Научная статья на тему 'ЖАНР ПРОКЛЯТИЯ ‘қАРғЫС’ В КАЗАХСКОМ ЯЗЫКЕ: ВЕРА В МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ СЛОВА СОХРАНЯЕТСЯ ДО СИХ ПОР?'

ЖАНР ПРОКЛЯТИЯ ‘қАРғЫС’ В КАЗАХСКОМ ЯЗЫКЕ: ВЕРА В МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ СЛОВА СОХРАНЯЕТСЯ ДО СИХ ПОР? Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
251
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
УСТНЫЙ РЕЧЕВОЙ ЖАНР / қАРғЫС / КАЗАХСКИЙ ЯЗЫК / МАГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ СЛОВА / ПРОПОЗИЦИЯ / АКТАНТЫ / СЕМАНТИЧЕСКИЙ ТИП / АКТОР / ТОПОС

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Темиргазина Зифа Какбаевна, Абзулдинова Гульсум Кенжебековна, Сагынтаева Жулдуз Кайратовна

Речевой жанр проклятия, анализируемый в статье, относится к древнейшим жанрам устной коммуникации в казахской культуре. Он основан на вере в магическую функцию слова, в способность принести вред и зло проклинаемому с помощью магических сил. Қарғыс – это паттерн, его устойчивые вербальные формулы сохраняются в языковом сознании современных носителей языка, несмотря на то что архаические основы паттерна могут не полностью осознаваться ими. Целью статьи является анализ специфики пропозиционального устройства жанра проклятия в казахском языке, типологизация по характеру наносимого адресату вреда и зла, выявление некоторых культурно-языковых и прагматических особенностей этого речевого жанра. Так, например, для осуществимости и силы воздействия қарғысов важен статус проклинающего и проклинаемого – возрастной, семейный, социальный. Значима и принципиальна объективация в қарғысе глагольного предиката, даже усеченные формы сохраняют его. Актанты в структуре пропозиции проклятия факультативны, их элиминация осуществляется на различных семантико-прагматических основаниях. В казахском языке предусмотрены формулы противодействия деструктивному жанру проклятия, включающие в себя формулу лишения силы проклятия и формулу его возврата проклинающему.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE CURSE GENRE OF ’KARGYS’ IN THE KAZAKH LANGUAGE: IS THE BELIEF IN THE MAGICAL POWER OF THE WORD STILL PRESERVED?

The speech genre of curse analyzed in the article belongs to the most ancient genres of oral communication in Kazakh culture. It is based on belief in the magical function of the word, in the ability to bring harm and evil to the cursed with the help of magical powers. Kargys is a pattern, its stable verbal formulas are preserved in the linguistic consciousness of the modern native speakers, despite the fact that the archaic foundations of the pattern may not be fully understood by them. The aim of the article is to analyze the aspects of the propositional structure of the genre of curse in the Kazakh language, to typologize the nature of harm and evil inflicted on the addressee, to identify some cultural, linguistic and pragmatic features of the speech genre. For example, for the feasibility and strength of the influence of the kargys, the status of the one who curses and the one who is cursed is important – the age, the family, the social status. The objectification of the verbal predicate in the kargys is significant and fundamental, even the contracted forms preserve it. The actants in the structure of the proposition of curse are optional; their elimination is carried out on various semantic and pragmatic grounds. The Kazakh language provides formulas for counteracting the destructive genre of curse, including the formula for depriving the force of the curse and the formula for returning it to the one who curses.

Текст научной работы на тему «ЖАНР ПРОКЛЯТИЯ ‘қАРғЫС’ В КАЗАХСКОМ ЯЗЫКЕ: ВЕРА В МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ СЛОВА СОХРАНЯЕТСЯ ДО СИХ ПОР?»

ИССЛЕДОВАНИЯ ОТДЕЛЬНЫХ ЖАНРОВ

Жанры речи. 2023. Т. 18, № 2 (38). С. 110-117 Speech Genres, 2023, vol. 18, no. 2 (38), pp. 110-117

https://zhanry-rechi.sgu.ru https://doi.org/10.18500/2311-0740-2023-18-2-38-110-117, EDN: VHAOGM

Научная статья УДК 811.512.122'373'47

Жанр проклятия 'царгыс' в казахском языке: вера в магическую силу слова сохраняется до сих пор?

З. К. Темиргазина^, Г. К. Абзулдинова, Ж. К. Сагынтаева

Павлодарский педагогический университет имени Алькея Маргулана, Казахстан, 140005, г. Павлодар, ул. Мира, д. 60

Темиргазина Зифа Какбаевна, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и литературы, zifakakbaevna@mail.ru, https://orcid.org/0000-0003-3399-7364 Абзулдинова Гульсум Кенжебековна, кандидат филологических наук, заведующий кафедрой русского языка и литературы, guleke160265@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-9108-892X Сагынтаева Жулдуз Кайратовна, Ph.D., старший преподаватель кафедры казахского языка и литературы, abitovad@inbox.ru, https://orcid.org/0000-0001-2345-6789

Аннотация. Речевой жанр проклятия, анализируемый в статье, относится к древнейшим жанрам устной коммуникации в казахской культуре. Он основан на вере в магическую функцию слова, в способность принести вред и зло проклинаемому с помощью магических сил. К,аргыс - это паттерн, его устойчивые вербальные формулы сохраняются в языковом сознании современных носителей языка, несмотря на то что архаические основы паттерна могут не полностью осознаваться ими. Целью статьи является анализ специфики пропозиционального устройства жанра проклятия в казахском языке, типологизация по характеру наносимого адресату вреда и зла, выявление некоторых культурно-языковых и прагматических особенностей этого речевого жанра. Так, например, для осуществимости и силы воздействия каргысов важен статус проклинающего и проклинаемого - возрастной, семейный, социальный. Значима и принципиальна объективация в каргысе глагольного предиката, даже усеченные формы сохраняют его. Актанты в структуре пропозиции проклятия факультативны, их элиминация осуществляется на различных семантико-прагматических основаниях. В казахском языке предусмотрены формулы противодействия деструктивному жанру проклятия, включающие в себя формулу лишения силы проклятия и формулу его возврата проклинающему.

Ключевые слова: устный речевой жанр, каргыс, казахский язык, магическая функция слова, пропозиция, актанты, семантический тип, актор, топос

Для цитирования: Темиргазина З. К., Абзулдинова Г. К., Сагынтаева Ж. К. Жанр проклятия 'каргыс' в казахском языке: вера в магическую силу слова сохраняется до сих пор? // Жанры речи. 2023. Т. 18, № 2 (38). С. 110-117. https://doi.org/10.18500/2311-0740-2023-18-2-38-110-117, EDN: VHAOGM Статья опубликована на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC-BY 4.0)

Article

The curse genre of 'Kargys' in the Kazakh language: Is the belief in the magical power of the word still preserved?

Z. K. TemirgazinaH, G. K. Abzuldinova, Zh. K. Sagyntaeva

Margulan Pavlodar Pedagogical University, 60 Mira St., Pavlodar 140005, Kazakhstan

Zifa K. Temirgazina, zifakakbaevna@mail.ru, https://orcid.org/0000-0003-3399-7364 Gulsum K. Abzuldinova, guleke160265@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-9108-892X Zhulduz K. Sagyntaeva, abitovad@inbox.ru, https://orcid.org/0000-0001-2345-6789

Abstract. The speech genre of curse analyzed in the article belongs to the most ancient genres of oral communication in Kazakh culture. It is based on belief in the magical function of the word, in the ability to bring harm and evil to the cursed with the help of magical powers. Kargys is a pattern, its stable verbal formulas are preserved in the linguistic consciousness of the modern native speakers, despite the fact that the archaic foundations of the pattern may not be fully understood by them. The aim of the article is to analyze the aspects of the propositional structure of the genre of curse in the Kazakh language, to typologize the nature of harm and evil inflicted on the addressee, to identify some cultural, linguistic and pragmatic features of the speech genre. For example, for the feasibility and strength of the influence of the kargys, the status of the one who curses and the one who is cursed is important - the age, the family, the social status. The objectification of the verbal predicate in the kargys is significant and fundamental, even the contracted forms preserve it. The actants in the structure of the proposition of curse are optional; their elimination is carried out on various semantic and pragmatic grounds. The Kazakh language provides formulas for counteracting the destructive genre of curse, including the formula for depriving the force of the curse and the formula for returning it to the one who curses.

Keywords: oral speech genre, kargys, the Kazakh language, magic function of a word, proposition, actants, semantic type, actor, topos

For citation: Temirgazina Z. K., Abzuldinova G. K., Sagyntaeva Zh. K. The curse genre of 'Kargys' in the Kazakh language: Is the belief in the magical power of the word still preserved? Speech Genres, 2023, vol. 18, no. 2 (38), pp. 110-117 (in Russian). https://doi.org/10.18500/2311-0740-2023-18-2-38-110-117, EDN: VHAOGM

This is an open access article distributed under the terms of Creative Commons Attribution 4.0 International License (CC-BY 4.0)

Введение

Проклятие относится к древнейшим устно-речевым жанрам и представляет собой вербализованное пожелание зла кому-либо, основанное на убеждении носителей архаического сознания в магической силе слова [1: 8]. В этнолингвистическом словаре оно определяется как «словесная формула, содержащая пожелание бед и несчастий в адрес конкретного лица (группы лиц, народа, животных, природных объектов и стихий, в адрес мифологических персонажей и т. п.); вербальный ритуал, имеющий целью магической силой слова нанести урон обидчику, недругу, наслав на него злой рок; демонстративный акт разрыва семейных или социальных связей с человеком -нарушителем законов и обычаев. Произнесение П. регламентировалось в соответствии с обстоятельствами» [2: 286]. Е. Л. Березо-вич говорит о первичной функции речевого жанра (далее РЖ) проклятия и последующем расширении его функций: «Изначально проклятия несли магическую функцию - покарать словом, затем формулы проклятий стали употребляться, кроме магической, и в функции "эмоциональной разрядки"» [3: 67]. Изменив свою первичную магическую функцию в ее изначальном архаическом ритуальном представлении, РЖ проклятия активно функционирует в речи современных носителей языка и культуры как пожелание зла кому-либо в эмоционально напряженной конфликтной ситуации. Хотя исследователи и говорят о редуцированности или даже утрате проклятиями своего изначального магического предназначе-

ния, их употребление в современной речи, частотность и распространенность этого жанра показывает, что в области подсознательного и бессознательного человек упорно сохраняет веру в могущество слова, в его способность навредить. Иначе в ситуации острого эмоционального конфликта человек ограничивался бы использованием таких деструктивных жанров, как оскорбление, ругань, обзывание, поношение и т. п. [4], непосредственно не основанных на магической силе слова, и не прибегал бы к проклятиям как средству нанести обидчику моральный и физический вред.

К проклятию как лингвистическому объекту проявляли интерес Л. Н. Виноградова, И. А. Седакова [2], Е. Л. Березович, О. Д. Сурикова [3], Л. Н. Виноградова [5], Л. В. Балашова [6], Д. В. Медведева, Н. А. Депутатова [7], И. В. Крюкова [8] и др. В монографии Т. Джея «Why We Curse. A neuro-psycho-social theory of speech» [9] детально описаны психологические, социальные, религиозные и культурные факторы проклятия, выявлена его психолингвистическая природа, связь с речевой агрессией, описаны лексика, семантика и синтаксис проклятия в английском языке. Проклятию также посвящены англоязычные статьи Sh. H. Blank [10], Ch. F. Fensham [11] и др. В казахском языкознании проклятие исследовалось в работах С. Кас^абасова [1], Б. Оспана [12], Р. Ш. Бай-дуллаевой, Н. Б. Айнабекова [13], Б. Бопайулы [14], Б. Уахатова [15] и др.

Одним из важнейших аспектов изучения проклятия является установление его культурно-специфических форм, обусловленных языческим, религиозным, мифологическим

мировоззрением носителей языка и культуры, в которой сформировался, бытует и до сих пор функционирует названный РЖ. «Устно-речевой жанр рассматривается нами как одна из самых древних форм человеческого бытия и трансляции культурных смыслов. Именно в нем можно найти отражение всех накопленных и отобранных народом ракурсов мировидения, его содержания, а также проекции своеобразного ощущения порядка жизни» [16: 83]. Проклятие определяется многими исследователями как речевая формула - шаблонное, клишированное высказывание, или паттерн. Паттерн как устойчивый образец социокультурного сознания и поведения стал объектом исследования в работе У Лабова [17]. Культурные паттерны, обусловленные мифологическим, религиозно-мистическим и языческим мышлением, зафиксированы в типовых формулах речи, которые как бы «консервируют» их, даже если носители языка не до конца осознают их первоначальный смысл либо вообще утратили их понимание.

Цель статьи - определить особенности пропозициональной структуры устного речевого жанра проклятия в казахском языке, его семантические типы и культурно-языковые особенности. Материал извлечен из фразеологического словаря казахского языка I. К. Кецесбаева (2007), были отобраны единицы с пометой "|^^ыс" в количестве 247. В качестве методов исследования использовался анализ актантно-го состава пропозиции, заключенной в |арFы-сах; затем осуществлялся контент-анализ по характеру вреда и ущерба, семантическая типологизация |арFысов, анализ культурно-специфических метафор, лексического состава речевого жанра со стилистической точки зрения.

1. Пропозициональная структура казахского проклятия царгыс

Ка^ыс, или проклятие, типологически определяется казахскими исследователями как фольклорный жанр [1], их тексты включаются в собрания, антологии казахского фольклора [14; 15] и фразеологические словари [18]. Существительное царгыс образовано от глагола царгау в значении "проклинать; ругать" [19: 277], которое словообразовательно связано с глаголом царгану "клясться" [19: 277]. Отметим, что в казахском, как и в русском языке, понятие проклятия семантически и словообразовательно связано с понятием «клятва». В этимологическом словаре тюркских языков слово царгы имеет два значения "проклинать, клясть - во всех источниках" [20: 305].

Е. Л. Березович называет и характеризует типы актантов, входящих в пропозициональную структуру славянских проклятий: «Помимо

предиката, в устойчивую логическую структуру проклятий входят другие актанты, основные из них таковы: о б ъ е к т - лицо, которому желают зла, а к т о р, действующий в проклятии и призванный навредить объекту (субъект-каузатор действия), т о п о с - отдаленное/опасное место, куда должен отправиться проклинаемый» [3: 68-69]. Помимо перечисленных актантов, мы считаем необходимым включить в пропозицию говорящего - субъект, выражающий пожелание и произносящий проклятие, который обычно манифестируется местоимениями 1-го лица в перформативных проклятиях-декларациях Я проклинаю тебя! [8: 13-14].

В казахском языке не используется пер-формативная форма 1-го лица единственного числа настоящего времени индикатива царгай-мын (букв. 'проклинаю') от глагола царгау. Казахи не говорят Мен сен царгаймын! ('Я тебя проклинаю!'), а выбирают более нейтральную форму выражения проклятия, в которой не указывается говорящий как 1-е лицо. Иначе говоря, ответственность за произнесение проклятия говорящий прямо не берет на себя, так как это осуждаемое социумом деяние. Следовательно, в пропозиции элиминируется субъект речи: Царгыс атсын! ('Будь проклят!'); Царгыс сен атсын! ('Будь ты проклят!'); Царгыс тиан! ('Будь проклят!'); Царгыс саган тиан! ('Будь ты проклят!') [18: 181]; Антурган! ('Пусть поразит тебя клятва!' в значении "Будь проклят!"). Последнее выражение представляет собой композит антурган: ант - 'клятва', уру/урган - 'поразить/поражать'.

Наиболее типичной формой глагольного предиката в казахских |арFысах является специфическая форма глагола в повелительном наклонении 2-го лица в предположительном значении, которая оформляется с помощью аффиксов ^ыр/гр, -цыр/-кр: Жэйрап цалгыр! ('Чтоб ты околел!'). Указанная форма глагола выражает оптативную модальность высказывания. И. Р. Крюкова называет этот тип зло-пожеланиями, в отличие от перформативных проклятий-деклараций и проклятий-пожеланий [8: 14]. Кроме этого, глаголы могут употребляться в форме повелительного наклонения 3-го лица с аффиксами -сын/сн, -тын/-тн, -дын/-дн: Жэйрап цалсын! (' Пусть околеет!').

Относительно облигаторности актантов высказывается мнение о необязательности всех актантов в структуре славянских проклятий: «Симптоматично, что ни один из актантов не является строго обязательным (эксплицированным в абсолютном большинстве текстов), в том числе предикат - при всей его принципиальной значимости. ... В ряде текстов предикат элиминируется и замещается другими компонентами логической структуры - например,

актором или топосом, которые берут на себя функцию главного «проводника» иллокутивной цели (причинение вреда словом = действием)» [3: 69]. В казахских 1^ысах также могут быть элиминированы все актанты - субъект речи, актор, топос, кроме глагольного предиката. Нами не выявлены случаи устранения из пропозициональной структуры глагольной формы, усеченные формы проклятия также сохраняют предикат: Жайрагыр! ('Чтоб ты околел!'); ЖYгiрмек! ЖYгiрмек сол! ('Чтоб ты не смог ходить/бегать!').

Актанты в пропозициональной структуре казахского царгыса не носят облигаторный характер в силу разных причин:

1) субъект-говорящий не обозначает себя из-за страха и опасения, что произносящий проклятие совершает не одобряемое социумом, табуированное действие и мистическое зло может обернуться против него самого [21];

2) адресат проклятия известен из ситуации, так как жанр проклятия всегда совершается в непосредственной межличностной коммуникации - лицом к лицу и не требует обязательной манифестации адресата; иногда называние его является семантически избыточным, так как в глагольной форме содержится указание на форму 2-го лица;

3) актор, призванный субъектом речи навредить адресату, тоже не всегда обозначается, так как в языковом сознании казахов существует социокультурный паттерн как устойчивое представление о магических силах, демонах, злых духах, способных осуществить призываемую кару.

Одним из существенных содержательных признаков РЖ проклятия является культурный паттерн "вред проклинаемому человеку наносится воздействием мистических сил, вызванных проклинающим ". Так, Л. В. Балашова полагает, что для проклятия «принципиально значимым становится мистический/религиозный фактор: негативные последствия для объекта/адресата должны произойти в результате действия третьих (сакральных) сил» [6: 12]. В казахских ^артысах актором традиционно выступают персонажи народной демонологии сайтан ('черт'), перi ('чертовка'), аруац ('духи предков'), Тэнр ('Тенгри') и др.: Сайтан алгыр! ('Чтоб тебя шайтан забрал!'); Аруац атцыр/ургыр! ('Чтоб тебя духи предков наказали!') [18: 30]; Тэнр алгыр! ('Чтоб тебя Тенгри забрал!') [18: 30]. В качестве топоса в |^ар<ы-сах упоминается могила или тот свет - мир мертвых, куда желательно отправить проклинаемого [22]: Квр'щде вкiргiр! ('Чтоб ты ревел в могиле!'); Ек дYHиеден цызыц кврмегiр! ('Чтоб ты не видел счастья ни на этом, ни на том свете!').

Для казахов важно, кем и по отношению к кому осуществляется ритуал проклятия, так как от этого зависит его осуществимость в реальности и сила проклятия. В пословицах Ит царгысы бврге жуцпас ('Собачье проклятие к волку не пристанет'), Цой царгысы бврге жетпейд/' ('Проклятие овцы до волка не дойдет') как раз говорится о том, что проклятие, наложенное человеком, статус которого ниже статуса адресата, не будет действовать, причем речь идет о возрастном, семейно-родственном, социальном статусах, а не о материальном. Ит ('собака') и цой ('овца') в мифологическом сознании казахов по иерархии ниже бвр/ ('волк'), тотемного животного древних тюрков. Так, например, в глазах казахов, злопожелание детей в адрес родителей или младшего по возрасту в адрес старшего вполне может не иметь никакой силы. Зато очень большой магической силой обладают проклятия отца, матери или уважаемого старца - а^са^ала.

Важно отметить, что в казахской речевой культуре предусмотрены способы ответного противодействия проклятию с помощью, во-первых, формулы лишения силы воздействия произнесенного проклятия: К^аргысын, цара тасца! ('Пусть твое проклятие останется без последствий!') [18: 182] и, во-вторых, формулы возврата проклятия, или "бумеранга": К,ар¥ысыц цара басыца кврШн! (' Пусть твое проклятие падет на твою голову!') [18: 182].

2. Семантические типы проклятия в казахском языке

Проведенный анализ семантики 1^ысов позволил выделить несколько типов проклятий с учетом характера ущерба и вреда, направленного на проклинаемого: пожелание смерти; пожелание болезней и другого физического ущерба (травмы, ранений); пожелание нетрудоспособности и инвалидности; пожелание несчастий, невезения; пожелание вреда семье и роду; пожелание материального ущерба.

1. Пожелание смерти. В проклятии используется либо прямая номинация вл м ('смерть'), либо образные выражения жаны шы-гу ( 'душа покидает'), желкец циылу ( ' свернуть шею'), либо стилистически сниженные грубо-просторечные глаголы арам цату ('сдохнуть'), жэйрап цалу ('околеть'): Эл'м келгiр! ('Чтобы смерть тебя настигла!') [18: 289]; Жаныц шы-ццыр! ('Чтоб душа из тебя вышла!') [18: 105]; Желкец циылгыр! ('Чтоб ты свернул шею!') [18: 110]; Арам цатцыр! Арам цат! ( ' Чтоб ты сдох как поганый/как падаль!') [18: 27]; Жэйрап цалгыр! Жэйрап цалсын! Жэйрап цал! или усеченные варианты этого выражения Жайрагыр! Жайрагыр сол! (' Чтоб ты околел!') [18: 97]. Часто выражается пожелание умереть молодым:

Кыршыныцнан циылгыр! ('Умереть тебе в молодом возрасте!') [18: 207]; Каршадай солгыр! ( Чтоб ты умер молодым!') [18: 207]. В проклятии могут упоминаться отдельные события, действия, предметы, имеющие отношение к ритуалу смерти - похороны, погребение, могила: Кара сорпацды урттатцыр! (' Чтобы мне на твоих похоронах есть ритуальную пищу!') [18: 181]; Кемуаз цалгыр! ( ' Остатья тебе непогребенным!'); Керщде вкiргiр! ('Чтоб ты ревел в могиле!') [18: 228]. Обозначение похорон образным выражением цара сорпа ( бульон черного цвета') очень специфично и связано с похоронным обрядом кочевников-тюрков, когда обязательной частью ритуала было жертвоприношение животного, а затем угощение участников сорпой - мясным бульоном жертвенного животного.

2. Пожелание исчезновения с лица земли, «пропадания», «забирания»: Курып цалгыр! ('Пропади ты пропадом!') [18: 202]; Адыра цалгыр! ('Пропади пропадом!') [18: 27]; Сай-тан алгыр! (' Чтоб тебя шайтан забрал!'); Тэшр алгыр! ('Чтоб тебя Тенгри забрал!') [18: 30]. Мистические силы, которые должны способствовать исчезновению, пропаданию человека, иногда эксплицируются (сайтан, Тэнр), но чаще остаются в импликативных смыслах высказывания. Примечательным является пожелание исчезновения не только самого человека, но даже его имени: Атыц цурысын! Атыц вшкр! (' Чтоб имя твое исчезло!') [18: 37].

3. Пожелание болезней, физического ущерба. Среди болезней упоминаются алапес ('проказа'), цагын ('воспаление'), квк тYйнек ( болезнь детей'), цара талац ( сильная боль в селезенке'): Кек туйнек болгыр! (' Чтоб ты заболел') [18: 150]; Алапеске ушрагыр! (' Чтоб ты заболел проказой!') [18: 34]; Кргынды келгiр! (' Чтоб заболел воспалением легких!') [18: 168], Кара талац келгiр! ('Чтоб пришла сильная боль в твою селезенку!') [18: 182]. Физические повреждения касаются наиболее важных и функционально значимых частей тела - бет ('лицо'), жуз ('лицо'), тл ('язык'), ауыз (' рот'), жагы ('челюсти'), тамац (глотка) [23]. Именно они оказываются самыми уязвимыми с точки зрения проклинающего: Бетщ ттщгр! ('Чтоб твое лицо было исполосовано!') [18: 67]; Жуз'щ куйгр! ('Чтоб лицо твоё обгорело!') [18: 119]; Тшщ кес^р! ('Чтоб твой язык был изрезан!') [18: 295]; Жагьщ царысцыр! ('Чтоб твои челюсти свело!') [18: 98]; Аузыца цум цуй-ылгыр! ('Чтоб тебе в рот песок засыпался!') [18: 39]; Тамагыца тас тмылгыр! ( ' Чтоб камень застрял в твоей глотке!') [18: 270]. Такое «внимание» к языку, рту, челюстям, глотке, видимо, обусловлено тем, что они принимают непосредственное активное участие в производстве устной речи в конфликтной ситуации,

и поражение этих частей является попыткой проклинающего заставить замолчать противоположную сторону. Среди внутренних органов упоминаются ш (живот), бYйрек (почки), ше-г (кишки): Буйрегщ шыццыр! ('Чтоб вылезли твои почки!') [13: 229]; 1шщ жарылсын! ( ' Чтоб лопнул твой живот!'); 1шегщ Yзiлгiр! (' Чтоб у тебя кишки разорвались!') [18: 323]. Глагольные предикаты, используемые в этих проклятиях, носят интенсивный разрушительный характер: жарылу ('лопнуть'), YзiлY ('разорваться'). Отдельно можно выделить пожелание ущерба психическому здоровью человека: Ацылыцнан адасцыр! (' Чтоб ты с ума сошёл!') [18: 19].

4. Пожелание инвалидности, нетрудоспособности: Колыц сыцгыр! ( ' Чтоб твои руки сломались!') [13: 229]; Квзщ аццыр! (' Чтоб твои глаза вытекли!') [18: 146]; усеченные варианты проклятий ЖYгiрмек! ЖYгiрмек сол! (' Чтоб ты не смог ходить/бегать!'). В выражении Ко-лыц квтще жетпегiр!, дословно означающем ' Чтоб твои руки не доставали до задницы!', реальная ситуация неспособности человека выполнять элементарные действия образно интерпретируется как общая нетрудоспособность и инвалидность. Выражение приобретает значение "Чтоб ты стал нетрудоспособным/инвалидом!"

5. Пожелание несчастий, голода, постоянного невезения: Ек дYниеден цызыц кврмегiр! ( Чтоб ты не видел счастья ни на этом, ни на том свете!'); Багыц ашылмасын! (' Пусть сопутствует тебе невезение!') [13: 228]; Жетпегiр! (' Чтоб ты не достиг своего!'); Кыршыц циылгыр! ('Чтоб пресеклась твоя молодость!') [18: 207]; Кулцыны цурсын! ( Чтоб никогда не насытился!') [13: 226].

Проклятие Шашыц кеслсн! ( ' Пусть будут отрезаны твои волосы!') в значении "Пусть будет отрезано твое счастье/ отрезана дорога к счастью!" относится к гендерно ориентированным. Оно адресуется только женщинам. Волосы у казахов имеют сакральное значение: их нельзя сжигать, разбрасывать где попало, бросать в мусор, наступать на них. Волосы, по поверьям, - это сила, счастье, благополучие, успех и удача. Отрезать волосы означает "отрезать дорогу, свое счастье". Волосы у девочек подстригали один раз - когда исполнялось сорок дней со дня рождения. Проклятие Кара шашы жайылсын! ( Чтоб тебе распустить волосы!') [18: 181] тоже адресуется женщинам и девушкам и означает "Чтоб у тебя умер кто-нибудь из близких!" Это выражение связано с обычаем распускать волосы при оплакивании близкого человека - отца, мужа и т.д. Таким образом, метафорическая форма выражения этих проклятий основана на специфических культурных традициях, которые могут быть поняты носи-

телем другого языка и культуры с помощью дополнительных пояснений и комментариев.

6. Пожелание вреда семье и роду. В проклятиях содержалось пожелание пресечения рода: КУ бас цел! (' Чтоб остался одиноким!') [18: 194]; Туцымыц цургыр! ( ' Чтоб изчезло твое семя!') [18: 287]; Квкmемегiр! ('Чтоб тебе не зеленеть!' в значении "Чтоб ты не имел детей/потомства!"). К. Уразаева пишет о значимости подобных проклятий для казахов, поскольку они издревле сохраняли родовой уклад и родовые традиции, продолжателями которых были дети: «... Самое большое сочувствие человеку было связано с отсутствием детей. Не случайно по этой же логике самым страшным проклятием у казахов является "кектемепр", дословно "не зеленеть", т. е. не иметь продолжения рода» [24]. В эту же группу входят пожелания смерти и несчастий семье: TYHdi-гщ ашылмасын! ('Чтоб был закрыт твой дом!'); Катын-бала шагац шулап цалгыр! (' Чтоб твои дети и жена остались без присмотра и заботы!') [13: 227].

7. Пожелание материального ущерба, бедности, лишения достатка. Эта семантическая группа проклятий касается преимущественно главного богатства казаха-кочевника - мал ( ' скот'): Мал кврмегiр! ( ' Быть тебе без скота!') [18: 213]; Малыц цырылгыр! ('Чтобы твоя скотина передохла!') [18: 214]. В ряде проклятий формальным адресатом выступает скот (верблюды, овцы, коровы, козы), на которых насылаются конкретные болезни - сап ( чума'), топалан ('сибирская язва'), царасан ('эмхар'), мэлк (' верблюжья болезнь'), быцпырт ('болезнь овец'), квк шешек ('болезнь коз'), кебенек ('болезнь коз'): Сап болгыр! (' Пусть нападет на твой скот чума!'); Топалац болгыр! ( ' Пусть нападет сибирская язва!'); Мэлк келгiр! (' Пусть на верблюдов падет болезнь!') [13: 228]; Быцпырт тигiр! (' Пусть нападет на твоих овец болезнь!) [18: 304]; Царасан келгiр! (' Пусть нападет на коров эмхар!') [18: 181]; Квк шешек келгiр! (' Пусть придет козья болезнь!'); Кебенек келгiр! (' Пусть придет козья болезнь! ) [18: 150].

Реже пожелание ущерба касается других видов собственности - земли, пастбищ, дома, домашней утвари: Эр'кЩд'! врт алгыр, жайла-уыцды жау алгыр! (' Чтоб землю твою охватил пожар, а твоими пастбищами завладел враг!') [18: 241]; Ywq куйгр! ('Чтоб сгорел твой дом!') [18: 302]; Цазаныц цац айырылгыр! ( ' Чтоб твой казан раскололся надвое!') [18: 169].

Воздействующая перлокутивная, или «магическая», сила проклятий определяется, помимо статусных взаимоотношений проклинающего субъекта и адресата, о чем мы говорили выше, аксиологическим фактором. Иначе говоря, она зависит от места, которое занимает в ценностной картине мира языкового сооб-

щества объект проклятия (понятие, предмет и т. п.). Чем выше место объекта в иерархии ценностей, тем сильнее перлокутивный эффект воздействия на адресата.

3. Терю бата - «благословение наоборот»

Исследователи отмечают тесную взаимосвязь речевых жанров бата ( благословение', или 'благопожелание') и царгыса, определяя их как «двуединый феномен, существующий в языке, функциональное назначение которых заключается в прагматической нацеленности первого на установление и поддержание психологического комфорта при общении, тогда как функция проклятий заключается в том, чтобы вызвать у оппонента негативные чувства, причинить ему моральный урон, снизить уровень его самооценки» [16: 82]. С аксиологической и прагматической точек зрения эти РЖ противостоят друг другу, однако в казахской культуре существует специфический речевой жанр терс бата ('благословение наоборот' или 'обратное благословение'), в котором они некоторым образом совмещаются. Это своеобразный вид проклятия, отличающийся от традиционного тем, что, во-первых, словесное выражение обязательно сопровождается таким важным невербальным элементом обряда, как жест рук, направленный ладонями от себя. Во-вторых, его вербализация не является паттерном, шаблоном, как в традиционных |^^ысах; терю бата носит свободный, спонтанный характер выражения. «У "терю бата" нет конкретного текста, потому как казахи руководствуются правилом "держись подальше от терю бата". Но если подобное все же случалось, осмелившийся пойти на это сам решал, что говорить» [12].

Б. Оспан описывает случай применения терю бата, которое совершил узнавший о гибели единственного ребенка, убитый горем отец в адрес хана Кене и батыра АFыбая:

Бостан бай слезы лил, как из ручья, Напился горя сполна, теперь и жизнь ничья. Узнав все, как было в проклятом походе, Ладони от себя протянув, промолвил слова: - Народ уважает тебя, хан мой Кене, Что ты сделал средь ясного дня? Перевернув вверх дном все в моем ауле, Чего ты добился, в чем обида твоя? Ты сразился с безвинной душой, Я обливаюсь черной слезой [12].

Обряд терю бата считается у казахов табу-ированным и, соответственно, крайне редким, решиться на него мог человек лишь в исключительных случаях, отчасти оправдывающих использование этого обряда.

Заключение

Таким образом, устный речевой жанр проклятия представляет собой сугубо специфическую систему семантико-прагматических, линг-вокультурных и функционально-стилистических черт, которая возникла в архаическом сознании и является порождением мистических, языческих и религиозных воззрений на магию слова. Рассматриваемый речевой жанр относится к древнейшим жанрам фольклора и представляет собой вербальные паттерны, устойчивые формулы которого сохраняются в языковом сознании современных носителей языка, хотя архаические основы паттерна могут не всегда осознаваться ими. Функциони-

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. К^асцабасов С. Ойерк. Алматы : Жiбек Жолы, 2009. 303 б.

2. Виноградова Л. Н., Седакова И. А. Проклятие // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под общ. ред. Н. И. Толстого: в 5 т. Т. 4. М. : Международные отношения, 2009. С. 286-296.

3. Березович Е. Л., Сурикова О. Д. К реконструкции лексического состава русских народных проклятий: общая характеристика предиката проклятия // Jezikoslovni zapiski. 2017. № 2 (23). S. 67-81.

4. Temirgazina Z. Effective communicative strategies and tactics in verbal aggression situations // World Applied Sciences Journal. 2013. Vol. 24, № 6. Р. 822825.

5. Виноградова Л. Н. Формулы угроз и проклятий в славянских заговорах // Заговорный текст: Генезис и структура. М. : Индрик, 2005. С. 425-440.

6. Балашова Л. В. Речевые жанры в русской идиоматике (семантический и концептуальный аспекты) // Жанры речи. 2017. № 1 (15). С. 6-29. https://doi.org/10. 18500/2311-0740-2017-1-15-6-29

7. Медведева Д. В., Депутатова Н. А. Речевой акт проклятия в английском языке // Terra Linguae. 2019. № 5. С. 185-189.

8. Крюкова И. В. Речевой акт проклятия и лексико-грамматические средства его осуществления: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь, 2011. 21 с.

9. Jay T. Why We Curse. A neuro-psycho-social theory of speech. Massachusetts College of Liberal Arts, North Adams, Massachusetts, 2000. 328 p.

10. Blank Sh. H. The curse, blasphemy, the spell, and the oath // Hebrew Union College Annual. 1950-1951. Vol. 23, № 1. Р. 73-95.

11. Fensham F. Ch. Salt as Curse in the Old Testament and the Ancient Near East // The Biblical Archaeologist. 1962. Vol. 25, № 2. Р. 48-50.

12. Оспан Б. Проклятие по-казахски: терк ба-та — «благословение наоборот». 2017. URL: https:// 365info. kz/2017/ 12/proklyatie- po- kazahski - teris - bata -blagoslovenie-naoborot (дата обращения: 12.09.2021).

13. Байдуллаева Р. Ш., Айнабеков Н. Б. Благо-пожелания и проклятия как языковая универсалия (контрастивно-прагматический анализ) // Вестник науки Южного Казахстана. 2018. № 4 (4). С. 225-231.

рование проклятий в современной устной речи свидетельствует о том, что вера в магическую функцию слова не утеряна и, возможно, сохраняется на уровне подсознания носителей языка.

Актанты в пропозициональной структуре проклятия факультативны, могут быть опущены по различным семантико-прагматическим условиям. Обязателен только предикат в силу его принципиальной значимости, он сохраняется даже в усеченных формах РЖ проклятия. На основе характера вреда и зла, направленного на адресата, выделены и проанализированы семь групп проклятий, которые обладают комплексом семантико-прагматических и культурно-языковых особенностей.

14. БопaйYлы Б. К,азак,тьщ алгыстары мен к,аргы-стары. Алматы : Бастау, 2003. 112 б.

15. Уахатов Б. Казак,тыц халык, влецдерь Алматы, 1974. 75 б.

16. Байдаулетова Н. Р., Кенжебаева A. А. Благопо-желание как особый жанр устно-речевого дискурса (на основе материалов казахского и китайского языков) // Вестник КазНУ. Серия востоковедения. 2016. № 3 (78). С. 82-85.

17. Labov W. Sociolinguistic РаПегш. РЫ^е1рЫа : University of Репшу^ата Press, 1972. 314 p.

18. Кецесбаев I. К. Казак тшнщ фразеологиялык свздт. Алматы: Казакпарат, 2007. 356 б.

19. Бектаев К. Б. Yлкен казакша - орысша , орыс-ша - казакша свздш. Алматы : Алтын казына, 2001. 704 б.

20. Этимологический словарь тюркских языков / общ. ред. Г. Ф. Благова. М. : Языки русской культуры, 1997. 363 с.

21. Темиргазина З. К., Жакупова Г. К. Гармония и дисгармония: акустическая оппозиция в ранней лирике Александра Блока // Вестник РУДН. Теория языка. Семиотика. Семантика. 2021. Т. 12, № 1. С. 137-152. https://doi.org/10.22363/2313-2299- 2021-12-1-137-152

22. Темиргазина З. К., Ибраева Ж. Б. Наблюдатель в поэтическом нарративе (на примере стихотворений П. Васильева) // Вестник Томского гос. ун-та. Филология. 2021. № 72. С. 290-307. https://doi.org/10.17223/ 19986645/72/16

23. Тетщагта Z., Akosheva M., Yrysgul S., Shaharman A., Kurmanova Z., Kairova M. Metaphors in АпаШтка1 Terminology // Space and Culture, India. 2019. Vol. 7, № 1. Р. 143-153. https://doi.oгg/10.20896/saci.v7i1. 528

24. Уразаева К. Имя по приметам // Диапазон. 2010. URL: https://azh.kz/гu/news/view/4988 (дата обращения: 20.08.2021).

REFERENCES

1. Kaskabasov S. Oyorís [Reflections]. Almaty, Zhíbek Zholy Publ., 2009. 303 р. (in

2. Vinogradova L. N., Sedakova I. A. Curse. In: Slavyanskiye drevnosti. Etnolingvisticheskiy slovar'. Pod obsh. red. N. I. Tolstogo: v 5 t. T. 4 [Tolstoy N. I., ed. Skvic antiquities. Ethnolinguistic dictionary: in 5 vols.

Vol. 4]. Moscow, Mezhdunarodnyye otnosheniya Publ., 2009, pp. 286-296 (in Russian).

3. Berezovich Ye. L., Surikova O. D. On the reconstruction of the lexical composition of Russian national curses: General characteristics of the predicate of curse. Jezikoslovni zapiski, 2017, no. 2 (23), pp. 67-81 (in Russian).

4. Temirgazina Z. Effective communicative strategies and tactics in verbal aggression situations. World Applied Sciences Journal, 2013, vol. 24, no. 6, pp. 822-825.

5. Vinogradova L. N. Formulas of threats and curses in Slavic conspiracies. In: Zagovornyy tekst: Genezis i struk-tura [Spell text: Genesis and structure]. Moscow, Indrik Publ., 2005. 520 p. (in Russian).

6. Balashova L. V. Speech Genres in Russian Idiomat-ics (Semantic and Conceptual Aspects). Speech Genres,

2017, no. 1 (15), pp. 6-29 (in Russian). https://doi.org/ 10.18500/2311- 0740- 2017-1-15- 6- 29

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

7. Medvedeva D. V., Deputatova N. A. Speech act of damnation in English. Terra Linguae, 2019, no. 5, pp. 185189 (in Russian).

8. Kryukova I. V. Speech act of damnation and lexical and grammatical means of its implementation. Thesis Diss. Cand. Sci. (Philol.). Stavropol', 2011. 21 p. (in Russian).

9. Jay T. Why We Curse. A neuro-psycho-social theory of speech. Massachusetts College of Liberal Arts, North Adams, Massachusetts, 2000. 328 p.

10. Blank Sh. H. The Curse, Blasphemy, the Spell, and the Oath. Hebrew Union College Annual, 1950-1951, vol. 23, no. 1, pp. 73-95.

11. Fensham F. Ch. Salt as Curse in the Old Testament and the Ancient Near East. The Biblical Archaeologist, 1962, vol. 25, no. 2, pp. 48-50.

12. Ospan B. Curse in Kazakh: Teris bata - "blessing in reverse". 2017. Available at: https://365info.kz/ 2017/12/ proklyatie - po - kazahski - teris - bata - blagoslovenie -naoborot (accessed September 12, 2021) (in Russian).

13. Baydullayeva R. Sh., Aynabekov N. B. Good wishes and curses as a linguistic universal (contrastive-pragmatic analysis)]. South Kazakhstan Science Herald,

2018, no. 4 (4), pp. 225-231 (in Russian).

14. Bopayuly B. Kazaktyn algystary men kargystary [Kazakh good wishes and curses]. Almaty, Bastau Publ., 2003. 112 p. (in Kazakh).

15. Uakhatov B. Kazaktyn khalyk olenderi [Kazakh folk works]. Almaty, 1974. 75 p. (in Kazakh).

16. Baydauletova N. R., Kenzhebaeva A. A. Wish as a special genre of oral discourse (based on materials of the Kazakh and Chinese languages). Scientific Journals Al-Farabi Kazakh National University. Oriental Studies, 2016, no. 3 (78), pp. 82-85 (in Russian).

17. Labov W. Sociolinguistic Patterns. Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 1972. 314 p.

18. Kenesbaev I. K. Kazak tilinin frazeologiyalyk sozdigi [Phraseological dictionary of the Kazakh language]. Almaty, Kazakparat Publ., 2007. 356 p. (in Kazakh).

19. Bektaev K. B. Ulken kazaksha - oryssha, oryssha -kazaksha sozdik [Large Kazakh-Russian, Russian-Kazakh dictionary]. Almaty, Altyn kazyna Publ., 2001. 704 p. (in Kazakh).

20. Etimologicheskiy slovar' tyurkskikh yazykov. Ob-shch. red. G. F. Blagova [Blagov G. F., ed. Etymological dictionary of the Turkic languages]. Moscow, Yazyki russkoy kul'tury Publ., 1997. 363 p. (in Russian).

21. Temirgazina Z. K., Zhakupova G. K. Harmony and Disharmony: Acoustic Opposition in the Early Lyrics of Alexander Blok. RUDN Journal of Language Studies, Semiotics and Semantics, 2021, vol. 12, no. 1, pp. 137-152 (in Russian). https://doi.org/10.22363/2313-2299-2021-12-1-137-152

22. Temirgazina Z. K., Ibrayeva Zh. B. Observer in poetic narrative (on the example of P. Vasiliev's poems). Tomsk State University Journal of Philology, 2021, no. 72, pp. 290-307. https://doi.org/10.17223/19986645/72/16 (in Russian).

23. Temirgazina Z., Akosheva M., Yrysgul S., Sha-harman A., Kurmanova Z., Kairova M. Metaphors in Anatomical Terminology. Space and Culture, India, 2019, vol. 7, no. 1, pp. 143-153. https://doi.org/10.20896/saci. v7i1.528

24. Urazayeva K. Name by signs. Diapazon, 2010. Available at: https://azh.kz/ru/news/view/4988 (accessed August 20, 2021) (in Russian).

Поступила в редакцию 08.10.2021; одобрена после рецензирования 15.12.2021; принята к публикации 23.12.2021 The article was submitted 08.10.2021; approved after reviewing 15.12.2021; accepted for publication 23.12.2021

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.