CC BY
26
Астма-клуб
Записки
бывалого астматика
Когда мы беседовали с Юнией Яковлевной Каширской — человеком, всю жизнь проработавшим в медицине и почти 60 лет борющимся со своей астмой, нам показалось, что ее рассказ будет интересен нашим читателям, да, пожалуй, и многим врачам, уже не заставшим методы лечения прошлых лет. И хотя в нем речь идет в основном о болезни и лекарствах, для Юнии Яковлевны астма вовсе не затмила собой остальную жизнь. Она весь свой нелегкий трудовой путь помогала людям и осталась полной оптимизма по сей день. Вот этот рассказ — школьная тетрадка, исписанная красивым и уверенным почерком.
...В детстве я очень часто болела простудами, в войну перенесла коклюш. Лечили меня горячим молоком с маслом и прогулками по насту. В 1948 году впервые проснулась от того, что нечем было дышать. Было страшно, но больше это не повтори-
лось, и к врачу я не пошла. В 1953-м в медицинском училище мы сдавали лыжный кросс на 5 км, и потом у меня возник бронхит с затрудненным дыханием и свистом в груди. Ставили банки, пила хлористый кальций на молоке и сульфадимезин.
Диагноз “бронхиальная астма” мне поставили только в 1956-м (в то время я работала в противотуберкулезном санатории). Тогда обострение у меня длилось 10 дней. Помимо всё тех же банок, горячего молока с маслом и содой, сульфадимезина, мне подкожно делали “букетик” для снятия приступа: адреналин, эфедрин, атропин и кордиамин. (Смесь просто гремучая, ее только очень здоровое сердце выдержит. — Прим. ред.) Еще стали давать теофедрин — от него сон просто как рукой снимало. Весной и осенью проводили профилактику никотиновой кислотой на глюкозе внутривенно. Перед походом в кино или на танцы, чтобы скрыть свою болезнь от друзей, колола себе адреналин, дозу приходилось всё увеличивать, дойдя от 0,1 до 1 “кубика”.
Летом того же года плыву в реке, и тут начался приступ. С большим трудом выбралась на берег. Тогда наш главный врач отправил меня буквально под конвоем в Коломну с наказом: “Пока на госпитальной
16
ПСТМПи АЛЛЕРГИЯ 2006/2
Астма-клуб
койке ее не увидите, домой не возвращаться”. Так я впервые попала в больницу. Там, кроме знакомых уже “букетиков” на ночь, вводили эуфиллин и магнезию, а хлористый кальций был уже не с молоком, а в виде электрофореза. И, конечно, банки.
В сентябре вышла на работу — и началось: с 1-го по 13-е число работаю, а в ночь на 14-е — приступ, и задыхаюсь 2 недели. И так 6 месяцев. 13-го меня спрашивают: “Завтра на работу выйдешь?” Отвечаю: “Обязательно!” И в ночь — приступ. Эуфил-лин, адреналин, кодеин, хлористый кальций, банки.
Тогда появились новые лекарства — большие шершавые таблетки антастмана и трава астматол, которой набивали папиросные гильзы. Попробовала сделать затяжку — и задохнулась до приступа. Впервые назначают преднизолон.
В тот же год мы познакомились с одним художником, который привез мне из Москвы сделанный стеклодувами на заказ ингалятор-распылитель и сложный лекарственный состав с адреналином и учил меня, как надо вдыхать это лекарство.
В марте 1957-го отдыхала в Ялте. Дыхательная гимнастика, пешеходные прогулки, обтирания холодной морской водой. Чувствовала себя прекрасно, все таблетки и папиросы
с астматолом раздала соседкам. А если я или подружка ощущали приближение приступа, старались отвлечь друг друга, переключиться — и помогало.
Потом два года приступов не было, пока очень сильно не простудилась. Госпитализировали меня в больницу в полуобморочном состоянии. Всю искололи “букетиками”, эуфиллином, давали преднизолон и вводили АКТГ (адренокортикотроп-ный гормон). Переносила его тяжело, стала “полосатой” — полоса красная, полоса белая.
Затем я перешла работать в 70-ю московскую больницу, и настал период эуфиллина: перед дежурством сделаешь себе внутривенный укол — и вперед на сутки. Вечером, если тяжело дышать — еще раз. Если не удавалось снять приступ в таком “рабочем” порядке — укладывали недельки на две в терапию, а там банки, эфедрин, свет кварцевой лампы на пятки.
До 1974 года лежала в больнице по 2—3 раза в год. В одну из госпитализаций в гайморовы пазухи вводили порошок серы, а кисти рук обертывали грязью. Делали и рефлексотерапию — с иголками лежала по полтора часа. Тогда у меня появился и ингалятор астмопент, который быстро снимал свист в груди. А благодаря регулярным поездкам в
Крым пользовалась я им очень редко (один баллончик у меня “прожил” целых 10 лет) и потихоньку добралась со своей болячкой до нового тысячелетия — целую четверть века приступы у меня были очень редкими.
В 2000 году наступила “черная полоса” в моей жизни. Появились ночные приступы удушья, бронхорасширяющий ингалятор не выпускала из рук. Дрожь в теле ужасная, почти не сплю. Попала на прием к пульмонологу. Мне прописали гормональный ингалятор, а прием вен-толина ограничили пятью дозами в сутки (ужас! я же беротеком 20 раз в день дышу!). Ложусь спать со страхом, но (ура!) проспала целых 4 часа. Через 2 недели стала дышать совсем хорошо.
Полтора года принимала гормональный ингалятор и просто летала, а потом начались проблемы с выпиской рецептов в поликлинике. Доктор говорил, что в легких хрипов нет, и выписывать рекомендованные пульмонологом в больнице лекарства не хотел. Мол, больница нам не указ. Пришлось помучиться: стараюсь уменьшить дозы — сразу становится труднее дышать. Но сейчас у нас в поликлинике есть свой пульмонолог, мне с ней хорошо общаться, и она всегда даст нужный совет..
Вот такая краткая история болезни. Может быть, она типична, а может, и нет. Но мне думается, что именно благодаря своему оптимизму автор этих записок справлялась со своей болезнью — несмотря на все слабые попытки медицины ей помочь. Мы желаем Юнии Яковлевне крепкого здоровья и поздравляем с юбилеем!
ПСТМП и АЛЛЕРГИЯ 2006/2
17
