философу, спорит с ним, то это значит только то, что время было потрачено с наивозможнейшей пользой. А раз так, то чего же еще можно было бы желать?!
Литература
1. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т. 1. - М.: Мысль, 1990. - 829 с.
2. Ницше Ф. Так говорил Заратустра: Философская поэма. - Алма-Ата: Жазушы; Интербук, 1991. - 304 с.
3. Ницше Фридрих. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. - М.: «ЯЕЕЬ-Ьоок», 1994. - 352 с.
4. Спиркин А. Г. Философия: Учебник. - М.: Гардари-ки, 2000. - 816 с.
5. Философия: курс лекций / Под общ. ред. проф. Ф.А. Сима. - Петропавловск, 1998. - 306 с.
Сведения об авторах Гонгало Викентий Мичиславович - кандидат философских наук, доцент Северо-Казахстанского государственного университета им. Манаша Козыбае-ва, Республика Казахстан, г. Петропавловск, e-mail: vikentiig @mail.ru.
Data on authors Gongalo Vikenty Michislavovich - candidate of philosophical science, associate professor, M.Kozybaev North Kazakhstan State University, Republic of Kazakhstan, Petropavlovsk, e-mail: [email protected].
УДК: 159.964.26 Л.В. Мантатова, С.Ю. Протасов
ЖАК ЛАКАН ОБ ИСТОКАХ И ПРИРОДЕ ВЛАСТИ
В статье рассматриваются политические идеи основателя школы структурного психоанализа Жака Лакана. В частности, предпринимается попытка объяснить природу и истоки власти с помощью его «концепции субъекта» и «стадии зеркала».
Ключевыеслова: психоанализ, власть, политика, субъект, дискурс.
L.V. Mantatova, S.Yu. Protasov
JACQUES LACAN ON THE ORIGINS AND NATURE OF POWER
The article considers political ideas of Jacques Lacan, the founder of structural psychoanalysis school. In particular, the attempt is undertaken to explain the nature and origins of power by means of his «conception of subject» and «mirror stage».
Keywords:psychoanalysis, power, politics, subject, discourse.
Ответ на вопрос о масштабе влияния структурного психоанализа на развитие политических и около-политических идей связан с пониманием того, что же принципиально нового внесло учение Жака Лакана в политическую мысль ХХ века. Главная трудность освещения данной проблемы обусловлена тем, что сам Лакан никогда не ставил перед собой задачи сказать что-то частно-политическое. В отличие от Фрейда он не занимался исследованием феноменов массового сознания, не искал в той или иной политической идеологии архетипических символов жизни коллективного бессознательного, как это делал Юнг, не пытался языком психоанализа, в духе Райха и Фромма, объяснить причины возникновения тоталитарных и фашистских режимов. Изучение политики, по его мнению, не является прямой задачей психоанализа, скорее это удел философии. К тому же во Франции в 1940-1950-х гг. интересовались преимущественно статусом психоанализа как науки и его отношением к лингвистике, математике и литературе, но не к
политике. Но все изменилось в конце 1960-х гг., когда произошло восторженное принятие психоанализа, захватившее представителей едва ли не всех научных дисциплин. Причин этому много, но, очевидно, ключевым моментом стала «психологизация» политического дискурса,
произошедшая благодаря «майской революции» 1968 г. Учение Лакана идеально подходило для такой смычки психоанализа и политики [1, с.29]. Многие авторы отмечают огромную роль лака-новского учения в майских событиях 1968 г.; революционные лозунги «овладение речью» и «воображение у власти» носили несомненно ла-канистский характер. Сам Лакан избегал открытой политической позиции, его отношение к господствующим в обществе революционным настроениям было скептическим. Он говорил, что революция всегда порождает деспота еще более жестокого, чем тот, которого она уничтожила. Студенческое восстание привело к еще худшей тирании, при которой интеллектуалов сменили технократы [1, с. 363]. Он пренебрежи-
2011/14
тельно относился как к «левым», так и к «правым». В 1960 г. он заявил, что левый интеллектуал - «безобидный умственно отсталый, но устами его говорят истины, которые окружающими не просто терпятся, но и применяются порою на деле, так как fool этот наделяется порою знаками шутовского достоинства». Правый же - это «человек, который не останавливается перед последствиями так называемого реального взгляда на вещи. Другими словами, он готов, когда это нужно, сознаться, что он каналья» [2, с. 235-236]. Особое место в политических размышлениях Лакана занимает феномен власти, которую автор ненавидел как идею. Будь то гипнотическая власть диктаторов, власть-влияние учителей или манипулирующая власть тиранов, все ее проявления были ему одинаково неприятны. Избегая поэтому всякой политической ангажированности, Лакан в то же время признает, что психоанализ теснейшим образом связан с историей и как историческая дисциплина, психоанализ в методологическом отношении представляет собой изучение текстов, причем противоречия этих текстов не обязательно «снимаются» или «разрешаются»: по большому счету важна лишь работа с ними. А эта работа неизбежно оказывается работой политической. Некоторые из последователей Лакана, такие как Альтюссер, Бадью, Жижек и др., восприняли данный тезис как призыв к действию: в подавляющей части их работ, посвященных анализу социального и политического, прослеживается влияние школы структурного психоанализа. Сам Лакан, однако, старался избегать всякого психоаналитического редукционизма, то есть попыток объяснения тех или иных социальнополитических явления только средствами психоанализа. Среди его последователей встречаются и такие, кто так же, как и он, более чем скептически воспринимают мысль о слиянии психоанализа и социально-политического анализа. «Как психоаналитик может что-то сказать по этому поводу?» - вопрошает Жак-Ален Миллер, преемник и хранитель рукописей Лакана. «Вы должны спросить себя, разве это допустимо - говорить о политике с психоаналитической точки зрения, ведь сам анализ пациента - вещь сугубо индивидуальная» [3, с. 4]. Однако будет ошибкой рассматривать психоанализ как обособленную герметичную систему, изучающую психику отдельно взятого индивида, - сам Лакан выступает против любых форм такой атомистической психологии. По его мнению, анали-зант становится анализируемым в акте психоанализа только тогда, когда у него образовывается некая связь с другим, то есть с его аналити-
ком. Эта связь представляет собой особые социальные узы, создающиеся в процессе психоанализа, которые Миллер называет «минимальными социальными узами».
Позиции Фрейда и Лакана в вопросе о соотношении индивидуального и социального сознания можно назвать полярными. По Фрейду, психоанализ занимается анализом культуры, а значит, вполне обоснованно может претендовать на звание политической науки. Во фрейдистской модели противоречие между социальным и индивидуальным разрешается в рамках психоанализа. С точки зрения Фрейда «индивидуальная психология с самого начала является одновременно и социальной психологией...отношение индивида к своим родителям, к братьям и сестрам, к своему любовному объекту, к своему врачу, следовательно, все те взаимоотношения, которые до сих пор были преимущественно предметом психоаналитического исследования, могут быть оценены как социальные феномены» [4, с. 5]. Согласно Фрейду, «противоположность между социальными и нарцистическими душевными актами принадлежит к области индивидуальной психологии и не может служить признаком, отделяющим ее от социальной психологии или психологии масс». В связи с этим можно утверждать, что психоанализ имеет право приступить к анализу социального именно потому, что всякое социальное всегда сводится к индивидуальному. Лакан, однако, считает доводы, постулирующие психоанализ в качестве основного аналитического метода социальных явлений, весьма сомнительными и излишне редукционистскими. Французский мыслитель вспоминает по этому поводу слова самого же Фрейда: «попытка применения психоанализа к культурному сообществу не была бы ни бессмысленной, ни бесплодной. Но требуется осторожность: речь идет лишь об аналогии. Не только людей, но и понятия опасно отрывать от той сферы, где они родились и развивались» [5, с. 7]. И если сам Фрейд изредка позволяет себе столь «опасное» поведение, то Лакан в этом отношении ведет себя куда более осторожно. Еще в 1950 г. на 13-м конгрессе франкоязычных психоаналитиков он заявил, что поскольку опыт психоанализа ограничивается только областью индивидуального, он не вправе претендовать ни на понимание всех социологических объектов, ни даже на осмысление основных причин того, что происходит сегодня в обществе. Тем не менее психоанализ, работая только с индивидуальным, открыл в аналитическом опыте те «напряженности», которые, похоже, играют фундаментальную роль во всех обществах, как если бы
недовольство цивилизации зашло так далеко, что выявило бы точку соприкосновения природы и культуры. Если сделать соответствующие преобразования, то можно расширить инструментарий психоанализа и использовать его во всех прикладных науках о человеке [6, с. 125126]. Для этого Лакан создает новую концепцию субъекта, того «социально-политического»
субъекта, который не сводится только к индивидуальному, той субъективности, которая открывает новые горизонты для понимания всего объективного. Поэтому большинство сегодняшних попыток объяснить те или иные социальнополитические, а значит объективные, явления с точки зрения психоанализа Лакана основано, прежде всего, на его концепции субъекта. Вооружившись своей «социально-политической» концепцией субъекта, Лакан абсолютно по-новому трактует явления объективного уровня -уровня социальной реальности. По мнению Э.Лаклау, теория Лакана позволяет соединить воедино психоанализ и социально-политический анализ непросто путем добавления новой теории субъективности в область политологии, не путем простой смены экономического базиса на базис бессознательного, а путем объединения этих дисциплин вокруг «логики означающего».
В фундаментальной для всего последующего творчества работе «Стадия зеркала» Лакан, пользуясь этим термином (стадия зеркала), пытается пролить свет на функцию Я «в рамках предоставляемого о нем психоанализом опыта, который ставит нас в оппозицию любой философии, исходящей прямо из Cogito» [7]. Если рассматривать субъекта, прежде всего, как существо биологическое, можно заключить, что новорожденные находятся в полной зависимости от других - зависимости, необходимой для их выживания. Лакан демонстрирует, что эта врожденная зависимость, «истинная специфическая родовая преждевременность» [7], продолжает свое влияние и позднее, то есть в период полной субъективации Я. При этом создается фундаментальный раскол Я или образуется разделенный субъект. Он начинает метаться между иллюзорным чувством собственной автономии и я-идентичностью, негласным подчинением неосознаваемому авторитету, переходящим в «стадию Символического порядка отца». Такое «развитие Эго из ложного или фиктивного imago в зеркальной стадии означает для Лакана, что это Я формируется в условиях фундаментального отчуждения» [8]. Поэтому всякое человеческое сознание рассматривается Лаканом как параноическое.
Если любое сознание параноическое, то и все теории ошибочны, а средства их генерации и передачи имеют множество недостатков; значит, «фундаментальную самоуверенность», требуемую для существования всякого властного дискурса, можно поставить под сомнение. То есть все политические конструкции как части властного дискурса основываются на «молчаливом согласии» субъектов с ними, при этом они требуют, чтобы мы (их субъекты) принимали их как естественные и свойственные природе человека. Это мнимое ощущение «натуральности» власти и молчаливое согласие субъектов с этой природной естественностью являются главными условиями существования всех властных отношений, отношений господства и подчинения, соответствующих структур и дискурсов.
Отрицая эту концепцию о том, что власть естественна и создается сама по себе в природе, Лакан настаивает на том, что власть имеет полностью культурное происхождение, так как любое применение власти требует распространения этой власти на «других». Не только сознание параноидно, но и каждый случай воображаемой идентификации с «другими», то есть вступление в «социальную диалектику», в символический порядок, в рамках которого создаются властные отношения, основан на «параноическом отчуждении, которое датируется виражом от зеркального я к я социальному» [7]. Эта ситуация заставляет «решительно опрокинуть все человеческое знание в опосредованность с желанием другого», и именно это желание является основой для формирования власти любого порядка. Такое желание одновременно является желанием быть «другим», желанием иметь то, что имеется у «другого», но в то же время и желанием уничтожить «другого», чтобы устранить возможность существования «другого» как «не меня», проще говоря, это желание иметь абсолютную власть и господство над Другим. Само это желание, как и властные отношения, выстраивающиеся на его основе, не имеют природнозакономерного происхождения, они созданы «фикциями и запретами», следовательно, являются производными от культуры. А значит, власть в процессе своего становления перестает быть неупорядоченным естественным гештальтом, а становится не более чем совокупностью динамических отношений между субъектами. Таким образом, власть рассматривается как явление сугубо дискурсивное и диалогическое, которое возникает только тогда, когда особой господствующей группе (или индивиду) необходимо реализовать какие-то свои особые задачи, требующее наличия как тех, кто властвует,
2011/14
так и субъектов, которые соглашаются с тем, чтобы над ними властвовали. У Лакана власть неявно приравнивается к построению нарративов, которое начинается еще даже до рождения субъекта, поскольку «субъект. рабствует дискурсу, в чьем всеохватывающем движении место его - хотя бы лишь в форме собственного имени - предначертано с самого рождения» [9]. Подчинение ребенка этому нарративу продолжается вплоть до перехода им через Эдипов комплекс, усугубляясь в этот период еще и страхом кастрации Отцом, который «устанавливает запрет ребенку на инцест-желания» [10]. Получается, что «любой ребенок должен отказаться от роли материнского фаллоса», но в то же время ему остается обещан своевременный «доступ к фаллическому объекту» [10]. Соответственно у субъекта появляется иллюзорное ощущение мнимого «всегда отложенного» могущества, которое становится основой для будущего подчинения ребенка власти «других». Уже повзрослевший субъект воспринимает «других» как нечто целостное и самодостаточное, обладающее фаллосом, а значит, полномочное предоставить субъекту право на доступ к нему.
Хоть концепция «Стадии зеркала» и опровергает все основы теории о естественности власти, однако она даже не претендует на попытку как-то повлиять или даже изменить их. Оба дискурса не пересекаются в рамках одного субъекта в один момент времени, они встроены в «символический порядок, который соткан из неустойчивой цепи означающих, находящихся в постоянном процессе скольжения, любое проявление власти всегда неустойчиво, власть постоянно находится в процессе трансформации, в процессе становления чем-то другим». В каждом отдельном случае проявления власти, характер этой власти изменяются с учетом конкретных нужд субъекта, использующего ее в этой конкретной ситуации. Отсюда следует, что каждый субъект имеет доступ к управлению механизмами власти и что любой субъект может использовать власть для изменений в обществе в рамках существующего символического порядка. Естественно, что на практике все выглядит не так идеально. Хоть теоретически любой субъект может использовать власть и может быть использован властью, однако очевидно, что возможность подобного «пользования» не может у всех быть равной. Так, президент государства, хоть он и зависим от власти других, несомненно, имеет много большую власть господства над
другими, нежели любой отдельный гражданин этого государства, к тому же президенту намного проще заставить других поверить своим словам, поскольку в его руках сосредоточены, как сказал бы Альтюссер, идеологический и репрессивный государственные аппараты.
Несмотря на все эти недостатки, нестройности, а подчас и избыточную метафоричность, учение Лакана чрезвычайно полезно для теории политических наук, поскольку оно опровергает тезис о природной естественности власти, господства и политики.
Литература
1. Дьяков А.В. Жак Лакан. Фигура философа. - М.: Территория будущего, 2010.
2. Лакан Ж. Семинары. Книга 7 (1959-1960). Этика психоанализа. - М.: Гнозис; Логос, 2006.
3. Yannis Stavrakakis. Lacan and the political. - New York: Routledge, 1999.
4. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я. - М.: Азбука, 2009.
5. Фрейд З. Недовольство культурой. - пер. А.М. Рут-кевича по изданию: Freud S. Studienausgabe. Bd. IX Frankfurt a. - M., 1974.
6. Lacan Jacques. Ecrits, transl. By Bruce Fink. - New York: W.W. Norton &Co., 1996.
7. Лакан Ж. Стадия зеркала как образующая функцию я, какой она раскрывается в психоаналитическом опыте // Кабинет: Картины мира. - СПб.: Инапресс, 1998. - С.136-142.
8. Ильин И.П. Психические инстанции: воображаемое, реальное, символическое // Постмодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения) -INTRADA, 2001.
9. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда // Консультативная психология и психотерапия. - 1996 - №1.
10. Мазин В. Введение в Лакана. - М.: Прагматика культуры, 2004. - С. 128-130.
Сведения об авторах Мантатова Лариса Вячеславовна - доктор философских наук, заведующая кафедрой философии Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления, г. Улан-Удэ, e-mail: [email protected].
Протасов Саян Юрьевич - аспирант кафедры философии Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления, г.Улан-Удэ, e-mail: [email protected].
Data on authors Mantatova Larisa Vyacheslavovna - doctor of philosophical science, ^air of department of philosophy, East Siberian State University of Technology and Management, Ulan-Ude, e-mail: [email protected]. Protasov Sayan Yurevich - postgraduate student, department of philosophy, East Siberian State University of Technology and Management, Ulan-Ude, e-mail: orh0n @ yandex .ru.