CC BY
50
УДК 316.728(=1 -81)(211-17)(571.56)"1960-1990" Винокурова Лилия Иннокентьевна
кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник сектора арктических исследований
Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера
ЗЕМЛЯ КАК ПРОСТРАНСТВО ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ АБОРИГЕНОВ ЯКУТИИ В 1960-1990 ГГ. [1]
Vinokurova Lilia Innokentyevna
PhD in History, Leading Research Associate of the Arctic Researches Sector, Institute for the Liberal Arts Researches and the North Indigenous Nation Studies, Russian Academy of Sciences
LAND AS A SPACE FOR EVERYDAY LIFE OF ABORIGINAL PEOPLE IN YAKUTIA IN 1960-S - 1990-S [1]
Аннотация:
В статье рассматриваются аспекты повседневного восприятия земли аборигенным населением Якутии как пространства жизнедеятельности. Освещены характеристики традиционного отношения к территории устоявшегося природопользования, к сельскохозяйственным и промысловым угодьям. На примере этнической группы юкагиров освещены актуальные конфликты в пространственной организации жизни аборигенов в меняющихся социальноэкономических условиях.
Ключевые слова:
социальная история, аборигены, Якутия, традиционное землепользование, повседневная жизнь.
Summary:
The article deals with the aspects of perception of the land as a space for everyday life by aboriginals of Yakutia. The author describes traditional regard for the nature, lands for farming and hunting. By the case study of the Yukagir ethnic group the author reveals the topical conflicts in the spatial organization of the aboriginal life under the changing socioeconomic conditions.
Keywords:
social history, aboriginals, Yakutia, traditional land use, everyday life.
Северные и арктические территории России переживают новый этап пристального внимания со стороны власти и общества, обусловленного интересами экономики и геополитики. На этих стратегических территориях в Республике Саха (Якутия) проживают аборигенные малочисленные народы Севера. В свете текущих в арктической зоне социально-экономических и экологических процессов актуализируются многие проблемы их жизнедеятельности. Первостепенной важностью являются вопросы землевладения и землепользования, что усилено сохраняющейся привязанностью значительной части представителей коренных народов к традиционному природопользованию.
Для аборигенов Якутии и в XXI в. традиционное хозяйствование остается этнической нишей, диктующей уклад и образ жизни. В региональном и среднероссийском общественном сознании они продолжают жить фактически жизнью своих предков, не оказывая ощутимого влияния на современный индустриально-технологический мир. Традиционное природопользование охраняется законодательством Российской Федерации, при этом Конституция приоритетно рассматривает землю не как имущество, объект собственности (или товар), а как природный ресурс и только потом как объект имущественных отношений. В основе государственного права -принцип рационального использования и охраны земель, сохранение качества окружающей природной среды и законных прав народов, проживающих на соответствующей территории. Эта земля рассматривается как основа их жизни и деятельности [2].
В данном случае интересен вопрос разности понимания земли как объекта использования и охраны, предмета права собственности и земли как среды повседневной жизни. Для аборигенов Якутии исторически длительное время были характерны этнокультурные особенности восприятия земли. Локальная историко-культурная зона, сложившаяся на определенной территории проживания, воспринималась самими аборигенами как исконная среда обитания со своей собственной этнической географией и иерархией [3, с. 121-132].
Территория советского поселения в изучаемый период часто воспринималась на уровне родного стойбища или родовой местности. Сельские жители, не ознакомленные с официальными картами и документами, всегда четко представляли границы «своих» и «чужих» земель. В много-
национальном регионе и этничность могла быть маркирована через землю: «Тут начинается земля эвенов - они здесь жили всегда», «спускаемся с гор - здесь начинается земля якутов» и т.д.
Череда административных и хозяйственных преобразований в сельской местности оставила многослойное и не совсем безобидное наследие [4, с. 36-37, 40]. Между идентичными по этническому составу советскими районами могли существовать скрытые земельные претензии и притязания, проявившиеся в судебных попытках передела муниципальных земель в начале перестройки. Но до конца социализма границы сельских административных единиц, в случае несовпадения с традиционным земельным разделением между прежними наслегами и родами, в крайнем случае, могли стать и «прозрачными». Так, в неурожайные годы на сено, в бедные промысловые годы по устной договоренности можно было воспользоваться угодьями дальних соседей. В ответ ожидалась адекватная реакция, если помощь требовалась уже вчерашним благодетелям.
В повседневной жизни для каждого аборигена «своя земля» означала, в первую очередь, пределы родного поселения. Его воспринимали как Дом - в нем были сосредоточены все кровнородственные, хозяйственно-социальные, этнокультурные связи человека. Для работающих в колхозах и совхозах Якутии «своей» достаточно долго была земля сельскохозяйственных и промысловых угодий. Как показывают наши материалы, еще в 1970-е гг. в якутских совхозах у рабочих среднего и старшего возрастов сохранялось бережное, «хозяйское» отношение к сенокосам и пастбищам. Такое отношение к земле ранее было характерным для всей российской традиционной крестьянской культуры, но было системно вытеснено и изжито [5, с. 72].
На территории относительно малолюдной Якутии вплоть до недавнего времени бытовала инерция восприятия земли как «бездефицитного» пространства. И это несмотря на то, что окультуренные сельскохозяйственные угодья, в буквальном смысле отвоеванные у сурового климата, всегда были ограничены. Природные же ресурсы региона, при всем их богатстве, известны науке своей хрупкостью и уязвимостью. Сильной зависимостью от природноклиматических условий обусловлены многие проблемы в аборигенных традиционных занятиях.
Уже в позднем социализме, на рубеже 1970-1980-х гг., обозначились контуры экологических конфликтов: как в зонах транспортно-промышленного освоения, так и в районах традиционного хозяйствования. В сельской местности к этому времени укрупненные хозяйства безуспешно боролись с нехваткой кормов. В арктических районах встала проблема вытоптанных пастбищ. Вместо древних длительных маршрутов, водивших оленьи стада по обдуманным, каждый раз строго аргументированным путям кочевий, все чаще стада выпасали недалеко (по местным масштабам) от участков совхоза.
В многодневных переходах по земле хозяйствования оленеводы старших поколений всегда учитывали десятки факторов: дальность, рельеф территории кочевок, погодные условия, кормовые и регенерационные качества пастбищ, состояние и структуру ведомого стада и многое другое. Подобная информация обычно хранилась, обогащалась и передавалась от поколения к поколению. Пастухи оленьих стад и северные табунщики лошадей (также как и охотники-промысловики-рыбаки) знали свою землю как никто другой: и производственные ресурсы, и особые участки, в том числе сакральные, спасительные или опасные для живого существа. Хорошо ориентировались они и на дальних участках, порою относящихся к другим административным образованиям.
Процесс сужения принадлежащих аборигенам земель продолжается до настоящего времени. Площади отчужденных территорий юридически постепенно закрепляются за государством и ведомствами. Показательна и типична для аборигенных общностей Якутии история землепользования верхнеколымской группы юкагиров, компактно проживающих в с. Нелемное, находящемся в 46 км от райцентра, промышленного пос. Зырянка. Оно возникло как хозяйственный центр бывшего колхоза «Юкагир» Верхнеколымского района.
Колхоз «Юкагир» в свое время наследовал юкагирскую сельскохозяйственную артель «Светлая жизнь», земли которой располагались в пределах традиционного пользования (подчеркнуто мной - Л.В.), включали в себя часть территории современной Магаданской области (Средне-Канский район) и Среднеколымского района РС (Я). Земли за юкагирами р. Ясачной были закреплены решением РИК Средне-Канского района Магаданской области от 23 августа 1939 г. с согласия Охотско-Колымской землеустроительной комиссии НКЗ РСФСР и Хабаровского краевого земельного управления.
Земли «Светлой жизни» на обширной территории были обозначены четкими географическими ориентирами: р. Рассоха на северо-западе и по ее северным берегам наверх до Ясачной, через Колыму по притокам р. Шаманиха, включая ее истоки (по водоразделу Большой Горбу-новки и Шаманихи) до Большого Ярходона; от водораздела Малого и Большого Ярходона вниз и на запад, вдоль Большой Столбовой и берегов Коркодона, с выходом на юге на р. Налучью, упоминавшуюся как место обитания юкагиров еще в XVIII в. Отчет по землеустроительному обследованию Верхнеколымского района ЯАССР Якутской комплексной землеустроительной экс-
педиции МСХ РСФСР от 1959 г. зафиксировал по Верхней Колыме «отсутствие посторонних землепользователей на территории района».
«Светлая жизнь» пользовалась территорией пастбищ для лошадей около 18 800 га, в том числе 6,8 тыс. га летних и 12,0 тыс. га зимних. На такой площади выпасалось всего 60-70 голов лошадей. По всему району в конце 1950-х гг. на территории 35,5 тыс. га паслось 270 оленей. Иначе говоря, сохранялись значительные резервные и рекреационные зоны. Обширным оставался ареал охотничьих угодий и при колхозе «Юкагир», в вечном пользовании которого оказалось 47,8 тыс. га, в долгосрочном - 576,5 тыс. га, то есть всего 624 с лишним тыс. га земель. При этом за колхозниками оставалось право охотиться на территории, официально не являющейся землей колхоза. По выявленным архивным данным, еще в 1970-е гг. маршруты охотников Нелемнинского отделения совхоза «Верхнеколымский» достигали 100-150 км от мест поселения.
В 1991 г. юкагиры объединились в три, а с 1992 г. в одну общину «Тэкки Одулок». Хозяйственное состояние общины было сложным: с 1995 г. она владела всего 15 головами крупного рогатого скота, которые были розданы на руки общинникам; из 154 лошадей, имевшихся в начале, осталось 56 голов. В 1995-1996 гг. упала добыча рыбы, звероводство не прижилось. На начало 1998 г. в Нелемном всего проживало более 300 чел., в том числе 167 юкагиров из 712 всех юкагиров РС (Я), то есть 23,5 %). В 1996 г. из них 36 чел. владели юкагирским языком. В родовой общине трудилось, фактически без зарплаты, 37 чел., официально безработными считались 7 жителей [6].
Земля за родовой общиной была закреплена в следующем порядке: сенокосов 300 га и еще 112 га пастбищ. Пастбища предназначались для занятий животноводством, что для юкагиров было исторически новым, вновь осваиваемым занятием. Для основной, традиционной деятельности верхнеколымских юкагиров для промысловой охоты и рыболовства, территория не была определена, как бы это ни звучало абсурдно. 500 га официально закрепленной за родовой общиной сенокосной и пастбищной земли - таковым стало пространство жизнедеятельности верхнеколымской этнической группы юкагиров.
Юкагирская община была вытеснена из охотничьих угодий, на которых охотилась с незапамятных времен. В советский период, как известно, земля была общегосударственной, подразумеваясь почти как «ничья». Эпоха рынка резко взвинтила реальную цену земли, особенно тех северных территорий, чьи недра перспективны в плане сырья. В 1990-е гг. юкагирская община предпринимала попытки включиться в новые производства: например, выступила в 1992 г. учредителем акционерного общества «Золото Зырянки» с целью разработки золотых запасов района, но члены общины не получили ни рабочих мест, ни дивидендов с золота. Вероятно, община послужила лишь «крышей», этническим прикрытием для золотодобычи. История конкретная и, к сожалению, тоже типичная для малых аборигенных общностей по всему миру.
Полевые материалы 1990-х гг., собранные по свежим следам событий, показывают, насколько юкагиры Якутии в своей повседневной жизни не были готовы к рыночным земельным отношениям. В личных беседах с аборигенами наблюдалось внутреннее неприятие ситуации, когда земля становится: а) чьей-то личной собственностью; б) ограничивается свобода доступа к традиционному пространству хозяйствования. Особенное возмущение вызывало то, что охотничьи и рыболовные участки могли быть отторгнуты в пользу новых владельцев. Отметим, что длительное время сохранялись настроения, что даже в новых условиях «земля все равно останется общей - для общего пользования...» [7]. Аналогичные высказывания автору приходилось слышать от представителей малочисленных народов Севера везде по Якутии: у эвенов Томпо и Момы, эвенков Алдана. Большинство лиц старшего и пожилого возрастов эмоционально восклицали: «Земля - это наши мать и отец. Наши родители и кормильцы. Разве можно родителей продавать? Отдавать в заем и в аренду?» [8].
Конфликты в землепользовании, наблюдаемые на современном этапе социальноэкономического развития региона, уходят корнями в 1990-е, когда формировались основы взаимоотношений аборигенов с государственной властью и новыми экономическими структурами. На уровне повседневной жизнедеятельности с тех пор ситуация практически не разрешилась. В начале 1990-х гг. только что созданный Институт проблем малочисленных народов Севера СО РАН провел ряд социологических опросов в местах компактного проживания юкагиров, эвенов, долган, чукчей и эвенков. Наибольшую тревогу у аборигенов вызывали проблемы с занятостью, снабжением и экологией. В конце 1990-х гг. в аналогичных опросах возросла доля недовольных состоянием экологии угодий и водоемов. Самое же важное, - около 90 % респондентов из арктических улусов РС (Я) указали: «вытесняют из традиционных занятий и с исконных земель проживания» [9].
В реальности начала 1990-х гг. институты хозяйственного самоуправления и общественных организаций аборигенов оказались дезориентированы. Основанные на семейных и родственных связях аборигенные хозяйственные общины обрекли себя на локальные конфликты
из-за земельных угодий. Без четко прописанной и действующей на всех уровнях правовой защиты, без опыта административных «войн» они так и не смогли себя обеспечить достаточной жизненной территорией. В повседневной жизнедеятельности малочисленным народам Севера к концу рассмотренного периода пришлось считаться с новыми нормами землепользования и отходить от привычного статуса «хозяев бескрайней тундры и таежных просторов Якутии».
Ссылки и примечания:
1. При поддержке РГНФ, проект № 13-11-14002 (а/р).
2. Конституция Российской Федерации от 12.12.1993 г. (с учетом поправок, внесенных законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30 декабря 2008 г. N 6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. N 7-ФКЗ) // Собр. законодательства Российской Федерации от 2009 г. № 4. Ст. 445; Официальный интернет-портал правовой информации. URL: http://www.pravo.gov.ru (дата обращения: 01.11.2013).
3. Винокурова Л.И., Романова Е.Н. Земля коренных народов Якутии: сакральная территория, право на землю и современное законодательство // Расы и народы. Вып. 28. М., 2002.
4. Филиппова В.В. Коренные малочисленные народы Севера Якутии в меняющемся пространстве жизнедеятельности: вторая половина XX в. Новосибирск, 2007.
5. Безнин М.А., Димони Т.М. Пролетариат в сельском хозяйстве России 1930-1980-х гг. (новый подход к социальной истории российской деревни). Вологда, 2012.
6. Текущий архив Института проблем малочисленных народов Севера СО РАН (далее - ТА ИПМНС СО РАН) // Полевые материалы 1996-1997 гг. по Верхнеколымскому району Республики Саха (Якутия).
7. Там же.
8. Полевые материалы автора. Интервью с информантом М.Н. Слепцовой, 1927 г. р. Момский улус Республики Саха (Якутия). Запись от 9 июля 1998 г.
9. Та ИПМНС СО РАН // Материалы анкетирования населения в арктических улусах Республики Саха (Якутия) за 1993-1994 гг. и 1998-1999 гг.
