Научная статья на тему 'Зависимость языковой специфики фольклорного произведения от места его бытования'

Зависимость языковой специфики фольклорного произведения от места его бытования Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

187
34
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Зависимость языковой специфики фольклорного произведения от места его бытования»

ЗАВИСИМОСТЬ ЯЗЫКОВОЙ СПЕЦИФИКИ ФОЛЬКЛОРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ОТ МЕСТА ЕГО БЫТОВАНИЯ

С. П. Праведников

Курский государственныйуниверситет

Наличие связи между набором языковых средств того или иного устно-поэтического произведения и территорией, на которой это произведение существует, неоднократно отмечалось в специальной литературе. Делались попытки выявить специфику в употреблении лексико-тематических групп, конкретных частей речи, кластеров, отдельных слов (см., напр.: 7; 9, 10). Как показывают наблюдения исследователей, главным препятствием на пути отыскания так называемых “фольклорных диалектов” являются, с одной стороны, сложность отграничения пространственного фактора от временного и, с другой стороны, проведение черты между территориальным (коллективным, объединенным единым местом) и индивидуальным. Вопрос о том, что именно - время или пространство - наложило отпечаток на языковую ткань фольклорного произведения, решить проще, поскольку можно ограничиться материалом, записанным в определенные сроки, и учесть не раз отмечавшуюся способность эпического слова к консервации. Для разграничения диалектного и идиолек-тного в фольклоре достаточным критерием являются квантитативные параметры: единичность использования языковой единицы выступает как показатель идиолектности. Кроме того, к идиолек-тной относят лексику, отмеченную в текстах только одного исполнителя не менее трех раз [3, 289].

Как известно, эпический текст каноничен. Неукоснительное следование традиции, формуль-ность и еще целый ряд факторов играют важную роль в формировании эпического произведения, требуют тщательного отбора языковых элементов, использующихся при исполнении. “Народные мастера строят устно-поэтические произведения по определенным сложившимся в фольклоре образцам, которые заполняются словами определенных классов и устойчивыми фрагментами текста и в которых каждому из них отведено свое место” [1,30]. Ясно, что в таких условиях доля индивиду-

© Праведников С.П., 2006

1 Начало этому было положено первыми собирателями фольклора. См. высказывания на этот счет П. Н. Рыбникова,

А.Ф.Гильфердингаидр. [14].

ального вклада не может быть объемной, но то, что она обязательна, доказывалось неоднократно (см.: [6; 14]). Введение в сформировавшийся организм былины любого индивидуально-авторского элемента связано с поэтической природой фольклорного слова. Как бы произведение ни зависело от канона, “сам канон предписывал особый механизм обновления, основанный на поэтике слова” [5, 148].

Одним из факторов, который мешает проведению максимально корректного сопоставления былинных текстов, записанных в различных регионах, является сюжетная разнородность эпических сборников. Так, например, если в одном сборнике былин помещено несколько версий старины о Садко, а в другом лишь одна или вообще ни одной, то совершенно очевидно, что набор слов, связанных с морской тематикой, плаванием, кораблем, будет богаче и частотность этих слов будет выше в словнике первого сборника. Руководствуясь данным соображением, считаем целесообразным сузить круг исследуемого материала, ограничив его сюжетно, для чего выбираем одну былину - о Михайле Потыке. Это одна из самых больших по объему русских эпических песен (вариант, записанный в Пудожском крае от исполнительницы Пашковой, состоит более чем из тысячи стихотворных строк).

Былина многосоставна, имеет сложную композицию и представлена в разных эпических сборниках в различной степени сохранности. Как считают исследователи, она “составляет лишь один эпический песенный фрагмент в целой мозаике жанров, связанных с одной и той же темой семейных конфликтов. В эту мозаику... включены и сказка, и лирическая песня, и быличка, и народная баллада. Мы имеем дело с многожанровыми пластами народной культуры, предстающими в разнообразных составах и комбинациях на разных исторических этапах” [12, 392]. Д. М. Балашов не случайно заметил в работе, посвященной этой эпической теме: «Уже то, что певцы помнили ее (былину о Потыке. - С.П.), несмотря на сложность композиции, до самого заката эпической традиции, заставляет внимательней отнестись к этому сюжету» [2, 26]. Следует сразу оговориться, что перед

нами не стоит задача сопоставления всех известных на данный момент текстов (а их свыше сорока)2; наша задача - выявить региональную специфику языковых средств былин этого сюжета.

Приступая к анализу, хотим обозначить основное положение, которым будем руководствоваться. Это положение о принципиальной двуслойно сти языка устного народного творчества, согласно которому первый слой, состоящий из опорных слов и устойчивых сочетаний, количественно невелик; он составляет скелет фольклорного произведения. Второй слой представляет собой совокупность всех остальных слов, и именно здесь обращает на себя внимание диалектно дифференцированная лексика. “В условиях органической взаимосвязи двух слоев диалектность одного не может не предопределить какую-то степень территориальной диффе-ренцированности другого. Не обязательно на уровне набора слов, это может быть на уровне текстовых связей” [14, 115].

Остановимся на анализе одной группы слов -диминутивах, которые употребляются в былине “Михайло Потык”. Диминутивная лексика занимает особое место в структуре устно-поэтического текста, являясь своеобразным показателем фольклорности. «Важным критерием выделения фольклорных слов является ... употребление уменьшительно-ласкательных форм как особого средства эстетического отношения песни к действительности» [15, с. 59].

Рассмотрим тексты, зафиксированные в разных регионах3. Былина была распространена к моменту записи в Прионежье, Архангельской губернии (в том числе на берегу Белого моря), на Печоре и на Урале. Уральский регион представлен одной былиной, всего одна запись сделана и на Печоре; онежская традиция располагает наибольшим количеством записей - пятью, на Мезени и на беломорском берегу собрано по три варианта на интересу-

2 Это задача фольклористов. Напомним высказывание

В. Я. Проппа: «Прежде всего былину надо правильно прочесть. Чтобы решить эту задачу, недостаточно прочитать два-три текста на каждый сюжет. Нужно прочитать все имеющиеся записи, сопоставить и сравнить их» [11, 19].

3 Для анализа привлекались тексты: Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899-1901 гг. - Т. III: Мезень. - СПб., 1910. № 29, 70, 109; Былины Печоры: в 2-х т. - СПб.-М., 2001. № 260; Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / Подг. А. П. Евгеньева, Б. Н. Путилов. - 2-е изд. - М., 1977; Беломорские былины, записанные А. Марковым. - М., 1901. № 8, 74, 100; Песни, собранные П. Н. Рыбниковым: в 3-х т. / Под ред. Б. Н. Путилова. - Петрозаводск, 1989-1991. № 12, 29, 114, 166, 196.

ющий нас сюжет. Записи былин из перечисленных мест сделаны во второй половине XIX - начале XX в., что рассматривается специалистами как единый хронологический период. Исключением являются уральские былины Кирши Данилова (XVIII век). Привлечение их к сопоставительному анализу не противоречит мнению авторов “Свода русского фольклора”, которые выделили временные слои расположения фольклорного материала и оговорили возможность объединения текстов нескольких хронологических периодов [4, 6]. Мы не обращаемся к записям XVII века, близким некоторым онежским редакциям. Также не используем тексты XX века, за исключением сделанных в самом его начале, поскольку некоторые поздние варианты заметно отличаются от “классических”. Например, в сборнике Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова “Былины Пудожского края”, вышедшем в 1941 году, есть три записи, но считается, что “в Пудожье былина образует особую, пудожскую, редакцию, которую необходимо признать вторичной относительно заонежских” [2, 27].

Представим процентное соотношение уменьшительно-ласкательной лексики с общим количеством слов. Диминутивы в былине о Михайле По-тыке из сборника Кирши Данилова составляют 2,8 %, в печорской былине - 3,7 %, в записях Григорьева в среднем 4 %, Рыбникова - 5,4 %, Маркова - 6,5 %. Как видим, слова, образованные с помощью суффиксов субъективной оценки, чаще всего встречаются в былинах, записанных на Зимнем берегу Белого моря.

Одной из самых объемных групп, объединяющих уменьшительно-ласкательные формы, является группа собственных имен. На примере их функционирования прослеживаются определенные различия, которые можно трактовать как особенности регионального порядка. Так, нет вообще ласкательных форм имени в печорской былине, очень небольшое их число отмечено в записях Рыбникова: в трех текстах из пяти они не зафиксированы ни разу, в двух встречаются, но очень редко: в былине, записанной от колодозерского старика, дважды употреблена форма Добрынюшка, соседствующая с полной формой Добрыня (3 словоупотребления). Еще в одной онежской былине, исполненной каликой из Красной Ляги, отмечены две диминутивные формы: Добрынюшка и Марьюшка при наличии более часто употребляемых полных форм Добрыня и Марья. В обеих названных былинах явно преобладают полные формы имен: Михаил, Илья, Алеша, Опракса.

В трех мезенских былинах представлены различные ситуации, связанные с использованием собственных имен в уменьшительной форме. В одной из эпических песен, записанной от А. П. Чу-повой, активно используются имена Михайла (100 употреблений), Марья (40), Марфа (7), ласкательным именем назван только Добрыня -Добрынюш-ка (5). В другой записи от А. М. Мартынова-Мало-го большинство имен героев равноправно представлено обычными и уменьшительно-ласкательными формами: Марья (8) и Марьюшка (20), Добрыня (13) и Добрынюшка (9), Олеша (17) и Олешенька (13). Имя Михаил для называния главного действующего лица не применяется, герой называется или Потыком сыном Ивановичем, или просто Потыком.

Заметим, что и в онежской, и в мезенской традициях ласкательное имя чаще других применяется по отношению к Добрыне. В некоторых былинах только он из всех персонажей называется именем в диминутивной форме. Для сравнения: Илья Муромец, который почти везде принимает участие наравне с Добрыней, всегда называется только Ильей.

В третьей мезенской записи (исполнитель

А. В. Потрухова) из всех героев только Михайло Потык назван ласкательно: 61 раз использовано слово Михайлушка. Среди существительных оно занимает первое место по употребительности, да и в общем словнике его позиция достаточно высока - третья после слов да и он.

Избирательность в выборе ласкательной формы для того или иного имени обнаруживается и в уральской былине. Здесь отмечено одно существительное Авдотьюшка, оно употребляется часто, занимает девятнадцатую позицию в общем списке лексем, среди существительных расположено на пятом месте (причем, все стоящие выше по рангу существительные - тоже имена собственные, но в исходной форме).

Наибольшим количеством уменьшительноласкательных имен характеризуются беломорские былины. Наряду с формами Михайло и Овдотья присутствуют Михайлушка и Овдотьюшка (в одном варианте былины герой носит имя не Михайло, а Потык сын Иванович, что наблюдалось и в мезенской традиции). Кроме того, отмечены в одном случае Марфушка и Марьюшка и повсеместно Добрынюшка.

Вообще беломорские былины о Потыке, как уже говорилось, сохраняют наибольшее число диминутивов. Подробно рассмотрим это на приме-

ре записи, сделанной А. В. Марковым от В. И. Че-калева в Верхней Зимней Золотице. Помимо часто употребляемых имен собственных и широко распространенных независимо от места записи слов батюшка, брателка, солнышко, певец использует еще три десятка диминутивов (самый высокий показатель среди всех анализируемых текстов; в двух других беломорских былинах этот показатель тоже весьма высок - 22 и 24). Исполнитель применяет суффиксы субъективной оценки для образования форм слов разной тематической отнесенности. Уменьшительно-ласкательные формы употребляются для обозначения одежды (платьице, платочек), мебели (кроваточка), частей тела (ножка, голове-нушка), частей суток (ночка, ноченька), растений и животных (кореньице, горносталюшка) и др.

Уже начальные строки былины обращают внимание на повышенное содержание в тексте уменьшительно-ласкательных слов:

Собираласе дружиночька хоробрая:

В перву голову государь наш Илья Муромець,

Во вторых-то Добрынюшка Микитичь млад,

В третью голову-ту Потык сын Ивановичь.

5. Да приехали к столбу да ко ростанюшкам. Говорил восударь наш Илья Муромець:

“Уж ты вой еси, дружинюшка хоробрая!

Я поеду ко царству-то как ко Дюкову Привезу я золотой казны сорок тысечей”.

10. Говорил тогды Добрынюшка Микитиць млад: “Я поеду-ту на тихи-ти вёшны заводи,

Привезу я три камешка драгоценныя”

(Марков, № 100) В первых двенадцати строках шесть словоупотреблений. Далее диминутивные формы используются при описании жилища “змеи лютой”:

Да наехали они на зьмею лютую;

А горит у ей зьмеиное подворьице.

205. “Ты сойми-ко-се, Потык, да свой сафьян сапог, Ты залей-ко моё зьмеино гнездышко”

(Марков, № 100),

или при описании времяпрепровождения невесты Марфушки, изобилующем бытовыми реалиями:

Да сидит у меня Марфушка в задьней горници За двенадцети висучима замоцьками,

За двенадцетью за крепкима-ти сторожьи;

105. Ише ткет у меня Марфушка красенышка, Забират она платоцьки-ти красным золотом.

На коблоцьках сидят у ей ясны соколы,

На набилоцьках сидят у ей сизы голоби,

На подножоцках сидят у ей черны соболи

(Марков, № 100)

Следует сказать, что и в записях, полученных из других мест, часто используются уменьшительноласкательные формы, называющие представителей животного мира (уточка, утица, птичка-пташи-ца - Мезень; уточка, лебедушка - Урал; лебедка, лебедушка, голубушка - Прионежье), жилище и его составные части (крылечко, окошечко - Урал; горенка - Мезень; крылечко, околенка, окошечко - Прионежье), оружие и снаряжение (тетивочка - Урал; сабелька, палочка буевая - Мезень, тетивочка, стрелочка, седелышко - Прионежье) и др. Что касается вооружения, то в беломорских текстах уменьшительные формы для обозначения оружия практически не используются4 (за исключением один раз отмеченного существительного стрелочка в былине, исполненной А. М. Крюковой). Зато в былине В. И. Чекалева есть прутышки, которыми Илья Муромец стегает Марфушку, лебедь белую, спасая Потыка. Форма прутик отмечена и в печорской записи, где описание этого вида “оружия” дополняется описанием последствий его применения:

Тогда Потык сын Михайлович Походит к кузнецу, ко мастеру,

Сковать себе три прутика <.. .>

265 Ухватил прут менной И стал стегать им змею лютую.

Менной прут Потык весь повыломал,

Ушинки5 за кожу змеи повысовал

(Былины Печоры, № 260)

Количество уменьшительно-ласкательных форм в печорской былине невелико, как и в сборнике Кирши Данилова. Заслуживает внимания одна особенность: треть всех диминутивов, отмеченных в печорском тексте, представляет собой прилагательные и наречия (веселешенький, пъянешенъкий, тишешенъко и др.), что в таком объеме не характерно для былин из других регионов.

Рассмотрев особенности диминутивной лексики в корпусе былинных текстов, ограниченных рамками определенного сюжета, отмечаем многочисленные черты сходства, что естественно и ожидаемо, поскольку является проявлением единства языка русского фольклора. Вместе с тем нельзя не отметить и наличия определенной детализации, расхождения как на инвентарном, так и на сочета-емостном уровнях, что лишний раз убеждает в

4 По отношению к оружию диминутивы не характерны, но используется слово кроволитьице, а также - неоднократно и охотно - петелка и реинка при описании виселицы в сцене казни жены Потыка Марфушки, что можно рассматривать как индивидуальное предпочтение.

5 По объяснению составителей, ушинка - ‘заноза’.

целесообразности дальнейшей работы по отысканию фольклорных диалектов.

ЛИТЕРАТУРА

1. Артеменко Е.Б. Путь былинного богатыря / Е. Б. Ар-теменко II Живая старина. - 2000. - №2. - С. 28-30.

2. Балашов Д.М. Из истории русского былинного эпоса (“Потык” и “Микула Селянинович”) / Д. М. Балашов II Русский фольклор: Социальный протест в народной поэзии. - Л., 1975. - Т. XV. - С. 26-54.

3. Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Методология выявления «фольклорных диалектов»: Словарь языка фольклора об идиолектной и диалектной дифференцированное™ былинной лексики / М. А. Бобунова, А. Т. Хроленко II Локальные традиции в народной культуре Русского Севера: материалы IV Международной науч. конф. “Рябининские чтения - 2003”. - Петрозаводск,

2003.-С. 288-290.

4. Горелов А.А. и др. Свод русского фольклора II Русский фольклор: Проблемы “Свода русского фольклора”. - Л., 1977. - Т. XVII. - С. 4-10.

5. Гринцер П. Поэтика слова / П. Гринцер II Вопросы литературы. - 1984. -№ 1.- С. 130-148.

6. Караваева М.А. Особенности идиолекта былинного певца: (на примере сравнительного анализа конкретной лексемы в творчестве двух сказителей) / М. А. Караваева II Фольклорное слово в лексикографическом аспекте. - Курск, 1994. - Вып. 1.-С. 24-27.

7. КлимасИ.С. Представление о «городе» в северной и южной фольклорной лирике / И. С. Климас II Славянская традиционная культура и современный мир : сб. материалов науч. конференции. - М., 2005. - С. 222-226.

8. Моргунова Н.И. Фольклорные имена существительные в народно-песенном тексте / Н. И. Моргунова II Текст как единица анализа и единица обучения. -Курск, 1999. - Вып. 1.-С. 58-61.

9. Праведников С.П. Кластер “Письмо” в печорских и сибирских былинах/С.П. Праведников II Сопоставительная и кросскультурная лингвофольклористика. -Курск, 2005.-С. 5-18.

10. Праведников С.П. О региональной специфике былинного текста (на примере лексики, называющей оружие)/С.П. Праведников II Образ и текст: сб. материалов международной научной конференции. - Курск,

2004.-С. 187-198.

11. Пропп В.Я. Русский героический эпос /

В. Я. Пропп. - Л. : Изд-во ЛГУ, 1955. - 552 с.

12. Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история (работы разных лет) / И. Я Фроянов, Ю. И. Юдин. -СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997. - 592 с.

13. Хроленко А.Т. Идиолект былинного певца в словаре языка русского фольклора / А. Т. Хроленко II Мастер и народная художественная традиция Русского Севера. - Петрозаводск, 2000. - С. 298-308.

14. Хроленко А.Т. Словарь языка фольклора как инструмент выявления “фольклорных диалектов” / А. Т. Хроленко II Проблемы региональной лексикологии, фразеологии и лексикографии. - Орел, 1994. - С. 114-115.

15. Хроленко А.Т. Язык фольклора: Хрестоматия/ А. Т. Хроленко. - Курск: Изд-во КГПУ, 2001. - 165 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.