CC BY
80
УДК 82.09
Сафарчиева Фариза Фамиловна
Ивановский государственный университет, г. Иваново
ЖАНРОВО-ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ТЕОРИИ СОВРЕМЕННОГО ОТЕЧЕСТВЕННОГО ТРАВЕЛОГА
Данная статья посвящена проблемам теории современного отечественного травелога. Автор предпринимает попытку прояснить жанрово-терминологическую сущность травелога, в том числе посредством сравнения его с родственными нарративными практиками, такими как «литература путешествий», «путешествие». Поднимается принципиальный вопрос о том, являются ли эти понятия идентичными или же травелог представляет собой совершенно иной тип текстов, заслуживающих отдельного разговора о себе. В статье также рассматривается динамика изменения восприятия пространства писателями-путешественниками в прошлые века и в наши дни на примере нескольких произведений новейшей отечественной литературы. Анализируются существующие взгляды на травелог как явление литературы; выстраивается собственная концепция, согласно которой травелог предстает как уникальное метажанровое образование, существующее в рамках обширного тревел-дискурса. Автор выявляет специфические черты данного образования, формулирует определение травелога.
Ключевые слова: травелог, «литература путешествий», нарратив, пространство, метажанр, дискурс, текст.
а ля современных отечественных исследований травелога характерно повышенное внимание к частным моментам сающимся различных авторских стратегий, когнитивных и коммуникативных моделей травелога, мотивов, топосов, творчества отдельных авторов или отдельных периодов истории литературы и т. д. В то же время общая теория жанра оказывается неразработанной. Он все еще остается «сложным жанром, которому пока трудно дать какое-то конкретное определение» [7]. Как правило, с подобной фразы начинается если не каждая, то уж точно каждая вторая научная статья, посвященная данному феномену современной литературы. При этом часто исследователи колеблются в своих оценках - от невозможности его признания и использования в научном контексте до причисления к травелогу любого нарратива, так или иначе связанного с концептом пути и путешествия.
Разумеется, не в пользу его играет «возраст» -было бы крайне опрометчиво надеяться на появление четкой, конкретной и окончательной дефиниции травелога, вошедшего в отечественный научный тезаурус лишь с начала двухтысячных годов, в то время как даже вокруг определения фундаментальной категории жанра до сих пор не утихают споры. Можно предположить, что в данный момент мы находимся на стадии естественного «взросления» термина, которую переживают и прочие англицизмы, активно используемые и исследуемые современным отечественным литературоведением, как то «нон-фикшн», «мидл-литература», «янг эдалт» (young adult) и т. д., судьба которых в чем-то схожа с судьбой травелога. Закрепление за понятием травелога точного значения упирается, на наш взгляд, в принципиальную проблему - его по-прежнему не рассматривают как самодостаточное явление, непрерывно отождествляя с прочими схожими нарративными практиками, исторически присущими русской литературе. Травелог выступает в роли наследника. Однако что
он наследует? Многозначность, неопределенность, размытость. Ведь его предшественники - «путешествие», «литература путешествий», «литературные путешествия», путевая проза - столь же обтекаемы в жанрово-терминологическом смысле, сколь и сам травелог сегодня.
Исследования «путешествия» нередко отражают достаточно противоречивые взгляды на проблему. Во-первых, часто приходится наблюдать отождествление нескольких (или всех сразу) жанровых форм. Кроме того, еще относительно недавно оставался открытым вопрос о том, к какому типу творчества все же принадлежит «путешествие». Так, Н. Маслова в своих работах ставит в один ряд «путешествия», «путевые очерки», «путевые записки», «заметки», «дневники» и при этом рассматривает их исключительно в русле публицистики: «Содержание произведений жанра "путешествие" заключается в показе многообразной, детализированной панорамы социальной действительности, как ее увидел, понял, оценил и охарактеризовал "путешественник"-публицист» [8, с. 79]. В отличие от нее В. Михайлов анализирует «путешествие» как «жанр художественной литературы, в основе которого лежит описание реального или мнимого перемещения в достоверном (реальном) или вымышленном пространстве путешествующего героя...» [9, с. 45].
Более развернутую и последовательную концепцию «путешествия» предлагает В. Гуминский, который признает сосуществование в контексте данных произведений документального и художественного начал без очевидного и принципиального доминирования одного из них. Он же является автором ставшего классическим определения: «Путешествие - жанр, в основе которого лежит описание путешественником (очевидцем) достоверных сведений о каких-либо, в первую очередь, незнакомых читателю или малоизвестных странах, землях, народах в форме заметок, записок, дневников, журналов, очерков, мемуаров.» [2,
158
Вестник КГУ ^ № 2. 2018
© Сафарчиева Ф.Ф., 2018
с. 314-315]. Но если «путешествие» непрестанно принимает различные формы, какова тогда его «собственная» форма? Существует ли она вообще? Есть ли тогда смысл исследователям рассматривать «путешествие» как жанровую сущность или это просто собирательное обозначение различных воплощений путевой наррации?
Выдвигаемая В. Гуминским «идея свободы» [3, с. 41] вроде бы должна снимать с «путешествия» подобные претензии, и уже в этом состоит ее особая привлекательность для литературоведов. Так, В. Шачкова видит в «идее свободы» конструктивный жанровый принцип «путешествия», который, по ее мнению, «воплощается в том, что в этом жанре автор имеет максимум возможностей для ничем не ограниченного выбора предметов изображения и перехода от одного предмета к другому. <...> Принцип жанровой свободы в путешествиях можно также усмотреть в отсутствии литературных условностей и канонов, которых следовало бы придерживаться автору, пишущему в этом жанре» [13, с. 280-281]. Возможно, такой принцип мог бы претендовать на место жанрового, но, скорее всего, не сегодня, а, скажем, в веке Х111-м. В наше время такая характеристика «путешествия» применима разве что к сегменту массовой литературы, где еще можно вести речь о литературных канонах. Однако в современном литературном творчестве в целом именно нарушение жанрового канона, иногда и всякое отрицание жанра - повсеместная тенденция, наметившаяся еще в начале XX века и неумолимо прогрессирующая вплоть до сегодняшнего дня. В условиях нынешнего внежанрового состояния литературы, в которой «действует принцип не столько следования образцам, сколько оригинального творчества», а «писатели стараются писать уникальные произведения, каждое из которых. само себе жанр» [5, с. 168], жанровая свобода уже не видится принципиальным свойством какой либо отдельной формы.
Характерно, что в современной теории различных типов путевого нарратива параллельно развиваются две линии: одна по-прежнему занимается проблемами «путешествия» или «литературы путешествий», представители другой - все-таки уже осваивают новый термин «травелог», однако, как мы указывали выше, зачастую включают его в сложившийся синонимический ряд (очерк, отчет, записки, путешествие и т. д.), так что порой становится непонятно, о чем все же идет речь. В данном случае уместным становится замечание А. Латыниной: «Травелог - слово в русском языке новое, без особой надобности заимствованное из английского. Сейчас таких слов много. Например - "кли-нинг", торжественно заменивший в рекламных проспектах слово "уборка". Так вот: "травелог" отличается от "путевых записок", "дневников" или "заметок путешественника" примерно так же, как
"клининг" от уборки» [11]. Таким образом, остро встает вопрос о том, допустим ли знак равенства между «литературой путешествий» (и прочими схожими текстами) и травелогом, или же последний представляет собой качественно иной тип текстов, заслуживающих отдельного разговора о себе?
Один из немногих, кто пытается хоть как-то разграничить эти понятия - Е. Пономарев, который предлагает следовать западной научной традиции, где «обобщенное путешествие и конкретное путешествие разделены: "travel literature", "travel writing" - и "travelogue". Соединение путешествия и «логоса» дает нам некое «знание о поездке». Пожалуй, этот термин стоит признать наиболее удачным» [10, с. 8-9]. У Е. Пономарева термин «травелог» имеет сугубо инструментальное значение - он служит разграничению смыслов внутри многозначного понятия «литература путешествий»: «В российском литературоведении терминология литературы путешествий существует, так сказать, в синкретическом виде. Слово "путешествие" одинаково применяется и к поездкам, которые совершали писатели, и к текстам, которые они создавали по материалам своих поездок»[10, с. 7].
Использование травелога для обозначения отдельного факта литературы в той же английской терминологической системе видится оправданным хотя бы потому, что он является частью жанрового имени «travel literature». Для Запада травелог -«свой», он вырос из собственного лексического, семантического, ментального материала, и вырос как раз в контексте «travel literature». Травелог у нас -возник в поле обширного тревел-дискурса, и своим появлением обязан не сколько литературным, сколько общественно-политическим процессам. И путешествию. Но путешествию не просто как перемещению из точки в точку, а как значительной составляющей новой стадии развития, в которую страна вступила в конце XX века, а Европа еще раньше. Ведь не было никакого шума вокруг травелога, к примеру, в 50-60-70-80-х гг. прошлого столетия - в СССР путевые нарративы осмысливались в иных категориях. Травелог пришел уже в Россию, и этот - российский - травелог, очевидно, отличается от немецкого, английского, французского и т. д. В том числе и от классической русской «литературы путешествий» XVIII-XIX веков, от советских путевых очерков и книг о путешествиях.
В прежних текстах пространство, насколько бы сильно оно не символизировалось и/или идеологизировалось, все-таки мыслилось в физических, географических категориях, и оно было самоценно: в путешествие ехали, чтобы увидеть новое, «Другого» (как это знание о новом использовали - уже другой вопрос). Теперь для этого писателю не обязательно даже выходить из комнаты. В современных травелогах главный фокус смещается: взгляд путешественника направлен не вовне, а внутрь
себя. В данном случае мы имеем в виду, конечно же, не массовую литературу - там присутствуют почти все прежние модели путешествия, к которым добавляется новые туристические практики. Они создают своего рода дискурсивное поле, в центре которого путешественник нового типа - растерянный путник на стыке эпох, ищущий свой новый дом на руинах строго, разрушенного, поглощенного общим глобальным домом, за вхождение в который приходится платить собственной идентичностью.
Современный травелоггер (путешествующий писатель), перемещаясь по новым дорогам, чужим городам, вроде бы видит новый физический мир, но пристальнее всматривается он в свой внутренний -что с ним в этот момент происходит, что это значит, как это оценивать. Возможно, поэтому К. Кобрин называет одну из своих книг «Книга перемещений: пост(нон) фикшн» - находясь в авто, метро или поезде, он именно перемещается, передвигается. Путешествие же происходит в его сознании, памяти; даже в аннотации читателя предупреждают о том, что его ждет перемещение по «психогеографическим и мнемотическим маршрутам». Каждый отрезок такого маршрута пересекается одновременно еще с несколькими, самый значимый из которых - период советской юности писателя с явной топографической доминантой текста. Это Автозаводской парк культуры и отдыха в родном городе Горьком, к которому периодически возвращается повествование в любой своей точке, переплетаясь с другими линиями. «Книга перемещений» не просто меланхолична, в ней слышатся ностальгические интонации: «Этот воскресный майский день не кончался никогда, и жизнь эта, казалось, никогда не кончится. Он постоянно вспоминал о той кончившейся жизни, проделывая свой обычный маршрут» [6, с. 18], где по ходу повествования за «он» все отчетливее проглядывается «я». Вот эту кончившуюся жизнь, а вместе с ней и жизнь начавшуюся, автор пытается вписать в контекст нового мира: «Казалось бы: поехать на западный край Европы, в город-цитату, и предаваться там беспорядочному пьянству, курьезным историческим изысканиям, самой разнузданной меланхолии. Ан нет. <...> Горький. Автозавод. Коварно возвращенный вспять, в мутную заводь памяти, он выныривал где-то во французском баре или итальянской ресторации и еле переводил дух. Вот что приходило ему тогда в голову: Отечество, оно, без всякого сомнения, Европа. На самом деле это тоже Европа: Дублин, Горький, Поддубице, Кировочепецк. Более того, они и есть Европа, ее средний вариант. Бывает и хуже» [6, с. 26].
Растерян и озабочен поиском собственной идентичности, «своего» места в новом мире после краха прежнего Г. Шульпяков: «Возможно, для меня быть новым русским означает - путешествовать. Искать место, которое можно назвать своим.
Поскольку родной город - Москва - больше не кажется мне существующим» [14].
Желание найти общий язык с меняющейся реальностью толкает в путь и В. Голованова, который подходит к путешествию особенно основательно, последовательно прощупывая не столько новые то-посы, сколько новые смыслы, которые они теперь заключают и какими откликаются в общественном сознании и внутри него самого: «Я чувствую, стрем нарастает. В мире что-то серьезно сбоит. И сам я плохо приспособлен к этому миру. Поэтому новое путешествие, в отличие от того, первого и удавшегося, - это... попытка взглянуть реальности в лицо. Войти в мир без иллюзий. Но и без страха понять: что в действительности происходит?» [4, с. 11-12].
Из повествования о путешествии современный травелог превращается в текст об авторском опыте освоения пространства; с созерцания ландшафта в большей степени переключается на рефлексию, толчком к которой он служит; вместо объективного познания мира вокруг и «Другого» складывается концентрированный экзистенциальный эго-текст. Он выходит за рамки своих традиционных религиозных, когнитивных, патриотических, идеологических функций, предстает как своеобразная форма выстраивания отношений автора-путешественника с миром и с самим собой.
При этом сегодняшняя медиасреда характеризуется огромным многообразием таких форм, укладывающихся в существующий тревел-дис-курс, который не ограничивается рамками одной лишь литературы. Уже поэтому термин «травелог» представляется более универсальным, в отличие от «путешествия» или «литературы путешествий». Понятие «литература путешествий», с одной стороны, слишком объемное, широкое, чтобы вести речь о более или менее обособленной жанровой сущности в контексте литературного творчества. Однако в тоже время оно слишком узко и не в силах охватить весь тот объем ТЕКСТА (в широком смысле) о путешествии, который не представим, скажем, в ХУШ-Х1Х вв., но существование которого невозможно игнорировать сегодня. Множество произведений в таком случае оказались бы за бортом только потому, что они формально не являются «литературой». Травелог - понятие более удачное применительно именно к сегодняшнему дню. Он не ограничивает для нас какую-либо одну сферу творчества, а выступает как «ТЕКСТ о путешествии», погружая нас в постмодернистский контекст.
В данном понимании травелог ярко иллюстрирует определение метажанра, сформулированное Е. Бурлиной: «Метажанр - это способ функционирования метода в культуре, когда опыт усваивается не через строгий количественно-качественный канон, не через жестко определенные признаки произведения, а через концептуальную позицию, через общие пространственно-временные отноше-
ния» [1, с. 45]. Метажанр травелога, таким образом, позволяет не только систематизировать многочисленные литературные формы путевого нарратива. Он в то же время гармонично вписывается в рамки современного объемного тревел-дискурса, понимаемого как «интертекстуальное коммуникативное пространство, как правило разножанровое, полевая структура, ограниченная регулятивными границами социокультурных практик» [12]. Сюда на равных правах могут быть включены и литературные произведения, и кино, и фото, и журналистика, и даже феномен сетевого тревел-текста, каждое из которых можно рассматривать и по отдельности, и в общекультурном контексте. При этом нам не видятся объективные причины, препятствующие именовать травелогом и целостную структурно-содержательно-тематическую сущность, и конкретный факт ее, воплощенный в том или ином конкретном произведении.
Учитывая все сказанное выше, в качестве одной из наиболее перспективных стратегий нам видится в первую очередь разграничение понятий «литературы путешествий» и травелога. И, следовательно, рассмотрение последнего как самостоятельного явления, неотрывного, однако, от предшествующей традиции путевой литературы и литературного творчества в целом. Главным основанием для этого, на наш взгляд, служит смена исторической парадигмы, повлекшая за собой глобальные системные изменения внутри общества и литературы как части его. С начала XX столетия, когда стало формироваться современное постиндустриальное общество потребления, массовая культура, туристическая индустрия, существенным образом трансформируется и путешествие -оно уже не такое, каким было раньше, и требует иного текста о себе. Появление травелога именно в этой исторической точке крайне важно. Он явил собой трансформацию вечного для человечества путевого нарратива в соответствии с запросом времени. Прежние понятия, очевидно, уже не справляются с этими новыми моделями путешествий. По большому счету мы переживаем естественный циклический процесс, практически неизбежный в переломные моменты истории. Так же когда-то повествования о паломнических путешествиях сопротивлялись постепенно нарождающейся традиции светских текстов, вступавших в противоречие с существующим жанровым каноном. И как бы травелог не ускользал от более или менее однозначного дефинирования, на наш взгляд, существует все же несколько принципиальных свойств, позволяющих вычленить его из массы прочих явлений культуры. На их основании мы предлагаем понимать под современным отечественным травелогом метажанровое единство произведений документально-художественного характера, отражающее исключительно субъективный опыт вза-
имодействия автора с пространством в процессе или по итогам путешествия, являющееся фактом новейшей культуры (конец XX - начало XXI вв.), что влечет за собой трансформацию идейно-содержательного и проблемного поля текста в соответствии со спецификой исторической эпохи.
Библиографический список
1. Бурлина Е.Я. Культура и жанр: Методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза. - Саратов: Сарат. ун-т, 1987. - 165 с.
2. Гуминский В.М. Путешествие // Литературный энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 314-315.
3. Гуминский В.М. Проблема генезиса и развития жанра путешествий в русской литературе: дис. ... канд. филол. наук. - М., 1979. - 184 с.
4. Голованов В. Каспийская книга. Приглашение к путешествию. - М.: НЛО, 2015. - 832 с.
5. Зенкин С. Теория литературы: проблемы и результаты. - М.: НЛО, 2018. - 386 с.
6. Кобрин К. Книга перемещений: пост(нон) фикшн. - М.: НЛО, 2013. - 144 с.
7. Майга А.А. Литературный травелог: специфика жанра // Филология и культура. Philology and culture. - 2014. - № 3 (37). - С. 254-259.
8. Маслова Н.М. Путевые заметки как публицистическая форма. - М.: Изд.-во МГУ, 1977. - 155 с.
9. Михайлов В. Эволюция жанра путешествия в произведениях русских писателей XVIII-XIX вв.: дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 1999. - 199 с.
10. Пономарев Е.Р. Типология советского путешествия: «Путешествие на Запад» в русской литературе 1920-1930-х годов: дис. ... д-ра филол. наук. - СПб., 2014. - 577 с.
11. Одинокие голоса проводников [Электронный ресурс] // Лйеггатура. - 2016. - № 111. - Режим доступа: http://literratura.org/2037-odinokie-golosa-provodnikov.html (дата обращения: 18.02.2018).
12. Тюпа В.И. Жанр и дискурс [Электронный ресурс] // Критика и семиотика. - Вып. 15. - Новосибирск; М., 2011. - С. 31-42. - Режим доступа: http://www.philology.ru/literature1/tyupa-11.htm (дата обащения:18.02.2018).
13. Шачкова В.А. «Путешествие» как жанр художественной литературы: вопросы теории // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Сер.: Филология. Искусствоведение. - 2008. - № 3. - С. 277-281.
14. Шульпяков Г. Общество любителей Агаты Кристи [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://www.litmir.me/br/?b=139488 (дата обращения: 18.02.2018).
References
1. Burlina E. YA. Kul'tura i zhanr: Metodologicheskie problemy zhanroobrazovaniya i zhanrovogo sinteza. -Saratov: Sarat. un-t, 1987. - 165 s.
2. Guminskij V.M. Puteshestvie // Literaturnyj ehnciklopedicheskij slovar'. - M.: Sov. ehnciklopediya, 1987. - S. 314-315.
3. Guminskij V.M. Problema genezisa i razvitiya zhanra puteshestvij v russkoj literature: dis. ... kand. filol. nauk. - M., 1979. - 184 s.
4. Golovanov V. Kaspijskaya kniga. Priglashenie k puteshestviyu. - M.: NLO, 2015. - 832 s.
5. Zenkin S. Teoriya literatury: problemy i rezul'taty. - M.: NLO, 2018. - 386 s.
6. Kobrin K. Kniga peremeshchenij: post(non) fikshn. - M.: NLO, 2013. - 144 s.
7. Majga A.A. Literaturnyj travelog: specifika zhanra // Filologiya i kul'tura. Philology and culture. -2014. - № 3 (37). - S. 254-259.
8. Maslova N.M. Putevye zametki kak publicisticheskaya forma. - M.: Izd.-vo MGU, 1977. -155 s.
9. Mihajlov V EHvolyuciya zhanra puteshestviya v proizvedeniyah russkih pisatelej XVIII-XIX vv.: dis. ... kand. filol. nauk. - Volgograd, 1999. - 199 s.
10. Ponomarev E.R. Tipologiya sovetskogo puteshestviya: «Puteshestvie na Zapad» v russkoj literature 1920-1930-h godov: dis. ... d-ra filol. nauk. - SPb., 2014. - 577 s.
11. Odinokie golosa provodnikov [EHlektronnyj resurs] // Literratura. - 2016. - № 111. - Rezhim dostupa: http://literratura.org/2037-odinokie-golosa-provodnikov.html (data obrashcheniya: 18.02.2018).
12. Tyupa VI. ZHanr i diskurs [EHlektronnyj resurs] // Kritika i semiotika. - Vyp. 15. - Novosibirsk; M., 2011. - S. 31-42. - Rezhim dostupa: http:// www.philology.ru/literature 1/tyupa-11 .htm (data obashcheniya:18.02.2018).
13. SHachkova V.A. «Puteshestvie» kak zhanr hudozhestvennoj literatury: voprosy teorii // Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. Ser.: Filologiya. Iskusstvovedenie. - 2008. - № 3. -S. 277-281.
14. SHul'pyakov G. Obshchestvo lyubitelej Agaty Kristi [EHlektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: https:// www.litmir.me/br/?b=139488 (data obrashcheniya: 18.02.2018).
