CC BY
24"Культурная жизнь Юга России"
№ 4 (33), 2009
A. YU. TASHLYKOV. ABOUT SOME PECULIARITIES OF THE LOCAL GOVERNMENT FUNCTIONING IN ASTRAKHAN IN 1917
The article is dedicated to some special features of functioning of political institutions, which were established after February revolution 1917, on the example of Astrakhan.
Key words: resolution, local Duma, provisional government, socialist party.
Ю. д. АНЧАБАДЗЕ
ЖЕНЩИНА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В АДЫГСКОМ АУЛЕ
(1920-е годы)
в ходе кампании по «перевоспитанию» горянки в 1920-е годы были достигнуты определенные успехи по социальному раскрепощению женщины. в то же время многие нововведения оказались травмирующими для женского сознания, которое не было готово к столь радикальному изменению гендерного статуса в семейной и общественной жизни.
Ключевые слова: адыги, женщина, аул, пропаганда, традиция, обычай, социально-политические трансформации.
Придя к власти в 1917 году, большевики почти сразу же поставили перед собой амбициозные цели включить женщину в социалистическое строительство, повсеместно вовлечь ее в общественную жизнь, приобщить к актуализированным идеологическим лозунгам, превратив в конечном счете в социально активную, но политически лояльную массу. Между тем было очевидно, что достичь декларированных целей невозможно без коренной ломки старого быта, без изменения социокультурного и ментального статуса женщины. Это обстоятельство многократно усложняло поставленную задачу, особенно в национальных регионах России.
Однако местные власти взялись за немедленное выполнение партийных директив по решению женского вопроса. Так, в циркулярном письме от 10 октября 1924 года ЦИК Кабардино-Балкарской АО напомнил всем нижестоящим органам о том, что он придает «колоссальное значение делу перевоспитания туземных женщин» [1]. Актуальность этой задачи была очевидна. Большевики понимали, что серьезнейшим препятствием на пути задуманного строительства нового общества является ненавидимый ими патриархальный быт. Но его устои коренились в семье, в социализирующей системе традиционного воспитания. Последнее целиком находилось в руках женщин, поэтому было крайне важно разрушить основания старого быта, взорвать «узкий семейный мирок», вывести его из-под векового влияния женщины. Для этого следовало перевоспитать саму женщину, освободив, прежде всего, от исключительной привязанности к семейному очагу.
Как обычно, административные кампании сопровождались мощным и шумным пропагандистским аккомпанементом. На этот раз главным клише стало утверждение, что важнейшая цель советской работы на данном направлении - «добыть свободу для темной горской женщи-
ны». Практическая деятельность принимала разные формы. Считалось, что важнейшим средством перевоспитания «женской массы» является ее идеологическое просвещение, каналом которого стали всевозможные лекции, собрания, митинги, активы, заседания и т. п. На головы сельчан буквально обрушилась лавина подобных мероприятий.
Например, в кабардинском ауле Кызбурун в 1928 году за короткое время было проведено 19 общих собраний граждан, помимо которых дважды собирался сельский актив, трижды созывались «общие собрания бедноты» и т. д. Повестки дня подобных мероприятий обычно включали вопросы идеологического и разъяснительного характера, поэтому для правильного освещения политически важных тем на места часто приезжали лекторы и идеологические работники из окружных центров. Областные органы вменяли в обязанность местной администрации следить за тем, чтобы на всех проводившихся мероприятиях присутствовали женщины. Кроме того, жительниц того же Кызбуруна еще дважды собрали на специальные женские собрания [2].
Идеологическая работа особенно активизировалась во время важных политических кампаний (например, выборных). Власти рассматривали предвыборную агитацию как действенную меру по политико-идеологическому воспитанию масс, в том числе женщин, участию которых во всех соответствующих мероприятиях придавалось большое значение. Особенно активная работа велась во время выборных кампаний в местные органы власти, в сельские исполкомы. Стремясь не допустить в состав Советов нежелательные элементы и дать правильное политическое направление трудящейся массе, ответственные работники окружкома партии практиковали в селах беседы на темы «Как проводить выборы», «Кого нужно выбирать» и т. п.
№ 4 (33), 2009 "Культурная жизнь Юга России"
В партийной статистике, например, утверждалось, что в Адыгее в выборах местных советов приняло участие «женщин-черкешенок» в 1923 году 5%, в 1924-1926 - 10, в 1926-1927 - 19,4, в 1928-1929 годах - 20%. В выборных кампаниях 1930-1931 годов на избирательные участки пришло уже 75,3% избирателей-женщин. Вряд ли можно сомневаться в причинах столь феноменального взлета политической сознательности и активности женского населения Адыгеи, тем не менее, в партийных документах победно фиксировалось, что «темная, порабощенная в бытовом, правовом и экономическом отношениях черке-шенка-беднячка, середнячка встала сейчас в ряд активных строителей социализма» [3].
Активность адыгской женщины поощрялась и в рамках «выдвиженченской» кампании, когда за женщинами резервировалось определенное количество мест в низовых административных структурах. В Кабарде женщины-выдвиженки появились после выборной кампании 1924 года. Так, в Каменномостский сельский исполком были избраны 22 человека, «из коих беспартийных - 13, членов РКП(б), кандидатов РКП(б) - семь, из них две женщины» [4]. Избранный в то же время исполком Залукокуаже состоял из 11 человек, «из коих 1 женщина-беднячка, 6 кандидатов РКП(б) и 4 беспартийных бедняка» [5]. В селе Урванском «членов совета и кандидатов избрано 23, из коих коммунистов - 8, женщин - 6, бедняков - 10, середняков - 12, зажиточных - 1» [6].
Большое значение власти придавали вовлечению женщин в деятельность многочисленных обществ, организаций, ячеек, объединений, возникших в послереволюционной адыгской деревне. Общества и объединения бывали порой экзотическими. Так, 29 июля 1922 года в селении Акбаш была образована «первая женская ячейка туземных женщин, сочувствующих компартии». Газета «Красная Кабарда» назвала это событие «великим сдвигом в работе среди женщин-кабардинок» [7].
Одной из эффективных мер по вовлечению женщин в советский быт стало устройство так называемых «учебных городков». Здесь с женщинами проводились занятия, которые включали обучение грамоте, «просветительные» беседы, ознакомление с передовыми достижениями в области хозяйствования и т. д. Слушательниц набирали, как это именовалось на актуализированном сленге того времени, «по разверстке», в соответствии с которой каждый сельсовет был обязан поставить в «городок» определенное число мобилизованных. Власти придавали большое значение этому направлению своей деятельности, о чем со всей определенностью было указано в циркулярном письме ЦИК Кабардино-Балкарской АО от 14 октября 1924 года, разосланном во все сельсоветы области [8].
Органы местной власти прониклись важностью вышеозначенной идеи. Так, 29 октября 1924 года председатель сельсовета Залукокуаже сообщал окружному начальству о том, что «разверстка женщин в учебный городок была выполнена
не только полностью, но даже с излишком». Как оказалось, председатель имел полное основание направить в округ подобную победную реляцию, ибо из Залукокуаже в учебный городок «было послано 2 женщины», между тем требовалась только одна [9]. Аналогичный успех был достигнут в селении Сармаково [10].
Эти факты давали возможность властям трубить о победах, достигнутых в деле «раскрепощения» женщины-горянки, демонстрировать на слетах и конференциях национальных выдвиженок, снабжать пропагандистские материалы газетных и журнальных статей выразительными снимками и хлесткими заголовками. Между тем у этого процесса была и другая сторона. По понятным причинам она редко становилась предметом общественного обсуждения, а если и становилась, то соответствующие факты трактовались как трудности, с которыми в ближайшее же время будет покончено. Архивные документы более откровенны в этом отношении, так как позволяют представить реальные сложности, с которыми сталкивались власти, пытаясь перевоспитать горянку.
«Женщина-черкешенка не имеет права по своему желанию бывать в обществе», - отмечалось в советской прессе [11]. Это беспокоило новые власти, так как затрудняло работу среди женщин, мешало их вовлечению в производство, сужало возможности пропагандистской деятельности. Однако в этнографическом кавказоведении уже давно показано, что подобные утверждения, весьма распространенные, искажали реальную ситуацию горского быта. Горянка имела достаточно большой выбор поведенческой активности в общественной сфере, однако те формы, которые напористо и агрессивно внедрялись в жизнь большевистскими практиками «женского вопроса», слишком резко противоречили гендерным стереотипам, разрушая традиционные границы мужского и женского пространств.
Отсюда возникали непредвиденные ситуации. Так, на выборах совета в селении Кенже 27 января 1926 года женщины, чтобы избрать своих представителей, «отделились [от мужчин] <...> и наметили кандидатов и в совет, и в ревизионную комиссию, и на окружной съезд советов» [12]. В одном из партийных документов того времени шел разговор о вышеупомянутой женской ячейке, созданной в селении Верхний Акбаш. В отличие от фанфарной публикации о ней в «Красной Кабарде» автор документа жаловался на трудности. Дело в том, что помимо женской ячейки в Акбаше была создана такая же, но мужская. Автор сетовал, что их нельзя объединить в одну, «так как мусульманки сторонятся мужчин и в их присутствии "стыдятся" даже выговорить слово» [13]. В кабардинском селении Ерокко даже в середине 1920-х годов женщины практически не посещали советских собраний [14], традиционный этикет продолжал в достаточно сильной степени действовать в адыгской среде.
При этом власти не без оснований видели в родственном и общинном коллективе, прежде всего в его мужской части, мощный орган кон-
"Культурная жизнь Юга России"
56 —
№ 4 (33), 2009
троля над социальным поведением женщины. Действительно, мужские родичи весьма болезненно воспринимали попытки большевиков расшатать традиционные устои женского быта. Так, жителей Урванского «три раза пришлось уговаривать <...> чтобы они пришли и пригласили на выборы своих жен и дочерей. Сначала категорически заявили, что их жены не желают идти, а когда было доказано, что это неверно, заявили, что у одной малое дитя, другая больная, третья уехала в гости, четвертая заперла хату и куда-то ушла» [15]. Советская пропаганда считала людей старших возрастных групп особо ретивыми ненавистниками нововведений. Так, рассказывая о работе среди женщин, «Красная Кабарда» отмечала, что пропаганда осуществляется тайком от стариков, «являющихся наибольшими ревнителями своих эфиопских законов по отношению к женщинам» [16].
Характерный случай произошел в селении Мисостово. В июне 1921 года в кабардинских селах побывала важная чиновница - инструктор отдела работниц при Горском комитете РКП тов. Сухова, имевшая задание набрать делегаток для слета женщин-горянок во Владикавказе. Однако ей пришлось столкнуться с непредвиденными трудностями. В рапорте, составленном по свежим следам происшедших событий, Сухова жаловалась, что в Мисостово она и сопровождающие лица «никакой помощи не встретили», более того, «подвергались всевозможным нелепостям и оскорблениям со стороны мужчин», при этом неоднократно по адресу прибывших слышалось: «Приехали смущать женщин». Председатель исполкома заявил посланцам: «Не дам ни одной делегатки на съезд». Суховой ничего не оставалось, как пригрозить председателю арестом. Лишь после этого он несколько смягчился и стал более сговорчивым, пообещав, что «если другие аулы дадут делегаток, тогда и мы дадим». Не удивительно, что у Суховой сложилось твердое убеждение, что Мисостово - «самое контрреволюционное» село [17].
Поэтому, проводя кампании среди женщин, большевики стали применять своеобразные приемы работы. «Красная Кабарда» назвала эту деятельность «нелегальной», так как она осуществлялась «тайком от мужей». Как применялись эти методы, газета поведала, описывая случай в селении Лечинкай. Здесь пошли на хитрость: «Все мужчины были на общественных мелиоративных работах, и решено было до их прихода провести собрание женщин. Крикун [глашатай] обошел это небольшое селение, и через час на сход явилось 114 женщин» [18].
Между тем женщины пытались сопротивляться особенно «страшным» для их самосознания нововведениям советской власти. Например, настойчивые попытки новых руководителей мобилизовать их на различного рода курсы, семинары, отправить с просветительными целями в окружцентры, учебные городки за пределы села в большинстве случаев натыкались на стойкое сопротивление и нежелание женщин подчиниться соблазнам новой эпохи. Соответствующие мобилизационные кампании 1920-х годов часто завершались неудачей.
Так, председатель исполкома селения Псынодаха в сообщении председателю ревкома Нагорного округа от 30 октября 1924 года признавался, что «выполнение разверстки женщин» во вверенном ему селении «затруднительно». Свои затруднения председатель объяснял «заканчи-ванием осенних домашних работ», хотя главная причина состояла в том, что «девушек подходящего возраста <...> только 2, которые по семейным обстоятельствам оторваны от дома быть не могут» [19]. Еще более сложная ситуация возникла в селении Хабез. Председатель местного исполкома был вынужден сообщить в округ о том, что женщин, желающих учиться в учебном городке, во вверенном ему селении не оказалось [20].
Власти с большим неудовольствием столкнулись с фактическим провалом кампании по разверстке слушательниц учебного городка. В циркулярном письме ЦИК КБАО от 10 октября 1924 года, в частности, констатировалось, что «разверстка по укомплектованию женщинами учебного городка до сего дня некоторыми селениями не выполнена, хотя срок исполнения истек 15 сентября с. г.». ЦИК предложил окружным органам «немедленно проверить на месте выполнение разверстки и к сельисполкомам, не выполнившим ее, принять имеющиеся меры побуждения и воздействия». Председатель ЦИК КБАО Б. Э. Калмыков, подписавший это письмо, пригрозил, что «от размеров выполнения разверстки президиум ЦИК будет судить о работоспособности исполкома» [21].
Тем не менее, несмотря на спускаемые сверху разнарядки, сельские власти были вынуждены конфузливо сообщать о невыполнении поставленных перед ними ответственных задач. При этом неуклюжее объяснение причин - «нет девушек подходящего возраста», «затруднительно ввиду заканчивания осенних домашних работ», «по семейным причинам оторваны от дома быть не могут» [22] - скрывало активное неприятие женщинами навязываемых новых поведенческих норм. Характерно, что сложившаяся ситуация порождала в общественном сознании специфические женские страхи. Так, жительница села Нартан Беканова поделилась своими переживаниями перед поездкой на какой-то пленум, куда она должна была ехать по очередной разверстке. По ее словам, «когда она ехала первый раз в Нальчик на какой-то съезд или пленум, то ей сказали, что в Нальчике как соберутся все делегаты, то в комнате потушат огонь, и тогда кто кому попадет, того и жена будет» [23].
Консерватизм адыгских женщин раздражал власть. Льстиво величая их в передовых статьях газетных официозов, в дежурных выступлениях на пленумах, слетах, митингах и т. д. «активными строителями социализма», партийные функционеры одновременно унижали и дискредитировали адыгских женщин. Излюбленной стала фраза о «рабстве женщин перед мужчинами», о ее «полной зависимости от мужчины-мужа или же родителей-стариков», об испытываемых женщинами-черкешенками «всякого рода насилиях» и т. п.
№ 4 (33), 2009 "Культурная жизнь Юга России" ^
В пропагандистском рвении дело доходило порой до крайне одиозных измышлений. Так, в ряде своих выступлений Б. Калмыков развивал теорию о полной непригодности кабардинских женщин. «Кабардинские трудовые женщины, - говорил он, - не отличаются физическим достатком в силу прошлой забитости и духовного рабства <...> Как общее правило - кабардинка не умеет приспособиться к тяжелой минуте крестьянского хозяйства: во время голода, во время болезни кого-либо из членов семьи она бессильно опускает руки. Она не умеет ухаживать за своим ребенком, не умеет держать в доме чистоту, не может постирать белье, не умеет готовить пищу, не знает, что такое огород». Перспективы, по Б. Калмыкову, были нерадостные. Для того «чтобы научить кабардинскую женщину, понадобятся долгие годы. Чтобы вылечить ее от духовых ран рабства и забитости, нужны десятилетия, чтобы возродить ее физически, требуется еще большее время» [24].
Тот же Б. Э. Калмыков внес в этот набор инвектив еще одну новую струю, коснувшись специфического явления в кабардинской среде первых лет революции, когда падение сословных перегородок сделало возможным межсословные браки. В частности, для многих мужчин-кабардинцев стали весьма желательными и привлекательными браки с женщинами из бывших дворянско-княжес-ких фамилий. Между тем революционный лидер Кабарды предостерег кабардинских мужчин от такого шага, так как, по его мнению, женщины из привилегированного сословия имеют физические недостатки. «Целые столетия одна и та же кровь в кабардинских князьях и дворянах текла по одним и тем же жилам, и неумолимые законы природы наделили эти, считающиеся высшими, породы людей - слабоумными, хилыми идиотами, способными только к продолжительному кутежу и разврату. Браки трудовой молодежи с женщинами из этих классов сейчас дали чахлое потомство, а новые хозяйки внесли в крестьянский дом мало хорошего, физический труд им не ведом» [25].
Пропагандистские кампании принимали иной раз полуанекдотические формы. Так, в 1920-е годы в Кабарде проводилась усиленная агитация за межнациональные браки. Ее застрельщиком выступил опять Б. Э. Калмыков, который объявил, что мелкие народности, которые не имеют свежего притока крови извне, постепенно вымирают, а поэтому «кабардинец и балкарец вырождаются». Спасти дело, «оздоровить» вымирающие народы, по его мнению, можно было только одним путем - «прилитием свежей крови от женщин русских, немок и т. д.» [26].
Таким образом, осуществляя масштабную программу по «перевоспитанию» женщины-горянки, власти задействовали весь имевшийся арсенал пропагандистских и организационных мер. В ходе ре-
ализации программы были достигнуты определенные успехи, что позволило советской пропаганде говорить о практически повсеместном охвате женщин кампанией по ликвидации неграмотности, об их активном участии в работе общественных организаций, в избирательных кампаниях, на выборных должностях в органах местного управления. Однако в реальности властям пришлось столкнуться со многими сложностями, которые не были учтены идеологами и практиками решения женского вопроса. Агрессивное и грубое внедрение новых политических и идеологических стандартов вызывало противодействие и сопротивление со стороны адыгского аула. Женское сознание не было готово к радикальному изменению гендерного статуса в семейной и общественной жизни.
Литература и источники
1. Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской Республики (ЦГА КБР). Ф. Р-236. Оп. 1. Д. 8. Т. 2. Л. 204 об.
2. Там же. Ф. Р-2. Оп. 1. Д. 503. Л. 50.
3. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 21. Д. 2273. Л. 24, 25.
4. ЦГА КБР. Ф. Р-236. Оп. 1. Д. 7. Т. 2. Л. 536.
5. Там же. Л. 532.
6. Кабардино-балкарская беднота (Карахалк). 1925. № 521.
7. Красная Кабарда. 1922. № 86.
8. ЦГА КБР. Ф. Р-236. Оп. 1. Д. 8. Т. 2. Л. 204 об.
9. Там же. Л. 210.
10. Там же. Л. 214.
11. Кухтаев. Заметки о женщине-черкешенке // Красная звезда. 1921. 5 апр.
12. Выборы совета в селении Кенже // Кабардино-балкарская беднота. 1926. № 616.
13. Центр документации новейшей истории КБР. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9.
14. ЦГА КБР. Ф. Р-2. Оп. 1. Д. 503. Л. 57.
15. В селе Урванском // Кабардино-балкарская беднота. 1925. № 521.
16. Кабардинка и женотдел // Красная Кабарда. 1922. № 106.
17. РГАСПИ. Ф. 64. Оп. 1. Д. 119. Л. 157, 157 об.
18. Кабардинка и женотдел // Красная Кабарда. 1922. № 106.
19. ЦГА КБР. Ф. 236. Оп. 1. Д. 8. Т. 2. Л. 205.
20. Там же. Л. 213.
21. Там же. Л. 204 об.
22. Там же. Л. 205.
23. В селе Нартан // Кабардино-балкарская беднота. 1925. № 521.
24. Там, где недавно был голод // Красная Кабар-да. 1924. № 345.
25. Там же.
26. Там же.
YU. D. ANCHABADZE. WOMAN AND POLITICAL CHANGES IN THE ADYG AUL (1920s)
There was some success achieved in the course of the «re-education» of gorianka campaign in the 1920s. In the same time many of innovations traumatized woman's consciousness, which was not ready to radical changes of the gender status in family and social life.
Key words: Adygs, woman, aul, propaganda, tradition, custom, social-political changes.
