CC BY
179
освещаются вопросы безопасности ядерного оружия и перспектив дальнейшего сокращения вооружений, все чаще выражаются сомнения именно в уровне ядерной безопасности. Однако не стоит забывать, что стратегические ядерные силы России размещены только на ее территории, а ядерное оружие США - в разных регионах мира.
Современная конъюнктура международных отношений в Европе ознаменована громкими шпионскими скандалами, в прессе все чаще освещаются маневры спецслужб России и западных стран, которые катализируют взаимное недовольство политических элит [10]. При этом из всего многообразия шпионских инцидентов, которыми так богата современная история англо-российских отношений, настойчиво обсуждаются и запускаются в большой тираж сюжеты, которые, по мнению авторов их интерпретирующих, негативно характеризуют российскую сторону. Это и загадочная смерть И. Литвиненко, который якобы погиб от «длинной руки кремля», и скандальный провал группы А. Чапман, и многое другое. Вместе с тем, иногда в СМИ просачивается информация о деятельности спецслужб США, направленной на установление информационного контроля над российской политической элитой. При этом на инциденты, связанные с деятель-
ностью британских разведорганов на территории России традиционно не обращается никакого внимания. Эта ситуация очень сильно напоминает историю холодной войны, когда из-за ограниченной возможности прямого противодействий армий (из-за опасности ядерной войны) основными инструментами противостояния были спецслужбы, а одним из основных уровней противостояния - информационное пространство.
Проамериканский тон является методикой отражения мировых событий для британских авторов. Даже события Второй мировой войны подаются читателю исключительно в виде совместного успеха англоамериканских союзников в разгроме фашизма. Несмотря на то, что большинство материалов британской прессы имеют эмоционально спокойный фон, они не лишены ангажированности и тенденциозности. К достоинствам статей британских изданий можно отнести стремление их авторов к углубленному анализу, особенно в сфере экономических обзоров, историческую ориентированность в геополитических вопросах. Вместе с тем они не лишены политической ангажированности, и реализующаяся в них субъективность достаточно ярко отражает восприятие России современным британским истеблишментом и журналистикой.
Статья поступила 30.10.2013 г.
Библиографический список
1. Чего ждут иранские блогеры от нового президента Исламской республики? // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/world/20130624/210314497.html
2. Вуд Э. Россия: тени холодной войны и современные иллюзии // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/world/20130407/207807895.html
3. Холлидэй К. О'Нил назвал негативное отношение к России «британским психическим заболеванием» // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/europe/20120131/184405338.html
4. Гудец М. По мнению аналитика, Россия выдавливает США из Европы // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/europe/20091103/156479032.html
5. Что будет, когда уйдут американцы? // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL:
http://inosmi.ru/europe/20110422/168675985.html
6. Стивенсон А. Британский теневой министр обвиняет
Кремль в российской «угрозе» // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/europe/20091209/156917348.html
7. Пукас А. Владимир Путин: крутой мачо реальной жизни России // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/politic/20110808/173051579.html
8. Полонски Р. Россия наконец осознает, что король - голый: рецензия на книгу Бена Джуды «Хрупкая империя: как Россия полюбила и разлюбила Владимира Путина» // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/russia/20130604/209671067.html
9. Стюарт Ф. Будущий глава войск НАТО в Европе обеспокоен РФ, но не считает ее врагом // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL: http://inosmi.ru/world/20130413/208034476.html
10. Филдинг Д. Шпионская сеть от Чапман // ИноСМИ [Электронный ресурс]. URL:
http://inosmi.ru/europe/20101213/164863963.html
УДК 811.161.1
ЖАНРОВОЕ ПРОСТРАНСТВО ЮРИДИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
© О.А. Крапивкина1
Иркутский государственный технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
В статье предпринята попытка построить типологию юридического дискурса, опираясь на жанр как критерий классификации. Автор придерживается точки зрения о взаимообусловленности жанра и дискурса, что позволяет говорить о реализации текста, принадлежащего тому или иному жанру, в рамках дискурса. Исследовано жанровое пространство письменного юридического дискурса. Выделены наиболее представительные жанры законодательной, судебной и приватной ипостасей юридического дискурса. Сделан вывод о размытости границ юридиче-
1Крапивкина Ольга Александровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 2 для технических специальностей, тел.: 89041317565, e-mail: [email protected]
Krapivkina Olga, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages no. 2 for technical specialities, tel.: 89041317565, e-mail: [email protected]
ских дискурсивных практик, балансирующих между полюсами «институциональность - персональность» вопреки традиционному мнению об исключительной институциональности юридического дискурса. Библиогр. 13 назв.
Ключевые слова: жанр; дискурс; право; экспертное сообщество; субъект.
GENRES OF LEGAL DISCOURSE O.A. Krapivkina
Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article presents an attempt to build a typology of legal discourse based on a genre criterion. Clinging to the idea that genre and discourse are interdependent categories the author considers that any text of some genre is implemented within the discourse. The article examines the genres of written legal discourse and identifies the prototypical genres of legislative, judicial and private types of legal discourse. The author concludes that the boundaries of legal discourse are rather fuzzy, its genres balance between two poles - "institutionality and personality" - contrary to the widely accepted opinion that the legal discourse is exceptionally institutional. 13 sources.
Key words: genre; discourse; law; expert community; subject.
В научной литературе предлагают различные критерии дифференциации юридических текстов. С. Шершевич по критерию прескриптивно-сти/дескриптивности выделяет 3 типа: первично пре-скриптивные (законы, постановления, договоры), смешанные прескриптивно-дескриптивные (иски, заявления) и дескриптивные (учебная литература и др.) [12]. П. Сандрини различает некоторые типы юридических текстов: правотворческие (договоры, уставы), судебные (судебные решения, показания, исковые заявления, акты экспертиз и т.д.) и административные (ведомственные документы) [11].
Помимо вышеперечисленных критериев форматом реализации отдельно взятого дискурса является жанр, который задает определенные параметры дискурса и конкретизирует его [4].
Диалектика жанра и дискурса нашла обоснование в работе Дж. Суэйлза, которому удалось объединить эти понятия. По Суэйлзу жанры представляют собой классы коммуникативных событий, идентификационным критерием которых является коммуникативная цель. Принадлежность к жанру определяется «семейным сходством». Тексты, относящиеся к одному жанру, варьируются по степени прототипичности [13, с 46-54]. Таким образом, взаимообусловленность жанра и дискурса проявляется следующим образом: любой текст, принадлежащий тому или иному жанру, реализуется в рамках дискурса. Коммуникативная цель, являющаяся неотъемлемым признаком дискурса, оказывает влияние на формирование жанра и его внутреннюю структуру. Кроме того, каждый жанр принадлежит тому или иному экспертному сообществу, реализуется, в терминах М. Фуко, в границах того или иного поля дискурсивных практик [10], которые определяют специфику жанровых образований, в том числе и на лингвистическом уровне, оказывая влияние на выбор языковых единиц и построение высказываний. При этом дискурсивный жанр рассматривается как категория социально-историческая и культурно-детерминированная.
Жанровое пространство современного юридического дискурса сформировано многолетней юридической практикой. Оно включает как жанры устной речи
(устные прения, показания свидетелей, подсудимого и потерпевшего, устные договоры, речи адвоката и обвинителя), так и жанры юридических документов.
В данной работе рассматриваются лишь те жанровые образования, которые представляют исследовательский интерес с точки зрения вербализации субъекта в составляющих их высказываниях: закон, конституция, указ, жалоба, судебное решение, особое мнение судьи, гражданско-правовой договор и завещание. Обратим внимание на то, что авторская классификация жанров юридического дискурса не является исчерпывающей. Она предназначается для выявления наиболее типичных способов представления субъекта в выделяемых жанровых образованиях, которые могут служить прототипами правовой коммуникации в соответствующей сфере.
Жанры законодательного дискурса
Закон. Современный законодательный акт или закон представляет собой вербально выраженный набор правил или норм поведения, регулирующих особого рода общественные отношения между индивидами и их объединениями.
Прагматические характеристики закона обусловлены стоящей перед ним иллокутивной целью -сформировать определенные модели правомерного поведения у неопределенного круга адресатов, то есть закон предполагает направление приспособления мира к словам (действий адресата к пропозициональному содержанию закона).
Правовое регулирование осуществляется посредством юридических норм, которые должны «очерчивать границы возможного и должного - по праву - поведения, и издаются и вводятся в действие именно для того, чтобы содержащиеся в них положения о должном и возможном становились при наличии определенных условий реальностью» [1, с. 33]. Реализация должного и возможного обусловлена, в первую очередь, спецификой правовой отрасли: так, если гражданско-правовые акты тяготеют к дозволениям (2), уголовно-правовые - к запретам и обязыва-ниям (1):
(1) Every corporation, firm, person, agent, or employee, who knowingly violates any of the provisions of this
section is guilty of a misdemeanor, and shall be fined not less than fifty dollars (California Penal Code).
(2) Лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения причиненных ему убытков (Гражданский кодекс РФ).
Отсюда вытекает такая черта законодательных актов, как присутствие в них деонтической модальности, т.е. модальности, которая, как отмечает А.П. Бабушкин, «связана с долгом, с требованиями, предъявляемыми к участникам той или иной ситуации» [2, с. 15-16]. В целях ее реализации субъект использует такие средства, как модальные глаголы must, to be to, shall, должен, может, а также глаголы со значениями обязанности, предписания, требования, обязательности, возможности совершения действия:
The requirements of this section shall be taken to have been satisfied in relation to the proposals (Legislative and Regulatory Act).
Граждане, подлежащие призыву на военную службу, обязаны получать повестки военного комиссариата под расписку (Федеральный закон «О воинской обязанности и военной службе»).
Закону свойственен неиндивидуальный характер, безличный стиль изложения, отсутствие любых черт персонализации: субъект устраняется, оставляя дискурс во власти закона (закон регулирует, закон устанавливает и т.п.). Институциональный неличностный характер субъекта требует использования формализованного языка и следования принятым в сообществе законодателей текстовым нормам и образцам. Отсюда стереотипность и унифицированность форм выражения воли законодателя.
Среди функций закона в поле социального взаимодействия выделим прескриптивную, информационно-ориентирующую и прохибитивную. Прохибитивная функция может как иметь самостоятельную реализацию, так и являться логическим следствием пре-скриптивной функции в случае, когда, разрешая и предписывая совершение одних действий и поступков, закон содержит запрет на совершение других:
Besides the personal rights mentioned in the Government Code, every person has the right of protection from bodily restraint or harm, from personal insult, from defamation (Civil Code of California).
Устанавливая право одного индивида на защиту от ограничения свободы движений, телесных повреждений, личных оскорблений, клеветы, закон тем самым запрещает совершение подобных действий другими индивидами.
Информационно-ориентирующая функция вытекает из понимания закона как источника ориентации индивидов и их объединений в конкретном обществе, оказания определенного влияния на сознание и поведение адресата:
(1) Защиту нарушенных или оспоренных гражданских прав осуществляет в соответствии с подведомственностью дел, установленной процессуальным законодательством, суд, арбитражный суд или третейский суд (Гражданский кодекс РФ).
(2) Transfer is an act of the parties, or of the law, by which the title to property is conveyed from one living
person to another (Civil Code of California).
В (1) закон информирует адресата о порядке защиты нарушенных прав. В (2) имеет место норма-дефиниция, которая информирует об особенностях понятия трансфера, облегчая тем самым применение других норм, содержащих данное понятие.
Конституция. Другим институциональным жанром в пространстве законодательного дискурса является конституция - основной закон государства, в соответствии с которыми осуществляется управление государством, выражающий волю и интересы его народа и содержащий руководящие принципы. Следуя определению, одним из магистральных свойств конституции является народность, предполагающая, что в качестве ее субъекта выступает весь народ государства, от лица которого декларируются основные положения. На практике же конституции разрабатываются отдельными политиками и принимаются парламентариями, воля которых не всегда отражает истинные интересы народа, а чаще всего совпадает с интересами какой-либо одной немногочисленной социальной или финансовой группы.
В отличие от закона - документа юридического характера - конституция имеет смешанную природу. Это и правовой акт с характерными для него функциями в юридической сфере, и политический документ, имеющий определенное социально-политическое содержание, оказывающее прямое или опосредованное влияние на всю политическую систему страны, и идеологический текст, поскольку она производна от идеологии и ценностей общества.
Помимо отмеченных выше функций закона применительно к конституции можно выделить еще две -декларативную и интегративную. Первая заключается в провозглашении принципов и основополагающих ценностей, лежащих в основе общественного и государственного развития, взаимоотношений государства и личности. Декларативные положения конституции структурно располагаются в преамбуле, которая в концентрированной форме фиксирует цели, задачи, принципы и функции государства. В преамбуле подчеркиваются историческая преемственность государственности, ответственность перед народом и перед Богом, нравственные основы конституции, указываются условия, обстоятельства, мотивы и другие исходные установки, послужившие поводом для ее принятия:
We, the people of Eire, humbly acknowledging all our obligations to our Divine Lord, Jesus Christ, Who sustained our fathers through centuries of trial, gratefully remembering their heroic and unremitting struggle to regain the rightful independence of our Nation, and seeking to promote the common good, with due observance of Prudence, Justice and Charity, so that the dignity and freedom of the individual may be assured, true social order attained, the unity of our country restored, and concord established with other nations, do hereby adopt, enact, and give to ourselves this Constitution (Constitution of Ireland).
Из вышеприведенного примера можно вывести еще одну функцию конституции - интегративную, суть
которой состоит в утверждении единства нации, народа, государственной власти (the unity of our country restored).
Вопреки распространенному убеждению о нейтральности стиля законодательного дискурса отметим, что реализация указанных выше функций предполагает включение экспрессивно-
эмоциональных элементов. Примером тому может служить приведенный выше фрагмент преамбулы, носящий литературно-художественную окраску и не отличающийся нормативностью.
Указ. Среди жанров административного дискурса наиболее ярким образцом является персонализированный указ (англ. executive order) - правовой акт, издаваемый от имени главы государства:
By the authority vested in me as President by the Constitution and the laws it is hereby ordered as follows (Executive Order of the US President № 13233).
По сложившейся традиции, если закон - это фундаментальная основа правовой системы, он от Бога, от разума, от воли народа, указ - это конкретная задача, подлежащая исполнению в рамках закона с учетом накопленного опыта взаимодействия с ним. Функционально указы несут ту же нагрузку, что и законы, то есть выполняют прескриптивную, информативную и прохибитивную функции.
Как показывает история, субъекты «указного» дискурса - монархи или президенты - стремились и стремятся к созданию никому не подотчетных и не подконтрольных актов. Используя «указное право» в качестве «права силы», они пытались и пытаются юридически обосновать процессы, непопулярные в обществе. Стремясь к тому, чтобы указы не были связаны никакими ограничениями, оправдываясь, по словам Е.А. Лукьяновой, чем угодно, например, приоритетом государственного блага при Екатерине II или политической и правовой целесообразностью при Б.Н. Ельцине [8], субъект «указного» дискурса пытается проявить себя как суверенная, авторитарная личность. Автономность субъекта, которая на языковом уровне реализуется с помощью я-парадигмы, позволяет отнести данный жанр к персонализированному юридическому дискурсу, протекающему в ситуации институционального общения с участием субъекта, облеченного институциональной властью. Жанры судебного дискурса Жалоба. Жалоба - это письменное обращение в суд по поводу нарушенных прав индивидов или их объединений. Жалоба - дискурс аргументативного типа - представляет собой реализацию логической схемы аргументации: тезис - блок аргументов - следствие. Тезис представляет собой ассертивный речевой акт, констатирующий факт нарушения:
Plaintiff, Natasha Bevens, brings the personal injury lowsuit. The Plaintiff demands judgment against the Defendant (Complaint of Bevens N.).
В обоснование тезиса субъект жалобы приводит релевантные факты нарушения или факты, находящиеся с нарушением в причинно-следственной связи, располагает их в определенном порядке. Согласно О.В. Куликовой, построение аргументативного дискур-
са происходит на основе чередования аргументов, несущих основную информационную нагрузку, и аргументов, содержащих дополнительную информацию, способную подкрепить или конкретизировать основную мысль [7]:
(1) Поездка длилась длительное время, так как водитель не знал дороги. По прибытии на место, водитель потребовал от Ч. увеличения оплаты проезда (Жалоба в порядке ст. 123, 124 УПК РФ).
(2) The Defendant Drivers One and Two failed to control their vehicles and struck the vehicle occupied by the Plaintiff. As a direct and proximate result of the negligence of the Defendant Driver One, the Plaintiff suffered physical injuries and mental anguish (Complaint of Bevens N.).
В (1) субъект излагает сопутствующие обстоятельства дела, в то время как в (2) оба факта - удар автомобиля и физические и моральные страдания -несут основную информационную нагрузку, выступая главными аргументами в обосновании выдвинутого истцом требования - возмещения причиненного ущерба.
Субъект жалобы в процессе аргументации оценивает фактические обстоятельства дела, поведение нарушителя, выражает свое отношение к нему. При этом основанием жалобы является факт, оцениваемый субъектом исключительно негативно, что составляет один из ее существенных элементов:
Moments later, the Defendant, operating the Bobcat in a negligent and careless manner, hit the Plaintiff without warning (Complaint of Rundlett R.).
Высказывание содержит непосредственное выражение позиции субъекта на действия нарушителя, собственную оценку происшедшего, демонстрирует стремление субъекта «навязать» адресату собственную точку зрения.
Множественная аргументация жалобы логично завершается требованием субъекта восстановить справедливость, устранить нарушение. Это требование представляет собой косвенный директив, являющийся облигаторным жанрообразующим элементом:
Wherefore, the Plaintiff demands judgment against the Defendant (Slip and Fall Complaint).
Как показывает пример, требование восстановления нарушенного права приводит еще к одному требованию субъекта - вынести решение, обязывающее ответчика возместить ущерб.
Жалоба как жанр судебного дискурса выполняет одновременно несколько функций в поле социального взаимодействия. Во-первых, она несет информационную нагрузку, поскольку отражает некоторое положение дел, информирует суд о сложившейся ситуации (информативная функция); во-вторых, в ней выражается недовольство индивида этим положением (эмо-тивная функция); в-третьих, жалоба является своего рода призывом, поскольку ее цель - не просто проинформировать суд об имеющемся нарушении, но и призвать его к принятию соответствующих мер (призывно-побудительная функция).
Анализ эмпирического материала позволяет предположить, что соотношение эмоционально-экспрессивных и рационально-логических структур в
текстах жалоб культурно детерминировано. Так, анализ 50 англо-американских и 50 русскоязычных жалоб в суды общей юрисдикции показал, что если для первых характерны черты институционального общения -развернутая аргументация с опорой на фактические и правовые обстоятельства дела, убеждение с опорой на рациональное обоснование, типизированный набор языковых средств, выработанный юридическим сообществом, нейтральный стиль изложения, то большинству русскоязычных жалоб (76%) присуще усиление эмоционально-экспрессивных характеристик, разнообразие языкового выражения позиции субъекта. Такого рода русскоязычная жалоба, субъект которой находится в ином культурном контексте, информирует не столько о фактах, сколько об отношении к ним самого субъекта, что прямо указывает на ее модальное начало, более яркое в сравнении с англоамериканским дискурсом. Отмеченные закономерности иллюстрируются следующими примерами:
The Plaintiff, Cindy Foard, demands damages from the Defendant. The Plaintiff has incurred damages. As a result of the aforesaid conduct and breach of care of the Defendant. Plaintiff sustained the injuries, losses, and damages (Complaint).
Как явствует из примера, высказывание выстраивается участником экспертного сообщества, который: 1) пользуется юридическим языком; 2) производит оценку фактов, опираясь на правовой опыт и нормы закона; 3) оперирует исключительно фактами, которые излагает, используя нейтральный стиль, избегая включения эмоционального компонента и не допуская экспликации личностного начала.
Я в своей благотворительной и просветительской деятельности не получаю поддержки в организации диалектической системы воспитания здоровой, разумной, добродетельной, духовной Личности. Создание такой системы спасет общество от Порока, от Культуры, основанной на принципах Вины, Наказания, Насилия (жалоба в Конституционный суд РФ).
Субъект русскоязычной жалобы, непричастный к юридическому сообществу, напротив, проявляет эмоциональность, сообщая не только фактические обстоятельства дела, но и личные мысли, ощущения и оценки, которые доминируют над фактическим и нормативным компонентом жалобы. Он эксплицирует себя не только с помощью местоимения я, но и посредством включения в дискурс оценочной лексики, разнообразие которой свидетельствует об индивидуальности стиля, не характерной для дискурса институционального типа.
Тем не менее признаки институциональности, прототипичные для юридического дискурса, как результат обращения субъекта к опыту Другого можно обнаружить даже в максимально персонализированной русскоязычной жалобе. Среди них можно выделить такие, как: 1) стереотипная коммуникативная ситуация (судебное разбирательство); 2) закрепленная за субъектом институциональная роль истца; 3) соблюдение композиционных характеристик жанра (вводная часть или реквизиты, основной тезис, аргу-
ментативная часть, список предъявляемых требований).
Судебное решение. Судебное решение представляет собой акт суда, вынесенный в результате разбирательства судебного дела и влекущий определенные юридические последствия [5, с. 72]. Это документ, в котором официально закреплены выводы суда по всем возникшим в ходе судебного процесса вопросам, форма выражения судом своей воли, направленной на защиту прав и интересов разного рода лиц.
Судебное решение является дискурсом информативно-предписывающего и аргументирующего характера и отличается интенсивно выраженной социальной обусловленностью использования языковых средств, наличием сложной структурной композиции [3].
Текст судебного решения имеет следующую структуру: 1) вопросы факта, или сведения о предмете судебного разбирательства; 2) вопросы права, или юридическая оценка установленных судом фактов, основанная на их всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании; 3) правовая позиция судьи, т.е. его убеждение, решение, сложившееся в результате исследования вопросов факта и права, а также умозаключения по этим вопросам.
В целях настоящего исследования интерес представляет последняя структурная часть судебного решения. Судья, будучи носителем независимой судебной власти, излагает в тексте судебного решения собственную позицию, что закреплено законодательно. Однако пределы судейского усмотрения ограничиваются как законом, так и практикой экспертного сообщества. Универсальным принципом создания судебного решения становится интертекстуальность, обеспечивающая преемственность и легитимность текстов. Всякое судебное решение порождается с оглядкой на предшествующий правовой опыт, достигнутые результаты правового регулирования. Текст судебного решения, не соотнесенный с другими продуктами деятельности судов, вряд ли получит признание и будет легитимирован в правовой системе, поскольку в процессе его создания ведущую роль играют не индивидуальность и уникальность произведения, а его авторитетность, достигаемая за счет обращенности к опыту Другого.
Судебное решение обладает сложной коммуникативно-прагматической организацией, ориентированной на реализацию следующих функций: 1) прескрип-тивной - программа предписания совершения определенных действий адресатом, реализуемая с помощью средств модальности, основным из которых в англоязычном юридическом дискурсе является модальный глагол to be to (the respondent State is to pay the applicant), а в русскоязычном - клишированная формула суд решил, которая может рассматриваться как средство имплицитной реализации долженствования (суд решил требование удовлетворить); 2) информативной - сообщение о вынесенном решении; 3) аргументативной - обоснование вынесенного решения; 4) декларативной - провозглашение и продвижение определенных принципов и идей.
Будучи дискурсом экспертного сообщества, судебное решение функционирует в рамках объединения профессионалов, владеющего определенной системой юридических терминов, которая является своего рода паролем идентификации. Судья участвует в коммуникации исключительно как представитель судейского сообщества, следуя его конвенциям, стандартной манере изложения, соблюдая ролевые предписания, используя типизированный набор языковых средств, избегая эмоционально-риторических структур, не допуская разнообразия композиционного построения, персонализации высказываний за счет экспликации своего я:
The case originated in an application against the Russian Federation lodged with the Court under Article 34 of the Convention <...>. The Court declared the application admissible (Matveyev v. Russia).
Каждая дискурсивная формула в институциональном мире имеет свои границы, в которых, как пишет И.В. Палашевская, определена возможность использовать те или иные коммуникативные элементы, не угрожая разрушением самой формулы [9, с. 148].
В этой связи интересно отметить, что в ходе анализа авторами были обнаружены и такие судебные решения, которые вопреки своей институциональной природе были изложены в поэтической форме. Таковым, в частности, является решение апелляционного суда штата Мичиган по делу Fisher v. Lowe (1983) о компенсации ущерба за поврежденное дерево, которым суд отклонил апелляционную жалобу, поддержав позицию суда первой инстанции: We thought that we would never see A suit to compensate a tree. A suit whose claim in tort is prest Upon a mangled tree's behest... (Fisher v. Lowe).
Поэтические компоненты в институциональном дискурсе также отмечены в решениях Jenkins v. Commissioner of the TRS, Amicone v. Shoaf и ряде других решений по делам о мелких правонарушениях. Представляется, что в таких незначительных с точки зрения закона делах современная игровая культура позволяет использовать разного рода приемы в словесных поединках участников процесса, которые ради получения удовольствия стремятся превзойти друг друга в изощренных высказываниях.
Далее отметим, что, если в России судебные решения выносятся от имени суда с поименным указанием судей, принимавших участие в рассмотрении дела, либо от имени судьи, рассматривавшего дело единолично, в англо-американской культуре существует несколько вариантов судебных решений. Суд может вынести seriatim opinion, когда каждый судья пишет независимое мнение, а в конце выносится общее постановление суда. Такая практика существует в апелляционных судах США, а также в некоторых английских судебных инстанциях:
Iredell, Justice. I am now decidedly of opinion, that no such action as this before the court can legally be maintained.
Jay, Chief justice. The question we are now to decide
has been accurately stated, viz., is a State suable by individual citizens of another State?
The following order was made by the court. It is ordered that the plaintiff in this cause do file his declaration (Chisholm v. Georgia).
Судьи, участвующие в рассмотрении дела, излагают отдельные мнения, которые завершаются общим постановлением от имени суда by the court. При этом субъект отдельного мнения может реферировать к себе как с помощью прономинала I, указывая на индивидуальность своей позиции, не совпадающей с позицией других судей, так и используя местоименную форму первого лица множественного числа с целью солидаризации с коллегами.
Еще один вариант - вынесение судебного решения от имени всего состава председательствующим судьей. В таком решении из всех участников экспертного сообщества индивидуализированным оказывается только председатель:
Marshall Ch. J., delivered the opinion of the court.
After the most deliberate consideration, it is the unanimous and decided opinion of this court (McCulloch v. State of Maryland).
Также в США имеют место решения per curiam, которые выносятся от имени суда by the court без поименного указания судей, принимавших участие в их производстве. Основным преимуществом анонимного решения считается отсутствие персональной ответственности за его содержание: ответственность в этом случае несет безликий судейский корпус.
Особое мнение судьи. Персонализированным жанром судебного дискурса является особое мнение судьи.
В англо-саксонской судебной практике сложились две категории особых мнений. Особое мнение согласия (англ. concurring opinion, concurrence) имеет место в случае, когда судья согласен с итоговым решением большинства, однако вносит дополнительные соображения в мотивировочную часть решения. Особое мнение несогласия (англ. dissenting opinion, dissent) - это несогласие судьи коллегиального органа с итоговым решением большинства. Оно отличается более высокой степенью экспрессивности, что объясняется «внутренним состоянием несогласия автора, невозможностью избежать эмоционально насыщенной критики в адрес решения большинства» [6, с. 145].
В российской практике особое мнение согласия и особое мнение несогласия именуют мнение судьи и особое мнение судьи соответственно.
Специфика текстов особых мнений, отличающихся индивидуально-авторским подходом в процессе их создания, особые цели, стоящие перед их авторами, позволяют говорить о самостоятельности данного жанра в дискурсивном пространстве судебной коммуникации.
Одно из принципиальных отличий особого мнения судьи от судебного решения заключается в том, что субъект последнего излагает позицию суда, членом которого он является, в то время как особые мнения являются выражением независимой субъективной точки зрения, сознания субъекта, его мировоззрения,
ценностных ориентаций.
Отсюда второе существенное отличие: если в судебном решении преобладают рационально-логические компоненты, особое мнение характеризуется проявлением эмоционально-экспрессивных черт. Стандартная манера изложения, свойственная институциональному дискурсу судебного решения, уступает место более свободной, творческой, метафорической форме особого мнения. Субъект действует и «живет» в дискурсе, причастен ко всем его аспектам, поскольку является его творцом, а не рупором Другого.
Ярко выраженный персонализированный характер особого мнения во многом определяется его иллокутивными целями: 1) опровергнуть аргументацию, изложенную в судебном решении; 2) выразить оценку вынесенного судом решения, продемонстрировать его неоднозначность; 3) выразить частичное или полное несогласие с выводами суда.
Разрушая монолитную солидарность участников экспертного сообщества, институт особых мнений предоставляет судье пространство для выражения персональной точки зрения, выступая одним из средств демократизации судебной системы, подрывая авторитарный характер права, превращая суд в арену юридических дебатов.
Субъект особого мнения выступает как автономная личность, обладающая свободой в конструировании дискурса, который служит для него пространством проявления индивидуальности как в оценке правовой действительности, так и в выборе языковых средств. Соотношение роли судьи как субъекта судебного решения и как субъекта особого мнения можно представить как факт индивидуального самовыражения vs. факт институционально-ролевой детерминированности.
Жанры приватного юридического дискурса
Завещание. Завещание представляет собой объявление воли субъекта о порядке распоряжения принадлежащим ему имуществом после его смерти:
(1) I give and bequeath all my personal effects ... to my spouse.
(2) Все имущество, принадлежащее мне на сегодняшний день, завещаю своей жене.
Иллокутивная цель завещания отражается в последовательности косвенных директивов (1), (2), дополняемых ассертивными высказываниями (3), (4):
(3) This Will has been prepared in duplicate, each copy of which has been executed as an original.
(4) Содержание статьи 1149 Гражданского кодекса Российской Федерации мне нотариусом разъяснено.
Использование прономинальных единиц I, мне в целях самореференции говорит в пользу его персонализированного характера. Субъект завещания мыслится как автономная личность, обладающая свободой волеизъявления:
(5) I direct payment of my debts, funeral expenses and expenses for administration of my estate.
(6) Текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса.
Местоимения первого лица единственного числа указывают на субъекта как на уникального индивида, а притяжательные детерминативы my, моих участвуют в посессивных конструкциях, выражающих отнесение к личному миру субъекта материальных объектов (5), неотчуждаемой принадлежности (6). В (6) субъективный характер формы дательного падежа местоимения первого лица единственного числа усилен лексемой лично.
На примере завещания достаточно ярко прослеживается диалектика институционального и персонального: с одной стороны, субъект присваивает себе дискурс, эксплицируя свое Я; с другой, он строит высказывания, обращаясь к опыту Другого, используя речевые формулы и схемы организации дискурса, выработанные для данного жанра экспертным сообществом и являющиеся его неотъемлемой характеристикой.
Договор. Переходя к рассмотрению специфики договора как жанра приватного юридического дискурса, сразу оговорим, что в рамках данного исследования ограничиваем данное понятие сферой правовой коммуникации индивидов и их объединений, исключая из области рассмотрения межгосударственные договоры и соглашения, а также договоры и соглашения, заключаемые между другими государственными образованиями и органами. Последние принадлежат публичной сфере и, как представляется, могут быть отнесены к законодательному дискурсу, поскольку ра-тификатором данных актов является законодательное сообщество.
В обыденном понимании договор (контракт) - это документ, фиксирующий волю его участников, соглашение о взаимных обязательствах. В юридическом сообществе под договором понимается согласованное волеизъявление субъектов, направленное на установление определенных правоотношений.
Итак, договор - это своего рода сочетание двух компонентов: соглашения, в основе которого лежит принцип свободы договора, и обязательства, имеющего юридическую силу:
Tenant and Landlord shall comply with all laws, health codes, and regulation of all municipal, state and federal governments (Rental Contract).
Продавец обязуется передать в собственность Покупателя, а Покупатель обязуется принять и оплатить автомобиль (договор купли-продажи).
Субъекты, следуя принципу свободы договора, добровольно связывают себя обязательствами. На структурном уровне целеустановка реализуется в виде комиссивных речевых актов, основным экспликато-ром которых является модальный глагол shall в англоязычном дискурсе и глагол обязываться - в русскоязычном, посредством которых субъекты возлагают на себя ряд обязанностей. В этом заключается комиссивная цель высказываний. Отметим, что набор комиссивных пропозиций, из которых состоит текст договора, носит сильный обязывающий характер, а использованные в них языковые средства подчеркивают персональную ответственность субъекта.
Ассертив, завершающий текст договора, устанав-
ливает порядок изменения и прекращения действия договора, ответственность сторон:
This Agreement may not be amended, modified or supplemented except by a written instrument signed by Seller and Purchaser (Asset Purchase Agreement).
Таким образом, языковая экспликация деонтической модальности, характерная для договора, определяется стандартным назначением жанра, которое можно выразить следующей пропозицией: Я как носитель дискурсивной роли продавца (покупателя, исполнителя и т.п.) беру на себя обязательство выполнять следующее и нести установленную законом и договором ответственность за ненадлежащее исполнение. Ассертив эксплицирует санкцию за нарушение субъектом принятых на себя обязательств либо устанавливает порядок и условия действия данного договора.
Присущая завещанию персонализированность никак не проявляет себя в письменном дискурсе договора. Вышеприведенные примеры показывают следующее: 1) индивид стремится выстраивать дискурс в соответствии с конвенциями экспертного сообщества; 2) он репрезентирует себя как носитель определенной институциональной роли, элиминируя свое Я; 3) он связан ограниченной тематикой общения (купля-продажа, аренда имущества, перевозка, оказание услуг, трудовые отношения и т.п.); 4) он использует
готовые формы речи, жестко связанные с определенным содержанием. Указанные факторы детерминируют институциональный характер договора.
Итак, юридические дискурсивные практики, балансируя между полюсами «институциональность - пер-сональность», делают границы юридического дискурса размытыми, а не жестко очерченными, как полагают некоторые исследователи. Помимо чисто институциональных (закон, конституция, судебное решение, договор), юридический дискурс включает персонализированные жанры с присущей им диалектикой институционального и персонального (указ, особое мнение судьи, завещание, жалоба). Данный симбиоз позволяет сделать вывод о переплетении в правовом пространстве дискурсов двух типов: дискурса Я-субъекта, который независимо от своей функции предстает как автономная личность, сохраняя возможность вносить личностную квалификацию в институциональное коммуникативное действие, и дискурса институционального субъекта, который конструируется исходя из общепринятых в юридическом сообществе способов восприятия и интерпретирования правовых феноменов. Диалектика институционального и персонального не дает оснований для вынесения окончательного диагноза юридическому дискурсу, навешивания на него институциональных ярлыков.
Статья поступила 30.10.2013 г.
1. Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия. Опыт комплексного анализа. М.: Статут, 1999. 756 с.
2. Бабушкин А.П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. 86 с.
3. Винник С.В. Судебное решение как тип текста. М., 2009. 20 с.
4. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004. 390 с.
5. Крапивкина О.А. Оппозиция «институциональное vs. персональное» в юридическом дискурсе // Современная наука: актуальные вопросы теории и практики. Гуманитарные науки. 2012. № 3. С. 71-74.
6. Крапивкина О.А. Особое мнение судьи как жанр юридического дискурса // Юрислингвистика-11: сб. науч. тр. Кемерово, 2011. С. 145-151.
7. Куликова О.В. Лингвостилистические средства развертывания аргументации в публицистическом тексте (на матери-
Библиографический список
але парламентских выступлений). М., 1989. 181 с.
8. Лукьянова Е.А. Указное право как российский политический феномен // Журнал российского права. 2001. № 10. С. 3-13.
9. Палашевская И.В. Жанровая организация юридического дискурса // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2012. Вып. 2. С. 146-151.
10. Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-Центр, 1996. 208 с.
11. Sandrini P. Translation zwischen kultur und kommunikation: der Sonderfall recht // Ubersetzen von rechtstexten. Tubingen: Narr, 1999. P. 9-43.
12. Sarcevic, S. New approach to legal translation / S. Sarcevic. Den Haag: Kluwer Law International, 1997. 308 p.
13. Swales J. Genre analysis: English in academic and research settings. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. 272 p.
УДК 81.23
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ КРУГ ИНТЕРПРЕТАЦИИ МЕЖДУНАРОДНОГО СПОРТИВНОГО МАТЧА
В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКА
© О.М. Кутяева1
Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова, 655000, Россия, Республика Хакасия, г. Абакан, ул. Ленина, 90.
Статья представляет анализ мыслительной деятельности переводчика, осуществляющего перевод в дискурсе экспертного сообщества. Материалом для анализа послужили переводческие записи и непосредственные наблюдения автора и его коллег - переводчиков международного турнира по хоккею с мячом. Определяется
1 Кутяева Ольга Михайловна, кандидат филологических наук, доцент кафедры английской филологии и теории языка, тел.: 89069525992, e-mail: [email protected]
Kutyaeva Olga, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of English Philology and Linguistics, tel.: 89069525992, e-mail: kutyaeva @yandex.ru
