CC BY
51
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 6
В.В. Сорокина
ЖАНРОВЫЕ ФОРМЫ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ РУССКОГО БЕРЛИНА 1920-х годов
В данной статье рассматривается многообразие жанровых форм, используемых критиками русского Берлина 20-х гг. ХХ в. Наибольшее распространение в периодической печати данного периода получили жанры литературной хроники, юбилейной статьи, рецензии, справочно-библиографические сведения, речи, обзоры, эссе, воспоминания, отзывы одного писателя о другом. Индивидуальные особенности авторского стиля проявлялись в названиях публикаций.
Ключевые слова: литературная критика, русский Берлин, жанровые формы, стиль.
This article deals with the variety of forms in the literary criticism of the 1920s Russian Berlin. The most popular periodicals of that time published literary chronicles, anniversary articles, reviews, bibliographic information, speeches, reviews, essays, memoirs and notes made by one writer about another. Individual features of authorial style manifested themselves in the titles of publications.
Key words: literary criticism, the Russian Berlin, genre form, style.
Со времен Первой русской революции 1905 г. в Берлине образовалась устойчивая русская эмигрантская среда, и на этой благодатной почве в 1920-е гг. сформировалась новая общность, главной чертой которой был не дух политического «эмигрантства», а атмосфера взаимного культурного влияния, творческого взаимообогащения. Оба народа - немцы и русские - всегда демонстрировали очень высокий уровень культурного развития, поэтому нет никаких причин говорить о доминирующем влиянии одной культуры. Эта же среда придала и неповторимые черты литературной критике, положившей начало русскому зарубежному литературоведению, которое, в отличие от преобладавшей в метрополии критики социологического типа, в основном было эссеистическим, философским и импрессионистическим, соединявшим в себе элементы литературоведения с публицистикой и мемуаристикой, а также философией.
Благодаря осознанию своей особой социокультурной миссии критика русского зарубежья обрела черты, отличные от параллельно развивавшегося литературно-критического процесса в советской России. Каждый из критиков полагал себя вершащим судьбу русской культуры вдали от дома, от естественно звучащей родной речи. Поэтому и задачи, стоящие перед литературной критикой, вытекали из общих задач эмиграции: сохранение русского культурного наследства,
объяснение причин духовного кризиса нации и поиск путей выхода из него. Именно с этой социокультурной причиной связаны тематические и идеологические особенности эмигрантской критики.
В целом для литературной критики зарубежья было характерно желание разобраться, что случилось с миром, человеком и обществом в последние десятилетия и почему это произошло. В условиях эмиграции выступление со страниц газет и журналов было уникальной возможностью для критика заявить себя на родном языке, внести свой вклад в развитие трагической русской темы, а порой и единственно возможным способом выжить - за счет гонораров.
Важным обстоятельством, определявшим положение критики, было и бесцензурное существование: свобода выбора анализируемых текстов, независимость аргументации при рассмотрении литературных произведений. Ведь и в царской России, и в советской существование критической мысли всегда было связано с теми или иными цензурными ограничениями. Впервые в русской истории представители интеллигенции не были ограничены никакими «запретительными» рамками.
В своем развитии критика русского зарубежья получила довольно сильный импульс от предыдущей эпохи русской критики и унаследовала многие ее черты. Уже в конце XIX - начале ХХ века сформировалась «массовая» журнальная и газетная критика, появились новые жанры: беллетризованный репортаж, статьи-лекции. За этим последовало появление литературно-критических концепций, обращенных к широкому историко-культурному контексту, и как следствие в противовес критике социологической - изучение «философии» автора, пафоса его творчества.
Участие русских религиозных философов в литературной жизни началось еще до эмиграции. Благодаря этому их философские рассуждения начали наполняться аллюзиями и реминисценциями из русской классической и современной литературы, что значительно повлияло на углубление философского взгляда на литературу в критике эмиграции.
Можно говорить и о том, что литературная критика зарубежья явилась также и наследницей русской критики XIX в. с ее обращением к конкретному читателю и желанием оказывать на него воздействие, формировать общественно-политическую позицию. Но помимо этого необходимо было учитывать и специфику европейской литературной жизни, которая повлияла на повышение интереса критики к психологии и судьбе писателей. Очевидно, что в Берлине уже проявились эти черты критики, получившие развитие в Париже.
В 1920-е гг. критика развивалась в Берлине и России параллельно, более того - она имела общий предмет изучения, чем обусловлено наличие сходных черт. Одинаковы были судьбы русской литератур-
ной критики 1920-х гг. в Берлине и России: существование ее было довольно резко прервано, и в 1930-е гг. она уже стала прошлым - в стране Советов по причинам политическим, за рубежом - потому что центром русской литературной эмиграции стал Париж. Интерес к русскому Берлину возобновился только в эпоху оттепели - под влиянием западной и эмигрантской мысли.
В культурной инфраструктуре 1920-х гг. литературной критике принадлежала огромная роль: она освещала исключительный по своей динамичности литературный процесс, имела дело с различными эстетическими концепциями и программами, требовавшими внятного объяснения и обоснования. Она была непосредственно вовлечена в политическую борьбу, а порой ее и стимулировала, чего раньше не было и что перешло «по наследству» к зарубежным критикам 1930-х гг.
Проблематика критики русского Берлина менее всего являлась академической. Споры о судьбе Серебряного века, об авангарде, о формализме, о пролетарской культуре, о «традиции» проходили довольно эмоционально и в Берлине, и в России: с одной стороны, критиков беспокоил вопрос, едина ли современная русская литература или распалась на два потока; с другой - они пытались разобраться в том, кого можно считать пролетарскими писателями, а кого «попутчиками».
Печатная литературно-критическая продукция в Берлине отличалась большим тематическим и проблемным многообразием. Порой на страницах периодики разгорались дискуссии по поводу самого факта существования эмигрантской и советской литератур, или споры о проблемах их взаимодействия, о природе поэтического творчества, об отношении к классическому наследию и категориям преемственности в русской культуре, о молодом и старшем поколениях писателей-эмигрантов.
Литературно-критический процесс представляет собой, как правило, взаимодействие художественно-эстетических и социокультурных тенденций. Особенности существования в Берлине 1920-х гг. наложили свой отпечаток на тематику и проблематику публикаций, а также на способ их подачи и освещения литературной критикой.
Анализ содержательной стороны литературной критики русского Берлина невозможен без внимания к той форме, в которой эта критика существовала. Художественное явление, будь то отдельное произведение или литература целого периода, само по себе оказывает решающее воздействие на выбор жанровых форм. Несомненно, что существует вполне определенная, хотя и довольно сложная, непрямая зависимость между развитием литературы и отдельными жанрами критики. Это, в частности, выражается в определенной жанровой стилистике. Хотя языковые средства не закреплены за определенным
жанром, но тип, структура авторской речи - один из существенных признаков жанра, его формообразующий фактор.
В каждом жанре берлинской критики можно увидеть признаки того или иного функционального стиля, связанного или с индивидуальными особенностями авторской речи (Ю. Айхенвальд), или с принятой в данную эпоху литературно-критической лексикой («художество», «любовность», «пронзаемость», «сочинительство», «талантливость» и др.), или с идеологической направленностью. Последняя обнаруживается в ироничных названиях («Роман имени нэпмана»); риторических вопросах («Но не в могиле ли он уже теперь?» - о С. Городецком); резких личностных выпадах («В Горьком живет чисто босяцкая, чандалья мужикофобия») и других средствах, проявляющихся в игре полутонов.
В Берлине основным способом выражения мнений о литературе становятся газетные и журнальные публикации: справочно-библио-графические сведения, рецензии, речи, репортажи с юбилеев, юбилейные статьи, некрологи, публицистические эссе, воспоминания, отзывы одного писателя о другом. Особое место в периодической печати занимает информация о литературной жизни в России и за границей. Сюда входят известия о работе Союза писателей, о возобновлении деятельности того или иного издательства, открытии книжных магазинов и библиотек1.
В условиях берлинской жизни особенно важным становится жанр литературной хроники, которая позволяла по крупицам собирать сведения о рассеянных по всему миру литераторах. В ответ на призыв «собирать» русскую литературу в журнале «Русская книга» появился раздел «Судьба и работы русских писателей, ученых и журналистов за 1918-1920 гг.», ставший незаменимым источником достаточно точной информации о первых послереволюционных годах существования представителей русской культуры как в России, так и за рубежом. Хроника литературной жизни также была представлена в «Бюллетенях Дома искусств», газетах «Голос России», «Дни» и «Руль». Но ей отводилось в этих изданиях более скромное место. На эту особенность берлинского литературно-критического процесса обратили внимание авторы книги «Русский Берлин 1921-1923»: «Хроника вообще выдвинулась в русской литературной журналистике начала 20-х годов на одно из самых почетных мест. У нас нет другого периода в истории русской литературы и печати, когда целые страницы литературных журналов отводились бы мелким хроникальным фактам. Это само по себе служит иллюстрацией
1 Н-в П. И. Литературная жизнь в Москве // Новости литературы. 1922. Кн. 1. С. 19-20; Петровская Н. Литературный Берлин («Итоги») // Накануне. Литературная неделя. 1924. № 50 (567). 29 февр. С. 2-3; Шкловский В. Литераторы и литература в Петербурге // Голос России. 22. 31 мая.
специфических условий функционирования литературы в данный
2
момент» .
Развитие хроникального жанра продолжалось в многочисленных рецензиях, призванных не только информировать широкого читателя о выходе книги или поступлении ее в магазин, но и показать произведение в «контексте» окружающей его жизни. Рецензия, как правило, была небольшой по объему, поэтому суждение высказывалось четко и прямолинейно, порой даже резко, чем особенно гордились берлинцы. Больше других отличался Ю. Айхенвальд, который в Берлине столкнулся с невозможностью продолжать работу в привычном для него жанре «силуэтов» и «этюдов»: он сосредоточивается на рецензировании текущей литературы. Известно, что особенно придирчив он был к творчеству М. Цветаевой и популярных беллетристов. В рецензиях на их произведения можно прочесть: «Беспрерывное вулканическое клокотание с резкими, неожиданными, несоразмеренными извержениями» (М. Цветаева, «Психея»); «"Поэма конца" - не понял; думается, однако, что всякий, кто окажется счастливее меня, купит это счастье ценой больших умственных усилий» (М. Цветаева, сб. «Ковчег»); «Книга его - лубок, действующие лица - олеографичны» (Н. Брешко-Брешковский, «Белые и красные»); «курс трагической географии» (А. Ренников, «За тридевять земель»); «тема оказалась больше автора» (Е. Чириков «Семья»).
Не часто рецензировал книги И. Гессен, только находясь под глубоким впечатлением: «Лучше было бы, чтобы автор нашел сына, а книги не писал» (В. Шульгин «Три столицы»). Но особенно свободой упивалась литературная молодежь. Ю. Офросимов, к примеру, писал об И. Эренбурге: «Вместо портретов склоняемое во всех падежах "Я"»; и он же о Г. Алексееве: «замыслив повесть, дал почти фотографию». А. Дроздов о Саше Черном - «поэт отдохнул на простых темах»; А. Пильняк о М. Шкапской - «Три вещи: тот вечер на набережной, лепестки роз с могилы Блока и русская земля в коробочке у Ремизова: равнозначны сейчас мне: это Марья Михайловна Шкапская. Или, нет, неправда, - русская земля дороже». Р. Гуль опять о М. Цветаевой - «стих разнузданный - рвется в безумных ритмах, а чувство в нем мятущееся, резкое, почти мужское»; и А. Бахрах о ней же: «любопытна статья Цветаевой - собственно даже не статья, не отзыв, не рецензия, а действительная "попытка выхода, чтобы не захлебнуться" - экстатический (и, следовательно, не критический) преувеличенный пафос перед "Пастернаком впервые"» (о «Световом ливне»).
Иногда авторское мнение выносится прямо в заголовок рецензии: «Ненужная книга (Георгий Гребенщиков, «Чураевы», роман)»
2 Русский Берлин. 1921-1923: По материалам архива Б.И. Николаевского в Гуверовском институте / Сост., подгот. текста, вступ. сл. и коммент. Л. Флейшмана, Р. Хьюз, О. Раевской-Хьюз. Париж, 1983. С. 23.
(Эльзевир); «Вызывающая книга» (Айхенвальд), «Сенсационная книга» (С. Крымов). Обычно в конце рецензии отмечается, что книга выполнена «на хорошем полиграфическом уровне»; иногда добавляется оценка художественного исполнения. Близким знакомством писателей и авторов рецензий обусловлена заметная фамильярность некоторых текстов (И. Эренбург о М. Цветаевой - «Ваша книга ягненок!»). Порой язвительный отзыв рецензента был своего рода ответом на критику его собственной книги. И наоборот, положительный отзыв - ответная вежливость. Это особенно заметно в рамках одного издания, когда каждый автор и рецензент еще и член редколлегии.
Большое место в литературно-критических публикациях занимали разнообразные обозрения. Среди них можно выделить юбилейные статьи, обзоры выходящих в России и эмиграции литературно-художественных журналов («Современные записки», «Беседа», «Эпопея», «Красная новь», «На чужой стороне», «Русский современник»), обзоры современного состояния русской литературы или литератур европейских стран.
В юбилейной статье внимание автора сосредоточивалось на изложении позитивного вклада писателя в отечественную культуру, при этом обзор его произведений был довольно поверхностным, без научного анализа наиболее выдающихся достижений. Нередко в юбилейной статье доминировало лирическое начало: автор делился собственными ощущениями от встреч с творчеством юбиляра. Это придавало юбилейной статье эссеистический характер, претендовало на обязательный эмоциональный отклик у читателя.
В обозрении сам выбор произведений диктуется определенной художественно-эстетической целью. В обзорных статьях нащупыва-ется лишь первый шаг, поэтому зачастую все обзоры поверхностны и служат лишь цели ознакомления читателя с возможным кругом чтения. Для берлинской литературной критики этот жанр стал самым распространенным, унаследовав традицию русской критики обращаться к широкому кругу читателей, поэтому у русских критиков нередки обращения к читателю, риторические приемы, пропаганда идей произведения. В европейской литературно-критической традиции, где всегда было принято ориентироваться на знатоков литературы и на самих писателей, от критики ждут профессиональных советов или разоблачений коллег. У берлинцев крайне редки случаи советов писателям, зато беспощадных разоблачений, строящихся чаще всего на логике автора и его вкусе, чем на учете индивидуальных, социально-политических или литературных пристрастий самого писателя, в избытке. Отсюда и свойственная берлинской критике откровенность суждений, выражающаяся в нелицемерной прямоте восторженных похвал и еще больше - резких неприятий. Среди названий обзоров самым распространенным стали «Новости...», «Новое о...».
Образ автора, авторское отношение к отобранному материалу, степень выраженности авторского «я» определяют не только форму речи, но и общую стилистическую тональность материалов, своеобразие и выбор лексико-грамматических средств. В периодике русского Берлина сложилась традиция обзорных циклов, самым ярким из которых являются «Литературные заметки» Ю. Айхенвальда, выходившие каждую среду в «Руле». Цикличность предполагает растущее понимание автора всеобщих сцеплений, всеобщей взаимосвязи явлений. В случае с Ю. Айхенвальдом цикличность обеспечивается исключительно единством неповторимого авторского стиля критика, а не тематическим или идейным единством. Как правило, каждый выпуск «Литературных заметок» состоял из двух-трех частей, в каждой из которых рассматривалось по одному произведению или сборнику, объединенных авторской мыслью, сформулированной в самом начале. Но иногда место «Литературных заметок» занимали статьи «Мысли о смысле», «Проблема писателя», «Проблема читателя», в названиях которых угадывается ирония, полемика с аудиторией. Признаками цикличности обладают также «Письма о русской поэзии» Г. Струве, «Письма о литературе» А. Бема, «Обозрения» В. Сирина, «Литературные обозрения» М. Гофмана, «Еще о "русской душе"» Ю. Офросимова и «Еще о Толстом» Ю. Айхенвальда.
При общей нацеленности на познание литературно-художественного процесса обзор и проблемная статья различаются мерой постижения закономерностей этого процесса. В берлинской периодике статье отводится более скромное место. Как правило, в ней соединяются черты публицистичности и доступности с желанием авторов ввести научный материал, особенно если речь идет о литературе прошлого века. Авторы статей придают значение названиям, следуя в этом вопросе классической традиции и влиянию Серебряного века. Идеологических названий немного, но они есть, и в них точно передается проблематика предлагаемого для прочтения материала - «Современность в литературе», «О безответственности в поэзии», «О критиках и критике», «Новости французской литературы», «Карты в русской литературе (исследование)». Но чаще встречаются названия, где авторская индивидуальность проступает ярче, а отношение к судьбе произведения, писателя, литературе и искусству в целом очевиднее: «Нам хочется Вам нежно сказать», «На страже сокровищ», «Акмея русского художества», «О звуках сладких и молитвах» и др. Полемический пафос, пронизывающий многие берлинские работы, отражается в характерных названиях: «Споры о Маяковском», «Споры об Островском», нередко «спорам» подбираются ироничные названия: «Гамлет по-новому» (Ю. Оф-росимов) - «Гамлет по-старому» (Ю. Айхенвальд); «Ход конем» (В. Шкловский) - «Шах конем» (К. Кириллов) - «Ход коня» (Р. Гуль),
8 ВМУ, филология, № 6
или вопросительные интонации: «Куда исчез Булгаков?», «Что есть истина?», «"Дедушка" и "Светочи"?».
В названиях нередко происходило скрещивание образа и понятия («Культ Пушкина и колеблющие треножник», «Папа и мама имажинизма»); увеличивалось число цитатных и метафорических названий («Эпоха пепла», «Нежная болезнь», «Блекнут краски», «Дары поэтов»). В силу включенности в европейский литературный процесс берлинцы стали чаще употреблять образы европейской культуры: это обращение к литературным образам («Калибан и каннибал», «Трагедия Кориолана», «Карфаген или Каносса?», «Золотое руно»); включение в заголовок имен писателей, мыслителей («Об Анатоле Франсе», «Евгений О'Нейлль и американская драма» «"Саломея" О. Уальда», «Иммануил Кант»); использование латиницы («Das Russenthurm», «Au-dessus de la тк1йе», «In Memoriam»).
Наряду с цитатно-метафорическими названиями наблюдается тенденция к появлению простых названий, предваряющих деловитый и обстоятельный анализ («Литература за пять истекших лет», «Современное положение французской литературы в Бельгии», «Беллетристика о революции»); увеличивается роль сопоставительных заглавий («Некрасов и декабристы», «Демьян Бедный и бедный Некрасов», «Жуковский и Александр I», «А. С. Пушкин и Е. М. Хитрово», «Чехов и Соловьев»). Установка на обновление форм критики сказалась и на названиях. Многие используют интригующие, оригинальные названия («На путях страданий», «О чем пел соловей», «Три сосны русской поэзии», «Живопись словом», «Мировая покинутость»).
Интерес к творческой индивидуальности писателя отразился в жанре творческого портрета, где акцент делался на фактах биографии, связи творчества с реальной действительностью. Сюда можно отнести многочисленные «Беседы», «Встречи»: «У Есенина (Беседа)», «Живые встречи», «Из встреч», «Беседы с внуком Л. Толстого», «Встречи с писателями». Юбилейные и памятные материалы: «Памяти Ибсена», «Памяти Некрасова», «Памяти Рильке», «Юбилей Бориса Зайцева», «Максим Горький. По поводу 30-летнего юбилея».
В формировании литературной критики русского Берлина определяющую роль сыграли два взаимозависимых фактора. Одним из них является уникальность социокультурной среды, сложившейся в силу известных причин в германской столице к началу 1920-х гг. Другой связан с принадлежностью этой критики более широкому явлению - литературному процессу русской эмиграции. Внутри него в начале 1920-х гг. постепенно создается литературная критика русского зарубежья, начальный период которого, с определенной долей условности, можно назвать берлинским. Вместе с тем, развиваясь вне родной языковой и литературной среды, эта критика наследовала традиции предыдущего литературно-критического
периода, протекавшего в России в XIX и начале ХХ в. Процессы, происходившие в литературной критике метрополии, имели лишь внешнее, объективное сходство с тем, что наблюдалось в Берлине. Внутренне - субъективно - берлинцы стремились к предельной аполитичности суждений, наслаждались свободой от цензурных ограничений (с чем русская критика столкнулась впервые с момента своего появления), но в то же время ограничивали эту свободу любовью к прежней России и преданностью классическим традициям русской литературы.
Список литературы
Баранов В.И., Бочаров А.Г., Суровцев Ю.И. Литературно-художественная
критика. М., 1982. Барахов В. Искусство литературного портрета. М., 1976. Бочаров А.Г. Жанры литературно-художественной критики. М., 1982. Вакуров В.Н., Кохтев Н.Н., Солганик Г.Я. Стилистика газетных жанров. М., 1978.
Гроссман Л.П. Жанры литературной критики // Искусство. Т. 2. М., 1925. Гроссман Л. Цех пера. М., 2000.
Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики. Жанры. Композиция. Стиль. Л., 1980.
Михайлова М.В. Литературная критика: эволюция жанровых форм // Поэтика русской литературы XIX - нач. ХХ века. Динамика жанра. Общие проблемы. Проза. М., 2009.
Сведения об авторе: Сорокина Вера Владимировна, канд. филол. наук, ст. научн. сотр. лаборатории «Русская литература в современном мире» филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: vvs@philol.msu.ru
