их совету Александр избрал себе ближний совет из шестнадцати наиболее уважаемых сенаторов и не принимал решений, не согласовав с ним своих действий (Herod., VI, 1, 2). По большому счету речь шла о возвращении к стилю правления Антонина Пия, и сенатская историография очень доброжелательна к Александру Северу, удостоив его многочисленных похвал за образованность, добрый нрав и рассудительность. Биограф Александра Элий Лампридий настойчиво сравнивает его с Александром Великим (например, SHA, Alex. Sever., V, 1-2). Письменные источники, в которых содержатся сведения о его царствовании, либо оценивают его положительно (Геродиан), либо превозносят его как почти идеального правителя (Элий Лампридий), и все они отмечают его крайнее уважение к матери и особый статус Юлии Маммеи в государстве. Юлия Маммея в отличие от своей сестры старалась, чтобы репутация императора оставалась безупречной, а ее влияние на него не бросалось в глаза и не вызывало лишнего раздражения граждан, хотя именно она определяла его политику и решала финансовые задачи (Herod., VI, 1), контролировала даже его личную жизнь (Herod., VI, 1). Она сопровождала Александра во время кампании против персов в 230-231 г., и в 235 г. была с ним в Германии, в Могонциаке, где они оба были убиты восставшими войсками при невыясненных обстоятельствах.
Усиление политического влияния женщин, воспитанных в богатой культурной традиции восточных провинций империи [7, с. 163-164], отразилось на стиле правления Северов.
Источники отмечают широкую образованность Юлии Домны, которая покровительствовала философам и литераторам при дворе Септимия Севера и позже — Ка-ракаллы. Сам Септимий Север, по свидетельству Элия Спартиана, был сведущ в греческой и римской литературе, обучался в Риме (SHA, Sever., I, 4), достаточно много времени отдавал занятиям философией и ораторским искусством и отличался необыкновенным рвением к наукам (SHA, Sever., XVIII, 5), несмотря на то, что происходил из провинциальной семьи (SHA, Sever., I, 2) и до конца своей жизни говорил на латинском языке с акцентом (SHA, Sever., XIX, 9). Он привлекал к управлению государством образованных людей, при нем на должность префекта претория назначались юристы.
Их сыновья получили достойное образование и были непосредственно связаны с культурным окружением своей матери. Источники отмечают, что Каракалла и Гета интересовались софистическими декламациями (Herod., III, 10, 4), музыкой и философией (Dio, LXXVII, 11, 3; LXXVII, 13, 7).
Юлия Мэса и ее дочери — Юлия Соэмида и Юлия Маммея — принадлежали к тому же кругу образованной провинциальной знати. У нас нет свидетельств, что Юлия Мэса и Юлия Соэмида собирали вокруг себя философов и литераторов, но мы объясняем это не недостатками их образованности, а личным выбором. К тому же у них не было необходимости влиять на государственные дела таким опосредованным путем. В свою очередь, Юлия Маммея гораздо более походит в своих поступках на Юлию Домну, чем ее мать и сестра. По всей видимости, Юлия Маммея также увлекалась философией. В своей «Церковной истории» Евсевий Кесарийский отметил, что во время своего пребывания на Востоке Юлия Маммея встречалась для беседы с Оригеном (Euseb., Hist. eccl., VI, 21, 4). Кроме того, она вновь стала назначать на должность префекта претория юристов, как это было принято при Марке Аврелии (SHA, Marc., XI, 10), Севере и до смерти Геты.
Таким образом, «сирийские принцессы» сыграли свою роль в политической жизни Римской империи в начале III в., выдвинув на престол официальных претендентов, обеспечив их поддержкой основных политических сил и сохранив некоторое подобие порядка и преемственности власти.
Мы считаем феномен особого политического влияния женщин из дома Северов следствием стечения ряда следующих обстоятельств.
Во-первых, после смерти Каракаллы сложилась ситуация политического вакуума, когда не было не только наследника, чьи права были бы бесспорны, но и лидера достаточно энергичного, чтобы претендовать на власть, как на нее в свое время претендовал Септимий Север. Эта ситуация сделала малолетних родственников Каракаллы единственными легитимными наследниками.
Во-вторых, после того, как Макрин заключил мир с Парфией, на время отступили внешнеполитические угрозы, и стала возможна власть, опирающаяся на равновесие армии и сената.
В-третьих, даже при всех преимуществах, которые облегчили бы им задачу захвата власти, Бассиан и Алексиан были слишком молоды, чтобы оценить политическую ситуацию и подготовить переворот. Также они были недостаточно компетентны, чтобы править самостоятельно, по крайней мере, первые несколько лет.
И, наконец, в-четвертых, поскольку сама политическая организация римского общества не позволяла женщинам официально занимать государственные должности и тем более наследовать власть в государстве, «сирийские принцессы», обладавшие необходимыми для захвата власти преимуществами своих родственных связей, богатства, способности верно оценить обстановку, могли воспользоваться этими преимуществами, лишь выдвинув в качестве официальных претендентов родственников мужского пола, пусть даже малолетних и не обладающих необходимыми качествами характера.
Сложно сказать, было ли их падение в большей степени закономерным, чем случайным, произошедшим вследствие слабых полководческих способностей Александра. Само время их правления характеризовалось постепенным усилением внешней угрозы римскому государству, осложнением экономической ситуации и постепенным
уходом сената, на который демонстративно опирался Александр, от политической власти. Эти тенденции требовали выдвижения правителей воинственных и отдающих предпочтение радикальным военным решениям перед действиями, опирающимися на благоразумие и законы мирного времени.
Литература
1. Доватур А. И. Историк Геродиан // Вестник древней истории. 1972. № 1. С. 237-257.
2. Сергеев И. П. Римская Империя в III веке нашей эры. Харьков: Майдан, 1999. 223 с.
3. Southern P. The Roman Empire from Severus to Constantine. London; New York: Routledge, 2004. 413 p.
4. Watson A. Aurelian and the Third Century. London; New York: Routledge, 2003. 323 p.
5. Birley A. Septimius Severus. The African emperor. London; New York: Routledge, 2002. 321 p.
6. Barrett A. Livia. First Lady of Imperial Rome. New Haven; London: Yale University Press, 2002. 445 p.
7. Ранович А. Б. Восточные провинции Римской империи в I-III вв. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1949. 263 с.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2012 г.