CC BY
401
уЧГХ&и
А.Г.Большаков
«ЗАМОРОЖЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ» ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА: ТУПИКИ МЕЖДУНАРОДНОГО МИРОТВОРЧЕСТВА
1 Мопёе сИр1отаИдые 2007: 41.
2 Подробнее о феномене посткоммунизма см. Пастухов 2007.
3 См. Большаков 2006.
4 См., напр. Асла-мова, Хрусталев 2007.
Окончание «холодной войны» ознаменовалось резким ростом внутренних вооруженных конфликтов. Так, в период с 1990 по 2004 г. было зафиксировано 57 крупных конфликтов, из которых лишь четыре носили межгосударственный характер1. И хотя в последние годы общее число конфликтов в мире заметно сократилось, именно внутренние конфликты представляют сегодня главную угрозу международной безопасности. В частности, это относится к этническим конфликтам, тем более что многие из них постепенно интернационализируются, особенно в тех случаях, когда быстрое политическое урегулирование по тем или иным причинам оказывается невозможным.
Межэтнические столкновения являются важной системной характеристикой уходящей эпохи посткоммунизма в бывших республиках Советского Союза2. Основные регионы их распространения — это Северный и Южный Кавказ, а также Приднестровье. Важно отметить, что по своему генезису и формам протекания этнические конфликты на постсоветском пространстве демонстрируют немалое сходство. Все эти конфликты были обусловлены территориальным распадом СССР и крушением коммунистической идеологии, на смену которой пришла идеология этнического национализма, все они вылились в вооруженное противоборство и повлекли за собой человеческие жертвы и потоки беженцев. Отличие постсоветских этнических конфликтов от аналогичных противостояний на Балканах заключается прежде всего в их длительности и неурегулированности3.
Этнические конфликты — значимая составляющая политических и социальных процессов на постсоветском пространстве, и в ближайшие десятилетия положение дел едва ли принципиально изменится. Более того, нельзя исключить возникновения новых очагов вооруженного этнического противоборства. Постсоветское пространство включает целый ряд территорий с высоким уровнем этнической напряженности. Особенно сильно она ощущается в Крыму, где конфликт между русскими, украинцами и крымскими татарами уже выливался в массовые силовые акции. Согласно некоторым оценкам, данный регион находится на грани вооруженного противостояния и в перспективе может стать «новым Косово»4. Далеки от полного урегулирования, не говоря уже об окончательном разрешении, осетино-ингушский и чеченский
конфликты. Тем не менее число и острота конфликтов заметно уменьшились, открытое вооруженное насилие сведено к минимуму, существенно сократилось количество жертв. В целом постсоветское пространство является сегодня гораздо более стабильным и безопасным, чем в 90-е годы XX в. Но болезнь, по большому счету, лишь загнана вглубь и может вспыхнуть вновь или дать неожиданные осложнения.
«Замороженные конфликты»
5 Подробнее см. Рытов 2005.
В настоящее время на постсоветском пространстве осталось четыре территории, где вооруженные этнические конфликты были не урегулированы (с той или иной степенью окончательности), а «заморожены». Речь идет об Абхазии, Нагорном Карабахе, Приднестровье и Южной Осетии. Сложившаяся там ситуация на первый взгляд аналогична косовской, но эта аналогия сугубо формальная. В отличие от Косово, ни одно из самопровозглашенных постсоветских государств не находится под защитой ООН, не привлекает к себе повышенного внимания ведущих государств мира и международных организаций, и их независимость готовы признать разве что некоторые представители политической и военной элиты России. Положение этих государств скорее сходно с положением Турецкой республики Северного Кипра, которая официально признана только Турцией5. Правда, и здесь есть собственные нюансы: если киприоты имеют возможность заняться урегулированием существующих между ними противоречий в рамках Европейского Союза, то у самопровозглашенных государств постсоветского пространства и их бывших метрополий подобной наднациональной структуры просто нет.
«Замороженные конфликты» — это конфликты, которые не получили политического урегулирования, но уже вышли из стадии прямого вооруженного противостояния. Во всех рассматриваемых нами случаях кровопролитие было остановлено усилиями миротворцев из России и других стран СНГ. Однако российское руководство предпочло не настаивать на поиске взаимоприемлемых решений и достижении политического компромисса, а оставить эти конфликты в законсервированном виде. В результате они приобрели интернациональный характер, и сегодня Россия уже не в состоянии урегулировать их в одиночку, выступая в качестве посредника, устраивающего противоборствующие стороны.
Перспективы урегулирования «замороженных конфликтов» на постсоветском пространстве не одинаковы. Различаются и вероятные формы такого урегулирования, что связано, в частности, с объективными противоречиями международного права, в котором наличествуют нормы как о самоопределении народов, так и о соблюдении территориальной целостности государств.
Наибольшие шансы на урегулирование имеет абхазский конфликт. По мнению многих аналитиков, получение независимости «непризнанным государством» Абхазия вполне реально. Тем не менее даже в этом случае нельзя исключить, что движение в данном направлении
£ИГ - ]Ш ШСОСШИ
6 См., напр. Conflict 1991; Lecours 2000; Laponce 2001; Wolff 2002 и др.
повлечет за собой «размораживание» конфликта и возвращение его в вооруженную стадию. Кроме того, очевидно, что такой поворот событий, неизбежно предполагающий интеграцию Абхазии в российское общественное и экономическое пространство, чреват дипломатической изоляцией России со всеми вытекающими отсюда политическими последствиями.
Урегулирование приднестровского конфликта, по-видимому, возможно лишь на условиях сохранения целостности метрополии. Аналогичным образом обстоит дело и в случае Южной Осетии, где в силу перемешанности осетинских и грузинских «анклавов» любая попытка отделения мятежной территории неминуемо приведет к интенсивному вооруженному противостоянию.
Наиболее проблематичны перспективы урегулирования карабахского конфликта, в котором практически все основные акторы настроены на сохранение status quo. Альтернативный обмен территориями и иные варианты компромисса сопряжены здесь с такими большими политическими рисками, что на них в настоящее время никто не пойдет. Можно предположить, что в обозримом будущем карабахский конфликт останется неразрешенной проблемой постсоветского пространства. Впрочем, наличие незавершенных конфликтов характерно для многих регионов мира, в том числе и для в целом толерантной и малоконфликтной Западной Европы6.
7 Никитин 2006: 121.
Успехи и провалы Согласно теории миротворчества, согласовать интересы конфлик-
постсоветского тующие стороны должны сами, а международное сообщество может миротворчества лишь посодействовать им в этом, оказать посреднические услуги. Предполагается, что к началу миротворческой операции потенциал вооруженного противостояния уже исчерпан и обе стороны разуверились в возможности победы7. В реальности так происходит далеко не всегда.
Опыт посткоммунистических стран показывает, что военная фаза миротворческой операции нередко существенно опережает политическое урегулирование. Миротворческие контингенты, как правило, относительно быстро выполняют функцию «замораживания» конфликта, разъединяя враждующие стороны. Однако переговоры об условиях восстановления мира и постконфликтном политическом порядке могут ! Там же: 123. длиться годами8. Так, «замороженные конфликты» постсоветского пространства не удается урегулировать уже порядка 15 лет. Будучи вынуждены поддерживать перемирие в отсутствие реальных политических решений, военные часто становятся объектом провокаций со стороны участников противостояния или неподконтрольных им экстремистских формирований.
В этих условиях резко возрастает значение ситуативных факторов. В зависимости от того, на каком этапе международное сообщество «заморозило конфликт», перемирие может быть политически выгодным той или иной стороне. Например, в Южной Осетии российские миро-
9 Полный текст соглашения см. Майоров 2007: 136—139.
10 Там же: 140.
11 Подробнее см. Кавтарадзе 2005: 134—139.
12 Справедливости ради надо отметить, что в вооруженных этнических конфликтах в Центральной Европе западные страны тоже имели плохо скрываемые предпочтения и часто подыгрывали одной из сторон (см., напр. Мир 2001).
творцы вмешались в конфликт, когда перевес был на стороне грузинских войск, а в Абхазии — когда Грузия потерпела военное поражение, что обусловило разную расстановку сил в ходе последующих переговоров. Правда, в настоящее время данный фактор уже не играет решающей роли в процессе урегулирования этих конфликтов.
В случае Приднестровья прекращению военных действий способствовало соглашение между Молдавией и Российской Федерацией, подписанное 21 июля 1992 г. в Москве9, в котором были сформулированы принципы мирного урегулирования вооруженного конфликта и предложены некоторые механизмы контроля, включая создание Объединенной контрольной комиссии и зоны безопасности вдоль реки Днестр. В соглашении предусматривалось, что его реализацию будет обеспечивать военный контингент, состоящий из российских войск, а также вооруженных сил «сторон, непосредственно вовлеченных в конфликт». Кроме того, в 1992 г. была создана миссия военных наблюдателей, в которую входило по десять представителей от России, Молдавии и Приднестровья.
С высоты сегодняшнего дня приходится констатировать, что последним успешным миротворческим шагом в карабахском конфликте были действия российских военных и дипломатов, приведшие к заключению Соглашения о прекращении огня. 12 мая 1994 г. этот документ был подписан министром обороны Азербайджана М.И.Мамедовым, министром обороны Армении С.А.Саркисяном и главнокомандующим сил самообороны Нагорного Карабаха С.Бабаяном10. Впрочем, было бы неверно недооценивать и те усилия, которые приложила Россия, чтобы обеспечить его выполнение.
Таким образом, если в Центральной Европе миротворческие функции осуществлялись ООН, НАТО, США и рядом европейских государств и организаций, то на постсоветском пространстве решающую роль в 1990-е годы играла Россия. Ее миротворческая деятельность в государствах СНГ дала немало позитивных результатов. Например, было урегулировано межтаджикское противостояние, и Таджикистан остался в орбите российского влияния11. Преимущественно позитивно можно оценить и действия РФ в Абхазии, Нагорном Карабахе, Приднестровье, Южной Осетии. Однако добиться политического урегулирования этих конфликтов ей не удалось.
Особенность ситуации заключалась в том, что ни одна из российских миротворческих операций не была санкционирована ООН. Нейтралитет России в абхазском, приднестровском и южноосетинском конфликтах ставился под сомнение международным сообществом, и подобные сомнения не были беспочвенными: Российская Федерация открыто поддерживала сепаратистов, поставляя им оружие и помогая в ведении боевых действий12. Ее миротворческие усилия были направлены не столько на политическое урегулирование конфликта, сколько на прекращение вооруженного противостояния и восстановление относительной стабильности на соответствующих территориях. Несмотря на
13 Данное положение сегодня активно оспаривается властями Грузии и Молдавии, однако в 1990-е годы, в период острой фазы вооруженной конфронтации, у сторон не было иного выхода, кроме как обратиться за помощью к миротворцам из России и других стран СНГ.
то что Концепция национальной безопасности РФ предусматривает участие страны в международных миротворческих операциях, российское руководство так и не разработало стандартизированную схему проведения таких операций.
Страны СНГ осознают важность миротворчества как инструмента защиты национальных интересов и поддержания стабильности в различных регионах мира. Миротворческие операции России и других государств Содружества являются примерами неформального и нешаблонного использования мирового опыта. Давно назрела необходимость обобщения и собственного опыта миротворчества, принятия законов, учитывающих этот опыт, разработки надведомственных схем управления, уставов и методик осуществления миротворческих операций. На повестке дня стоит также вопрос о повышении уровня подготовки воинских контингентов для операций по поддержанию мира.
Каждая миротворческая операция, проводившаяся Россией и странами СНГ на постсоветском пространстве, была по-своему уникальной, при этом все они, по большому счету, увенчались успехом. И в Абхазии, и в Карабахе, и в Приднестровье, и в Южной Осетии миротворческим силам удалось достичь главного — разъединить противоборствующие стороны, не допустить возобновления массового кровопролития и обеспечить условия для политического урегулирования конфликтов и построения мира. В целом поставленные Коллективными силами задачи выполняются в том объеме, в каком это позволяют имеющиеся ресурсы (людские, материально-технические, финансовые и др.). Следует подчеркнуть, что все упомянутые операции осуществлялись по просьбе или с согласия всех конфликтующих сторон13, то есть не были принудительными.
Российская политика в отношении СНГ претерпевает в последнее время существенные изменения, которые отражают объективную диверсификацию постсоветского пространства. Российская Федерация стремится увеличить свое влияние в регионе, предотвратить различного рода «цветные революции», выиграть конкуренцию со странами Запада. На сегодняшний день в рамках СНГ действуют по крайней мере две эффективные организации — ОДКБ и ЕврАзЭС. В октябре 2007 г. в рамках последнего было создано таможенное объединение России, Белоруссии, Казахстана, и тогда же семь государств, входящих в ОДКБ (Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Узбекистан, Киргизия и Таджикистан), подписали договор о формировании миротворческого контингента, позволяющий им осуществлять миротворческие операции без санкции ООН. Все члены ОДКБ могут теперь покупать российское оружие по внутренним ценам, что важно для эффективного функционирования единой системы безопасности этих государств.
Упомянутые успехи не могут, однако, перевесить очевидных провалов саммита глав государств Содружества 2007 г. Вопреки утверждениям российского руководства, объявившего этот саммит «переломным», он стал лишь очередным подтверждением глубокого раскола
между участниками СНГ. Относительную лояльность принятым на нем решениям выразили только те члены Содружества, которые и прежде ориентировались преимущественно на Россию. Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия либо вовсе не подписали новые договоры и соглашения, либо подписали их с оговорками. Отказалась подписывать предложенные документы и Туркмения, играющая стратегически важную роль в современной энергетической политике России. Определенные противоречия торгово-экономического и политического характера возникли также между Россией и Казахстаном, который не согласен с доминированием в Содружестве Российской Федерации и пытается добиться большего паритета в структурах СНГ, апеллируя к опыту ЕС.
В последние годы в мире возникла тенденция к повышению значимости геополитической составляющей миротворческих операций и оттеснению на задний план их международно-правовых и гуманитарных компонентов. Данная тенденция набирает силу и на постсоветском пространстве.
Страны ЕС и США еще в 1990-е годы начали принимать активное участие в урегулировании вооруженных этнических конфликтов, причем их роль в этом процессе постоянно увеличивалась. Миротворческие действия стали частью экспансии этих государств на постсоветском пространстве. Новые независимые государства искали себе ориентиры для развития, а также спонсоров, которые могли бы взять на себя финансирование их малоэффективных политических систем и экономик. Исключительная ориентация на Россию потеряла свою актуальность.
Интернационализация постсоветских вооруженных этнических конфликтов не только не привела к их урегулированию или разрешению, но еще больше «заморозила» ситуацию. В трех из четырех «замороженных конфликтов» — абхазском, приднестровском и южноосетинском — Россия, поддерживающая сепаратистов, вступила в прямую конфронтацию с США и Европейским Союзом, принявшими сторону метрополий. Снизилась роль России и в карабахском конфликте, хотя сам факт вхождения Армении в ОДКБ сдерживает потенциальные агрессивные действия Азербайджана. Несмотря на свое геополитическое противостояние, США и Россия пытаются сохранить партнерские отношения как с Азербайджаном, так и с Арменией.
Надежды на геополитическое решение проблемы сослужили плохую службу миротворческому процессу на постсоветском пространстве. В умах представителей конфликтующих сторон укрепились иллюзии о возможности достижения «полной независимости» с помощью «возрождающейся России» или «восстановления территориальной целостности» через вхождение в НАТО. Многие перспективные планы мирного урегулирования, включавшие в себя обмен территориями, федерализацию, ассоциированное членство в бывших метрополиях или широкую автономию вместо государственного суверенитета, были отвергнуты под различными предлогами. В результате ни одна из попыток урегулирования «замороженных конфликтов» не увенчалась успехом,
многолетние и многораундовые переговоры при посредничестве международных организаций не приносят никаких новых идей, и миротворческие усилия, как правило, уходят в песок.
Дифференциация Постсоветское пространство перестало быть единым, прежде все-
постсоветского го в политическом и экономическом смысле. Ситуация 90-х годов пространства XX в., когда Российская Федерация, несмотря на довольно слабую и неэффективную экономику, явно доминировала в регионе, давно в прошлом. Остается лишь социокультурная близость между народами, которая воспроизводится преимущественно людьми, родившимися и социализировавшимися еще в Советском Союзе. Само понятие «постсоветское пространство» тоже устаревает. Сегодня корректнее вести речь о «пост-постсоветском пространстве», имея в виду территориальные рамки бывшего СССР и те политические и социокультурные изменения, которые имели место в последние годы.
Конечно, на постсоветском пространстве идут процессы не только дифференциации, но и интеграции. Однако последней охвачено весьма ограниченное количество государств, которые тяготеют к тому или иному центру силы в постсоветской Евразии. Аморфная структура СНГ лишь поддерживает видимость сохранения целостности постсоветского пространства, а само Содружество, по сути, превратилось в зонтичное образование для ведения диалога между политическими элитами бывших советских республик.
Процесс дифференциации обозначил существенные различия в политических курсах постсоветских государств. Страны Балтии стали частью Объединенной Европы. Большинство других государств проводят многовекторную политику. Так, страны Центральной Азии пытаются балансировать между Россией и США и постепенно оказываются в сфере влияния Китая. Заметных успехов на пути обретения внешнеполитической самостоятельности добился Казахстан, который получает от многовекторности своей политики значительные экономические дивиденды и, вмешиваясь в традиционное соперничество России, США и Китая, претендует на роль регионального лидера. Интересно, что даже такая страна, как Таджикистан, во многом обязанный России самим фактом своего существования и являющийся ее союзником, пытается в последние годы диверсифицировать свои внешние связи. Монопольное влияние России последовательно разрушается развитием отношений с Ираном, Китаем и США.
Многовекторность внешней политики четко прослеживается также в странах Закавказья — Азербайджане, Армении, Грузии, — причем весомая пророссийская составляющая характерна только для Армении. Не могут полностью отказаться от нее и Украина с Молдавией: ориентируясь на Европу и США, элиты этих стран вместе с тем вынуждены считаться с мнением русскоязычного населения, тяготеющего к России. В свою очередь, Белоруссия, на протяжении многих лет позицио-
14 Примечательно, что в поощрении «культа личности» и «возвращении к временам КПСС» российского президента обвинил именно президент Белоруссии.
нировавшая себя в качестве важнейшего российского союзника, после так называемых «газовых скандалов» начала осознавать необходимость расширения круга партнеров и даже заявляет о возможности «европейского выбора». Думается, однако, что, несмотря на периодически возникающие разногласия и амбиции государственных лидеров14, интеграционные процессы между Россией и Белоруссией, прежде всего в сфере военно-технического и экономического сотрудничества, будут развиваться.
Разделение постсоветского пространства обусловлено как трансформацией экономик и политических режимов бывших советских республик, так и влиянием мировых и региональных геополитических акторов. Но немалая доля ответственности за такой поворот событий лежит на России. Если отказ от субсидирования экономик ряда партнеров по СНГ в целом ряде случаев был оправданным и обоснованным, то попытки политического давления на соседние страны вызывают лишь обратную реакцию. Именно неумелые PR-кампании российских властей привели к укреплению позиций антироссийских сил в Грузии и Эстонии. И хотя поиск «внешнего врага» способствовал росту популярности российской властвующей элиты внутри страны, потери России от подобных действий существенно превышают выгоды.
Представляется, что «сбои» в российской внешней политике есть следствие борьбы двух тенденций в политической жизни страны. С одной стороны, Россия пытается проводить прагматичную политику, выстраивая систему собственных приоритетов и интересов. С другой — ее действия часто определяются стремлением к восстановлению былого имперского могущества, в частности путем противодействия любому западному влиянию.
Именно противоречием между национализмом и империализмом, как мне кажется, объясняются постоянные изменения внешнеполитического курса РФ. Вспомним «стратегическое партнерство с США», «мюнхенский поворот» и т. п. Такие «шараханья», видимо, продолжатся и в ближайшие годы. Система государственного капитализма, сложившаяся в стране, неизбежно порождает и будет порождать ситуации, когда интересы отдельных людей, группировок, корпораций берут верх над интересами национальными. В качестве компенсации подобного положения дел будут осуществляться экспансия российского капитала на соседние территории, поиск внешних врагов, попытки (реальные или виртуальные) расширить сферы своего влияния, поскольку преимущественно сырьевая экономика может расти только экстенсивным образом.
В этих условиях надежды на интеграцию постсоветского пространства выглядят довольно утопичными. Едва ли увенчаются успехом и попытки создания военно-политического блока стран ШОС и ОДКБ. Подобная структура, включающая мощную военную составляющую, не нужна Китаю, который стремится избежать открытой конфронтации с Западом. Кроме того, в такого рода блоке будет главенствовать не Россия, а опять же Китай, чья экономика в настоящее время является вто-
рой в мире. Поэтому с точки зрения российских национальных интересов гораздо выгоднее развивать и усиливать структуру собственно ОДКБ.
Хотя СНГ уже сыграло свою историческую роль на постсоветском пространстве, у него есть будущее, так как лидерам постсоветских государств необходима площадка для переговоров, консультаций и обмена мнениями. В этом качестве СНГ может существовать достаточно долго. Необходимо учитывать и то, что страны, входящие в прозападный блок ГУАМ, не представлены больше в таком составе ни в одном интеграционном образовании, куда входит Российская Федерация и ее союзники.
На нынешнем этапе СНГ может также взять на себя функцию регулятора локальной интеграции различных государств постсоветского пространства. Институциональное вмешательство в процесс интеграции очень часто играет решающую роль. Но одного этого фактора, естественно, мало.
Общепризнанно, что развитие интеграции тесно связано с экономикой: в современном мире именно экономическая, а не политическая взаимозависимость подталкивает государства к объединению. Однако попытки России интегрировать постсоветские страны посредством сближения национальных экономик, энергетической политики, подписания и реализации экономических соглашений пока не приносят успеха. Специфика постсоветского пространства в том, что здесь крайне велико значение политического фактора. А политические процессы, развертывающиеся в последние годы в России, способствуют скорее дальнейшей дифференциации постсоветского пространства, нежели его интеграции.
Постсоветские Несмотря на рост экономики, модернизацию промышленности и
расколы армии, Российская Федерация так и не смогла демократизировать свою и советизация политическую систему. Более того, свобода средств массовой информации, относительная демократичность избирательных кампаний, партийный плюрализм были постепенно свернуты. В России фактически произошла частичная реставрация советской системы, которая поддерживается силой крепнущего государства.
Наибольшего размаха советизация достигла в политической сфере. Бесконтрольность правящей элиты, отсутствие реального разделения властей, слабость и разрозненность оппозиции, формально многопартийная система с доминантной партией, полный контроль власти над электронными и большей частью печатных СМИ — именно эти черты сегодня определяют политическую жизнь страны.
Идеологические составляющие российского политического режима менее «тотальны» и однозначны, чем это было в советское время. Концепция «суверенной демократии» едва ли способна сыграть роль марксизма-ленинизма XXI в. Предпринимаются попытки совместить идеи традиционализма, «государственного патриотизма» и «возрожде-
ния России» после «провальных 1990-х». Важными элементами современной государственной пропаганды являются антизападничество (прежде всего антиамериканизм), поиск внешних врагов, культивирование ксенофобии и национализма, превознесение сталинской насильственной модернизации, а также «особого пути России».
Под предлогом «борьбы с олигархами» и поощрения «социально ответственного предпринимательства» политическая элита России пытается регламентировать деятельность крупного, среднего и малого бизнеса. Огосударствление экономики создает благоприятную почву для расцвета коррупции, лишает российские регионы и муниципальные образования стимулов к самостоятельному экономическому развитию.
Вместе с тем государственный диктат в современной России существенно уступает по масштабам советскому: в экономике действуют рыночные механизмы, сохраняется относительно свободное движение капиталов и рабочей силы, деловая, научная, культурная и туристическая мобильность, повышается роль религии, отсутствует государственный контроль над информационными потоками в интернете. По мере развития процесса советизации Россия сближается не столько с Советским Союзом периода «реального социализма», сколько с такими странами «социалистического лагеря», как Венгрия, Чехословакия, Польша и др.
Постсоветские страны с авторитарно-традиционалистскими режимами (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан) позитивно воспринимают нынешние тенденции в развитии российской политической системы. Однако у других стран постсоветского пространства они вызывают глубокую обеспокоенность, заставляя их все больше дистанцироваться от России, иногда даже вопреки интересам своих экономик. Именно этим во многом объясняется постоянная конфликтность во взаимоотношениях Российской Федерации с Украиной, а также со странами Балтии и Южного Кавказа. Подобные идеологические противоборства гораздо более серьезны, чем периодические «экономические войны» России с ее ближайшими союзниками, не влияющие на стратегию долговременного партнерства.
Усиливая дифференциацию постсоветского пространства, постепенная «советизация» российской политической системы еще больше затрудняет урегулирование существующих на нем «замороженных конфликтов». Задействованные в этих конфликтах страны все с большим подозрением относятся к миротворческим усилиям России, усматривая
в них лишь проявление имперских амбиций.
* * *
В 1990-е годы у России был реальный шанс урегулировать «замороженные конфликты» в бывших республиках Советского Союза. Однако этот шанс оказался упущен. Современное постсоветское пространство, разделенное по политическим предпочтениям и зонам гео-
œ - mm шсосши
политического влияния, не позволяет России претендовать на роль объективного посредника, приемлемого для всех конфликтующих сторон.
Процесс урегулирования «замороженных конфликтов» тормозят не только противоречия и разногласия между их непосредственными участниками, но и жесткая геополитическая борьба. Интересы конкурирующих на постсоветском пространстве геополитических игроков объективно расходятся, что обрекает на провал любые мирные планы.
Судя по всему, в ближайшие годы «замороженные конфликты» постсоветского пространства так и останутся «замороженными». Это выгодно основным геополитическим акторам современного мира, в том числе и Российской Федерации. Альтернативой может быть лишь дестабилизация всей системы международных отношений.
Библиография Асламова Д., Хрусталев А. 2007. Кому достанется Крым? // Ком-
сомольская правда. 8—10.05.
Большаков А.Г. 2006. Этнические вооруженные конфликты в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы: практики институционализации и урегулирования // Мирзеханов В.С. (ред.) Sic transit... Опыт власти посткоммунизма. — Саратов.
Кавтарадзе С.Д. 2005. Этнополитические конфликты на постсоветском пространстве. — М.
Майоров М.В. 2007. Миротворцы. Из опыта российской дипломатии в посредничестве. — М.
Мир после Косово: Реф. сб. 2001. — М.
Никитин А.И. 2006. Международные конфликты и их урегулирование // Мировая политика: проблемы теоретической идентификации и современного развития. Ежегодник 2005. — М.
Пастухов В.Б. 2007. Темный век (Посткоммунизм как «черная дыра» русской истории) // Полис. № 3.
Рытов А. 2005. Кипр: на пути к объединению. — М.
Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies. 1991. — N.J. etc.
Laponce J.A. 2001. National Self-Determination and Referendums: The Case for Territorial Revisionism // Nationalism and Ethnic Politics. Vol. 7. № 2.
Lecours A. 2000. Ethnonationalism in the West: A Theoretical Exploration // Nationalism and Ethnic Politics. Vol. 6. № 1.
Monde diplomatique. Атлас. 2007. — М.
Wolff S. 2002. The Peace Process in Northern Ireland since 1998: Success or Failure of Post-Agreement Reconstruction? // Civil Wars. Vol. 5. № 1.
