CC BY
20
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 4
СТАТЬИ
С.П. Праведников
О ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ СПЕЦИФИКЕ ЯЗЫКОВЫХ СРЕДСТВ РУССКОГО ГЕРОИЧЕСКОГО ЭПОСА (на примере былины «Михайло Потык»)
В статье анализируются тексты произведений русского героического эпоса, связанных единым сюжетом, с целью выявления речевых особенностей, которые можно рассматривать как результат территориальной дифференциации языка устного народного творчества. Сопоставление былин о Михайле Потыке, записанных на Русском Севере и на Урале, позволило выявить специфические черты как локального, так и регионального характера. Расхождения, обнаруженные на парадигматическом и синтагматическом уровнях, позволяют говорить о неоднородности языка русского фольклора, о наличии в нем фольклорных диалектов.
Ключевые слова: язык фольклора, фольклорная диалектология, былина о Михайле Потыке, территориальная специфика.
The article analyzes the texts of the Russian heroic epic of a single theme and plot, in order to identify speech features which can be viewed as the result of territorial differentiation of language's oral folk traditions. A comparison of bylinas about Mikhaylo Potyk written in the Russian North and in the Urals reveals specific features of local and regional character. The divergences discovered at the paradigmatic and syntagmatic levels make it possible to speak about the heterogeneity of the language of Russian folklore, and the presence of folklore dialects in it.
Key words: the language of folklore, folklore dialectology, the epic Mikhaylo Potyk, the territorially specific features.
Для территориального сопоставления с целью выявления специфики лексических средств, используемых в определенной местности, важно привлечение материала, ограниченного рамками одного сюжета. Этим достигается некоторая представительская однородность анализируемых языковых средств, устраняется вероятность ошибочного присвоения лексической единице статуса регионального маркера в случае, когда употребление ее в тексте обусловлено исключительно сюжетной необходимостью.
В.П. Аникин, опираясь на положение, согласно которому русский фольклор представляет собой целостное явление, воспринимаемое как сложный комплекс реализаций общенациональных традиций, предлагает рассматривать общерусское и территориальное как проти-
воположности, но противоположности относительные, совместимые. «Локально-региональные и народно-общерусские начала образуют единства, хотя допускаются противоречия, резкие смещения. Взаимная дополняемость демонстрирует сочетаемость конкретного и общего в их обычной всесторонней связи» [Аникин, 2004: 367].
Есть различия явные, которые обнаруживаются при сопоставлении диаметрально противоположных территорий (Север - Юг), причем особенности могут проявляться на разных уровнях. Это может быть наличие-отсутствие того или иного жанра (широкая распространенность былин на Русском Севере и практически полное отсутствие их в большинстве южных районов России; очаговость функционирования эпической поэзии, когда мощные центры песенного творчества севернорусских регионов соседствуют с так называемыми «малыми» очагами былинной традиции [Иванова, 2001], сюжета или мотива и тому подобные явления. Есть различия, не совсем ясные, скрытые, обнаруживающиеся на уровне употребления тех или иных тропов, отдельных языковых средств.
Локальные и региональные расхождения обязательно проявляются при тщательном анализе фольклорного текста.
Для территориального сопоставления возьмем одну из самых больших по объему эпических песен - былину о Михайле Потыке; известно более сорока ее вариантов. Рассмотрим записи, сделанные на Урале (один текст из «Древних российских стихотворений, собранных Киршею Даниловым»), в Онежском регионе («Песни, собранные П.Н. Рыбниковым»; пять текстов: № 12, 29, 114, 166, 196), в бассейне реки Печоры («Печорские былины»; один текст), на Зимнем берегу Белого моря («Беломорские былины»; три текста: № 8, 74, 100) и на Мезени («Архангельские былины и исторические песни»; № 29, 70, 109). Оговоримся, что в собрании Рыбникова напечатаны семь вариантов былины, но три из них представляют практически один и тот же текст, запись которого сделана от А.Е. Чукова; они помечены как № 29, 29а и 29б. Привлечение всех трех текстов мало что даст для нашего исследования, поэтому мы ограничимся одной записью.
Тексты - всего их 13 - представляют собой различные по объему и по событийному наполнению произведения, объединенные главным героем - Михайлой Потыком. Сюжетное построение каждого варианта зависит от целого комплекса факторов: и от местной эпической традиции, и от индивидуальных особенностей исполнителя, и от степени сохранности текста в памяти певца, и от привлечения в ряде случаев отдельных эпизодов из других былин. Все это характерно для большинства произведений песенно-повествовательного фольклора. Прислушаемся к мнению исследовательницы калевальской руны: «На специфику региональных версий карело-финской мифологической руны повлияли институциональные факторы бытования
локальных песенных традиций и индивидуальные исполнительские предпочтения» [Сийкала, 2004: 22]. Придерживаясь позиции А.Н. Ве-селовского, который рассматривал сюжет как комплекс мотивов [Веселовский, 1940], обнаруживаем, что набор мотивов может быть весьма разнообразным. Мы будем иметь дело и с вариациями, и с вариантами, и с версиями былины. Б.Н. Путилов, говоря о проблемах изучения исторической песни, отмечал сюжетную устойчивость фольклорного произведения, на которую не влияет временной фактор: «Изменения, наблюдаемые в песенных текстах, очень часто не столь уж значительны. Они, как правило, мало касаются сюжета песни, ее композиционных основ, состава и характеристики героев <...> Достаточно сопоставить тексты XVII (летописная вставка), XVIII («Сборник Кирши Данилова») с многочисленными записями XIX и даже XX столетия, чтобы увидать, что никаких существенных перемен с этой песней за 300 лет не произошло. Нетронутым осталось главное - ее сюжет, характеристика образов. Ушли отдельные слова и пришли новые, песня приобрела, пожалуй, большую стройность, в отдельных поздних вариантах потерялись некоторые детали, - и только» [Путилов, 1956: 74]. Сюжетная стабильность и расхождение в деталях отмечаются и в работах более позднего периода. Так, анализируя былину «Королевичи из Крякова», О.В. Захарова рассматривает инициальную часть былины и утверждает, что «устойчивым и постоянным является лишь сам мотив, тогда как его лексическое выражение (называние героя, места, времени и действия) различно в каждом варианте» [Захарова, 2003: 25].
Нашей задачей является отыскание в былинных текстах как раз тех деталей, о которых говорится в приведенных выше цитатах; деталей, которые можно рассматривать как отличия территориального характера. Думается, что для решения этой задачи наиболее уместно применение симптоматического анализа, результатом которого будет установление факта наличия-отсутствия какой-либо языковой единицы в конкретном тексте или обнаружение особенностей на уровне синтагматических отношений. Хотя для этого не требуются математические выкладки и строгие количественные подсчеты, все же считаем, что разумная доля статистики будет полезна и некоторые цифры привести просто необходимо - это позволит максимально объективно представить себе описываемый материал.
Былина о Михайле Потыке дошла до нас в вариантах, отличающихся друг от друга объемом. Количество строк в былине колеблется от 546 (самый объемный текст, записанный в Прионежье) до 154 (запись сделана на берегу Белого моря).
Для выявления пространственной специфики фольклорной лексики большим подспорьем служат словники и частотные словари, важность использования их в лингвофольклористике доказывалась
неоднократно. Е.Ю. Кукушкина и С.Е. Никитина утверждают: «Если первый десяток наиболее частотных слов жанрового словаря способен описать тематические вехи жанра, то первые две сотни слов в частотном словаре представляют собой набор ключевых слов, посредством которых можно индексировать фольклорные тексты, создавая для многих из них подобие поискового образа, содержащего указание темы отдельного текста» [Кукушкина, Никитина, 2001: 49]. Принимая во внимание вышесказанное, мы составили словники и частотные словари каждого варианта былины о Михайле Потыке. Количество лексем и словоупотреблений, отмеченное в каждом тексте, приводится в таблице.
Мезень (Григорьев) Поморье (Марков)
№ 29 № 70 № 109 № 8 № 74 № 100
Количество лексем 351 558 521 297 485 466
Количество словоупотреблений 1720 3174 3138 1104 2694 2169
Печора (Ончуков) № 260 Урал (К.Д.) № 23 Рыбников
Кижи Прионежье
№ 12 № 29 № 114 № 166 № 196
Количество лексем 432 422 333 418 535 690 536
Количество словоупотреблений 2009 1118 1011 1538 2209 2862 2163
Наибольший интерес представляет, на наш взгляд, лексика, непосредственно связанная с данным сюжетом, т.е. редко встречающаяся за пределами сюжета (или вовсе не встречающаяся). Остановимся на эпизоде, когда Потык после смерти своей жены, исполняя условия договора, заключенного накануне свадьбы, ложится живым в могилу и ночью вступает в поединок с приползшей туда змеей. Этот эпизод отсутствует в двух кижских былинах, где расправа с женой-лиходейкой происходит в более приближенных к реальности условиях: Михайло саблей убивает Марью Лебедь Белую. Во всех остальных вариантах поединок описывается достаточно подробно. В некоторых случаях Михайло действует тем же традиционным оружием - саблей. Сабля фигурирует у Кирши и в двух беломорских вариантах. В былине, исполненной В.И. Чекалевым (берег Белого моря), нападение змеи заканчивается подробным описанием казни жены-волшебницы. Для этого варианта характерно использование деталей, которые нигде более не отмечаются.
Да скакал-то государь-от да Илья Муромець Да на ту жа на реину высокую, Он ведь сунул тут Марфушку в петелку вареную. Задавилась тогды Марфушка, лебедь белая.
Да росклали огонь, большой пожог, Повалили тут ведь Марфушку, лебедь белую, Повалили ведь Марфушку на большой пожог Да сожгли-то ее как тело белое,
Ише пепел как розьвеели по цисту полю (Марков, № 100).
Сказитель, которого П.Н. Рыбников в своем сборнике представил как калику из Красной Ляги, свой вариант былины (Рыбников, № 196) приукрасил многими особенностями индивидуального характера. Например, на уровне сюжетной линии: Михайло переодевается в женское платье, чтобы обмануть врагов; на уровне художественных средств: богатырь привозит злата «как сену кучу»; на уровне бытовых деталей: Потыку приносят оружие - «ружье богатырское». В подобном духе выдержано описание интересующего нас эпизода:
И Михайла Потык сын Иванович. Захватил змею за гайноище: «Задавлю я тебя, змея лютая,
И придавлю твоих двенадцать змеенышей!» (Рыбников, № 196).
На этом оригинальность исполнителя не исчерпывается - герой в конце былины
И Марьюшку-душечку Лебедь Белую, полоненую, Также на воротах расстрелял,
А Настасью Вахрамеевну замуж взял (Рыбников, № 196).
Во всех остальных случаях, кроме описанных выше, герой в поединке со змеей использует прутья, которыми он сечет врага, и клещи (шемци, киски), которыми избиваемый враг удерживается в нужном положении. Отметим, что прутья в эпосе выступают только как оружие; в основном они упоминаются в былине про Потыка и еще в некоторых версиях былины «Добрыня и Змей». Клещи фигурируют только в былине «Михайло Потык».
Существительное прут используется во всех мезенских записях. Кроме того, здесь отмечены существительные прутик и прутьё. В беломорских записях один раз зафиксирована диминутивная форма прутышек. В онежских былинах (двух из пяти) слово прут представлено весьма скупо (по два раза в каждой песне), а вот в печорской былине прут и прутик задействованы гораздо активнее (семь раз). Мезенские тексты очень близки печорскому: в обеих традициях прутья могут быть железными, медными, оловянными (в онежских былинах, записанных Рыбниковым, прилагательное оловянный вообще не употребляется). Сходство между былинами Печоры и Мезени прослеживается и на уровне глагольных связей существительного прут. Трем онежским глаголам сделать, сечь, ковать противопоставлены более представительные ряды: повыломать, сковать, стегать, ухватить (Печора), бить-сечь, ковать,
лупить, обломать, обсечь, перломиться, сечь (Мезень). Помимо этого и на Печоре, и на Мезени (неоднократно) отмечено полусвободное выражение прут не гнется, не ломится.
Почти во всех случаях, где речь идет об избиении змеи прутьями, используются клещи. Исключение составляет одна мезенская былина (№ 109). Во всех былинах присутствуют железные клещи. В онежских клещи еще могут быть великими, а в мезенских - калеными и медными. В одной из мезенских былин клещи названы шемцами, по всей видимости, от слова щемки - 'деревянные тиски, клещи' [Даль, 1994: 4: 1500]; в печорской былине использовано слово киски (< тиски). Действия, выполняемые этим орудием, связаны с глаголами ковать (сковать); захватить (захватывать), схватить, ухватить. Кроме этих повсеместно упоминаемых действий в печорском варианте кисками выдергивают зуб змее, а в одной из мезенских записей клещам сообщается следующее качество:
Ишо медны-ти клещи гнуцсе, не роскоцяцьсе (Мезень, № 70).
В фольклоре территориальное часто тесно связано с идиолект-ным, и провести разграничение этих явлений очень непросто.
Так, частое или редкое употребление исполнителями слов в уменьшительно-ласкательных формах на первый взгляд представляется исключительно индивидуальным явлением. Как правило, это во многом зависит от характера человека, от его личных симпатий и антипатий, от выбранной манеры исполнения и т.п. Но подробно анализируя употребление этой лексики в былине, приходим к выводу, что и здесь возможно увидеть определенные предпочтения, связанные с местом бытования эпоса.
Беломорские былины о Потыке сохраняют наибольшее число диминутивов. Обратимся к записи, сделанной Марковым от Чека-лева в Верхней Зимней Золотице. Помимо часто употребляемых имен собственных и широко распространенных, территориально не привязанных слов батюшка, брателка, солнышко певец использует еще три десятка диминутивов, применяя суффиксы субъективной оценки для образования форм слов разной тематической отнесенности. Уменьшительно-ласкательные формы употребляются для обозначения одежды (платьице, платочек), мебели (кроваточка), частей тела (ножка, головенушка), частей суток (ночка, ноченька), растений и животных (кореньице, горностаюшка) и др.
Уже начальные строки былины обращают внимание на повышенное содержание в тексте уменьшительно-ласкательных слов:
Собираласе дружиночька хоробрая: В перву голову государь наш Илья Муромець, Во вторых-то Добрынюшка Микитичь млад, В третью голову-ту Потык сын Ивановичь.
Да приехали к столбу да ко ростанюшкам.
Говорил восударь наш Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, дружинюшка хоробрая!
Я поеду ко царству-то как ко Дюкову
Привезу я золотой казны сорок тысечей».
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць млад:
«Я поеду-ту на тихи-ти вёшны заводи,
Привезу я три камешка драгоценныя» (Марков, № 100).
В первых двенадцати строках шесть словоупотреблений. Далее диминутивные формы используются при описании жилища «змеи лютой»:
Да наехали они на зьмею лютую; А горит у ей зьмеиное подворьице. «Ты сойми-ко-се, Потык, да свой сафьян сапог, Ты залей-ко моё зьмеино гнездышко» (Марков, № 100).
Изобилует уменьшительно-ласкательными словами и описание обстановки, в которой находится героиня:
Да сидит у меня Марфушка в задьней горници
За двенадцети висучима замоцьками,
За двенадцетью за крепкима-ти сторожьи;
Ише ткет у меня Марфушка красенышка,
Забират она платоцьки-ти красным золотом.
На коблоцьках сидят у ей ясны соколы,
На набилоцьках сидят у ей сизы голоби,
На подножоцках сидят у ей черны соболи (Марков, № 100).
Примечательно, что столь же высокий уровень употребления диминутивов отмечен и в двух других беломорских текстах (№ 8 - 22, № 74 - 24 раза), что позволяет говорить о тенденции, имеющей конкретную паспортизацию.
Следует сказать, что и в записях, полученных из других мест, часто используются уменьшительно-ласкательные формы, называющие представителей животного мира (уточка, утица, птичка-пташица - Мезень; уточка, лебедушка - Урал; лебедка, лебедушка, голубушка - Прионежье), жилище и его составные части (крылечко, окошечко - Урал; горенка - Мезень; крылечко, околенка, окошечко - Прионежье), оружие и снаряжение (тетивочка - Урал; сабелька, палочка буевая - Мезень, тетивочка, стрелочка, седелышко - Прионежье) и др. Что касается вооружения, то в беломорских текстах уменьшительные формы для обозначения оружия практически не используются (за исключением один раз отмеченного существительного стрелочка в былине, исполненной А.М. Крюковой). Количество уменьшительно-ласкательных форм в печорской былине невелико, как и в сборнике Кирши Данилова. Заслуживает внимания одна особенность: треть всех диминутивов, отмеченных в печорском тексте, представляет собой прилагательные и наречия (веселешенький,
пьянешенький, тишешенько и др.), что в таком объеме не характерно для былин из других регионов.
Рассмотрев былинные тексты, ограниченные рамками определенного сюжета, отмечаем многочисленные черты сходства в использовании лексических средств, что естественно и ожидаемо, поскольку является проявлением единства языка русского фольклора. Вместе с тем отмечаем и наличие определенной детализации, расхождения как на инвентарном, так и на сочетаемостном уровнях, что лишний раз убеждает в целесообразности дальнейшей работы по отысканию фактов фольклорной диалектологии.
Список литературы
Аникин В.П. Теория фольклора. М., 2004. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4. М., 1994.
Захарова О.В. Локальный сюжет былины «Королевичи из Крякова» в ска-зительской традиции Рябининых-Андреевых // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. Петрозаводск, 2003. Иванова Т.Г. «Малые» очаги севернорусской былинной традиции. СПб., 2001.
Кукушкина Е.Ю., Никитина С.Е. Еще раз об описании слова в тезаурусе: фольклорный «батюшка» // Scripta linguistical applicatae. Проблемы прикладной лингвистики - 2001. М., 2001. Путилов Б.Н. О некоторых проблемах изучения исторической песни //
Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. I. М.; Л., 1956. Сийкала А.-Л. К проблеме мифологизма в калевальской руне // Народные культуры Русского Севера. Фольклорный энтитет этноса. Вып. 2. Архангельск, 2004.
Источники
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899-1901 гг. СПб., 1910. Т. III. - в тексте статьи: Мезень (Григорьев). Беломорские былины, записанные А. Марковым. М., 1901. - в тексте статьи:
Поморье (Марков). Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. -
2-е изд. М., 1977. - в тексте: Урал (К. Д.). Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. Петрозаводск, 1989-1990. Т. I-II. - в
тексте: Кижи, Прионежье (Рыбников). Печорские былины. Записал Н. Ончуков. СПб., 1904. - в тексте: Печора (Ончуков).
Сведения об авторе: Праведников Сергей Павлович, канд. филол. наук, доц. кафедры русского языка Курского государственного университета. E-mail: spprav618@mail.ru
