CC BY
40
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
УДК 78
А. М. Лесовиченко
ЗАПАДНАЯ МЕДИЕВИСТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ТРУДАХ СОВЕТСКИХ МУЗЫКОВЕДОВ
узыкальная медиевистика в России с досоветских времен имеет своеобразие по отношению медие-вистическим школам других стран. Обусловлена она следующими обстоятельствами. В России средневековое музыкальное наследие присутствует: в живой практике (у старообрядцев), в виде древних рукописей (преимущественно русских) и в форме сведений о западноевропейском наследии (здесь мы подразумеваем знания как собственно о Средневековье, так и об эпохе Возрождения). Последнее, хоть и не родное, но и не экзотическое, потому что с петровскими реформами русская культура усвоила восходящую к западному Средневековью европейскую музыку Нового времени как свою, активно включившись в ее распространение. Появление католических культовых мелодий в сочинениях русских композиторов XIX—XX веков -очевидное тому свидетельство.
Такие обстоятельства имеют для науки большое значение и в психологическом и в организационном смысле. Сам факт довольно интенсивного развития музыкальной медиевистики западного направления по сравнению с аналогичными исследованиями в области китайской, арабской или индийской музыки подтверждают это.
Работа с древнерусскими рукописями в XIX веке больше напоминает реанимационные практики солезмских монахов, нежели способы изучения византийского наследия балканскими протопсалтами (к примеру, А. Панном в Румынии), для которых средневековые песнопения никогда не были архаичными и забытыми.
© А. М. Лесовиченко, 2014
В России, несмотря на активность старообрядческих уставщиков, аналогичную творчеству балканских распевщиков, живая практика знаменного пения находилась далеко за пределами тезауруса профессиональных музыкантов, выросших в лоне новообрядческой церкви. Их представления о Древней Руси сопоставимы с представлениями о Древней Греции, хотя разрыв во времени совершенно иной: всего-то лет двести. Условия сосуществования музыкантов европейского воспитания со старообрядцами были таковы, что до манифеста о веротерпимости 1905 года последние оставались чем-то запредельным - странным осколком древности в современной жизни.
Таким образом, если изучение русского средневекового наследия для старообрядцев - практическая необходимость, то для ученых новообрядческого круга -сугубо исследовательская задача. Что касается западной медиевистики - она долго находилась в поле исключительно учебных компиляций. Наибольшие достижения XIX — начала XX веков связаны с изучением древнерусского наследия. Труды классиков русской музыкальной медиевистики - С. Смоленского, А. Преображенского, В. Металлова, Д. Разумовского, Н. Финдейзена - составляют золотой фонд музыкальной науки, в то время как авторы первых историй музыки, где есть разделы о западном Средневековье -А. Размадзе, Л. Сабанеева, Е. Браудо воспринимаются сегодня исключительно в качестве деятелей музыкальной культуры конкретного времени.
С такими наработками русское музыкознание вошло в советскую эпоху. На несколько десятилетий для любых подоб-
м
ных исследований наступили «глухие» времена. Поскольку доминирует здесь церковная проблематика, медиевистика оказалась «неактуальной» надолго. Даже в 1970-е - начале 1980-х годов религиозные темы во многих учебных заведениях (по крайней мере, в провинции) рассматривались как сомнительный материал. Это касалось и практического музицирования и музыковедения. В Улан-Удэ (в Восточно-Сибирском институте культуры) мне довелось быть свидетелем, как руководителю учебного хора пришлось объясняться с сотрудниками госбезопасности по поводу «религиозной пропаганды». Речь шла об исполнении концерта Д. Бортнянского с оригинальным текстом. Исследования средневекового материала в таких условиях могли осуществляться весьма ограничено. В сущности, только подвижническими трудами М. Бражникова и Н. Успенского древнерусское музыкальное наследие не было закрыто для науки до 1960-х годов.
Знакомство с западным Средневековьем, хотя и не осуществлялось широко, все-таки было. Труды М. Иванова-Борец-кого, Т. Ливановой, Р. Грубера, носили компилятивный характер, тем не менее, стали заметным приращением по сравнению с дореволюционными «историями музыки».
В 1960-е годы общая духовная атмосфера несколько смягчается. Возникает парадокс «оттепели». Усиление давления на Церковь после XXII съезда КПСС (вспомним, что Н. Хрущёв обещал показать последнего попа) сочетается с некоторым уменьшением ограничений на изучение культурного наследия отдаленных эпох, имеющего религиозное содержание. Странным образом музейные работники, искусствоведы, музыковеды, филологи начинают распространять знания, которые традиционно находились в ведении церковнослужителей. В этой ситуации постепенно расширяется круг людей, изучающих средневековую музыку. В Москве, Ленинграде, Киеве, Новосибирске, Владивостоке образуются кружки исследователей и древнерусско-
го и западного наследия. Труды выходцев из этих сообществ и сейчас определяют стратегию научных исследований.
B. Протопопов и Ю. Холопов, Н. Герасимова-Персидская и Е. Герцман, Ю. Евдокимова и И. Котляревский, Н. Симакова и А. Конотоп, М. Сапонов и В. Карцов-ник, С. Кравченко и Ю. Кудряшов,
C. Фролов и Б. Шиндин, Т. Дубравская, Н. Серёгина, Г. Пожидаева, Р. Поспелова, С. Лебедев, И. Лебедева, И. Лозовая, И. Сухомлин, Д. Шабалин, О. Шелудя-кова... Живую практику старообрядцев начинают изучать Т. Владышевская и Н. Денисов. Нет смысла продолжать перечисление: на разных уровнях научного обобщения к этой проблематике подключились сотни музыковедов. Показательно, в этом смысле, знакомство со статьей В. Федотова, посвященной деятельности кафедры истории музыки Дальневосточного института искусств, где перечислены 41 название дипломных работ, подготовленных в этом вузе по ме-диевистической проблематике с 1977 по 1992 годы [1].
В 1980-е годы сообщество советских медиевистов оказывается достаточно многочисленным и заметно дифференцированным. При этом, несмотря на разность задач, медиевисты западного и восточного направлений тесно общались друг с другом и составляли единую референтную группу среди музыковедов. Так, опыт изучения древнерусского наследия и современного старообрядческого опыта оказался широко внедренным в труды по западной медиевистике.
Основные направления исследований находятся в теоретической плоскости: проблемы нотации, ладообразования, жанровые системы, попевочные структуры, - это, в первую очередь, интересует музыковедов. Активизируется палеографические и источниковедческие изыскания.
В эти годы сгладились различия в подходах к западному и отечественному материалу. Более того, в монографиях последних советских и первых постсоветских лет (подготовленных, разумеется, в советские годы) есть отчетливая
тенденция к сравнению своего материала с инокультурным.
Наряду с такой «знаточеской» линией медиевистики развивается музыковедческая концептуалистика - опыты осмысления средневековой музыки в художественных и мировоззренческих процессах своего времени (В. Шестаков, В. Медушевский, Б. Селиванов, В. Мартынов, Н. Ефимова).
Крупнейший содержательно самостоятельный труд по западной музыкальной медиевистике был создан Михаилом Александровичем Сапоновым; «Менестрели» (докторская диссертация защищена в 1992-м, монография опубликована в 1996 г.) [2] . Значимость его велика именно в том смысле, что здесь раскрывается сама суть явления средневекового светского творчества, вынесенного в название, преодолеваются стереотипы медиевистики романтического времени.
Следует пояснить, что в отношении менестрельного наследия существует два подхода. Один выработан в XIX веке и строится на отношении к письменным памятникам канонического типа, в том числе к наследию рыцарей, как к главному продукту творчества, подобно произведениям литераторов и композиторов Нового времени. В этой концепции функционирование куртуазной культуры XII—XIII веков представляется аналогичной функционированию сети концертных учреждений: наиболее подготовленный и высокоодаренный и грамотный композитор пишет текст «произведения». Рождается оно в эпицентре художественной жизни. Оттуда посредством исполнителей произведение передается всюду от центра к периферии. В такой концепции роль главных субъектов отведена рыцарям-аристократам, сочинявшим тексты. Они называются - трубадурами, труверами, миннезингерами (показательно, что все эти термины изобретены в XIX веке). Были еще про-столюдины-исполнители, не допускавшиеся в круг рыцарей и не могущие сочинять новые произведения, а только воспроизводящие сочинения аристократов. Они называются менестрелями,
жонглерами, хугларами, шпильманами (вот эти наименования аутентичны рассматриваемой культуре).
Несовершенство такой концепции чувствуют сами ее создатели, так как знают, что многие аристократы - авторы песен - не были грамотными, что среди авторов немало людей не имевших рыцарского достоинства, что многие памятники вообще анонимного происхождения, что никакого центра у рыцарской культуры не было («замок» и «рыцарский турнир» для такой роли годятся плохо). То есть, соотносить это с укладом концертной жизни можно только с большой натяжкой. Однако, поскольку рыцарскую культуру изучали, в основном, филологи, а для них имеет значение фактически только письменный памятник, эти детали оставались на третьем плане. Музыковеды, хоть и со смущением, но соглашались с подходами своих коллег-литературоведов. Однако вопросы оставались и накапливались.
Во второй половине XX века в музыковедении осуществляются попытки подойти к наследию европейского рыцарства не с изложенной кодексоцентрист-ской позиции, а при помощи методов этнографии и фольклористики. Здесь подразумевается, что сохранившиеся письменные тексты совсем не есть смысл творчества. Это лишь образец записи памятника устного выступления, подобный тем, который делает собиратель в фольклорной экспедиции, хоть и с другой целью. Такой подход наиболее систематически выражен и разработан в докторской диссертации и монографии М. А. Сапонова о культуре менестрелей. При этом подходе требуется трансформация всей системы понятий, которые применяются к рыцарскому наследию. Михаил Александрович ясно показал, что нет никакого устойчивого разделения труда между аристократом и простолюдином в художественной деятельности. Поэтому он отказывается от терминологии XIX века, Делает главным термин аутентичного происхождения - менестрель. Поэтому он избегает употребления слова «произведение» как несущее на
себе кодексоцентристскую нагрузку, предпочитая слова «образец», «памятник» и другие. Поэтому он старается охватить в своем труде все аспекты деятельности менестрельной культуры типологически (без разделения по языкам и территориям). Обращается к самым различным источникам, как бы расчерчивая карту ареалов этой культуры, а не сосредотачиваясь на одном из них, как всегда делают филологи, зависящие от языка, на котором написаны памятники.
Безусловно, исследование Сапонова о менестрелях - большой вклад в отечественную медиевистику. Кроме того, прежде чем написать этот труд, ученый сделал ряд других медиевистических работ, относящихся к более позднему времени. Следует упомянуть о большой статье, посвященной ритмической организации произведений Гийома де Машо и брошюре «Искусство импровизации в музыке Средних веков и эпохи Возрождения». Оба исследования до сих пор являются настольными для всех музыковедов, обращающихся к подобной проблематике (подробнее об этом см: [3, 4]).
Говоря о медиевистике позднесоветс-кого времени, нельзя не остановиться также на личности и трудах В. Г. Карцов-ника. Именно личности, а не только автора некоторого количества исследований. Обладатель незаурядной эрудиции и разнообразных музыкальных способностей, в студенческие годы (Ленинградская консерватория), Вячеслав Григорьевич сделал вклад в музыкальную практику, став одним из организаторов ансамбля «Res facta», продолжившего линию первых советских коллективов старинной музыки -ансамблей «Мадригал» А. Волконского и «Hortus musicus» А. Мустонена. Безусловно, это было большим стимулом и к исследовательской активности в области средневековой музыки.
Став сотрудником научно-исследова-тельского сектора ЛГИТМиКа (ныне -Российский институт истории искусств), Карцовник сосредоточился на изучении средневековых западных рукописей, хранящихся в архивах Санкт-Петербурга. Его источниковедческие штудии зна-
чительно расширили диапазон не только российской медиевистики, но и европейской науки в целом. Особое внимание Карцовник уделял проблемам нотации, литургических тропов и драм, древнейших памятников европейской инструментальной музыки. В 1980-х годах он нашел ряд рукописей средневековой музыки и музыкальной теории, в том числе неизвестный манускрипт трактата «Мик-ролог» Гвидо д'Ареццо. Опубликовал и сделал перевод на русский язык. По словам профессора М. Сапонова, «его легендарная образованность и память поражали, "пугали" и радовали. В Петербурге он вырос от студента-провинциала до блистательного сотрудника Института истории искусств. Как текстолог и палеограф В. Г. Карцовник исследовал все йотированные латинские рукописи в петербургских хранилищах. Попутно он заглядывал и в иные исследовательские области столь глубоко, что соответствующие специалисты принимали его сразу как давнего собрата, поскольку он никогда не теснил коллег, а помогал им. Каждая беседа с Вячеславом Григорьевичем, каждая его статья одаривала неожиданным поворотом идей и неведомой темой» [5]. «Даже сам список трудов Вячеслава Карцовника читается как детектив», - продолжает Сапонов. «Невольно рвешься узнать, что скрыто за такими заголовками, как «Григорианское пение в Киевской Руси» (!), «Юрий Кри-жанич о византийском многоголосии», «Маленькая музыкальная апология рукописи, найденной близ Тулузы», «Звукоряд, монохорд и грамматика. Рукопись трактата Гвидона Аретинского „Микролог" в Санкт-Петербурге», или, конечно же, «Отзвук литургической поэзии в романе А. С. Пушкина „Евгенш ОнЪгинъ"»... Прочитав все статьи, обнаруживаешь, что это не просто сенсации, а фундаментальные работы, тонко выверенные» [6].
Карцовник оставил россыпь текстов, относительно небольших по объему, но очень содержательных по информации и аналитической насыщенности. Особенно это касается его любимой григорианской
проблематики: «О невменной нотации раннего Средневековья», «О подготовке каталога музыкальных рукописей западноевропейского Средневековья, хранящихся в Ленинграде», «Himпologica I: Тропы входных антифонов в истории западноевропейского средневекового хорала», «Штпо1о§1са II: у истоков литургического театра западноевропейского Средневековья», а также емкие и точные статьи о григорианском пении в «Музыкальном энциклопедическом словаре», в «Православной энциклопедии» ...
На излете советских времен начались тесные контакты русскоязычных медиевистов с иностранными коллегами, во время которых стало очевидно, что наша наука выглядит вполне достойно в общеевропейском контексте. Провал 1920-х -
1950-х годов, вызванный идеологическим давлением на все гуманитарные науки, был, в целом, преодолен. Когда началась постсоветская эпоха, исследователи средневековой музыки чувствовали себя на равных с европейскими коллегами, представляя интересные материалы и по западному и восточному средневековому наследию.
В последующие годы медиевистичес-кая проблематика в нашем музыкознании заметно укрепилась и диверсифицировалась. Вследствие этого советское наследие нередко воспринимается как устаревшее. Тем не менее, историческая значимость у этих трудов есть и сейчас, а многие современные разработки были бы невозможны без опоры на советскую школу.
Литература
1. Федотов В. Исследования музыкальных культур Средневековья и Возрождения на кафедре истории музыки Дальневосточного института искусств // Периферия в культуре: материалы международной конференции. - Новосибирск: НГК, 1994. - С. 341-350.
2. Салонов М. Менестрели. - М.: Преет, 1996. -360 с. (2-е изд., исправ., допол. М.: Классика-XXI, 2004. - 400 е.).
3. Лесовиченко А. Рыцарь музыкальной медиевистики // Лесовиченко А. Труженики музыкальной нивы. - Новосибирск: НГОНБ, 2004. - С. 4-12.
4. Насонов Р. Непредсказуемый Салонов // электронный ресурс http://www.musigi-dunya.az/ new/read_magazine.asp?id=1450
5. m-music.ru
6. www.conservatory.ru/files/Karzovnik.pdf
References
1. Fedotov V. Issledovanija muzykal'nyh kul'tur Srednevekov'ja i Vozrozhdenija na kafedre istorii muzyki Dal'nevostochnogo instituta iskusstv [Study of Medieval and Renaissance musical cultures at the Department of Music History of the Far Eastern Institute of Art]. Periferija v kul'ture: materialy mezhdunarodnoj konferencii [Periphery in the culture: international conference papers]. Novosibirsk: NGK, 1994. Pp. 341-350.
2. Saponov M. Menestreli [Minstrels]. Moscow: Prest, 1996. 360 p. (2nd ed., Moscow: Klassika-XXI, 2004. 400 p.).
3. Lesovichenko A. Rycar' muzykal'noj medievistiki [Knight of musical medieval studies]. Lesovichenko A. Truzheniki muzykal'noj nivy [Lesovichenko A. Workers in the field of music]. Novosibirsk: NGONB, 2004. Pp. 4-12.
4. Nasonov R. Nepredskazuemyj Saponov [Unpredictable Saponov]. E-resource: http:// www.musigi-dunya.az/new/ readmagazine. asp?id=1450
5. m-music.ru
6. www.conservatory.ru/files/Karzovnik.pdf
Западная медиевистическая проблематика в трудах советских музыковедов
Статья посвящена осмыслению логики развития музыкальной медиевистики в нашей
Problems of Western medieval studies in the works of Soviet musicologists The article is dedicated to the reflection on development of musical medieval studies in this
стране. Основное внимание уделяется советскому периоду, когда по идеологическим причинам изучение религиозно ориентированного средневекового музыкального творчества не поощрялось. Отмечается особое значение трудов М. А. Сапонова.
Ключевые слова: западное Средневековье, древнерусская музыка, менестрели, знаточество, концептуалистика.
country, especially in the USSR, when the study of religious medieval music was discouraged by the Soviet ideology. Contribution of M. Saponov's work to the field is especially marked out.
Keywords: Western Middle Ages, Old Russian Music, Minstrels, Connoisseurship, Conceptualistic Method.
Лесовиченко Андрей Михайлович - доктор культурологии профессор, доцент, Новосибирская государственная консерватория им. М. И. Глинки
E-mail: [email protected]
Andrey Lesovichenko - DSc in Cultural Studies, Professor, Associate Professor at the Novosibirsk State Conservatory named after M.I. Glinka E-mail: [email protected]
