CC BY
23
УДК 331:343.8 ОЛЕГ АНАТОЛЬЕВИЧ ПОГУДИН,
ББК 65.292.9 кандидат экономических наук, доцент,
П43 доцент кафедры экономики и менеджмента
(Академия ФСИН России), е-шай: pogudinoa@mail.ru
ПРИНУЖДЕНИЕ К ТРУДУ - НЕ СРЕДСТВО ЕГО УДЕШЕВЛЕНИЯ: НАСКОЛЬКО ЭТО ВОЗМОЖНО В РОССИЙСКОЙ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЕ?
Реферат: современная российская действительность характеризуется весьма последовательным возвращением в общество немалого числа примет из недавнего советского прошлого. В уголовно-исполнительной системе это находит отражение в получающих все большее распространение среди ученых и специалистов представлениях о социально-экономической обоснованности сталинского ГУЛАГа и дешевизне рабочей силы из числа осужденных. Последнее - едва ли не важнейшее условие, определяющее экономическую эффективность производственно-хозяйственной деятельности мест лишения свободы не только в советский, но и в постсоветский период.
В контексте актуальной для уголовно-исполнительной системы страны проблемы привлечения осужденных к труду в статье представлена полемика по поводу часто встречающейся в научно-публицистической и информационно-аналитической литературе точки зрения об объективной обусловленности (в силу общественно-политических, экономических, оборонных и других причин) и потенциальной эффективности трудоиспользования осужденных в бывшем СССР. Высказывается позиция о невозможности в современных условиях абсолютизации подобных представлений, нередко генерируемых, в том числе сторонниками так называемого особого российского пути, равно как и ошибочности иного положения, согласно которому сложившееся за годы рыночных реформ состояние данного направления деятельности уголовно-исполнительной системы есть окончательный и благоприятный итог его развития. Исключительно с позитивным изменением экономических отношений в стране в сторону преодоления ею экспортно-сырьевой ориентации и нацеленности преимущественно на неоиндустриальные источники экономического роста, что, безусловно, находится в русле общих мирохозяйственных закономерностей экономического прогресса, увязываются возможные перспективы не только совершенствования производственно-хозяйственной деятельности учреждений, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, но и социально-экономического развития постсоветской России в целом. Это важнейшее условие того, чтобы в будущем принуждение осужденных преступников к общественно полезному продуктивному труду не стало, как наблюдается во многом сейчас, средством его удешевления.
Ключевые слова: уголовно-исполнительная система, труд осужденных к лишению свободы, ГУЛАГ, принуждение осужденных к труду, удешевление труда осужденных, «особый» российский путь, концепция развития уголовно-исполнительной системы, модернизация экономики, неоиндустриализация.
Название статьи заимствовано из работы известного отечественного интеллектуала А. Вассермана «Творить можно даже в клетке. Принуждение к труду - не средство его удешевления», впервые, судя по словам автора, опубликованной в «Бизнес-журнале» 10 июня 2013 г., но прочитанной нами на страницах его книги «Чем социализм лучше капитализма» [2, с. 292-298]. Кроме того, приведенная ниже часть текста является фрагментом упомянутого произведения, что позволяет отнести к числу наших заслуг лишь необходимые (в рамках актуальной для мест исполнения наказаний проблемы трудоиспользования осужденных) к ней комментарии и отдельные, лежащие на поверхности выводы, а также саму идею
заочного изложения мыслей А. Вассермана, неоднозначных и требующих осмысления, на страницах ведомственного научного издания.
Непосредственным импульсом к подобному с нашей стороны обращению к незаурядному мыслителю и неординарному человеку послужили сохранившиеся в общественном сознании со времен ГУЛАГа (данная аббревиатура часто используется не в буквальном смысле - Главное управление лагерей, а в нарицательном, обозначая систему содержания и эксплуатации заключенных, утвердившуюся в годы правления И. В. Сталина) представления о дешевизне рабочей силы из числа осужденных (такая точка зрения разделяется многими специалистами [17, с. 37-39]) не только как о
ключевом факторе, обеспечивающем вхождение МВД СССР в пятерку крупнейших промышленных министерств, но и как о важнейшем конкурентоспособном преимуществе современной уголовно-исполни-тельной системы России (УИС).
Во второй части статьи - небольшой фрагмент книги Б. Земцова «Зона путинской эпохи» [6]. Ее автор, по воле случая оказавшийся за решеткой и через три года освободившийся из-за пересмотра приговора, вынес на суд читателя литературно-художественное повествование о далеко не приукрашенной жизни современной российской тюрьмы в разнообразных ее проявлениях и характеристиках, в том числе о широко распространенных на практике способах удешевления труда осужденных, о наличии которых в конкретном исправительном учреждении не так давно сообщали средства массовой информации [16]. То, что такие способы удешевления рабочей силы опираются и на вполне конкретное мировоззрение «тюремного» персонала, нетрудно понять из приведенного Б. Земцовым следующего примера. Ясно понимая, что начисленные в качестве зарплаты деньги не имеют ничего общего ни с реальным объемом выполненных работ, ни с элементарным здравым смыслом, герой данного произведения обращается за соответствующим разъяснением к сменному мастеру. «Но он то отводил глаза, то бормотал что-то совершенно невразумительное об ошибках бухгалтерии, перепутанных данных, неправильных нарядах... Старший же мастер вообще понес какую-то несуразицу. а затем сформулировал вполне четкий встречный вопрос: "А ты что, сюда зарабатывать приехал?"» [6, с. 52-53].
Выбранные нами примеры объединяет одно важное обстоятельство, связанное с отрицанием (именно отрицанием) заведомо нерационального и экономически неэффективного использования трудовых ресурсов заключенных в бывшем СССР. Административно-плановая экономическая модель, возвеличившая человека труда - создателя общественных материальных благ, сформировала едва ли не идеальные условия для привлечения исправительно-трудовой системы страны к решению многих производственно-хозяйственных и социальных задач государства. Ударный производительный труд на благо всего общества, ради достижения светлого будущего по праву стал в условиях форсированной индустриализации творцом жизненной среды человека (включая осужденного), существенно преобразуя и его самого.
В настоящее время такого рода утверждения могут звучать, как минимум, непривычно, а для молодого поколения, не жившего в эпоху «горбачевского» и, тем более, «сталинского социализма», -
странно. Массовые репрессии и Беломорканал безоговорочно отнесены к преступлениям советского режима, а ориентация в 1970-1980-е годы исправительно-трудовых учреждений (ИТУ) на безусловное выполнение народнохозяйственного плана за годы либерально-демократических преобразований признана деструктивной и в силу приоритета экономических целей над целями исполнения наказаний - еще и изначально несостоятельной. Однако объективное сравнение того, чем в экономическом и производственном отношении располагают места лишения свободы, с тем, что они за годы реформ безвозвратно потеряли, необходимо. Примечательно, что «сальдо» подобного сопоставления (от валового продукта и его структуры до производительности труда и профессионально-квалификационного уровня осужденных), особенного на фоне правового нигилизма, коррупционного засилья, всеобщей деиндустриализации отечественной промышленности, приведших к теперь уже постсоветскому социально-экономическому застою российского общества, представляется отнюдь не положительным, но, бесспорно, очевидным. Перефразируя ровно наоборот когда-то справедливые слова профессора Г. А. Туманова, можно утверждать, что «производственная функция реально не существует и самым решительным образом не влияет как на организацию всей системы исправительно-трудовых учреждений и аппаратов управления ими, так и на управленческие процессы, осуществляемые в каждом ИТУ» [22, с. 116].
Помимо основного материала, в статье присутствует сопутствующая ему информация, дополнительные пояснения, выделенные нами курсивным шрифтом.
По мнению А. Вассермана, «любому знакомому с основами экономической и исторической науки известно: принудительный труд невыгоден. Дело не только в том, что на охрану приходится тратить в конечном счете даже больше, чем можно сэкономить на содержании самих трудящихся. Важно еще, что из-под палки всегда работают спустя рукава. Вот почему рабовладение уступило место феодализму, тот проиграл соревнование капитализму, а тот, в свою очередь, отстал по многим значимым показателям от социализма, где к труду не столько принуждают угрозой голода, сколько привлекают агитацией и осознанием отдаленных перспектив текущей деятельности (как только трудности управления породили сомнение в этих перспективах, сильнейшее в мире социалистическое государство - наше - рассыпалось, и только наглядная демонстрация бессодержательности большей части деятельности в капиталистическом мире постепенно склоняет общественное мнение в пользу возрождения социализма).
А вот американцам принудительный труд кажется выгодным. Не только по опыту рабовладения ... но еще и потому, что в СГА (Соединенные государства Америки, или обыденно США. - О. П.) заключенных с незапамятных времен сдают в аренду коммерческим фирмам (подобная практика имеет место и в наши дни. «Крупнейшим работодателем заключенных в США является Исправительная корпорация Америки (Corrections Corporation of America). В отличие от России там трудом в тюрьмах управляют частные фирмы. Их несколько, но больше половины рынка занимают две - Исправительная корпорация и GEO Group, чьи показатели по выручке на человека очень близки. Российские же осужденные по производительности проигрывают всем без исключения: каждый из них выпускает товаров на 229 тыс. руб. в год (или на 19 тыс. руб. в месяц). Это заметно меньше, чем на российских швейных и мебельных фабриках. Американские зэки тоже уступают вольным труженикам американского производителя одежды VF Corporation (владеет брендами Wrangler, Lee, Timberland и др.) и шведской IKEA, но их производительность в 14 раз выше, чем у российских коллег. Причин у такого отставания несколько. Российские публичные компании не хотят вкладывать средства в производство на зоне, опасаясь ухудшения имиджа из-за использования принудительного труда, - поясняют специалисты Института экономики и финансов ВШЭ. В результате оборудование на таких площадках почти не обновляют, а сами «тюремные» производства сильно удалены от центров экономического развития. Кроме того, российские учреждения УИС почти не компетентны в маркетинге и торговле. У американских частных исправительных фирм такой проблемы, как правило, нет» [1]).
Правда, это - всего лишь один из множества придуманных творчески мыслящими американцами способ перекачки общих денег в частный карман путем приватизации прибылей и национализации убытков: охрану оплачивает государство, доход от работы заключенных идет арендатору.
СГА... оказались одним из крупнейших в мире потребителей принудительного труда. Пребывание в трудовых лагерях, основанных в рамках новой сделки. президента Франклина Д. Д. Рузвельта, формально было добровольным, но уйти оттуда было некуда. Первая великая депрессия лишила работы чуть ли не половину трудоспособных граждан. Правила внутреннего распорядка мало отличались от принятых в Главном управлении исправительно-трудовых лагерей Народного комиссариата внутренних дел СССР. За работу платили доллар в день, причем львиную долю оплаты вы-
читали в счет содержания, так что на руки выдавали $5 в месяц - даже чуть меньше, чем получал заключенный ГУЛАГа, если не пытался откровенно отлынивать от труда. Именно трудовые лагеря Рузвельта исполнили множество громадных проектов - от гидроэлектростанций и оросительных каналов до сети автомагистралей. ГУЛАГ тоже вносил немалый вклад в советское хозяйство: в нем в разные годы содержалось 1-2 % трудоспособного населения СССР (хотя до трудовых лагерей СГА ему было далеко).
Вопреки расхожей легенде ГУЛАГ разросся не ради удешевления рабочей силы (напротив, подразумевается, что производственные рекорды первых советских пятилеток всецело основывались на массовом применении неквалифицированного физического труда осужденных нередко по политическим статьям, то есть, по-другому, не по-сталински, без жертв и репрессий той эпохи Россия никогда бы не решила задачи индустриализации. Придерживаются такой позиции не только историки, но и экономисты праволиберального крыла, утверждающие, что «конфронтационная идеология в период индустриализации выражалась в изоляции «вредных» элементов посредством их уничтожения, заключения или ссылки. Эти меры служили важным фактором индустриализации, поскольку обеспечивали экономике дешевый труд заключенных и позволяли занижать зарплату другим трудящимся без риска каких-либо социальных протестов» [12, с. 144]. Более радикально об этом пишут политические журналисты: «Ради чего был уничтожен цвет нации? Ради чего Россию превратили в ГУЛАГ? В обмен на создание военной машины, которая должна была покорить весь мир» [14, с. 26]. Схожая точка зрения высказывалась и специалистами по уголовно-исполнительному праву. В частности, как полагает М. Детков, «одной из основных причин бурного развития системы исправительно-трудовых лагерей... являлась настоятельная потребность в рабочей силе, обеспечивающей развитие всего народнохозяйственного комплекса страны и в первую очередь интересы ее обороны» [5, с. 37]. Между тем, по свидетельству авторитетных историков, «реальная логика развития экономики Гулага... была прямо противоположной. Появление огромного количества в стране спецконтингента являлось прямым следствием политики массовых репрессий, что в дальнейшем толкало государство на поиск вариантов их трудового использования [7, с. 47]. «Ни в одном документе не зафиксированы предложения руководства ОГПУ -НКВД - МВД о проведении дополнительных репрессий с целью восполнения дефицита заключен-
ных» [7, с. 47]. «Первое время перспективы развития Гулага и его экономики не были ясны даже для его руководителей... а также для высшего советского руководства» [7, с. 27]. «Периодически сталкиваясь с проблемой избытка лагерной рабочей силы... НКВД неоднократно обращался к хозяйственным ведомствам с просьбой о выделении нового большого строительства» [7, с. 47]. И американские, и советские трудовые лагеря - лишь следствие громадного числа неприкаянных граждан (курсив наш. - О. П.) Почему в СССР время от времени заметно росла доля заключенных - тема отдельного исследования (здесь уместно сослаться и на содержание предыдущего пояснения, и на позицию известного журналиста и телеведущего В. Соловьева, полагающего, что «в нашей стране до сих пор нет устоявшегося мнения по поводу той исторической эпохи... Одно из главных преступлений советской власти - колоссальная ненависть к людям, которая проявилась и в репрессиях по отношению к гражданам России и Советского Союза» [20, с. 13-14; 212-213]. В этом смысле следует обратиться к точке зрения А. Ципко, критикующего взгляды тех, кто призывает «судить о деяниях Сталина не с позиций нынешней «гуманистической эпохи», а исходя из тех представлений о добре и зле, которые были характерны для его эпохи, для эпохи социалистического строительства» [23, с. 12]. «Впрочем, - как пишет тот же исследователь, - позитивное отношение к советской системе в целом становится доминирующим... воспроизводятся стереотипы советского сознания, марксистско-ленинского восприятия русского ХХ века, как чего-то изначально предопределенного... где не было никакой альтернативы... ни красному и белому террору, ни ужасам сталинской коллективизации, ни репрессиям конца 30-х...» [23, с. 11]).
Были в СССР и заведения, не имеющие прямого американского соответствия, - знаменитые шарашки (так назывались «особые конструкторские бюро, в которых использовались арестованные специалисты и ученые. Их появление связано с массовыми репрессиями против «буржуазных специалистов», начавшимися после 1928 г... Учитывая острый дефицит квалифицированных инженерно-технических кадров, власти относились к этой категории заключенных с определенным вниманием и старались использовать их по специальности... Заключенные инженеры добились больших успехов в модернизации пулеметов... несколько групп арестованных специалистов занимались... разработкой бездымного пороха, отравляющих веществ, модернизацией процесса производства артиллерийских орудий... В черной и
цветной металлургии... в результате рацпредложений бывших «вредителей» удалось получить значительную экономию» [7, с. 27-28]. Молодому читателю узнать о «шарашках» и судьбах людей, их «населяющих», можно, обратившись к известному роману А. И. Солженицына «В круге первом» -прим. авт.). Тогда инженеры и ученые оплачивались на порядок выше рядовых рабочих. Казалось бы, их арест обеспечивал заметную экономию. Тем более что творческая личность - в отличие от новомодного креативного класса - творит в любых обстоятельствах, ибо всегда стремится к новому. Да и дополнительный стимул есть: сдал готовый проект - выходишь на волю для его осуществления (наличие такого стимула говорит о том, что подневольный труд осужденных был своего рода формой их обязательной трудовой повинности, устанавливаемой действующей в лагерях системой зачета рабочих дней по принципу: 2 дня работы за 3 дня срока, 3 дня работы за 4 дня срока и т. п. Появившийся в 2013 г. законопроект о введении в современной УИС похожего льготного исчисления срока отбывания наказания, видимо, из того же «возрождающегося позитивного отношения к советской системе», по нашему убеждению, вряд ли в случае его принятия окажется уместным. Во-первых, из-за бесполезности «обращения центрального органа УИС к «хозяйственным ведомствам» с просьбой о выделении нового большого строительства». Во-вторых, из-за некорректности сопоставления современных условий для «трудовых успехов» осужденных с теми, которые обеспечивали результаты труда «сталинских» заключенных [18]). Тем не менее рассекречено достаточно архивных данных и накоплено свидетельских показаний, чтобы уверенно сказать: шарашки появились по той же причине, что и обычные трудовые лагеря - для использования возможностей тех, кто уже арестован (курсив наш. - О. П.). Скажем, несомненно, великие А. Н. Туполев и С. П. Королев осуждены за совершенно реальное нецелевое (не на себя, но на заведомо - что в данном случае важно - бросовые проекты) использование средств (хотя и квалифицированное как политическое преступление: средства были из оборонного бюджета), за что и сейчас не похвалят (вот именно, всего лишь «не похвалят». Впрочем, дело не столько в том, насколько виновны или, наоборот, невиновны были в тот период выдающиеся советские конструкторы А. Н. Туполев, С. П. Королев и многие другие. В российском обществе больше известна иная, озвученная Б. Земцовым точка зрения, согласно которой выдвинутые им обвинения «нелепы, надуманны, а то и откровенно сфабрикованы» [6, с. 9]. Важнее понять иное. «В те годы, - как от-
мечают известные юристы Д. Корецкий и С. Милюков, - и лица, использующие средства нецелевым образом, и лица, покушающиеся на общественную социалистическую собственность, признавались (по Конституции 1936 г.) врагами народа». «Врагами народа», - напоминают они, - изначально назывались достаточно безобидные с позиций сегодняшнего дня воры, мошенники, грабители и расхитители из числа материально ответственных и должностных лиц. Священными и неприкосновенными объявлялись не Советская власть и ее вожди... а материальные ценности» [11, с. 86]. Естественно, «в периоды сталинских чисток пострадало, в том числе, немало коррупционеров, имевших дорогую недвижимость, часто оформленную на близких родственников или подставных лиц, а также огромные сбережения» [13, с. 103]. К сожалению, многочисленные примеры из практики современного избирательного правосудия ярко свидетельствуют о том, что данная категория преступников, особенно из числа власть имущих, в либерально-демократической России «врагами» народа никак не является. «А многие школяры, по констатации Н. Кричевского, в размышлениях о собственной будущности все чаще задумываются о госслужбе как наиболее быстром способе безнаказанного обогащения» [13, с. 104]. Не поэтому ли все отчетливей призывы либеральных экономистов «... сократить роль проверяющих органов, налоговой и финансовой полиции, Следственный комитет лишить права заниматься экономическими преступлениями, вернуть «медведевские» поправки в уголовный кодекс, смягчающие ответственность за правонарушения в хозяйственной сфере» [8]). Да и бессмысленно экономить на творце. Туполев получал в десятки раз больше рядового рабочего, зато каждым своим правильным решением экономил (а ошибочным - выбрасывал на ветер) еще в тысячи раз больше. Прибыль от творчества несопоставимо выше расходов на содержание творца.».
Процитируем Б. Земцова. «Библиотекарь в колонии старик, давно переваливший за семьдесят, но он бодр и энергичен, выглядит лет на пятнадцать моложе. Глаза ясные, живые, умные. Инженер-конструктор, электронщик, признанный международный авторитет в области перехвата, локации и прочих оборонных заумных электронных «штучек». Его имя и перечень открытий, разработок, изобретений включены в военные энциклопедии и оружейные справочники. Сюда попал за контрабанду военной техники, свое обвинение отрицает, считает свое дело «заказным», уверен, что его «засадили» конкуренты, которым он мешал своей деятельностью зарабатывать на российском
рынке вооружения. Прав ли он, судить не берусь, но сам факт «посадки» государственного, по сути, человека, а главное, лишение его возможности заниматься своими делами поражает. И дело даже не в его более чем почтенном возрасте, не в заслугах перед государством (а их перечень более чем внушительный). Даже если он виновен, неужели было нельзя ограничиться условным наказанием? На худой конец, в заключении создать ему условия для продолжения работы, имеющей, без преувеличения, стратегическое государственное значение? Как тут не вспомнить сталинско-бериевские шарашки, в которых некогда и формировалась инженерная мысль Королева, Туполева и многих прочих светил советской науки. Да, их сажали чаще всего по нелепым, надуманным, а то и откровенно сфабрикованным обвинениям, но там, по ту сторону «колючки», им создавались все необходимые условия. Им давали усиленный паек, для них выписывали порой даже из-за рубежа соответствующую литературу, им предоставляли штат помощников, целые лаборатории, словом, делалось все, чтобы их потенциал не «ржавел», не простаивал, а работал на Державу. Выходит, сталинским ГУЛАГом руководили истинные государственники, люди умные и дальновидные, в отличие от ГУЛАГа нынешнего, демократического. Вот и сидит. Игорь Владимирович Н., лауреат различных премий, кавалер многих наград в лагерной библиотеке (хорошо, не угодил еще на «промку» ворочать мешки и дышать полипропиленом). Вот и думай! Вот и сравнивай!» [6, с. 8-9].
Вывод из приведенных нами тезисов А. Вас-сермана и Б. Земцова очевиден и однозначен. Российская УИС напрямую проигрывает советской системе ИТУ в использовании возможностей осужденных, в том, насколько государством востребованы результаты их труда и связанные с ними условия его реального, как отмечает А. Вассерман, «неудешевления». Если ранее трудовая деятельность, направленная на производство материальных ценностей (в том числе отбывающих наказание преступников), воспринималась в качестве проявления государственного строительства и нетрудовые люди оценивались как антигосударственные элементы, нуждающиеся в принуждении к труду (принудительный труд в СССР, по мнению историков, существовал в трех основных формах: прямой принудительный труд, «назначаемый судом и административными органами за преступления и проступки»; скрытые виды применения принудительного труда в виде выполнения различного рода повинностей и трудовых обязательств» и «косвенное принуждение к труду посредством создания условий невозможности свободного вы-
бора, перемены труда, отказа от определенного вида труда и т. д.» [7, с. 22]), то сегодня это не так. Хотя общественно полезный труд номинально и отнесен к одному из основных средств исправления, фактически его роль скромна. Смирившись с безработицей в местах лишения свободы, не только администрация ИУ, но и само государство признает невозможность достижения установленных, по сути, еще советским законом целей исполнения уголовного наказания через труд и максимально возможное вовлечение осужденных в сферу материального производства.
Конечно, неверно причислять «исцелившегося, -как он сам пишет, - от либертарианства» А. Вас-сермана и тем более побывавшего в «жерновах самого справедливого правосудия» Б. Земцова к сторонникам той части нашего общества, кто решительно отстаивает идею «о специфике российской цивилизации» (по мнению А. Ципко, она сводится к тому, что «Горбачев со своей перестройкой нанес «смертельный удар» не только по советской системе, но и по «русскости». Дискредитируя советский период 1985-1991 гг., «новые идеологи учения об особой русской цивилизации, выступают против попыток постсоветской России реставрировать те экономические рыночные отношения, которые на самом деле существовали в России до 1917 г.». Они «предпринимают попытку доказать, что, действительно, сталинская организация труда, возникшая в результате коллективизации и индустриализации, которая превращает работника... в винтик одной государственной машины, соответствовала русской национальной психологии и русскому национальному коду. Советская жизнь... имманентна русской традиции, выдвигающей в качестве этического идеала нестяжательский образ жизни, существование на минимуме удовлетворения материальных благ» [23, с. 20-21]. Кстати, о подобном повествует и известный российский режиссер Н. С. Михалков. На вопрос корреспондента газеты «Аргументы и Факты» по поводу возможных изменений в умонастроениях людей, он ответил: «Меняется очень многое. Главное - то, что вольно или невольно совершили Горбачев и Ельцин, со временем стало пониматься как преступление»). Однако их умозаключения, тесно перекликающиеся, например, с тезисами известного публициста и общественного деятеля С. Кара-Мурзы о «советском строе как о реализации цивилизованного проекта, рожденного Россией в русле ее истории и культуры» [10, с. 11], о строе, в котором «на хищников были надеты намордники» [10, с. 6], и создаваемом «на принципах сотрудничества и солидарности» [10, с. 6], отражают сегодня, как пишет А. Ципко,
«целое направление в современной российской общественной мысли. Так называемое позднее славянофильство - учение об особой русской цивилизации» [23, с. 25]. (Речь идет о возвеличивании русской цивилизационной особости, которая якобы состоит в исходном русском духовном превосходстве над другими европейскими народами, славянской коллективистской цивилизации, противоположной западной христианской цивилизации и т. п. Между тем критике подобных представлений о русских как выразителях «высшей правды и справедливости» посвящены работы выдающихся отечественных мыслителей: В. Соловьева, Н. Бердяева, И. Бунина, В. Короленко и даже «буревестника революции» А. Горького. В настоящее время из «идеи особой русской цивилизации» следуют призывы «возродить созданную Сталиным якобы единственно возможную в России «монастырскую организацию труда», когда каждый работает не на себя, а на общее благо, на общую цель». «Сталиномания, соединяющая большевистскую мобилизационную экономику с русской идеей, живет сегодня не только ностальгией об утраченном сталинском рае, но и вполне прагматическими политическими интересами» [23, с. 26]. Как отмечает М. Калашников, «СССР-2 остается единственной русской надеждой на спасение. Не копия того, первого СССР, а именно СССР-2 - вариант совмещения социализма и русского национализма» [9, с. 8]. Кстати, в связи с этим все отчетливей звучит критика со стороны национал-патриотов (в том числе С. Кара-Мурзы) классического марксизма, особенно «русофобской», по их мнению, позиции К. Маркса и Ф. Энгельса, которую они якобы высокомерно отстаивали с позиций западноевропейских наций, полагая их прогрессивными и противопоставляя им русских, в качестве противодействующей социальному прогрессу реакционной силы. Между тем объективная несостоятельность подобных к марксизму претензий весьма убедительно доказывается в авторитетной экономической литературе [15].)
Конечно, в России нет ни условий, ни субъекта, который бы всерьез стремился снова реализовать на практике мобилизационную экономику, воссоздать в стране заново жизнь и труд на минимуме материальных благ. Полностью реанимировать советскую систему, внедрив в сознание современных русских людей ценности и дух мобилизационной экономики (даже на фоне западных экономических санкций в отношении нашей страны), по всей видимости, не удастся. Между тем сведение на нет «реформ Реймера» (речь, напомним, идет о Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года в
первоначальном ее варианте, правда, неоднократно критиковавшемся известными учеными, правозащитниками и даже его заместителем. Официально в бюджете государства не нашлось 1,8 трлн рублей на переделку почти 500 колоний в тюрьмы и для строительства нескольких десятков новых. А без серьезных денежных вливаний реформирование пенитенциарной системы невозможно. По свидетельству Ю. А. Реента, «мнения о Концепции не во всем совпадают, но... необходимость коренных преобразований в пенитенциарной системе назрела давно... » [19, с. 69]), направленных на «приближение системы исполнения наказаний к западному пониманию тюрьмы» и преодоление ею «рудиментов советского прошлого» (по словам А. А. Реймера, «в условиях развивающихся демократии и рыночной экономики в России до сих пор сохраняется советская исправительно-трудовая система» [21, с. 8]), объясняется не только скудностью федерального бюджета либо отнесением этих реформ к прожектам, «исторически значимым», а потому не реализуемым. Речь в контексте вышеизложенного вполне может идти и «об особом российском пути», сторонники которого, например, активно сопротивлялись заявленному было переводу производства в местах лишения свободы из специализированных цехов в помещения камерного типа, доказав тем самым наличие у современного пенитенциарного ведомства изрядного с советских времен запаса прочности. В пользу сказанного свидетельствует, в частности, и то обстоятельство, что действующий Уголовно-исполнительный кодекс за последующие четыре-пять лет никак не отреагировал на провозглашенный в 2009 г. Минюстом России и ФСИН России курс на реализацию «тюремной модели» исполнения наказаний.
Таким образом, во-первых, при современной уголовной политике государства (нередко «закрывающей глаза» на деятельность «врагов народа» в первоначальном, а не скомпрометированном беззаконными репрессиями периода культа личности значении этого понятия) и сложившейся в стране экспортно-сырьевой экономической модели возврат к ГУЛАГу исключен, хотя бы из-за отсутствия у постсоветской России амбиций, желания, воли, наконец, материальных ресурсов для героического возведения силами осужденных, например, очередного Волго - Дона или Печорского угольного бассейна с Байкало-Амурской магистралью. Да и второй раз в одну и ту же реку войти невозможно. Однако (и это самое существенное) современ-
ное состояние системы исполнения наказаний, излишне гуманной и в сущности экономически недееспособной (в настоящее время, как известно, трудится лишь четвертая часть всех осужденных в России преступников, а вклад УИС в ВВП страны около 0,05 %!), вряд ли является тем целевым ориентиром, к которому необходимо было стремиться. Если в прошлом принуждение к труду, по замечанию А. Вассермана, исключало его удешевление, то отсутствие такого принуждения в настоящем делает его дешевым по определению. В таком случае обращение сотрудника УИС к осужденному: «А ты что, сюда зарабатывать приехал?» - логически предопределено и вполне объяснимо.
Во-вторых, зависимость результатов производственно-хозяйственной деятельности УИС от состояния общественных и экономических отношений в стране - аксиома, поэтому прогноз на возможное их наращивание не может не связываться с перспективами совершенствования и развития данных отношений. В экономическом аспекте - это непременный уход страны с «нефтяной иглы» и ее «переориентация на внутренние целиком неоиндустриальные источники и цепочки производства добавленной стоимости. соединение воедино промежуточного производства с конечным» [4, с. 8].
Подобное резюме исходит из классического положения о том, что частные вопросы неразрешимы без решения общего. А общим, системным (по-прежнему дискуссионным) вопросом выступает тот, который связан с модернизацией отечественной экономики и формированием сильной государственной промышленной политики. Разделяя развернутое концептуальное обоснование известными экономистами (не относящимися к сторонникам ни «особого российского пути», ни либеральной экономической модели) выстроенной ими парадигмы новой индустриализации, мы убеждены, что без формирования межотраслевых корпораций, объединяющих высокотехнологичную добычу и переработку сырья в готовую наукоемкую продукцию конечного спроса, социально-экономическое развитие России объективно невозможно [3, 4]. Однако именно в этих единых вертикально-интегрированных цепочках производства добавленной стоимости, на наш взгляд, еще способен получить подобающее место (изготовление продукции промежуточного спроса) производственный сектор УИС. Тогда принуждение осужденных к труду, возможно, и не станет средством его удешевления.
Список литературы
1. Алябьева Е. Российский зэк производит в 14 раз меньше американского. URL: http://slon.ru/economics/rossiyskiy_zek_proizvodit_v_14_raz_menshe_ amerikanskogo-1058259.xhtml (дата обращения: 30.03.2014).
2. Вассерман А. Чем социализм лучше капитализма. М., 2014. 58 с.
3. Губанов С. Державный прорыв. Неоиндустриализация России и вертикальная интеграция. М., 2012. 224 с.
4. Губанов С. Неоиндустриализация России и нищета ее саботажной критики // Экономист. 2014. № 4. С.3-32.
5. Детков М. Производство и труд в свете реформ системы исполнения уголовных наказаний в российском государстве // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2003. № 6. С. 35-40.
6. Земцов Б. Зона путинской эпохи. М., 2012. 256 с.
7. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х - первая половина 1950-х годов : собр. док. : в 7 т. / отв. ред. и сост. О. В. Хлевнюк. М., 2004. Т. 3: Экономика ГУЛАГа. 623 с.
8. Иноземцев В., Зубов В. Хотя бы не мешайте. Почему экономика буксует «около ноля»? // Аргументы и факты. 2014. № 43. С. 5.
9. Калашников М. СССР. Версия 2.0. М., 2014. 367 с.
10. Кара-Мурза С. Г. Крах СССР. М., 2013. 448 с.
11. Корецкий Д., Милюков С. Экономические преступники - друзья или враги народа? // Уголовное право. 2013.№ 3. С. 86-90.
12. Корнейчук Б. Теоретические и идеологические основы доктрины «новой индустриализации» // Вопросы экономики. 2014. № 3. С. 141-150.
13. Кричевский Н. А. Экономика во лжи. Прошлое, настоящее и будущее российской экономики. М., 2014. 320 с.
14. Латынина Ю. Русский булочник. Очерки либерал-прагматика. М., 2012. 272 с.
15. Любинин А. Не глядя в святцы... (О новейших проявлениях «патриотической критики» классического марксизма) // Российский экономический журнал. 2014. № 4. С. 25-56.
16. Маетная Е., Петелин Г. Зарплату осужденным поднимут, а нормы труда пересмотрят. URL : http://izvestia.ru/news/558378 (дата обращения: 30.03.2014).
17. Макарова О. В., Климюк Л. Я. К вопросу о развитии производственного комплекса уголовно-исполнительной системы // Человек: преступление и наказание. 2013. № 4. С. 37-39.
18. Погудин О., Чернышов И. О льготном исчислении срока отбывания наказания осужденным к лишению свободы // Уголовное право. 2013. № 4. С. 54-62.
19. Реент Ю. А. Пенитенциарная система в составе Министерства юстиции России // Уголовно-исполнительное право. 2013. № 2. С. 65-69.
20. Соловьев В. Р. 1001 вопрос о прошлом, настоящем и будущем России. М., 2011. 286 с.
21. Тексты докладов участников научно-практической конференции по вопросам реформирования уголовно-исполнительной системы России // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2009. № 10. С. 8.
22. Туманов Г. А. Организация управления в сфере охраны общественного порядка. М., 1972. 232 с.
23. Ципко А. С. Перестройка как русский проект. Отечественные мыслители в изгнании о судьбе советского строя. М., 2014. 544 с.
OLEG ANATOL'EVICH POGUDIN,
phd in economics. associate professor, department of the economy and management department (Academy of the FPS of Russia), е-mail: pogudinoa@mail.ru
COERCION TO WORK IS NOT A MEAN TO REDUCE ITS COSTS: HOW FAR IS IT POSSIBLE IN RUSSIAN PENAL SYSTEM?
Annotation: modern Russian reality is characterized by a very consistent return to society a considerable number of signs from the recent Soviet past. In the penal system this is reflected in becoming more common among scientists and experts views on the socio-economic feasibility of the Stalin's «GULAG» and the cheapness of the convict's labor. The last is, perhaps, the most important condition, that determines the economic efficiency of production and economic activities of places of confinement not only in the Soviet, but also in the post-Soviet period.
In the article the polemical considerations about the frequently encountered in the scientific and journalistic and analytical literature position concerning the objective conditionality (due to social and political, economic, defense and other reasons) and the potential effectiveness of convict's labor in the former USSR are presented in the context of actual for the post-Soviet penal system problem of convict's employment. The author argues, on the one hand, about the absolute impossibility in modern conditions of the such position expressed by supporters of the so-called «special Russian way», and, on the other hand, about the incorrectness of other position under which the condition of convict's employment in the penal system, developed during the years of market reforms, is a final and favorable outcome of its development. Solely with positive changes in the economic relations in the country towards overcoming its raw material export orientation and focus mainly on neo-industrial sources of economic growth, which, of course, is in line with the general global patterns of economic progress, the author links not only possible prospects for improvement of production and economic activity of Penal system, but socio-economic development in post-Soviet Russia as a whole. In author's opinion, this is an important condition so that in future coercion of convicts for socially useful productive work will not become, as has been observed in many respects, as a mean of reduce costs.
Key words: penal system, convict's labor, GULAG, coercion of convicts to work, reduction of costs of the convict's labor, special Russian way, the Concept of development of penal system, modernization of economy, neo-industrialization.
References
1. Aljabeva E. Rossijskij zjek proizvodit v 14 raz menshe amerikanskogo [Russian prisoner produces 14 times less American]. Available at: URL: http://slon.ru/economics/rossiyskiy_ zek_proizvodit_v_14_ raz_menshe_amerikanskogo-1058259.xhtml (Accessed 30 March 2014).
2.Vasserman A. Chem sotsializm luchshe kapitalizma [What socialism is better than capitalism]. Moscow, 2014.58 р.
3. Gubanov S. Derzhavnyi proryv. Neoindustrializatsiia Rossii i vertikalnaia integratsiia [Neo-industrialization of Russia and vertical integration]. Moscow, 2012. 224 р.
4. Gubanov S. Neoindustrializatsiia Rossiia i nishcheta ee sabotazhnoi kritiki [Neo-industrialization of Russia and poverty sabotage her critics]. Ekonomist - Economist, 2014, no. 4, pp. 3-32.
5. Detkov M. Proizvodstvo i trud s svete reform sistemy ispolnenija ugolovnyh nakazanij v rossijskom gosu-darstve [Production and labour reforms of the system of execution of criminal punishment in Russia]. Vedomo-sti ugolovno-ispolnitelnoj sistemy - Bulletin of penal system, 2003, no. 6, pp. 35-40.
6. Zemtsov B. Zona putinskoi epokhi [The area of the Putin era]. Moscow, 2012. 256 р.
7. Istoriia stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh - pervaia polovina 1950-kh godov: sobranie dokumentov v 7-mi tomakh [The history of Stalin's GULAG. The end of the 1920 and the first half of the 1950: collection of documents in 7 volumes. Vol. 3. Economy of Gulag]. Moscow, 2004.
8. Inozemcev V., Zubov V. Hotja by ne meshajte. Pochemu jekonomika buksuet «okolo nolja» [At least not interfere. Why the economy is stalling «sub zero»]. Argumenty i fakty - Arguments and facts, 2014, no. 43. p. 5.
9. Kalashnikov M. SSSR. Versiia 2.0 [USSR. Version 2.0]. Moscow, 2014. 367 р.
10. Kara-Murza S. G. Krakh SSSR [The collapse of the USSR]. Moscow, 2013. 448 р.
11. Koretskii D., Miliukov S. Ekonomicheskie prestupniki - druzia ili vragi naroda? [Economic criminals are friends or enemies of the people?]. Ugolovnoe pravo - Criminal law, 2013, no. 3, pp. 86-90.
12. Korneichuk B. Teoreticheskie i ideologicheskie osnovy doktriny «novoi industrializatsii» [The theoretical and ideological foundations of the doctrine of «new industrialization»]. Voprosy ekonomiki - Economic matters, 2014, no. 3, pp. 141-150.
13. Krichevskii N. A. Ekonomika vo lzhi. Proshloe, nastoiashchee i budushchee rossiiskoi ekonomiki [Economy in a lie. Past, present and future of the Russian economy]. Moscow, 2014. 320 р.
14. Latynina Iu. Russkii bulochnik. Ocherki liberal-pragmatika [Russian baker. Essays on the liberal pragmatics]. Moscow, 2012. 272 р.
15. Ljubinin A. Ne gljadja v svjatcy... (O novejshih projavlenijah «patrioticheskoj kritiki» klassicheskogo marksizma) [Without looking at the calendar... (About the latest manifestation of the «Patriotic critique of classical Marxism)]. Rossijskij jekonomicheskij zhurnal - Russian economic journal, 2014, no. 10, p. 8.
16. Maetnaja E., Petelin G. Zarplatu osuzhdennym podnimut, a normy truda peresmotrjat [Convict's salary will raise and labour standards will review]. Available at: http://izvestia.ru/news/558378 (Accessed 30 March 2014).
17. Makarova O. V., Klimiuk L. Ia. K voprosu o razvitii proizvodstvennogo kompleksa ugolovno-ispolnitel'noi sistemy [To the question about the development of the industrial complex of the penal system]. Chelovek: prestuplenie i nakazanie - Man: crime and punishment, 2013, no. 4, pp. 37-39.
18. Pogudin O., Chernyshov I. O l'gotnom ischislenii sroka otbyvaniia nakazaniia osuzhdennym k lisheniiu svobody [About the possibility of preferential calculation of the terms of sentence]. Ugolovnoe pravo - Criminal law, 2013, no.4, pp. 54-62.
19. Reent Iu. A. Penitentsiarnaia sistema v sostave Ministerstva iustitsii Rossii [Penal system in the Ministry ofjustice of Russia]. Ugolovno-ispolnitel'noe pravo - Penal law, 2013, no. 2, pp. 65-69.
20. Solov'ev V. R. 1001 vopros o proshlom, nastoiashchem i budushchem Rossii [1001 question about the past, present and future of Russia]. Moscow, 2011. 286 р.
21. Teksty dokladov uchastnikov nauchno-prakticheskoj konferencii po voprosam reformirovanija ugolovno-ispolnitel'noj sistemy Rossii [The texts of the reports of the participants of the scientific-practical conference on the issues of reforming of penal system of Russia]. Vedomosti ugolovno-ispolnitelnoj sistemy - Bulletin of penal system, 2009, no. 10, p. 8.
22. Tumanov G. A. Organizatsiia upravleniia v sfere okhrany obshchestvennogo poriadka [Management in the sphere of protection of public order]. Moscow, 1972. 232 р.
23. Tsipko A. S. Perestroika kak russkii proekt. Otechestvennye mysliteli v izgnanii o sud'be sovetskogo stroia [Reconstruction as the Russian project. Domestic thinkers in exile about the fate of the Soviet system]. Moscow, 2014. 544 р.
