CC BY
749
непреодолимо исходит от прав и обязанностей каждой нации защитить ее собственные устои {subjects) от причинения вреда {injury) в результате несправедливого и наносящего ущерб влияния иностранных законов 1. Для реализации этого принципа возможны следующие средства: императивные нормы, сверхимперативные нормы, оговорка о публичном порядке.
Предложенная концепция, безусловно, не претендует на всеобъемлющую полноту и, вероятно, потребует своей корректировки.
Следует отметить, что активизировавшееся внимание российской науки международного частного права к правовым принципам отрасли находится в русле современных тенденций в законодательстве. Признаком правовых актов наиболее значимого характера {например, ГК, СК, ТК, НК) стало непременное включение принципов {или исходных начал) правового регулирования. Иностранные кодифицированные акты по МЧП обязательно включают раздел общих положений, отражающий главное, соответствующее реалиям направление правового регулирования.
В пояснительной записке к проекту раздела VI «Международное частное право» ГК РФ содержалось следующее положение: «Включенные в раздел VI проекта нормы направлены на обеспечение стабильности, предсказуемости и гибкости правового регулирования гражданско-правовых отношений, осложненных иностранным элементом»2. Озвученная таким образом генеральная идея создания системы российского МЧП позволяет говорить о своевременности доктринального выявления и законодательного закрепления новых принципов международного частного права.
K.H. Семисорова,
соискатель МГЮА
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ КОЛЛИЗИОННЫХ НОРМ В МЕЖДУНАРОДНОМ ЧАСТНОМ ПРАВЕ В XXI в.
Абсолютной истиной является то, что коллизионно-правовое регулирование частных правоотношений, осложненных трансграничным элементом, является ядром международного частного права {далее — МЧП). Иллюзия о возможности разработки единого международного нормативного правового акта в данной сфере регулирования, некоего кодекса МЧП, еди-
1 Цит. по'^оікеп P. How Common are the General Principles of Private International Law? America and Europe compared // Yearbook on Private International Law. Vol. I. Kluwer Law International. 1999. Р. 94—97. Ссылка на раб. Story J. A Treatise on the Conflict of Laws, Foreign and Domestic, Boston, 1834.
2 Пояснительная записка к проекту № 104371-3 части третьей Гражданского кодекса // СПС «Гарант».
ного для всех государств1, снимающего саму проблему коллизии законов, давно канула в лету в силу объективных причин. Ни для кого не секрет, что каждое государство обладает характерными особенностями исторического, национального и культурного развития. Более того, существуют разные экономические и геополитические предпосылки, обусловливающие различную потребность в МЧП у разных государств. Необходимость обеспечения особо бережного отношения к национальному правовому полю и суверенитету государства приводит к неучастию многих государств в международных унифицирующих договорах, и потому процесс унификации откладывается, а это не может не требовать активного участия коллизионных норм в регулировании отношений, в том числе и необходимости детальной их разработки.
Российская доктрина в последнее время обращает пристальное внимание на тенденции эволюционных изменений коллизионного регулирования МЧП, которые касаются как всей совокупности трансграничных частных правоотношений, так и отдельных подотраслей и институтов МЧП. Поскольку обобщение доктрины, как правило, всегда облегчает саму задачу последующего правотворчества, представляется важным осветить концепции отдельных представителей российской доктрины МЧП по вопросу основных тенденций развития коллизионных норм. Вот лишь некоторые из них.
Не так давно в доктрине была отмечена тенденция к «материализации коллизионного регулирования»2. Е.В Кабатова, например, не без оснований говорит об установлении новых целей коллизионного права, в качестве которых видится «не просто нахождение применимого права, но нахождение такого варианта урегулирования конкретного правоотношения или спора», который учитывал бы результат применения материально-правовых норм «в целях достижения наиболее справедливого и оптимального исхода рассмотрения конкретного дела». Это приводит к включению в метод регулирования МЧП категорий, обеспечивающих учет конкретных обстоятельств дела и достижение справедливого результата3, т.е. обеспечивается гибкость коллизионного регулирования, которая достигается с помощью различных средств.
Из предыдущей тенденции логически вытекает направление развития коллизионно-правового способа в сторону более гибкого регулирования правоотношений. Становление специального, присущего только данной отрасли права, основополагающего принципа МЧП — принципа наиболее тес-
1 См., например: Садовский О. Основы частного международного права и применение их в области наследования. Варшава, 1903. С. 10—11.
2 См.: ТолстыхВ.Л. Международное частное право: коллизионное регулирование. СПб., 2004. С. 163-168.
3 Кабатова Е.В. К вопросу о современный: проблемах международного частного права // Государство и право. 2000. № 8. С. 56-57.
ной связи (proper law) признано не только доктринально, это отражено как в практике, так и в законодательстве государств
Следует отметить, что принцип наиболее тесной связи, появившийся изначально в англо-американской практике в качестве коллизионной привязки в сфере регулирования договорных (proper law of the contract, applicable law of a contract)1, а затем и деликтных отношений (proper law of the tort)3, выступающий сейчас как принцип формирования содержания коллизионных норм4, так и принцип автономии воли, о котором речь пойдет далее, эволюционировал в общие коллизионные принципы, применимые практически для всех регулируемых МЧП отношений. Возможно, в не столь отдаленном будущем появятся и другие коллизионные принципы, которые получат такое же признание5.
Помимо «гибкой коллизионной нормы» proper law, в качестве яркой черты современных кодификаций является «использование принципа lex benigni-tatis: при решении вопроса о применимом праве судья должен руководствоваться тем, которое является более благоприятным для статуса лица, действительности состояния или правоотношения», для достижения наилучшего материально-правового результата при применении коллизионных норм6.
1 Законодательное признание принципа наиболее тесной связи в качестве единого коллизионного начала и основополагающего принципа МЧП впервые было закреплено в Австрии в Законе о международном частном праве 1978 г. В настоящий момент принцип наиболее тесной связи практически единодушно признан доктриной МЧП, в том числе и отечественной (несмотря на то, что он не закреплен в указанном качестве в законодательстве России). Подробнее см.: Дмитриева Г.К. Новые подходы в правовом регулировании трансграничных внедо-говорных обязательств по международному частному праву России // Lex Russica. 1006. № 6. С. 1111; Богуславский М.М. Международное частное право. Учебник. М., 1004. С. 88, 90; Кабатова Е.В. Указ. соч. С. 57—58; Ходыкин P.M. Принципы и факторы формирования содержания коллизионных норм в международном частном праве. Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1005. С. 7686; Шулаков А.А. Эволюция содержания и значения принципа «наиболее тесной связи» в МЧП // Право и образование. 1006. № 3. С. 104—114.
2 Collier J.G. Conflict of Laws. Cambridge University Press. 1001. Р. 191; Erwin Spiro. The Proper Law of the Contract and Renvoi: Further Comments on the Amin Rasheed Shipping Case // The International and Comparative Law Quarterly, Vol. 33, No. 1 (Jan., 1984). P. 199—101.
3 Amos Shapira. A Transatlantic Inspiration: The «Proper Law of the Tort» Doctrine // The Modern Law Review, Vol. 33, No. 1 (Jan., 1970). P. 17—33.
4 Ходыкин P.M. Принципы и факторы формирования содержания коллизионных норм в международном частном праве. С. 76.
5 Например, в практике США принцип «благоприятствования» сделке — favor negotii «получил самое широкое использование (Rule ofValidation) и считается даже одним из основных начал, в особенности для разрешения междуштатных коллизий (Ehrenzweig. § 175)». (См.: Луни, Л.А. Курс международного частного права. В 3 т. Общая часть. М., 1001. С. 115—116).
6 Международное частное право: Иностранное законодательство / Сост. А.Н. Жильцов, А.И. Муранов. М., 1001. С. 37, 41. Также об этом см.: Андрианова М.А. Аспект трудовых отношений в международном частном праве. О некоторых вопросах коллизионного метода регулирования трудовых отношений с участием иностранцев // Актуальные проблемы международного частного и гражданского права. Сборник статей /Под ред. С.Н. Лебедева. М., 1006. С. 15— 16; Ходыкин P.M. Принцип защиты прав и свобод человека и его влияние на содержание коллизионных норм // Актуальные проблемы международного частного и гражданского права. Сборник статей /Под ред. С.Н. Лебедева. М., 1006. С. 153—159.
Большая гибкость коллизионного регулирования, помимо всего прочего, достигается еще за счет разработки «разветвленной совокупности (системы) коллизионных правил, которые вбирают в себя специфику фактических составов и разнообразие подлежащих регулированию отношений, учитывают отдельные их особенности»1, т.е. регулирование с помощью альтернативных коллизионных норм.
Lex voluntatis как формула прикрепления оформилась в законодательстве сравнительно недавно (конец XIX в.). Вплоть до начала XXI в. использование автономии воли в качестве коллизионного принципа было возможно только для регулирования лишь одной группы частных правоотношений — договорных обязательств1. Мало кто мог предположить, что, став общепризнанной генеральной коллизионной привязкой3 для последних, автономия воли будет регулировать трансграничные частноправовые отношения и в других сферах, в том числе трудовых (в качестве генерального коллизионного принципа)4 и даже внедоговорных трансграничных правоотношений, что в недавнем прошлом не представлялось вообще возможным.
Учитывая столь обширную сферу применения, принцип автономии воли необходимо признать в качестве одного из основополагающих коллизионных принципов МЧП5.
Дифференщащя и усложнение коллизионных норм. Процесс эволюционного изменения и увеличения разнообразия трансграничных частноправовых отношений, происходящий в силу стремительного развития гражданского оборота, изменений в политической, экономической и социальной
1 Ануфриева Ё.Л.Международное частное право. Общая часть. М., 1001. С. 108. Также см.: Международное частное право: Учебник / Отв. ред. Г.К. Дмитриева. — 1-е изд. М., 1001. С. 114—115; Нешатаева Т.Н. Международное частное право и международный гражданский процесс: Учебный курс в трех частях. М., 1004. С. 91 и др.
1 См.: Международное частное право: Учебник / Отв. ред. Г.К. Дмитриева. 1-е изд. М., 1001. С. 130.
3 В данной работе нет возможности рассмотреть и проанализировать различные теории о природе автономии воли в МЧП (подробнее см.: Макаров А.Н. Основные начала МЧП (переиздание 1914 г.), М., 1005. С. 109—111; Садиков О.Н. Нормы международного частного права и методы регулирования. Международное частное право: современные проблемы / Под ред. М.М. Богуславского М., 1993. Кн. 1. С .153, Рубанов А.А. Принцип автономии воли. Международное частное право: современные проблемы / Под ред. М.М. Богуславского М., 1993. Кн. 1. С. 165—181; Ерпылева Н.Ю. Международное частное право России // Гражданин и право. 1001. № 7/8, 9/10. Правовая платформа «Гарант»; Толстых В.Л. Указ. соч. 114—155 и т.д.
4 Иногда с учетом специфики трудового контракта и трудовых отношений как таковых возможно ограничение автономии воли в пределах защиты интересов слабой стороны. Также в качестве пределов применения lex voluntatis указывается необходимость локализации автономии воли (т.е. наличие тесной связи выбранного сторонами закона с трудовым отношением). Однако, по утверждению А.М. Андриановой, «существует тенденция к снятию каких-либо ограничений с выбора сторон» в данной области регулирования (Австралия, Канада, Англия, ФРГ, Чехословакия и др.). См.: Андрианова М.А. Указ. соч. С. 14—10.
5 Звеков В.ДМеждународное частное право. Курс лекций. М., 1999. С. 191—191.
сферах, как каждого отдельного государства, так и всего международного сообщества в целом, неизменно приводит к появлению пробелов в правовом регулировании и требует необходимости детальной, адекватной современным условиям проработки. Совершенствование законодательства и практики применения в этой области одна из главных задач современного МЧП.
Способствующая усложнению коллизионных норм, приводящая в итоге к усложнению всей системы коллизионного права государства тенденция к «дифференциации коллизионных норм с учетом сферы их действия, которую определяет объем коллизионной нормы»1, оформилась лишь к началу XXI в.2, что указывает на пока еще недостаточное количество предметных исследований в этой области.
С вышеуказанным процессом тесно связана еще одна тенденция — внутриотраслевая и внутриинституционная специализация, которая, являясь одним из новейших течений МЧП, характеризует приспособление коллизионных норм к конкретным видам трансграничных частноправовых отношений. Сюда же можно включить и разработку специальных коллизионных норм для регулирования конкретных подразделений МЧП.
Так, по мнению Г.К Дмитриевой, «деление коллизионных норм на генеральные (основные) и субсидиарные (вспомогательные, или дополнительные) связано с нормативной конкретизацией». Генеральные и субсидиарные коллизионные нормы действуют в одной (единой) правовой категории норм, норм отраслей, что не исключает их действия и по отдельным институтам. «Дальнейшая дифференциация объема коллизионных норм, особенно применительно к тем из них, которые содержат разнородные субинституты», а также в рамках сравнительно узких институтов (в частности, отдельных договоров) «ведет к так называемому расщеплению (дроблению) коллизионной привязки»3. В случае невозможности использования главного правила, если «имеется еще одно или несколько других предписаний, близких по своему существу к основному, выбор применимого права осуществляется на основании последнего (или последних)», которые нередко бывают соподчинены друг другу4. То есть, если раньше мы шли по пути «расщепления» на генеральные и субсидиарные нормы, то сейчас мы «расщепляем» и субсидиарные коллизионные нормы, в процессе чего появляется новый вид коллизионных норм, которые будут действовать в очень конкретных, возможно даже еще складывающихся институтах и институтах,
1 Садиков О.Н. Указ. соч. С. 149.
2 См.: Международное частное право: Учебник / Отв. ред. Г.К. Дмитриева. 2-е изд. М., 2002. С. 119—120, 125.
3 Садиков О.Н. Указ. соч. С. 150.
4 Ануфриева Л.П. Указ. соч. С. 215.
которые до сих пор не были подвергнуты регулированию. На данном этапе исследования такие нормы условно можно назвать «суб-субсидиарными» или «под-субсидиарными». В качестве особенности соподчиненных «дополнительных (субсидиарных) коллизионных норм» О.Н. Садиков выделял установление этих норм «пока только для отношений договорного права, очевидно с учетом того, что именно в этой области возникают наиболее сложные коллизионные вопросы»1.
Таким образом, современное МЧП эволюционирует с помощью механизма расщепления, как объемов коллизионных норм, так и коллизионных привязок. Первый процесс ведет к увеличению количества коллизионных норм, второй же (условно назовем его процесс «расщепления расщеплений») способствует усложнению структуры коллизионной нормы (расщепление субсидиарных норм на «суб-субсидиарные» или «под-субсидиарные»). Это в итоге дает нам возможность получить еще более конкретизированные коллизионные нормы, предназначенные для непосредственного регулирования трансграничных отношений определенного вида или подвида.
Приведем краткий обзор вышеуказанных эволюционных изменений коллизионных норм в зависимости от отраслевой принадлежности.
По меткому наблюдению многих авторов, в том числе Н.А. Шабановой, Г.Ю. Федосеевой, практика показывает, «что брачно-семейные отношения «не выдерживают» унификации материально-правовых норм в силу доминирующих в этой сфере национальных традиций и религиозных обычаев»1. В российском правовом поле тенденция к дифференциации коллизионных норм также прослеживается в области трансграничных отношений в сфере брака и семьи: раздел VII Семейного кодекса РФ 1995 г. закрепляет двусторонние коллизионные нормы, «в которых для каждого объема сформулирован свой коллизионный принцип: закон гражданства — для условий заключения брака; закон места совершения акта — для расторжения брака с участием граждан на территории иностранного государства. закон совместного места жительства — для определения прав и обязанностей родителей и детей.»3.
Что касается правового регулирования вопросов трудовых отношений, осложненных иностранным элементом, по свидетельству А.С. Довгерт, «до недавнего времени в данной области применялись общие коллизионные начала МЧП» в силу генетической близости трудового права и гражданского4. Однако, как отмечает М.А. Андрианова, подход к трансграничным тру-
1 Садиков О.Н. Указ. соч. С. 164.
1 Федосеева Г.Ю. Эволюция российского коллизионного регулирования в сфере трансграничных брачно-семейных отношений // Lex Russica. 1006. № 4. С. 781.
3 Федосеева Г.Ю. Указ. соч. С. 788.
4 Цит. по: Андрианова М.А. Указ. соч. С. 10.
довым отношениям за последние три десятилетия изменился, что повлияло на включение во многие крупные национальные кодификации в области МЧП специальных положений относительно применения права к указанным отношениям '. Следует обратить внимание на использование таких коллизионных привязок, как lex loci laboris {закон места выполнения работы — «считается наиболее подходящим связующим фактором для большинства типичных трудовых правоотношений»2) и lex loci delegationis {закон места нахождения юридического лица — работодателя), что свидетельствует о специализации коллизионного регулирования на различных уровнях регулирования.
Проблеме правового регулирования внедоговорных трансграничных обязательств, по свидетельству Г.К. Дмитриевой, доктрина не уделяет должного внимания, несмотря на то, что «деликтные обязательства часто становились испытательным полигоном, на котором формулировались и шлифовались те правила, из которых прорастали новации современного МЧП»3, «именно в этой области МЧП «рождаются» многие концепции, применяемые впоследствии повсеместно»4.
Коллизионно-правовое регулирование внедоговорных обязательств, осложненных иностранным элементом, является частным подтверждением общей тенденции МЧП к дифференциации коллизионных норм. Несмотря на продолжительную историю существования указанных отношений в правовом поле МЧП, длительное время указанные отношения «сводились к обязательствам по возмещению вреда от неправомерных действий {деликтов)»5 и обсуждались по закону места совершения правонарушения6. Теперь «для каждого вида и даже подвида внедоговорных обязательств предусматриваются свои коллизионные правила. Появились новые объемы коллизионных норм, которые учитывают особенности фактических обстоятельств, характерных для разных вариантов обязательств. Для каждого специфического объема формируется своя коллизионная привязка, в результате чего создается целая развернутая система коллизионных норм в рассматриваемой области»7. Таким образом, в настоящее время эта сфера регулиро-
1 Там же. С.11.
2 Там же. С.22.
3 Дмитриева Г.К. Новые подходы в правовом регулировании трансграничных внедоговорных обязательств по международному частному праву России // Lex Russica. 2006. № 6. С. 1107.
4 Кабатова E.B. Модернизация коллизионного регулирования деликтов // Хозяйство и право. 2004. №1. С.108.
5 «Выделение из деликтов других видов внедоговорных обязательств оформилось юридически только во второй половине XX в.». См.: Дмитриева Г.К. Указ. соч. С. 1107.
6 Как свидетельствовал в начале XX в. А.Н. Макаров, «в литературе, начиная со второй половины XIX ст., подчинение обязательства, основанного на правонарушении, закону места учинения этого правонарушения, не возбуждает уже сомнений». См.: Макаров А.Н. Указ. соч. С. 116.
7 Дмитриева Г.К. Указ. соч. С. 1110.
вания внедоговорных трансграничных обязательств подтверждает тенденцию к постепенному приспособлению к гибкому способу более прогрессивного регулирования на основе принципов автономии воли сторон (пусть даже в большинстве случаев ограниченной) и необходимости защиты интересов потерпевшего как «слабой» стороны '. Кроме того, немаловажным является тот факт, что специфика этих отношений непосредственно влияет на специализацию основных коллизионных норм, регулирующих данный вид трансграничных частноправовых отношений, такие нормы всегда будут тяготеть к этому виду отношений. На протяжении долгого периода в качестве общего принципа регулирования выступала привязка lex loci delicti commissi, сейчас наметился отход от общего принципа в пользу привязки lex loci injuri-ae, обозначающей применение права страны места наступления вредоносных последствий, что, несомненно, соответствует современному развитию МЧП, учитывая необходимость более адекватной защиты прав пострадавших в деликтных трансграничных отношениях 1.
Обращая внимание на «появление нового социально-правового феномена: «виртуальной реальности» — совокупности социальных связей, возникающих в результате особого способа взаимодействия субъектов — «электронного взаимодействия»», следует отметить очень скудное правовое регулирование в этой области как в пределах национальных правовых систем, в том числе и в России, так и на международном уровне. Новейшее исследование коллизионно-правового регулирования трансграничных гражданских правоотношений, возникающих в процессе электронного взаимодействия, проведенное в Московской государственной юридической академии А.С. Мальцевым, выявило, что существует объективная необходимость в приспособлении уже существующих коллизионных норм к регулированию отношений в данной специфической среде, предпосылок создавать специальное регулирование автор не увидел, с чем в дальнейшем согласилась официальный оппонент доктор юридических наук Н.Ю. Ерпылева: «Действия в виртуальном мире порождают те же самые общественные отношения, что имеют место в реальном, «физическом» мире». А.С. Мальцев предложил соответствующее условиям современной действительности приспособление коллизионного регулирования институтов договорного и внедоговорного характера, выдвинув интересную идею о локализации правоотношения по «генеральному иностранному элементу», в качестве которого для трансграничных правоотношений в сфере электронного взаимо-
1 См.: Дмитриева Г.К. Указ. соч. С. 1109—1112, 1115; Кабатова Е.В. Указ. соч. С. 111— 112, 116—117; Банковский А.В. Деликтные обязательства в международном частном праве: Ав-тореф. дис....канд. юрид. наук. М. 2002. С. 3—5, 9—10.
2 См.: Банковский А.В. Указ. соч. С. 10, 24—25.
действия определил субъекта этого отношения, поскольку природа данного вида отношений такова, что другие элементы отношения (объект и юридический факт) могут быть не локализуемы территориально. Для целей установления применимого права в этом случае может быть использована модификация генерального иностранного элемента («персонализация» объекта или юридического факта с помощью приема юридической фикции)1. Такое приспособление и дальнейший поиск адекватного коллизионно-правового регулирования отношений, возникающих в сфере электронного оборота, определенно приведет к дифференциации коллизионного регулирования.
В связи с вышеизложенными тенденциями коллизионно-правового регулирования — материализацией коллизионного регулирования, эволюцией коллизионных норм в общие коллизионные принципы, отхода от жесткого коллизионного регулирования, дифференциацией коллизионного регулирования и усложнения структуры коллизионной нормы, а также свойством коллизионных норм приспосабливаться к конкретным отраслям и институтам, представляется необходимым поставить вопрос о формировании усовершенствованной классификации коллизионных норм и выработке новых критериев для классификации. Это позволит отразить современное состояние МЧП в максимально развернутой системе координат, позволяющей увидеть более полную и четкую «картину» современного МЧП; выделить специфику связей между факторами формирования содержания коллизионных норм и трансграничными частноправовыми отношениями, что в свою очередь позволит без лишних трудностей определять относимость конкретной коллизионной нормы к определенному виду (подвиду); выявить основные характеристики коллизионной нормы на современном этапе развития, что в настоящее время является, несомненно, актуальным, поскольку многие из ранее выделявшихся характерных черт, которыми должна обладать коллизионная норма (ясность, осуществимость, определенность, предсказуемость, единообразие результата, защита оправданных ожиданий, политика в конкретной области права2, индифферентность к результату применения конкретного материального права3), теперь, в силу вышеуказанных тенденций эволюции МЧП, оспоримы.
1 Мальцев А.С. Коллизионно-правовое регулирование трансграничных гражданских правоотношений, возникающих в процессе электронного взаимодействия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006.
2 См.: Садиков О.Н. Там же. С. 153—154.
3 Кабатова Е.В. К вопросу о современный: проблемах международного частного права // Государство и право. 2000. № 8. С. 56.
В заключение стоит отметить, что целью данной работы была попытка кратко осветить некоторые тенденции коллизионного регулирования последних десятилетий, обратить внимание доктрины МЧП на вопросы, которые с учетом сложившихся тенденций необходимо будет решать в недалеком будущем.
Н.Г. Осояну,
соискатель МГЮА
КОЛЛИЗИОННЫЙ ПРИНЦИП LEX REI SITAE КАК ОСНОВА
РЕГУЛИРОВАНИЯ ПРАВООТНОШЕНИЙ СОБСТВЕННОСТИ В МЕЖДУНАРОДНОМ ЧАСТНОМ ПРАВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА
Институт права собственности является базовым институтом любой правовой системы, занимая центральное место, прежде всего, в гражданском праве, но при этом оказывая влияние на другие отрасли, в том числе международное частное право (далее — МЧП).
Немецкие авторы X. Кох, У. Магнус и П .Винклер фон Моренфельс замечают, что «большое экономическое и практическое значение международного вещного права прекрасно иллюстрирует все возрастающая потребность в гарантиях кредитования (товарных и банковских кредитов) в трансграничном товарном и денежном обороте. Кроме того, часто встает вопрос о применимом праве, когда речь заходит о покупке недвижимости за границей или о торговле произведениями искусства»1.
Данная область МЧП опирается на классический коллизионный принцип — lex rei sitae (lex situs2), закон места нахождения вещи. Французские авторы Loussouarn и Bourel отмечают, что «в отличие от определения личного статута, которое представляет собой поле боя между национальным законом и законом домициля, в зависимости от того, какого мнения придерживается то или иное государство, реальный статут подобных противоречий не вызывает»3. Lex rei sitae используется, по общему правилу, для определения того, может ли вещь быть предметом права собственности или иного вещного права; к какой категории вещей она относится (в первую очередь, является ли она движимой или недвижимой); каков порядок возникновения, перехода и прекращения вещных прав, а также каков их
1 Кох X., Магнус У., Винклер фон Моренфельс ^.Международное частное право и сравнительное правоведение / Пер. с нем. Ю.М. Юмашева. М.: Международные отношения, 1003. С. 194.
1 См., например, Briggs A. The Conflict of Laws. Oxford, Clarendon Press. 1001. P. 105 и далее.
3 Loussouarn Y., Bourel P. Droit international priv? (7e edition). Paris: “DALLOZ”, 1001. P. 185.
