CC BY
22
Наталья Югринова
Зэко-
номика
ПРЯМО СЕЙЧАС В РОССИИ СИДИТ ЗА РЕШЕТКОЙ ИЛИ ОХРАНЯЕТ СИДЯЩИХ ПОЧТИ МИЛЛИОН ЧЕЛОВЕК — НАСЕЛЕНИЕ ДВУХ ЛЮКСЕМБУРГОВ ИЛИ ТРЕХ ИСЛАНДИЙ. «АРХИПЕЛАГ ФСИН» ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ НЕ ТОЛЬКО «СОЮЗ» ОХРАННИКОВ И ОСУЖДЕННЫХ, НО И СЕРЬЕЗНЫЙ МНОГОПРОФИЛЬНЫЙ БИЗНЕС. ОДНАКО БИЗНЕС ЭТОТ РАБОТАЕТ В ИНТЕРЕСАХ НЕ ТЕХ, КОГО НАДО, И НЕ ТАК, КАК НАДО. СИТУАЦИЯ МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬСЯ УЖЕ ЧЕРЕЗ ПОЛГОДА, КОГДА КОММЕРЦИЕЙ НА ЗОНАХ ЗАЙМУТСЯ НЕ ТЮРЕМЩИКИ, А ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ МЕНЕДЖЕРЫ «С ВОЛИ».
Предприниматель Игорь Крошкин, осужденный по экономической статье, шесть лет отсидел в колонии общего режима в Рязанской области. В прошлом старший офицер, инженер-связист, в колонии он получил распределение в швейный цех на должность «швея-моторист». Уже через полгода заказы кончились и работа «промки» заглохла. Администрация обратилась к Крошкину (а он когда-то был совладельцем нескольких швейных фабрик и имел связи на воле) с просьбой помочь возобновить производство. За месяц Крошкин привлек четырех заказчиков. Компания «Монолит», среди руководства которой были прежние знакомые заключенного, подписала контракт на пошив 50 тыс. комплектов постельного белья в месяц. Компания «Юго-Запад» предложила отшивать 20 тыс. телогреек и штанов. Щелковская шелкоткацкая фабрика разместила заказ на изготовление бронежилетов из кевлара на 30 млн рублей. Еще один заказчик нуждался в спецодежде для охранников. Общая сумма по контрактам в годовом исчислении достигала $2 млн.
Когда работа закипела, Крошкину стало интересно, скажется ли обилие контрактов на уровне оплаты труда заключенных (до этого дневной заработок на зоне мог составлять полтора рубля). Окольными путями он раздобыл смету по сделкам и начал вникать в цифры. Его удивлению не было предела, когда он убедился, что контракты для колонии убыточные, а реализация продукции фактически
не покрывает себестоимость. Крошкин немедленно связался со своими партнерами и принялся выяснять, почему в контракте выставлена такая низкая цена. Удивляться пришлось еще раз: директор Щелковской фабрики ответил, что покупает продукцию у колонии совсем по другой цене — в три раза выше.
— По такой же серой схеме работает пол-России, — говорит Игорь Крошкин. — Колония получает заказ, который немедленно передается «прокладке», аффилированному с руководством колонии посреднику: зятю, брату и так далее. Он поставляет на промзону сырье, контролирует всю производственную деятельность, забирает продукцию и отгружает ее заказчику — параллельно собирая все сливки. Именно на этого посредника «падает» основная прибыль. При стоимости бронежилета для исходного заказчика в полторы тысячи рублей через «прокладки» в колонию приходила совсем другая цена — пятьсот рублей. Убытки при этом гасятся за счет снижения выплат заключенным.
Молчать Крошкин не мог, поэтому начал писать возмущенные письма на имя начальника колонии. Эффект, по его словам, последовал — однако совсем не тот, которого добивался вчерашний фаворит зоны. Под предлогом того, что заключенный агитирует других зэков не выходить на «промку», его выгнали с работы, лишили возможности условно-досрочного освобождения, ужесточили режим содержания. В итоге вышел Крошкин «по звонку» — только летом 2013 года.
ХОРОШО сидим
— На стыке воли и учреждений ФСИН существует огромный теневой бизнес, объем которого может примерно равняться объемам легального производства, — рассказывает Антон Табах, старший экономист Института энергетики и финансов. — Заказы на «левое» исполнение труда и производство товаров без соответствующего учета размещаются на уровне отдельных колоний или региональных управлений, поэтому процесс этот не очень виден центральным властям.
Отчасти такое положение вещей можно объяснить закрытой и сложной структурой уголовно-исправительной системы России. Федеральная служба исполнения наказаний — это многопрофильная производственная империя, объединяющая свыше тысячи «дочерних предприятий» в 78 регионах страны (зон нет только в некоторых дальних северных автономных округах и в республике Ингушетии). Производственную деятельность ведут в 730 исправительных колониях, 127 колониях-поселениях, 5 колониях для осужденных к пожизненному лишению свободы, 8 тюрьмах. Подследственные заключенные к труду не привлекаются. По словам Олега Коршунова, главы финансово-экономического управления ФСИН, в российских зонах ежегодно выпускается более 100 тыс. наименований товаров на общую сумму около 32 млрд рублей. По масштабам системы это совсем не много: годовая выработка одного трудящегося в неволе не превышает 160 тыс. рублей.
Р165
составляет средний дневной заработок зэка по данным ФСИН.
По неофициальным данным он колеблется от 10 до 20 рублей
В каталоге продукции ФСИН значится около 250 видов товаров, работ и услуг, выполняемых заключенными. Самую большую долю в структуре выручки занимает легкая промышленность — производство одежды и обуви, главным образом спецодежды. Заключенных любят использовать в производстве, не требующем серьезной квалификации, с большой долей ручного труда: валке леса, металлообработке, изготовлении стройматериалов, мебельном производстве. На зонах отливают чугунные канализационные люки, делают бордюрный камень и тротуарную плитку, собирают машины и спецтехнику (в том числе автозаки), делают детские игровые площадки. Развито подсобное хозяйство: зэки выращивают зерно и овощи, разводят кур, кроликов, овец, коров. При хорошем урожае удается не только закрывать собственные потребности колонии в продуктах питания, но и реализовать сельхозпродукцию на волю.
На различном производстве занято примерно 200 тыс. осужденных — около 30% трудоспособного «населения» колоний. «Вообще говоря, администрации выгодно отправлять на «промку» как можно больше заключенных, — говорит Валерий Долин, отбывавший срок в Калужской колонии-поселении. — Чем быстрее начальство выполнит очередной заказ, тем быстрее сможет взяться за следующий — и больше денег положит в свой карман. Поэтому появляются вторые, третьи смены, переработки. Осужденным на промзоне тоже дышится свободнее, чем в собственном бараке: время бежит быстрее и появляется возможность хоть сколько-то заработать». Массовое привлечение к труду делает исправительному заведению хорошую статистику, поднимая его в глазах регионального управления. Именно этим фактором Олег Коршунов объясняет номинальное падение выполнения норм выработки на зоне за последние годы. С 2005 по 2011 год, по данным ФСИН, этот показатель сократился с 75 до 58,6%. «Выработка упала, потому что ужесточился контроль количества работающих заключенных, — объясняет чиновник. — Если начальнику колонии нужно поставить галочку, что в его колонии все работают, то он выведет на производство больше людей, которые будут в сумме выполнять тот же объем работы: то, что делали трое заключенных, теперь будут делать пятеро».
Однако трудится в колониях в среднем каждый третий, поскольку работа находится далеко не всегда и не везде. В российской глубинке есть зоны, к которым доступ по климатическим условиям закрыт шесть месяцев в году. Наладить производство на них невозможно. Работы мало и на Дальнем Востоке — там высока конкуренция со сто-
s .0
CL
2 H
CQ
0
1
<
ш Cl
<J
роны китайской рабочей силы, еще более дешевой, чем труд российских зэков. Впрочем, в «благополучных» с экономической точки зрения регионах дела с привлечением заказов тоже обстоят непросто. По словам начальника Управления трудовой адаптации осужденных ФСИН Александра Сорокина, в большинстве учреждений процент сотрудничества с коммерческими структурами не растет, износ производственного оборудования составляет 60%, а самостоятельные виды производства не создаются. Лишь пятая часть структуры ФСИН сотрудничает с бизнесом должным образом и обладает рентабельным производством, оценивает Сорокин.
По данным ФСИН, российские зоны за год производят товаров на 32 млрд рублей. Если принимать во внимание численность привлеченных к труду заключенных, это совсем не много: годовая выработка одного не превышает 160 тыс. рублей
Тем не менее порой среди заказчиков попадаются крупные бизнес-структуры. По словам Олега Коршунова, зоны отшивают через посредников огромное количество спецодежды для МВД и Минобороны: швейное производство приносит до трети доходов ФСИН. На воле примерно половина рынка спецодежды сосредоточена в руках всего трех компаний — «Восток-Сервис», «Тракт» и «Техноавиа». Не секрет, что крупнейшие игроки прибегают к труду заключенных, чтобы сократить издержки и увеличить обороты. 11 февраля 2014 года Надежда Толоконникова, бывшая заключенная мордовской колонии ИК-14, опубликовала во французском издании Le Monde статью, озаглавленную «Из-под дубинки «Восток-Сервиса», в которой указывает на причастность производителя к принудительному труду в колонии. Впрочем, в пресс-службе компании наличия прямых контрактов с исправительными учреждениями не подтверждают.
Ни один, даже самый крупный, частный бизнес не сравнится с размерами госзаказа: если бы силовики могли договориться напрямую, промзоны были бы загружены работой по горло. Но организационная форма исправительных учреждений таких взаимодействий не предполагает. Как правило, основные места трудоустройства осужденных — производственные центры и мастерские при колониях, которые относятся к федеральным
казенным учреждениям (ФКУ). Их финансовая деятельность жестко зарегулирована: ФКУ не могут брать и предоставлять кредиты, приобретать ценные бумаги, получать субсидии и госкредиты. Бюджетный кодекс РФ четко прописывает статьи их расходов. Доходы от деятельности казенных учреждений зачисляются в федеральный бюджет, а не идут на удовлетворение собственных нужд. Участие ФКУ в государственных тендерах затруднено. По конкурсным условиям, подрядчик должен предоставлять банковские гарантии или денежный залог в размере 30% от суммы контракта, а казенное учреждение сделать этого не может. Поэтому единственная госструктура, которую легально и напрямую обслуживают промзоны колоний, — это сама ФСИН. Заключенные шьют обмундирование для надзирателей, собирают мебель и оборудование для собственных камер. Между тем львиную долю доходов системы обеспечивают именно заказы от частных коммерсантов с воли — если их удается привлечь.
Без оборудования, профессиональных навыков и высокой производительности труда все, что может предложить начальник колонии предпринимателю, — это аренда охраняемого помещения с копеечной рабочей силой. Но даже на пресловутый дармовой труд «свободный» бизнес ведется неохотно. Отсидевший два года в ИК-5 в Самарской области Эльдар Гарифуллин рассказывает, что производство на зоне попросту невыгодно: цены с накрутками аффилированных посредников оказываются слишком высокими. «При нашей колонии работала мебельная фабрика, производившая стулья, тумбочки, столы, — говорит он. — Все это продавалось в местном магазине. Точнее, лежало мертвым грузом, потому что стоило примерно столько же, сколько у конкурентов с воли». Коммерсант «извне» не имеет на зоне ни гарантий сохранности своего оборудования и товара, ни понимания денежных потоков на производстве, ни способов усилить стимулирование работников. «Люди, имеющие власть в исправительных учреждениях, совершенно не заинтересованы в том, чтобы кто-то мог зарабатывать честно, — считает Гарифуллин. — На словах руководители колонии привечали партнеров, но когда дело доходило до выполнения конкретных заказов, «режим» всегда оказывался важнее, чем работа. Один предприниматель пытался организовать у нас швейное производство, но быстро отказался от этой идеи, потому что встречных усилий со стороны зоны — своевременно вывести людей на «промку», переподготовить рабочих — добиться было невозможно».
ОТ ТЮРЬМЫ ДО СУМЫ
— «Пряником» стимулировать зэков на качественную работу никто не будет, а «кнут» работает из рук вон плохо, — объясняет бывший заключенный
Региональная сеть
1. Алтайский край
2. Белгородская область
3. Воронежская область
4. Забайкальский край
5. Иркутская область
6. Калужская область
7. Костромская область
8. Краснодарский край
9. Красноярский край
10. Москва и Московская область
11. Нижегородская область
12. Новосибирская область
13. Омская область
14. Пензенская область
15. Пермский край
16. Республика Башкортостан
17. Республика Татарстан
18. Самарская область
19. Санкт-Петербург и Ленинградская область
20. Саратовская область
21. Томская область
22. Тульская область
23. Тюменская область
24. Челябинская область
25. Ханты-Мансийский автономный округ — Югра
WWW.B-MAG.RU
Валерий Долин другую проблему бизнеса на зоне. — Зона — это Зазеркалье, совершенно другой мир. Понятий «эффективность», «логика», «здравый смысл» там вообще нет. Тюремщик существует, чтобы сделать вашу жизнь хуже. Если вы хотите улучшить свое положение или получить то, что, как вы считаете, вам полагается по закону, приходится его заинтересовать — финансово или как-то еще.
Долину «заинтересовать» начальство удалось. В итоге ему досталась хорошая должность — завхоз комнаты свиданий. «В переводе на человеческий язык это что-то вроде директора гостиницы», — уточняет он. А мог стать электриком, сантехником, фрезеровщиком, сборщиком мебели — и это несмотря на то, что он имеет высшее образование и солидный опыт работы в бизнесе. Трудовая деятельность в местах отбывания наказаний регулируется законодательством во всех аспектах, за исключением двух — найма и увольнения. Выбора специальности заключенному не предоставляют, никакого обучения, по словам Долина, нет. Новоиспеченному сантехнику и электрику приходится разбираться в тонкостях профессии на ходу. И хорошо еще, если «коллеги по зоне» помогут. «Все подчиняется сле-
Вокруг пенитенциарной системы выстраивается обслуживающая инфраструктура — интернет-магазины и тюремные ларьки. Есть место и ИТ-сервисам: система «ФСИН-Письмо» взимает плату за электронные письма на зону, а «Родная связь» — за видеозвонки
пой воле начальства, — подчеркивает Долин. — Если среди осужденных оказался инженер, на инженерную специальность его никто никогда не поставит. Нужно ведь не добиться эффективной работы производства, а сломить волю человека».
Еще сильнее рабочий настрой заключенных подрывает уровень оплаты труда. В 2010 году на координирующей должности Долин зарабатывал «чистыми» 27 рублей в месяц. Калькуляция была сложной: из МРОТ удерживали отчисления за электричество, питание, алименты, выплаты семьям потерпевших, если таковые предусматривает приговор. В итоге среди зэков находились такие, кто получал на руки один рубль за двадцать с лишним рабочих дней.
По официальным данным, зарплаты на зоне значительно выше. С 2005 по 2011 год средний дневной заработок вырос в три раза, с 50 до 165 рублей. Как утверждает Олег Коршунов, ФСИН продолжает пересматривать расценки работы заключенных, подводя их к МРОТ. По закону этот минимум можно выплачивать не полностью, если работник не выполняет производственную норму. Появляется простор для махинаций с нормированием: порой планку задирают настолько высоко, что преодолеть ее, особенно на устаревшем оборудовании, невозможно. Именно на это во время осенних скандалов жаловалась в открытом письме Надежда Толоконникова из Pussy Riot. Тем не менее на тяжелых производствах — литейном, лесозаготовках и т. д. — «передовики» получают, по словам Коршунова, до 20-30 тыс. рублей. А поток жалоб на низкую зарплату чиновник объясняет тем, что многие осужденные просто «не хотят работать».
По словам Эльдара Гарифуллина, на зоне хорошо живут только «золотые руки» — ремесленники, которые занимаются индивидуальным изготовлением уникальных вещей. Как правило, это сувенирная продукция: мангалы, дорогое кованое оружие, даже рыцарские латы, — все, что можно потом дорого продать. Такие заключенные получают деньги, послабления по режиму, им интересно трудиться и выполнять свою работу качественно. Но в крупных масштабах социальное расслоение тюремного общества может привести к плачевным результатам. В 2011 году известный журналист и нынешний глава телеканала РБК Александр Любимов создал при одной из пермских женских колоний студию мультипликационных фильмов. Уже на стадии обучения зэчки получали стипендию в пять тысяч рублей, реальные заработки оказались еще выше. Но спустя некоторое время эксперимент пришлось свернуть: в учреждении испугались, что работницы швейного цеха и анимационной студии начнут враждовать.
— «Олигархов», которые получают десятки тысяч рублей, на зоне единицы, — утверждает Игорь Крошкин. — Я на «швейке» за три с лишним года заработал 9 498 рублей 17 копеек, а на мой лицевой счет поступило 2 374 рубля 56 копеек. Минимальная зарплата за месяц при этом составляла восемь рублей, максимальная — пятьсот. Из полутысячи заключенных в нашей колонии у 450 человек средняя зарплата была не более ста рублей в месяц, и только 50 человек получали 400-550 рублей. Разговоры о том, что на зоне происходит «перевоспитание трудом», — чистой воды обман. Люди, работающие за сто рублей, убеждаются, что честным трудом денег не заработать. Они несколько лет воспитывают внутри себя именно такую мысль, а «откинувшись», не могут найти себе занятие.
Выйдя на свободу, Крошкин подал в суд на начальника рязанской колонии за невыплату причи-
Ежегодный специальный проект
ТОП-250
лучших Генеральных Директоров России 2014
персональный журнал руководителя
лучший?
Заявите на www.gd2014.ru
Тел. (495) 785 01 13, [email protected]
1 по версии журнала «Генеральный Директор»
□Г
.0
CL
2 H
CO
0
1
<
Ш
CI
<J
тавшейся ему заработной платы. Судебное заседание отклонило его жалобу, однако бывший заключенный пошел дальше и подал аналогичный иск к головному управлению ФСИН. Первое судебное заседание по его делу назначено на 13 марта. Крошкин принципиально решил не идти на возможные мировые, так объясняя свою позицию: «Даже если мне выплатят 20 или 50 тыс. рублей, это не решит системной проблемы. Я должен создать прецедент».
ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА
Помимо прямых взаимоотношений ФСИН и коммерсантов, затрагивающих заработок заключенных, вокруг пенитенциарной системы выстраивается огромная обслуживающая инфраструктура. Прежде всего это официальный бизнес по продаже продуктов, товаров и услуг осужденным. В тюремных ларьках и магазинах цены отличаются от тех, что на воле, в 1,5-3 раза (в большую сторону). В 2010 году открылся частный интернет-магазин Sizomag: три филиала (в Москве, Московской и Самарской областях) обслуживают несколько десятков следственных изоляторов и исправительных учреждений, доставляя арестантам продовольственные заказы. Много зарабатывается на телекоммуникациях. Система «ФСИН-Письмо», позволяющая отправлять электронные письма на зону, — единственный легальный способ быстро обменяться посланиями с заключенным. Сервис даже обзавелся собственным приложением в App Store. Стоимость одного письма с фотографией при отправке с мобильного — 33 рубля, через сайт — 50 рублей. Каждое письмо сопровождается уведомлением о вручении и проходит цензуру в течение 48 часов. Пермская компания «КоКоС» несколько лет назад запустила подобие «тюремного Skype» — систему видеозвонков в места лишения свободы «Родная связь». Для этого в учреждении устанавливается специальный терминал с выходом в интернет. За пятнадцатиминутное свидание необходимо заплатить триста рублей; текущих оборотов компания не раскрывает. По данным издания The Nation, аналог «Родной связи» в США Global Tel Link ежегодно зарабатывает на звонках заключенным более полумиллиарда долларов.
— Вокруг зон возникает большая побочная индустрия, отчасти полулегальная, — говорит Антон Табах. — Примеров масса: специальные люди делают передачи, когда родственники заключенного находятся далеко, силами местных жителей создается транспортная инфраструктура. В республике Коми или в Пермском крае проще доехать до какой-либо зоны, чем до райцентра. Все это, разумеется, остается в стороне от бюджета. ФСИН сегодня пытается эту индустрию формализовать — в частности через интернет-магазины, которые появились в большинстве колоний и СИЗО. Пока разным форматам обслуживающего зону бизнеса удается уживаться.
Попытки перестроить систему затрагивают далеко не только сектор побочной индустрии. Около
года назад ФСИН объявила о планах создания гражданской структуры, которая займется поиском новых заказов и их распределением, маркетингом и сбытом произведенной на зонах продукции, — Торгового дома. Недавно стало известно о том, что финансовым партнером службы исполнения наказаний в этой структуре станет Сбербанк; соответствующее соглашение уже подписано. По словам Олега Коршунова, Торговый дом будет создан на базе одного из ФГУПов, входящих в структуру ФСИН. Это позволит ведомству участвовать в муниципальных конкурсах и привлекать в колонии госзаказ без посредников. Структура, старт работы которой запланирован на 1 июля 2014 года, займется также реализацией продукции — для чего, скорее всего, будет создана сеть профильных магазинов. Продвигать продукцию планируется под брендом «Сделано в тюрьме».
С помощью Торгового дома ФСИН надеется ликвидировать коррупционную составляющую сделок в системе. Отныне предприниматели будут контактировать не с начальниками колоний напрямую, а с централизованной организацией, которая, как утверждает Коршунов, обеспечит прозрачность своей отчетности. «Мы осведомлены об укомплектованности всех колоний оборудованием и себестоимости производимой продукции, — говорит он. — Если кто-то попытается вписать в заказ дополнительные расходы, мы сразу это поймем». Чиновник считает, что успех в тендерах Торговому дому обеспечен: в отличие от традиционного бизнеса, зона готова работать с довольно низкой рентабельностью. Вырученные от дополнительных заказов средства будут направлены на повышение зарплат осужденным и модернизацию оборудования.
— Роль Сбербанка в этом проекте, скорее всего, будет «облагораживающей», — считает Антон Табах. — Вряд ли госбанк сможет участвовать в организации и стимулировании принудительного труда, поскольку он имеет дело с иностранными юрисдикциями, которые могут за это «прищучить».
У не созданной еще структуры уже появились противники. Игорь Крошкин называет инициативу по созданию Торгового дома «заранее спланированной аферой». По его мнению, встраивание в уголовно-исполнительную систему коммерческой структуры приведет к тому, что извратится сама идея промдеятельности в колониях. «Получится как в анекдоте, — говорит он. — Чтобы корова давала больше молока и мало ела, надо ее меньше кормить и больше доить. Я боюсь, что цены на труд опустятся еще ниже, а работы будет еще больше. В итоге мы придем к гулаговской принудиловке, рабству».
ПУСТИТЬ В РАСХОД
Чиновники, впрочем, умалчивают о реформировании расходной части бюджета уголовно-исполнительной системы, которая не менее, а в стоимостных показателях даже более неэффективна, чем доходная. Для государства ФСИН была и остается
дотационной структурой. В 2013 году бюджет выделил службе исполнения наказания 215,7 млрд рублей, а до конца года перечислил дополнительно 54,7 млрд — это в 8,5 раза больше заявленной выручки по коммерческим контрактам с «волей». Большую часть этих средств «съел» личный состав: в системе ФСИН занято свыше 314 тыс. человек. «Единовременно в нашей стране сидят или охраняют около миллиона человек — это три «Почты России», — отмечает Антон Табах. При этом, по данным эксперта, только 60% работающих в системе ФСИН осуществляют охранные функции. Остальное — тыловое, медицинское, воспитательное обеспечение, занятые на производствах, в финансово-экономических отделах.
Взять и разом сократить расходы на поддержание деятельности ФСИН невозможно: тюрьма слишком тесно сплелась с волей. Пенитенциарная система имеет огромное влияние на местные рынки труда, часто становясь системообразующей индустрией. «Контингент» ФСИН (сотрудники вместе с осужденными) составляет от 4 до 60% рабочей силы ряда муниципальных районов Мордовии, Коми, Чувашии, утверждает Табах. В некоторых регионах сложились целые династии сотрудников ФСИН, существуют специальные кадетские корпуса, где готовят будущих охранников и надзирателей.
Весь этот аппарат требует не только официальной оплаты труда, но и коррупционной «подкормки». Вариантов того, как можно «освоить» бюджетные средства, множество. Если не вспоминать об откровенном криминале вроде взяток за УДО, наиболее распространено дублирование бюджетных расходов: с заключенных собирают деньги на что-то, что уже профинансировал бюджет. «Когда я был завхозом в комнате свиданий, надо было срочно поменять протекающий унитаз, — рассказывает Валерий Долин. — Мне пришлось заплатить за него собственные деньги, около 3 500
руб. Когда я попытался вернуть эти средства, мне сказали, что унитаз уже «обналичили» — то есть его покупку провели по счетам. А выделенные средства, понятно, положили себе в карман».
Возможно, перевод тюрьмы в руки «гражданских» мог бы действительно иметь положительное влияние на систему. Пару лет назад руководство ФСИН бурно обсуждало идею введения в России частных тюрем. Правда, позже выяснилось, что имелась в виду не «приватизация» по западному образцу, а создание частно-государственных партнерств — инвестиционных проектов по переносу следственных изоляторов и колоний за черту города. Между тем в Великобритании и США частные тюрьмы действительно существуют. Деятельность их оценивается неоднозначно. С одной стороны, на рынке появляется реальная конкуренция госучреждениям, и бюджетные расходы на содержание заключенных сокращаются. Вместе с тем частная тюрьма всеми силами пытается снизить издержки и увеличить доходы: правозащитники говорят о том, что такие тюрьмы переполнены, а условия для проживания в них хуже, чем в государственных.
— Эффективной системы исполнения наказаний нет ни в одной стране мира, — считает Антон Табах. — У нас не средние века, где можно было отрубить человеку голову, а все имущество отобрать в казну. Хотя периодически такие попытки предпринимаются. Рассуждения о том, что тюрьма — это бизнес, который должен окупаться, ни к чему хорошему чаще всего не приводят. Гуманная, открытая, прозрачная тюрьма, которая к тому же минимизирует рецидивы, — это дорого, причем дорого в любом государстве.
В России, правда, привыкли платить столь же большие деньги за закрытую, консервативную и малоэффективную систему — гуманной которую не назовешь при всем желании.
Труд в неволе
Количество трудоспособных осужденных, тыс. чел. Занято на оплачиваемых работах, тыс. чел.
2007
Источник: ФСИН
2008
2009
2010
2011
Средняя заработная плата на чел., 700 руб. в день
600 500 400 300 200 100 0
165,1
2007 2008 2009 2010 2011
Источник: ФСИН
200
150
100
50
0
