CC BY
154
Григорьев О.В.
ЗАРОЖДЕНИЕ ОСНОВ ВОЕННОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА В XVI - XVII вв.
Первое упоминание о совершенном воинском преступлении содержится в «Судебнике» за 1550 г. Речь шла о «градском сдавце», то есть воинском начальнике, сдавшем крепость неприятелю. В соответствии с положениями «Судебника» воеводе, совершившему такое преступление, полагалось наказание в виде смертной казни.
Об ответственности военнослужащих за отдельные виды преступлений говорится также в «Уложении о службе» 1556 г. и «Уставе об установлении сторожевой и станичной службы», утвержденном царем 16 февраля 1571 г. в качестве «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» [3, с. 104]. В нем были закреплены важные положения об уголовной ответственности за уклонение от военной службы, а также за «небрежное ее несение сторожами». Так, сторожей, ушедших до смены с указанных для несения службы мест в то время, когда произошло нападение противника на границу, ожидала смертная казнь. В случае неявки воинов в срок для исполнения своих обязанностей на сторожевой линии, их подвергали денежному штрафу. При небрежном несении службы виновные наказывались кнутом.
В 1577 г. было издано дополнительное постановление, относящееся к станичной и сторожевой службе. В нем указывалось, что входившие в состав поместного войска ратники, назначенные для защиты границы государства на случай вражеского нападения и стоявшие в очереди для заступления на посты, не должны отлучаться из мест своего жительства. А получив сведения о приближении противника, они были обязаны явиться на службу немедленно.
Если этот порядок нарушал помещик, то в случае военных действий предусматривалось самое суровое наказание - смертная казнь. В мирное время провинившемуся назначались телесные наказания в виде «бития кнутом» за ослушание и снижение поместного денежного оклада.
Анализ истории российского военного законодательства до начала XVII столетия позволяет сделать вывод, что в то время, когда основу российского войска составляло поместное ополчение, для служилых людей, находившихся в
подчинении князя или помещика, не существовало такого преступления, как оставление места службы. Уголовному наказанию могли подлежать только лица, входившие в состав народного ополчения, создаваемого по особому постановлению вече на период войны для исполнения воинской обязанности.
По мере усиления Московского княжества и формирования централизованного Русского государства право на отъезд из расположения войск стало ограничиваться. В годы правления Ивана Грозного отъезд служилого человека без соответствующего разрешения либо клятвенной записи, поручительства или уплаты неустойки считался изменой.
С установлением обязательной военной службы для большого числа лиц, наделяемых за это поместьями, и учреждением войск постоянно-поселенного характера (городовых казаков, стрельцов и пушкарей), уклонение от службы стало наказуемым преступлением.
Наряду с уклонением от службы и небрежным ее несением, другим характерным для рассматриваемой эпохи видом деяний, признаваемых наказуемыми и преступными, являлось посягательство на существовавшие в войсках отношения к личности и населению, а также имуществу жителей местностей, где дислоцировались или действовали войска. Несмотря на то, что в то время разграбление захваченных территорий и насилие в отношении населения считалось неоспоримым правом победителей, военный начальник по собственному усмотрению мог определить меру наказания подчиненным за проявленную ими чрезмерную жестокость и иные, на его взгляд, антигуманные действия, которые осуществлялись без особого дозволения.
Что же касается судебной власти и порядка отправления правосудия вплоть до XVII столетия, то, как справедливо отмечали исследователи, в Московской Руси повсеместно существовало правило «кто управляет - тот и судит» [2, с. 67]. Тогда право суда принадлежало князьям и их воеводам, а в народных ополчениях - тысяцким. Кроме того, лица, входившие в состав ополчения, за нарушение своих обязанностей могли подлежать, как и все граждане, суду народного вече.
В XVI-XVII вв. подобные дела рассматривались в приказах, которые по своей сути являлись административными органами, выполнявшими разнообразные функции, в том числе и судебные. Полномочия между приказами распределились по роду и предмету дел, по лицам и по определенной территории. Первые указания о существовании приказов относятся к 1497 г. Дальнейшее их развитие
приходится на период правления Ивана IV - время централизации управления. В приказах был сосредоточен весь механизм правительственной управленческой деятельности [5, с. 69].
Каждый приказ управлял порученным ему родом дел и в то же время осуществлял суд над подчиненными ему лицами по подведомственным ему делам. В последующем появились исключительно судебные приказы. Судебно-правовыми приказами были судный и разбойный (сыскной) приказы, а также приказ холопьего суда. Разбойный приказ руководил деятельностью уголовного суда.
В исследуемый период служба в стрелецких полках была наследственной. Так как стрельцы и пушкари имели ряд льгот, то своим местом они дорожили. За малозначительные правонарушения они отвечали перед соответствующими начальниками, за более значительные - перед своими военными приказами (разрядным, стрелецким и пушкарским), а за тяжкие преступления их, как и всех граждан, судили в разбойном или воровском приказах. Такой порядок существовал в мирное время.
В случае объявления войны некоторая часть активного мужского населения привлекалась в ополченские формирования и становилась ратниками. За совершенные правонарушения ратников судил или воеводский суд, или полковой судья. Стрельцов судил суд стрелецких сотенных голов. По существу, воеводский суд и суды полковых судей можно назвать первыми в России военными судами.
В первой половине XVII в. в своей деятельности они руководствовались «Уставом ратных, пушкарских и иных дел» (1621 г.), который был заимствован из «Военной книги» (Kriegsbuch), изданной в Германии в 1575 г. Названный устав содержал нормы как материального, так и процессуального военного права. Его действие распространялось на «ратных людей» и всех тех, кто исполнял при войске вспомогательные функции. Большая часть статей устава касалась регламентации сугубо военных вопросов (тактики, артиллерии и т.д.), но немало их относилось к регулированию устройства и управления войсками. В нем были изложены положения о военно-судебной части, в соответствии с которыми судебная власть в войске была вверена большому полковому воеводе (главнокомандующему - Полевому Маршалу). При нем учреждался «ратный суд», в котором все дела он рассматривал лично или это делал назначенный им полковой судья (стрелецкий сотенный голова).
Артиллерией руководил пушкарский голова, соответственно суд над пушкарями проводился по его распоряжению, но только после доклада Большому полковому воеводе (по современной терминологии - главнокомандующему). В пушкарском разделе устава содержалось 29 статей. В большинстве из них говорилось о преступлениях, совершение которых возможно лишь пушкарями; часть норм касалась и общевоинских преступлений.
Многие пушкарские статьи устава 1621 г. заключали в себе одни предписания и запреты, без определения каких-либо видов наказаний за нарушения, то есть четкой системы, регламентирующей наказания за проступки и преступления по службе, не существовало, а возможность применения наказания зависела в основном от усмотрения соответствующего начальника.
В пушкарских статьях в числе преступлений «со специальным субъектом», за которые назначалось наиболее строгое наказание, предусматривались преступления, связанные с небрежным отношением к орудию. Такие преступления, как отлучка от орудия без разрешения, неисполнение правил содержания орудия в постоянной боевой готовности, растрата необходимых для стрельбы принадлежностей, карались смертной казнью.
Аналогичное наказание полагалось и за такие преступления общевоенного характера, как вступление в отношения с лицами, находящимися на неприятельской стороне, без разрешения начальства (шпионаж), возбуждение напрасной тревоги (беспричинная стрельба, шум) на виду у неприятеля, когда расставлены сторожевые посты, а также ограбление церквей, занятие их на постой, разорение мельниц.
К числу менее серьезных воинских преступлений были отнесены ослушание и неисполнение приказаний, самовольное оставление службы, нарушение правил соблюдения чинопочитания. В этом уставе предусматривалась также ответственность за преступления против местного населения.
Как следует из исторических источников, форма уголовного процесса того периода была инквизиционной (розыскной). При этом судья совмещал в себе функции судьи, обвинения и защиты, а сам процесс протекал в двух стадиях. Сначала судья собирал доказательства вины, в первую очередь получение признательных показаний подсудимого, в том числе и с помощью пыток. Использовались также показания свидетелей, письменные доказательства, обыски, опрос большого числа людей. Во второй стадии процесса - обсуждения - судья проверял собранные доказательства и выносил приговор.
Наиболее распространенными преступлениями среди ратных людей были уклонение от военной службы, насильственные действия в отношении потерпевших (убийство, причинение телесных повреждений и т.п.), а также преступления против дисциплины и порядка несения военной службы (в основном, караульной).
Целью уголовного наказания являлась, прежде всего, кара за совершенное правонарушение, а также устрашение в назидание прочим. Система наказаний была весьма жестокой. Нередко единственным (абсолютным и безальтернативным) наказанием была смертная казнь.
Устав «Ученье и хитрость ратного строя», появление которого относится к 1647 г., представлял собой в основном строевой устав пехоты. В нем бессистемно встречаются упоминания о полковом судье и судебном писаре, о положенном им денежном содержании. Кроме того, в названном уставе говорилось о некоторых важнейших нарушениях караульной службы и о наказаниях за них.
В первой половине XVII в. страна переживала кризис, известный в истории как «смутное время», который по глубине и масштабу можно определить как структурный, ибо он охватил все сферы жизни. Экономический кризис был порожден длительной Ливонской войной. Он, в свою очередь, стимулировал усиление крепостничества, что вызывало социальную напряженность в низах. Но и дворянство испытывало социальную неудовлетворенность, так как его возросшая роль мало соответствовала существовавшему положению.
Политическим кризисом порожден был и кризис династический, связанный с борьбой за власть различных боярских группировок. Указанные объективные обстоятельства послужили причиной разработки и принятия в 1649 г. «Соборного уложения», также известное как «Уложение царя Алексея Михайловича». Оно представляло собой сборник государственных законов. По сути, это был универсальный кодекс русского права, не имевший аналогов в предшествующем законодательстве, так как устанавливал нормы во всех сферах жизни общества - социальной, экономической, административной, семейной, духовной, военной и т.д. Уложение, составленное на основе «Судебников» 1497 и 1550 гг., некоторых статей Литовского статута 1588 г. и царских указов, а также челобитных посадских людей и дворян, состояло из 25 глав и 967 статей [1, с. 461].
Положения, касающиеся воинских преступлений и наказаний, впервые были выделены в отдельную, VII главу «Уложения» - «О службе всяких ратных
людей Московского государства», частично они рассмотрены в главе II «О государственной чести и как его государское здоровье оберегать», а также в главе Х - «О суде» и в главе XXIII - «О стрельцах».
VII глава «Уложения» включала 32 статьи, из них около половины имели военно-административный характер. Остальные статьи устанавливали ответственность за преступления, совершаемые в войсках во время военных действий или при отправлении в поход, либо по возвращении из него.
К преступлениям первой группы, совершаемым во время военных действий, относилась военная измена - переход на сторону врага. Сдача неприятелю города и крепости определялась как особый вид военной измены. За оба эти вида измены предусматривалось самое суровое наказание - повешение с конфискацией имущества.
Вторая группа деяний представлена наибольшим количеством статей. В них содержались положения об уклонениях от военной службы: оставление места службы, побег с поля боя, симуляция болезни, содействие за вознаграждение к уклонению от службы посредством предоставления отпуска без законных оснований. В зависимости от способа уклонения от службы предусматривались различные наказания - от принудительного возвращения на службу до «бития батогами» и тюремного заключения.
Во время военных действий третью категорию преступлений составляли различные посягательства на имущество местных жителей (на занятой у противника территории), причинение им убытков при покупке припасов, потрава посевов или употребление хлебов в корм лошадям. Виновные, как правило, должны были возместить причиненный ущерб.
Четвертую категорию нарушений составляли преступления против собственности своих товарищей: кража оружия и лошади. За эти действия предусматривались строгие наказания: за кражу ружья - «битие кнутом нещадно», а за кражу лошади - отсечение руки.
К преступлениям, совершенным во время выступления войска в поход и при возвращении из него, отнесены действия, связанные с причинением насилия и материального ущерба населению своей страны. За убийство и изнасилование предусматривалась смертная казнь, а за грабеж, воровство, потраву хлебов и другие имущественные преступления - наказание по усмотрению командования в зависимости от вины. Причиненный же ущерб взыскивался обычно в двойном размере.
Существовали и имущественные наказания. Смысл их состоял в уменьшении поместного и денежного оклада, лишении части или даже всех поместий, которые давались за добросовестную службу, а также в полной конфискации всего недвижимого имущества.
В главе II «Уложения», где речь шла о государственных преступлениях, говорилось об особом их виде: о сдаче врагу города; об участии в заговоре против воеводы и «приказных людей» с целью их убийства. За эти действия виновных предписывалось подвергать смертной казни без всякой пощады.
В соответствии с Х главой (о суде) за оскорбление духовных лиц и думных людей стрельцы, пушкари и городовые казаки подвергались наказанию кнутом и тюремному заключению, а за нанесение «обиды» другим лицам - материальному взысканию в размере оклада или по особой таксе.
Согласно «Уложению» 1649 г. органы судебной власти в войсках стали подразделяться на низшие и высшие. К числу низших судебных органов относились начальники отдельных частей войск: стрелецкие, пушкарские, осадные и казачьи головы, а также полковники войск иноземного строя (солдатские и рейтарские) относительно лиц им подчиненных.
Правом надзора за отправлением правосудия воинскими начальниками пользовались местные областные или городовые воеводы (там, где размещались войска) как лица, облеченные военной и гражданской властью. Обычно это применялось в отдаленных от центра местностях.
Высшими военно-судебными органами были приказы, в ведении которых находились воинские формирования: Стрелецкий, Пушкарский, Казачий, Рейтарский, Иноземный, Оружейный и Бронный. Старших начальствующих лиц войск русского строя, в том числе полковников, судили в Разрядном приказе, в то время как в войсках иноземного строя они подлежали исключительно суду Иноземного приказа. Все приказы не только рассматривали важнейшие дела, выражаясь современной терминологией, по первой инстанции, но и составляли как бы вторую инстанцию для дел, разрешенных нижестоящими судебными органами.
Относительно подсудности в военное время в «Уложении» было сказано: «... а будет меж служилыми людьми какая обида учиняться в полках и их в таких делах судити и расправу меж ними чинити полковым воеводам или судьям, которым полковые воеводы прикажут» [4, с. 149]. Суду самого воеводы или его товарища подлежали старшие и средние чины окладных служилых людей. Причем
первые (бояре, окольничьи и стольники) были подсудны ему за все преступления, а последние (стряпчие, жильцы, дворяне московские и городовые) только за более серьезные преступления.
Нижних чинов служилых людей и средних чинов за менее важные нарушения судили полковые судьи. Правда, о полковых судьях в «Уложении» говорится мало, из приведенного выше текста видно, что полковые судьи находились в подчинении воевод, которые их назначали.
Порядок судопроизводства в военных судах не отличался от общей судебной процедуры [4, с. 13-14]. Использовались в них те же судебные доказательства, что и в общих судах: признание обвиняемого, показания свидетелей, обыск, письменные доказательства, жребий и присяга. В отношении последней в «Уложении» указывается, что она применяется (путем крестоцелования) в случае, если других доказательств вины не выявлено.
После издания «Уложения» и в период его действия был принят ряд указов, касающихся ответственности за воинские преступления. Это, в основном, акты о преследовании за уклонение от военной службы: побег из полка и неявка на службу. Наказание за эти преступления в зависимости от условий их совершения (война, поход) применялись дифференцировано - от «бития кнутом» до смертной казни. Отягчающим вину обстоятельством всегда считалось повторное совершение преступления. Так, по Указу 1654 г. за вторичный побег или неявку полагалась смертная казнь вместо наказания кнутом, назначаемого за совершение рассматриваемого преступления впервые. В последующем закон об ответственности за уклонения был смягчен тем, что смертная казнь стала применяться не за второй, а за третий побег.
Таким образом, в рассматриваемый период произошло зарождение основ военного судопроизводства без выделения его в отдельную систему в виде специальных органов правосудия - военных судов. В осуществлении правосудия в отношении служилых людей доминировали общие принципы сословного общества: неравноправие перед судом, а также сосредоточение в одних руках властных и судебных полномочий.
* * *
1. Большая советская энциклопедия: в 50 т. М.: «Советская энциклопедия», 1956. Т.39. 668 с.
2. История судебных инстанций. М.: МГУ, 1859. 581 с.
3. Петухов Н.А. Социальные и правовые проблемы становления, развития и функционирования системы военных судов России: дисс. .д-ра юрид. наук. М.: Воен. ун-т, 2003. 567 с.
4. Соборное уложение 1649 г. М.: МГУ, 1959. 110 с.
5. Столетие военного министерства. 1802-1902 гг.: в 13 т./ репринт. изд. СПб.: Альфарет, 2009. Т IV. 594 с.
