Защита субъективных прав физических лиц в международном частном праве: исторический и современный аспекты Текст научной статьи по специальности «Право»

г

V

Частное право

і

А.И. Кривенький

Защита субъективных прав физических лиц в международном частном праве: исторический и современный аспекты

Статья посвящена анализу понятий: субъективные права в МЧП, способы его защиты в пределах частной международной юрисдикции, т.е. международной коллизии права. Исходным началом для защиты субъективного права на вещь, закрепленным в российском законодательстве является закон страны места его нахождения, а способами защиты таких прав — исковая, неисковая, юрисдикционная форма в судебном и административном порядке и самозащита.

Ключевые слова: субъективное право; абсолютное; относительное; коллизия права; физическое лицо; имущество; коллизионное регулирование.

В отечественной теории права существует указание на то, что субъективное право является мерой дозволенного поведения лица, мерой возможного поведения, либо возможным поведением [9: а 143]. Применительно к международному частному праву понятие субъективного права можно определить как основанную на его нормах границу дозволенного поведения субъекта МЧП во взаимодействии с другими лицами с иностранным составом, установление которой влечет для него обладание определенным социальным благом. Как в российском гражданском, так и в нормах международного частного права, применяемых в Российской Федерации, субъективные права подразделяются на абсолютные и относительные. В случае нарушения последних они защищаются законом в судебном порядке в самом суде или ином установленном законом другом государственном органе.

В пределах юрисдикции государства этот вопрос может решаться на основе общего права для всего государства или местных законов, например, в федеративном государстве, без особых правовых конфликтов. В пределах

частной международной юрисдикции1 защита субъективных прав и интересов граждан, иностранцев, апатридов, бипатридов, беженцев, переселенцев и иных лиц может сталкиваться с серьезными правовыми конфликтами.

Еще в эпоху развитого феодализма, когда международные экономические и торговые отношения все более и более расширялись, обеспечивая порою благополучие государств, защита субъективных прав физических лиц — субъектов международного частного права — стала одним из важнейших вопросов юриспруденции. Как юридические учреждения государства обязаны были вступать во взаимные отношения между собой и одновременно содействовать экономическому, торговому и иному взаимодействию своих граждан. Отступление от этой обязанности в правовом отношении могло быть оправдано лишь в двух случаях, непосредственно вытекающих из принципа государственного суверенитета: во-первых, при нарушении публичных интересов государства, во-вторых, — при несоблюдении частных интересов своих граждан.

Названные обстоятельства вызвали к жизни более совершенные способы защиты законно приобретенных имущественных и иных прав граждан не только на своей, но и на территории других государств, что нередко приводило к коллизиям между законами данных государств. Так постепенно сложилась теория, в соответствии с которой защиту прав граждан предлагалось осуществлять на основании закона того государства, которым в данном случае охраняется законно приобретенное право [3: с. 14]. Эта, так называемая, «система территориальных прав», сложившаяся на основе поземельной зависимости в период развитого феодализма, породила различные школы юристов в международном частном праве, теории которых влияли на внутреннее законодательство государств и служили авторитетными рекомендациями для судебной практики при рассмотрении вопросов защиты субъективных прав граждан. Да и иностранцы, подданные другого государства, перестают быть бесправными, приобретают свой правовой статус, за немногими исключениями, приравниваемый к статусу собственных граждан.

Самой древней и наиболее распространенной среди этих школ стала «теория статутов». Родоначальниками «теории статутов» были итальянские глоссаторы XIV века, от которых было заимствовано и само понятие «статут». Содержание приверженцев данной школы можно изложить так: закон имеет юридическую силу лишь в том государстве, в котором он создан. Но условия развития международного экономического и торгового оборота требуют взаимной уступчивости, и местный закон в определенных случаях может применяться и в другом государстве. Физическое лицо может быть подчинено статуту в трех случаях: в отношении своей личности, своего имущества и в отношении действия. В частности, юридическое положение имущества и защита прав связанных с ним определяется по вещному или реальному ста-

1 Международная коллизия права различных государств и так называемая международная частная юрисдикция, широко употребляемая категория в пору становления МЧП — синонимы в отличие, скажем, от международного публичного права.

туту (statutum reale), при котором действует закон, а при наличии коллизии — (коллизионная привязка) места нахождения вещи (lex rei sitae).

«Теория статутов», с критикой которой выступали многие последующие юристы, разрабатывавшие науку международного частного права [1: с. 101-101], как и другие [3: с. 15-16] теории оказались непригодными для разумного объяснения следующего тезиса: прежде чем защищать законно-приобретенное право с участием иностранного состава, необходимо было решить вопрос, на основании какого именно закона следует судить о законности самого приобретения. И все же неверно пренебрегать опытом статуариев в определении и практических рекомендациях некоторых коллизионных правил, которым мы следуем и сегодня. Так, если говорить о защите субъективного права собственности российского гражданина за рубежом, иностранца, беженца или переселенца в России, то российское законодательство последовательно ориентировано на принцип lex rei sitae. В российском коллизионном законодательстве данный принцип применяется для решения коллизионных вопросов как с недвижимым, так и, с некоторыми изъятиями, и с движимым имуществом. В свое время один из основоположников российского гражданского и международного частного права Д.И. Мейер писал: нет достаточного основания, по которому движимое имущество должно следовать другим определениям, чем недвижимое [6: с. 67]. В российском коллизионном законодательстве принципу lex rei sitae придается значение исходного начала для регулирования права собственности на недвижимое и движимое имущество в ст. 1205 Гражданского кодекса РФ и ст. 164 Основ гражданского законодательства 1991 г. Именно это начало закреплено в ст. 1205 и применимо к регулированию права собственности и иных вещных прав на недвижимое и движимое имущество, а также их осуществление и защиту.

Так, перемещение движимого имущества из одной страны в другую само по себе не влечет автоматического прекращения уже возникшего в отношении этого имущества вещного права. Это правило действует и тогда, когда законодательство страны, в которую перемещено имущество, исключает его из гражданского оборота. Таким образом, право собственности, возникшее в одной стране, не только остается за собственником, но и подлежит защите на основе законодательства страны нахождения имущества.

На смену «теории статутов» пришла германская школа Ф.К. Савиньи, прямая линия которой ведет к двум крупнейшим исследователям конфликтного права второй половины XIX и начала XX века — Бару и Цительману. Но если первый из них тесно примыкает к Ф.К. Савиньи, то Цительман в поисках «конфликтного принципа» идет совершенно самостоятельным путем. Замечательный отечественный коллизионист А.Н. Макаров пишет о теории Цительмана: «признав дедуктивную бесплодность конфликтного принципа Савиньи, он не отказывается от попытки такой принцип отыскать» [7: с. 43].

Ход его рассуждений таков. Всякий спор о праве гражданском сводится к спору о том, приобретено или утрачено определенное субъективное право.

Как известно, всякое субъективное частное право является предоставленным государственным законом правомочием и только то государство может предоставлять это правомочие или лишать его, которое располагает правом распоряжаться объектом этого правомочия. «Для разграничения пределов правовой компетенции отдельных государств, — продолжает А.Н. Макаров, — Ци-тельман прибегает к двум основным принципам международного права — к принципам личного и территориального верховенства» [7: с. 42]. Так, в силу личного верховенства — каждое государство издает гражданско-правовые законы для своих граждан, где бы они не находились, а в силу верховенства территориального — каждое государство наделяет частноправовыми полномочиями всех, находящихся в пределах его государственных границ, независимо от их гражданства. Отсюда вытекает следующее положение: опираясь на эти два принципа, можно сделать заключение о пределах компетенции каждого данного государства в области наделения теми или иными субъективными частными правами, и, наоборот, исходя из каждого данного утверждаемого субъективного частного права, можно заключить, опираясь на те же прници-пы, о компетентном гражданском законе того или иного государства. Именно таким путем разграничение сфер законодательных компетенций отдельных государств по принципам международного права возводится в основной принцип прав коллизионного права по интересующей нас проблеме.

Для того чтобы пояснить мысль Цительмана, А.Н. Макаров приводит примеры конкретного применения его исходных положений. Первый из них. «Все субъективные права, содержание которых сводится к возможности осуществления власти над лицом или к возможности требований с его стороны определенных действий, подлежат обсуждению по законам того государства, к которому, в силу его личного верховенства, принадлежит подвластное лицо, другими словами личный закон подвластного» [7: с. 44]. Второй пример. «Все субъективные права, предоставляющие непосредственное властвование над вещью, должно обсуждаться по законам того государства, в пределах которого эта вещь находится, уже в силу территориального верховенства подлежащего государства» [7: с. 44]. Это положение имеет решающее значение для разрешения коллизий в области вещного права. Третий пример. Все права, «имеющие своим содержанием действия, не относящиеся непосредственно к определенному лицу или определенной вещи, должны обсуждаться по закону того государства, в пределах которого подлежащее действие имеет осуществляться, — опять-таки в силу территориального верховенства этого государства» [7: с. 44]. Данный тезис служит Цительману для иллюстрации разрешения коллизий в области нематериальных имущественных прав, т.е интеллектуальной собственности — прав литературной, художественной и промышленной собственности.

Но не только германская школа пришла на смену «теории статутов» в XIX веке. Так называемая романская школа, возникшая первоначально, как и школа статуариев, в Италии и затем нашедшая своих последователей

в Бельгии и Франции, по праву называется романской. Ее родоначальником был Манчини. Национальное частное право индивида, полагал Манчини, является столь же неотъемлемым его достоянием в международных отношениях, сколь неотъемлемо его право личной свободы в отношениях внутренне государственных. Законы, изданные французским законодателем для граждан Франции, должны следовать за французами и за границу, а исключением из этого общего правила действия национального закона является лишь территориальность местного «публичного порядка» [7: с. 46]. Следовательно, приоритет национального закона при разрешении коллизий в области субъективных прав физических лиц строится Манчини не на практическом интересе того или иного государства, а на прочном принципиальном тезисе.

Несмотря на накопленный опыт в деле коллизионного регулирования защиты субъективных прав физических лиц, среди цивилистов, отмечает Е.В. Сергеева, не существует единого мнения относительно содержания как самого данного понятия, так и форм защиты гражданских прав [11: с. 72]. И это при том, когда сама философия современного международного частного права, арсенал коллизионных норм и привязок, а, следовательно, и способы защиты субъективных прав его субъектов претерпели серьезные изменения. Так, внедрение в российское МЧП новых коллизионных норм и концепций в области коллизионного права, сконцентрированных в VI разделе 3-й части Гражданского кодекса Российской Федерации «Международное частное право», других актах существенным образом облегчает вопрос выбора компетентного правопорядка для защиты субъективных прав физических лиц России — участников международного коммерческого оборота.

Обязанность суверенных государств, устраивающих весь внутренний порядок своей жизни, правовой в том числе, в соответствии со своими разумными интересами и справедливостью, состоит в том, чтобы создавать наиболее благоприятные законодательные возможности для решения коллизионных вопросов в ходе защиты субъективных прав граждан, связанных в своей коммерческой деятельности с правом другого государства. Но в современных условиях юристов по-прежнему беспокоит вопрос как определить наиболее разумный и обоснованный принцип «прикрепления» отношений международного частного права к национальной или иностранной правовой системе. Американские коллизионисты Е.А. Охара и Л.Е. Рибстейн [10: р. 51-52] предложили разработанную ими новую систему выбора права, ориентированную на защиту в основном частных, а не государственных интересов. По их мнению, стороны должны иметь возможность совершенно свободно выбирать право, применимое к их отношениям. В отсутствие договоренности между сторонами по этому вопросу суд должен руководствоваться нормами, которые облегчают выбор права сторонами или в качестве применимого выберет право, которое стороны, вероятно бы, избрали. Такой подход основывается на нормах, дающих возможность сторонам с меньшими потерями определить

право, применимое к их взаимоотношениям. Но есть и другая сторона морально-правового характера, на которую указывает Е.В. Кабатова: «необходимо не просто определить с помощью коллизионных норм применимое право, но учитывать, к каким последствиям это приведет, какие материально-правовые нормы будут применены и будет ли конкретное отношение урегулировано наиболее разумно и справедливо» [4: с. 50-58].

Возвращаясь к тезису, высказанному Е.В. Сергеевой, скажем и о том, что понятие защиты субъективных прав в материально-правовом отношении в международном частном праве связано с самим содержанием субъективного гражданского права в России. Сложность и многоаспектность понятия «субъективное право» объясняет возможность его неоднозначного толкования. Так, в теории права России давно озвучена и устоялась точка зрения, что субъективное право является мерой дозволенного поведения, мерой возможного поведения либо возможным поведением [10: с. 143]. Есть попытки выделения видовых признаков данного понятия. Например, О. Ломидзе выделяет такой признак субъективного права, как связь субъективного права с правом обыденным [5: с. 2-12]. А.В. Малько в свою очередь раскрывает данное понятие через обеспеченность противостоящими обязанностями, позволяющую отграничить субъективное право от интереса [8: с. 31-42]. О. Ломидзе в дополнение к сказанному называет и такой юридический признак субъективного права, как установление субъективного права относительно поведения конкретного субъекта через его взаимодействие с другими лицами [5: с. 4].

Подводя итог высказанным положениям, Е.В. Сергеева резонно замечает: «правомочия, возникающие у управомоченного лица в связи с нарушением его субъективного права, могут быть дифференцированы в зависимости от формы осуществления права на защиту» [11: с. 72]. Это может быть обращение к уполномоченным органам государства или правомочия действовать по защите своих субъективных прав самостоятельно [11: с. 72].

В международном частном праве, объекты регулирования в котором пересекают границы, обращение к государственным органам зачастую бывает бесперспективным занятием. Но государства, территории которых связывают возникшие на практике коммерческие или общественные (например, семейно-брачные) отношения между их гражданами могут помочь компетентным коллизионным законодательством, так как в данных государствах правила защиты субъективных прав могут быть различными. На наш взгляд, в международном частном праве могут применяться формы, сформулированные А.А. Добровольским и С.А. Ивановым, — исковую и неисковую формы защиты субъективных прав в зависимости от того, нужна ли для рассмотрения правовых требований специальная, установленная законом процессуальная форма [2: с. 25]. Полагаем также, что в международном частном праве может применяться юрисдикционная форма в судебном и административном порядке и неюрисдикционная — самозащита субъективного права [12: с. 268-270].

Известно, что самозащита включает в себя меры оперативного воздействия и потому вполне применима к ситуации, когда необходимо защитить субъективные права российского гражданина за рубежом и иностранца в России без обращения к компетентным органам государства, так как средства правоохранительного характера применяются к правонарушителю непосредственно самим уполномоченным лицом. Такие меры в гражданско-правовой науке называются организационными мерами или организационными санкциями, которые, как правило, связаны с обязательственными правоотношениями.

Принято считать, что к мерам оперативного воздействия относятся:

- исполнение управомоченным лицом работы, не выполненной должником, но за счет последнего (например, устранение недостатка товаров — п. 1. ст. 475 ГК РФ);

- обеспечение встречных требований платежей (например, задержка выдачи груза получателю или его отправление до внесения всех причитающихся платежей — п. 4. ст. 790 ГК РФ);

- отказные меры (например, одностороннее расторжение договора при неправомерном поведении контрагента — п. 3. ст. 723 ГК РФ);

- расчетно-кредитные меры (например, перевод неисправного плательщика на аккредитивную форму расчетов);

- удержание вещи, подлежащей передаче должнику (например, ст. 359-360) [13: с. 74].

В заключение вынуждены отметить, что в российском законодательстве четкого определения понятия способа защиты субъективных гражданских прав пока не существует. Сам же перечень способов защиты гражданских прав (см.: ст. 12 ГК РФ) нельзя признать научно обоснованным в силу того, что некоторые из них перекрывают друг друга, а такая форма защиты, как самозащита признана одним из ее способов.

Литература

1. Брун М.И. Очерки истории конфликтного права / М.И. Брун. - М.: Типография Лисснера и Д. Собко, 1915. - 106 с.

2. Добровольский А.А. Основные проблемы исковой формы защиты права / А.А. Добровольский, С.А. Иванов. - М.: МГУ, 1979. - 25 с.

3. Иванов Н. Основания частной международной юрисдикции / Н. Иванов. -Казань: Изд-во Казанского универ., 1865. - 83 с.

4. Кабатова Е.В. К вопросу о современных проблемах международного частного права / Е.В. Кабатова // Государство и право. - 2000. - № 8. - С. 50-58.

5. Ломидзе О. Отчуждение обязательственных прав / О. Ломидзе // Хозяйство и право. - 2002. - № 6. - С. 2-12.

6. Мейер Д.И. Русское гражданское право. Чтения Д.И. Мейера. Вып. 1. Общая часть / Д.И. Мейер. - Казань: Изд-во Казанского универ., 1997. - 90 с.

7. Макаров А.Н. Основные начала международного частного права (по изд. 1924 г.) / А.Н. Макаров. - М.: Юридическое изд-во, 1924. - 151 с.

8. Малько А.В. Субъективное право и законный интерес / А.В. Малько // Правоведение. - 2000.- № 3.- С. 31-42.

9. Матузов Н.И. Личность. Права. Демократия. Теоретические проблемы субъективного права /Н.И. Матузов. — Саратов: Издат-во Саратовского универ.. 1982. - 293 с.

10. Ohara E.A. From politics to tfficiency in choice of law / E.A. Ohara, L.E. Ribstein. -The universiti of Chikago law rev, 2000. - 81 р.

11. Сергеева Е.В. Защита гражданских прав субъектов предпринимательской деятельности / E.B. Сергеева // Право и государство. Теория и практика. - 2006. -№ 3.- С. 71-78.

12. Сергеева Е.В. Гражданское право: учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. - Ч. I. - 2-е изд. - М.: МГУ, 1996. - 314 с.

Krivenky A.I.

The Protection of Physical Persons’ Legal Rights in International Private Law, Historical and Contemporary Aspects

The article is devoted to the analysis of such notions as legal rights in international private law, ways of protecting it within the limits of international jurisdiction, i.e. the international conflict of law. The initial basis for the protection of the legal jus ed rem fixed in the Russian legislation is the law of the country of the location of a thing and the ways of protection of these rights are the suit form, non-suit form, jurisdictional form in legal and administrative processes and personal self-defense.

Key-words: legal rights; absolute; relative; jurisdiction; conflict of law; physical person; subject; statute; property; persona; real; eligibility; conflict regulation; regulation; suit; non-suit; personal self-defense.

References

1. BrunM.I. Ocherki istorii konfliktnogo prava / M.I. Bran. - M.: Tipografiya Lissnera i D. Sobko, 1915. - 106 s.

2. Dobrovol’skij A.A. Osnovny’e problemy’ iskovoj formy’ zashhity’ prava / A.A. Dobrovol’skij, S.A. Ivanov. - M.: MGU, 1979. - 25 s.

3. Ivanov N. Osnovaniya chastnoj mezhdunarodnoj yurisdikcii / N. Ivanov. - Kazan’: Izd-vo Kazanskogo univer., 1865. - 83 s.

4. KabatovaE.VK voprosu o sovremenny’x problemax mezhdunarodnogo chastnogo prava / E.V. Kabatova // Gosudarstvo i pravo. - 2000. - № 8. - S. 50-58.

5. Lomidze O. Otchuzhdenie obyazatel’stvenny’x prav / O. Lomidze // Xozyajstvo i pravo. - 2002. - № 6. - S. 2-12.

6. Mejer D.I. Russkoe grazhdanskoe pravo. Chteniya D.I. Mejera. Vy’p. 1. Obshhaya chast’/ D.I. Mejer. - Kazan’: Izd-vo Kazanskogo univer., 1987. - 90 s.

7. Makarov A.N. Osnovny’e nachala mezhdunarodnogo chastnogo prava (po izd. 1924 g.) / A.N. Makarov. - M.: Yuridicheskoe izd-vo, 1924. - 151 s.

8. Mal’koA.V Sub’’ektivnoe pravo i zakonny’j interes / A.V. Mal’ko // Pravovedenie. -2000. - № 3. - S. 31-42.

9. MatuzovN.I. Lichnost’. Prava. Demokratiya. Teoreticheskie problemy’ sub’’ektivnogo prava / N.I. Matuzov. - Saratov: Izd-vo Saratovskogo univer., 1982. - 293 s.

10. Ohara E.A. From politics to tfficiency in choice of law / E.A. Ohara, L.E. Ribstein. -The universiti of Chikago law rev, 2000. - 81 p.

11. Sergeeva E.V. Zashhita grazhdanskix prav sub’’ektov predprinimatel’skoj deyatel’nosti / E.V. Sergeeva // Pravo i gosudarstvo. Teoriya i praktika. - 2006. - № 3. -

S. 71-78.

12. Sergeeva E.V. Grazhdanskioe pravo: uchebnik / Pod red. A.P. Sergeeva, Yu.K. Tolstogo. - Ch. I. - 2-e izd. - M.: MGU, 1996. - 314 s.